1941 год
– Ч…что вы так д…долго?! – Спросил Петя, стуча зубами так сильно, что этот звук перекрывал даже вой ветра в облетевших ветвях черного леса. Раздвинув ветви поваленной сосны, он некоторое время вглядывался в лица друзей, пытаясь понять, все ли в порядке или нужно немедленно дать стрекача – неважно куда, лишь бы подальше. Однако кругом стеной стояли высоченные сосны и бежать было некуда.
Катя опустила ящик со вдохом спущенного шарика, села на него, вытирая пот, хотела было что-то ответить, но лишь махнула рукой – да и то, взмах этот, был скорее жестом полностью обессиленного человека.
Ее правая рука безвольно повисла вдоль тела и на мягкий дерн посыпались банки – круглые, большие и блестящие. Катя смотрела на них, будто бы не понимая, что происходит.
Лена охнула и тут же выскочила из-за вздыбившегося корня сосны, напоминающего в ночи какое-то мифическое чудовище с гигантскими щупальцами. Витя подумал, что она начнет собирать банки, но вместо этого она обняла девушку и принялась поглаживать ее по спине, что-то нашептывая на ухо. Только тогда он заметил, что Катины плечи мелко дрожат и в ту же секунду почувствовал жуткую усталость. Будто целая огромная гора свалилась с его плеч и упала под ноги в виде тяжелых консервных банок.
– Я думала… думала не донесу, – еле слышно всхлипнула Катя. – Очень… очень тяжело было.
Лена на мгновение подняла взгляд на Витю, может быть, хотела спросить, почему он не взял хотя бы половину консервов, но увидев его, ссутулившегося на другом краю ящика, промолчала.
– Вы справились. Вы молодцы, – Лена поглаживала Катю по спине. – Мы так долго вас ждали, уже начали волноваться и хотели пойти в ту сторону, куда вы ушли. Но решили все-таки ждать здесь. Тяжелее всего – ждать. В следующий раз обязательно пойдем вместе. Заодно больше бы унесли.
Катя, казалось, не слушала ее, но судя по незаметным движениям руки, она соглашалась. Конечно, будь они вместе, утащили бы три или даже четыре коробки консервов. Но и опасность гораздо больше.
Витя посмотрел на свои руки. Ладони саднило от множества заноз – он только теперь почувствовал их колючие искры на ладонях, пальцах и запястьях. Конечно, больший вес приняла на себя Катя. Она тащила коробку с консервами, хотя Витя не понимал, зачем – он все еще пребывал у мирном и уютном будущем, где в любой момент о двадцати двух часов можно сбегать в универсам и купить все, что угодно – хоть хлеба, хоть картошки, пусть и не совсем хорошей, хоть… он подумал про конфеты и вдруг вспомнил, что сунул большой «Гулливер» в карман спортивной кофты под курткой.
Осторожно расстегнув замок, он нащупал твердый прямоугольник.
«Ура! На месте, не потерялась!» – едва не вскрикнул он. Тут же, словно опомнившись, заурчал живот. Только теперь Витя почувствовал, насколько голоден. У него задрожали руки и потребовалось гигантское усилие, чтобы унять эту дрожь.
Витя достал конфету, мельком взглянул на улыбающегося великана и протянул Лене.
– Вот, возьми напополам с Катей.
Лена прервала свой тихий монолог, замерла, обернулась. Витя поймал ее благодарный взгляд.
– Спасибо, Вить.
Она взяла конфету и осторожно, точно какую-то драгоценность, развернула ее.
Коричневый прямоугольник выглядел так аппетитно, что Витя поспешил отвернуться.
– Катя, кусай.
Катя не отреагировала, но, когда Лена сунула конфету ей под нос, она встрепенулась, принюхалась, уголки ее губ чуть приподнялись – и она осторожно откусила маленький кусочек. Немного пожевала и повернулась к Лене.
– Мамочка… как вкусно-то! – произнесла Катя. Румянец постепенно возвращался на ее лицо. – Откуда это у вас?
Лена кивнула на Витю.
– У него было про запас.
– А что там в ящике? – рядом появился Денис, который казался свежее и бодрее остальных. Он присел на корточки и несмотря на отсутствующую линзу в очках, стал вчитываться в надписи черным цветом, нанесенные прямо на доски.
«Spezialbehandlung. Nicht werfen. Nicht schlagen. Bleib trocken».
«Особая осторожность. Не бросать. Не ударять. Держать в сухом месте»
– Мы этого не проходили еще… кажется, тут написано, что-то про осторожно, нельзя бросать. И мелким шрифтом еще, – сказал он, щурясь.
– Хрусталь, что ли? – вырвалось у Пети, который, цепляясь в темноте за ветки, в конце концов выбрался из-за корня сосны.
