В две минуты одиннадцатого доктор Эрнандес открывает дверь «Кабинета для интервью № 1», но не проходит к столу, как обычно, а стоит на пороге и адресует мне широкую улыбку, которая смотрится не слишком убедительно.
– Доброе утро, Мунбим, – здоровается он. – Как дела?
– Нормально, – отвечаю я. Мои брови собираются в складку. – Вы не собираетесь заходить?
– Собираюсь, конечно, – произносит он все с той же приклеенной улыбкой. – Только, если не возражаешь, сегодня наш сеанс пройдет немного иначе. Помнишь, я говорил, что с тобой планируют пообщаться и другие люди?
Я ощущаю укол беспокойства.
– Помню.
– Отлично. Здорово. Гм, так вот. Один из них хотел бы побеседовать с тобой прямо сейчас. Что думаешь?
– И кто же это?
– Агент Эндрю Карлайл, – сообщает доктор Эрнандес. – Он из ФБР. Знаешь, что такое ФБР?
«ОН ИЗ ФЕДЕРАЛОВ! – взрывается в моей голове голос Пророка. – ПРАВИТЕЛЬСТВО! ФЕДЕРАЛЫ! НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ! БЕГИ ОТТУДА! УНОСИ НОГИ!»
Я мотаю головой. Доктору необязательно знать, что отец Джон едва ли не каждое воскресенье клеймил агентов ФБР и сотрудников всех прочих госорганов как прислужников Змея.
– ФБР расшифровывается как «Федеральное бюро расследований», – поясняет доктор Эрнандес. – Туда передают самые серьезные дела – тяжкие преступления, более масштабные и сложные, чем те, которыми занимается обычная полиция. Важно с самого начала понимать: он просто задаст тебе несколько вопросов, и это вовсе не означает, что тебя в чем-то подозревают. Никто не заставит тебя отвечать, если ты не захочешь, однако, если ты согласишься поговорить или хотя бы выслушать вопросы, это очень поможет в расследовании того, что случилось с твоими братьями и сестрами. Кроме того, лично я считаю, что тебе это тоже пойдет на пользу.
– Зачем ему говорить со мной? – спрашиваю я. – Я ничего не знаю.
– Он лишь расспросит о том, что ты видела. Во время пожара и до этого. Так что скажешь? Согласна пообщаться?
– Разве у меня есть выбор?
– Выбор всегда есть, – веско говорит доктор Эрнандес. – И все же твое содействие во многом облегчит и нашу с тобой работу. Конечно, звучит похоже на торг, а может, так оно и есть, однако это правда.
– Квипрокво, – шепчу я.
Доктор Эрнандес хмурится.
– Именно. Откуда тебе известна эта фраза?
Узнала от Хорайзена. Еще в детстве, когда нам разрешалось учиться новому.
Я качаю головой.
– Не помню. Наверное, слышала где-то.
– Значит, ты поговоришь с ним? С агентом Карлайлом?
– Ну да, – пожимаю плечами я.
На лице доктора Эрнандеса вновь появляется улыбка, такая же широкая и неубедительная, он выскальзывает в коридор и плотно закрывает за собой дверь. Я буравлю ее глазами, пытаясь унять колотящееся сердце.
Спокойно. Ты единственная, кому известна правда, и заставить тебя говорить они не могут. Они ничего не знают. Просто сохраняй спокойствие.
Доктор Эрнандес возвращается в кабинет, следом входит мужчина с пластиковым стулом в руках. Он выше психиатра, у него темные волосы, аккуратно зачесанные на боковой пробор, и синие глаза, ярко выделяющиеся на загорелом лице – видимо, этот человек много бывает на свежем воздухе. На нем белая рубашка и темно-серый костюм. Он опускает стул на пол и кивает мне.
– Мунбим, это агент Карлайл, – представляет его доктор Эрнандес.
– Приятно познакомиться, – говорит – прислужник Змея – вошедший. – Как себя чувствуешь сегодня?
– Хорошо. – Гляжу на него и стараюсь, чтобы голос звучал ровно. – А вы?
– Прекрасно, – отзывается он. – Спасибо, что поинтересовалась. И что разрешила прийти.
Как будто у меня был выбор.
– Без проблем.
Доктор Эрнандес выкладывает на стол свои блокноты и ручки, а агент Карлайл тем временем снимает пиджак и накидывает его на спинку стула. Когда он оборачивается, я замечаю у него под мышкой черный предмет неправильной формы, и меня как будто переклинивает: я понимаю, чтό это. Краткий миг я просто смотрю на предмет, а в следующую секунду с вытаращенными от ужаса глазами перелезаю через спинку вишневого дивана. Ушибаю забинтованную кисть о стену – боль просто жуткая, но я ее не почти не чувствую, потому что из горла рвется крик – вопль, который я сдерживаю последним, невероятным усилием воли.
– Мунбим? – моментально реагирует доктор Эрнандес, его голос напряжен от тревоги. – Что такое? В чем дело?
Я трясу головой. Если только я открою рот, вопль вырвется наружу, ведь перед глазами у меня маячит пистолет агента Карлайла, а в ушах стоят грохот автоматных очередей, свист пуль и крики моих Братьев и Сестер. Меня окутывает едкий запах гари, все кружится, и внезапно я сознаю, что вот-вот грохнусь в обморок.
Доктор Эрнандес оглядывается по сторонам – выискивает, что же я такого увидела, что заставило меня искать укрытия. Внезапно его глаза широко распахиваются, он вскакивает и за плечи выдергивает агента Карлайла из-за стола.