Увидев разбросанные по земле консервные банки, он беззлобно чертыхнулся и тут же бросился их собирать.
– Это вы молодцы! – выпалил он. – Не знаю, кто из вас догадался, но еда – это самое главное. – Тринадцать штук, банки по 400 граммов. Отличная тушенка!
Витя быстро прикинул: оказалось, Катя сверх тяжеленного ящика, тащила еще и килограммов пять консервов. Он оглянулся на нее и будь у него еще одна конфета, тут же бы отдал и ее. Но у него была только одна и та, – каким-то чудом.
– Зачем вы его тащили? – снова спросил Денис. – Наверное, очень тяжелый!
– Не то слово, – сказал Витя и устало пожал плечами. Он понятия не имел – зачем и всецело полагался на Катю. Она, видимо, что-то знала и вообще была «местная», если можно так выразиться. Местная – в смысле места и, что более важно – времени. Может быть, в ящике какая-то важная штуковина, которую они передадут Советской Армии и это поможет нашим как можно скорее победить? Или, например, без этого устройства немцы не смогут зарядить пушку, передать важное сообщение – да мало ли что, любая диверсия на фронте в отношении врага так или иначе нанесет ему ущерб. Он это понимал и разумеется, как и все советские школьники читал об этом в книгах и смотрел в кино.
– Так нужно, – буркнул Витя. Денис, кажется, удовлетворился этим ответом.
После «Гулливера» Катя ожила. Она привстала с ящика, потянулась, охнула, а потом неожиданно сказала:
– А, черт… велик-то я свой забыла у вас за домом… Придется возвращаться.
Она вдруг замерла, прислушалась, немного повернулась в одну сторону, потом в другую. Витя насторожился, но как он ни старался, ничего кроме отдаленной канонады и шума ветра расслышать не смог.
– Хватай! – резко сказала Катя, обращаясь непонятно к кому. – Быстро, быстро! Они, наверное, обнаружили пропажу!
Лена беспомощно обернулась и посмотрела на Витю. В ее глазах застыл страх.
– Петька, собирай консервы! – прошептал Витя. – Скорей! – и принялся сам распихивать холодные банки по карманам. В каждый влезало не более одной, и одежда сразу стала неимоверно тяжелой и неудобной.
– Взялись! – скомандовала Катя.
Денис посмотрел на Витю. Они вместе схватились за ящик с двух сторон, а Катя подняла его спереди.
Выглядывающая сквозь быстро летящие тучи луна то и дело освещала их напряженные лица. Шумящий лес вокруг казался нереальным, ненастоящим и оттого еще более пугающим. Внезапно до них долетел гортанный крик, потом еще один и стало ясно – позади точно погоня. Витя почувствовал, как в ушах застучало, дышать стало неимоверно трудно. Проклятый ящик превратился в чугунный – но Катя упорно шла, точнее даже, волоклась, потому что нижняя часть ящика била ей по ногам.
И тут, сквозь шум ветра слух резанул злобный, какой-то срывающийся, лязгающий лай собак.
– Мамочка… – задрожал голос Лены. – Мамочка, я так боюсь собак…
Вите довелось столкнуться с овчарками, охраняющими овощебазу и он запомнил ту вылазку на всю оставшуюся жизнь – но то было дома, а здесь спрятаться было некуда.
Денис, запыхавшись, то и дело оглядывался – зубы у него стучали, но не от холода, как можно было подумать, а от страха и напряжения.
Катя слегка притормозила, втянула влажный прохладный воздух ноздрями, глянула через плечо и глаза ее сверкнули. В этот момент она походила на какую-то ведьму – в глазах заплясали огоньки злобы и Вите почему-то от этого стало легче, он словно бы прикоснулся к пылающему огню ненависти и подзарядился от него.
– Быстрее, к ручью! – она резко изменила направление и потянула отряд в чащу – такую непроходимую и колючую, что идти было практически невозможно. По лицу хлестали упругие ветви, иголки царапали щеки, норовя попасть в глаза. На руках не осталось живого места, – все они были изрезаны и исколоты, колючки просачивались сквозь штаны, скребли и впивались в кожу. Отряд, молчаливо и отчаянно, упрямо продирался вперед. Собачий лай позади подстегивал, гнал, страх бился в их жилах – одни в огромном лесу, на войне, а позади головорезы, которые готовы на все.
«Вот тебе и Зарница, – подумал Витя, холодея. – Самая что ни на есть, настоящая». И когда ноги вдруг резко ушли вниз, тело заскользило по влажной траве, он вцепился в ящик, как в спасательный круг, не представляя, что их ждет дальше.
Так, впятером, даже не успев понять и осознать, что происходит, они съехали прямо в ручей.