– Какого черта? – восклицает тот, побагровев от возмущения. Он хочет вывернуться, однако психиатр, не ослабляя хватки, толкает его к двери. Агент Карлайл сопротивляется и негодует, пока доктор Эрнандес не шипит ему в ухо:
– Оружие, идиот!
Лицо агента Карлайла заливает смертельная бледность, он замирает, а затем покорно дает вытолкать себя в коридор. Выйдя вслед за ним, доктор Эрнандес хлопает дверью, но замок не срабатывает, и она остается чуть приоткрытой. Я гляжу в тонкую щелочку, а сердце в груди бухает, и до меня вдруг доходит, что я давно не дышу.
В животе как будто бетонная глыба. Я продолжаю смотреть через дверную щелочку на полоску серого коридора, сосредотачиваю на ней все свое внимание и приказываю себе успокоиться. Бесконечно долгую секунду стоит тишина и ничего не происходит, но после мне удается со свистом втянуть тонкую струйку воздуха, и оцепенение едва заметно, самую малость спадает. Может, дело обойдется и без обморока. Я вдыхаю глубже, снова и снова. Тяжесть в груди и шум в ушах проходят, я слышу из коридора приглушенные голоса.
– Боже правый, вы о чем вообще думали? – резко, холодно спрашивает доктор Эрнандес. – Неужели вам нужно объяснять, почему являться с оружием на сеанс психотерапии недопустимо? Скажите же, что вы сами все понимаете.
– Да ни о чем я не думал, – отвечает агент Карлайл. – Это привычка, ясно? Утром надеваю кобуру, вечером снимаю. Сожалею, что так вышло.
– Сожалеете, – повторяет доктор Эрнандес. – Ладно. Отлично. Можно задать вам вопрос?
– Конечно.
– Вы хоть представляете, через что прошла эта девочка? Вы ведь читали отчеты, так? Понимаете, чтό она видела?
В пустой комнате я морщусь от досады. С одной стороны, меня коробит, что обо мне говорят как о подопытном кролике, а с другой стороны, приятно, что доктор Эрнандес так бурно реагирует, защищая мои интересы. Я давно не ощущала ничьей поддержки, не испытывала ее даже на краткий миг.
– Хорошо, хорошо, – бормочет агент Карлайл. – Уже снимаю. Видите?
– Не забудьте сделать это перед тем, как прийти в следующий раз, – напоминает психиатр. – Буду предельно откровенен, агент Карлайл. Если я сочту, что ваши действия – любые – ставят под угрозу прогресс в реабилитации Мунбим, то не премину доложить об этом вашему руководству. Я не шучу.
Повисла долгая тишина. Я сижу на краешке дивана, навострив уши.
– Все верно, – признает агент Карлайл. – Виноват. Этого впредь не повторится.
– Благодарю, – говорит доктор Эрнандес, и в его интонацию отчасти возвращается характерная теплота. – Просто помните, где находитесь и где побывала она. Она сильнее, чем я смел надеяться, и все же не стоит недооценивать серьезность ситуации. Ее состояние крайне неустойчиво.
– ПТСР?[2]
– Я еще не закончил первичную оценку. Пока ничего не исключаю, в том числе ПТСР. Так что будьте поделикатнее, хорошо?
– Я вас понял. – Агент Карлайл тяжко вздыхает. – Ей столько же, сколько моей дочери. Ну, может, полгода разницы. Вы в курсе?
– Примите это как факт, – сурово произносит доктор Эрнандес. – Думайте трезво. Не стоит приплетать сюда ваши личные переживания и опыт, это не поможет ни вам, ни ей.
– Я работаю в ФБР восемнадцать лет. – Я почти слышу в голосе агента Карлайла улыбку. – Вы знали? За это время я провел более семисот интервью.
– К чему вы клоните?
– Ни к чему. Просто решил, что вам может быть интересно. Ну что, возвращаемся?
Длинная пауза. Что происходит за дверью? Они играют в гляделки? Доктор Эрнандес тянет с ответом, потому что размышляет или потому что хочет показать, кто тут главный? Молчание может служить оружием, если верно его использовать: оно заставляет людей нервничать и говорить чего не следует, лишь бы прервать тишину. Отец Джон сознавал силу молчания очень хорошо.
– Ладно, – в конце концов молвит доктор Эрнандес. – Идемте.
Я торопливо принимаю обычную позу – съеживаюсь в углу дивана, подтянув коленки к груди, – а в голове множатся вопросы.
Что такое ПТСР? И что значит «Ее состояние крайне неустойчиво»? Меня ждет нервный срыв?
Дверь распахивается. Опустив взгляд на ручку, доктор Эрнандес недовольно хмурит брови, но я смотрю на него с выражением, как мне хочется верить, полнейшей невинности. Он ненадолго задерживает взор на мне, после садится. Агент Карлайл делает то же самое – кобуры под мышкой уже нет – и глядит мне в глаза.
– Прости, пожалуйста, – говорит он. – Я как-то не подумал. Ты, наверное, пистолетов насмотрелась на всю жизнь, да?
Я киваю.
– Это больше не повторится.
– Ничего страшного, – говорю я. – Просто я не ожидала.
– Разумеется не ожидала, – встревает доктор Эрнандес. – Твоя реакция абсолютно оправданна.
– Прости, – повторяет агент Карлайл.
– Все нормально, – отвечаю я. – Это ведь «Глок‑22»?
Его глаза расширяются от удивления.
– Что-что?
– Пистолет у вас в кобуре. Похож на «Глок‑22».
– Верно, – подтверждает он.
Доктор Эрнандес хмурится.
– Едва ли это направление беседы…
Агент Карлайл подается вперед.
– Разбираешься в оружии?
Даже не догадываешься насколько.