Ноги тут же погрузились в ледяную воду по колено, однако ящик вдруг полегчал и поначалу утонув почти наполовину, всплыл, медленно переваливаясь с одного бока на другой.
Катя оглядела их и виновато буркнула:
– Другого выхода не было. Собаки обязательно бы на нас вышли. А спускаться медленно – слишком долго.
Витя посмотрел под ноги. Темные стебли какой-то травы оплели его штаны и, медленно покачиваясь, вытянулись вдоль течения. Вода была очень холодной, он прекрасно понимал, что долго они так не протянут.
Хорошо, что мама этого не видит, – подумал он.
– Наш дом там, – указала Катя куда-то налево. – А вы меня встретили вон там, – она кивнула в сторону пологого бережка, который в темноте выглядел совершенно незнакомо. – Можно, конечно, выйти прямо здесь, но они увидят наши следы. Поэтому некоторое время, может быть метров пятьсот, придется идти по воде. Держитесь друг друга, иногда тут попадаются ямы.
Она взяла ящик за доску для переноски и пошла вперед – он плыл с ней рядом, словно ручной.
Витя нащупал руку Лены, ледяную и какую-то скрюченную. Девушка дрожала как осиновый лист. Лицо ее было совершенно белым.
– Нужно идти, – тихо сказал он.
Она кивнула.
– Дэн, ты как там?
Денис не ответил, только мотнул подбородком, мол, давайте уже, идите.
Петя замыкал строй. Его тихий басок расслышали все:
– Говорил мне папа, обливайся по утрам холодной водой. А я все думал, где это может пригодиться? Ну вот… теперь понятно, где.
– Теперь будешь обливаться? – спросил Денис дрожащим голосом.
– Думаю, мне этого до конца жизни хватит.
– А я люблю холодную воду, – тихо сказала Лена. – Она какая-то особенно чистая.
И правда, когда Луна выползала из-за туч, дно ручья проявлялось до последнего камешка и травинки, а иногда – буквально на мгновение из-под ноги вырывалась и мгновенно исчезала в темноте серебристая спинка мелкой рыбешки.
Катя шла впереди и постоянно оглядывалась, не произнося ни слова. Можно было подумать, что она вообще не чувствует холода, но Витя знал, что она точно такая же, как и они сами, только более, что ли подготовленная. Хотя как к такому можно подготовиться, он понятия не имел. Разве что следовать совету Петькиного отца. Но теперь уже было поздно.
Лай сначала усилился, по крайней мере так казалось, потом сместился назад, за спину и постепенно начал отдаляться. Немцы явно потеряли след.
Небольшая группа шла против течения, которое было не сильным, но все равно ощутимым – ноги то и дело цеплялись за коряги, приходилось друг друга поддерживать.
В какой-то момент Витя перестал ощущать пальцы ног. Икры стали каменными. Он боялся взглянуть на Лену и лишь отсвет лунного света от ее лица, да ладонь-ледышка в его руке говорили, что она еще рядом. Два раза она оступилась и упала, намокнув почти полностью. Денис с Петей помогли поднять ее – они забрали у нее консервы и кое-как тащили их.
– Здесь! – Катя остановилась, указав на кусты и темнеющий проход между ними. – Выходим.
Из последних сил, хлюпая по земле, они выбрались на берег и вместе вытянули ящик, который теперь стал почти неподъемным. Избы отсюда не было видно; от бессилия и усталости у Вити на глаза навернулись слезы.
Руки перестали дрожать – он их просто не чувствовал, как и остальное тело.
– Хватайте, хватайте! – яростно зашептала Катя, а ему хотелось все бросить, улечься на мокрую землю и лежать, уставившись в черное небо. – Не спать! Еще немного! Давайте, вы же пионеры! Ребята! – Она говорила что-то еще, про войну, про фашистов и про то, что скоро мы победим, а потом они вместе поедут в парк аттракционов, купят по десять мороженых и будут кататься до упаду на каруселях. Но это потом, хотя и совсем скоро, но, чтобы оно наступило, это скоро, нужно прямо сейчас пересилить себя, взять ящик, консервы и снова идти.
Когда они отошли от ручья метров на двадцать, Катя вернулась, руками подняла примятую траву и камыш, замела следы.
– Теперь можно идти, – сказала она.
Витя закрыл глаза и взялся за ручку ящика.
Когда он снова открыл их, они были уже возле дома, у самых его ступеней.
Он думал обрадоваться, но не смог.
Вчетвером они втащили ящик в дом – потом он взял Лену за руку и подвел ее к печке – та была еще теплая. Уперевшись ладонями о шершавую стену, они стояли, боясь шелохнуться, пока жизнь не начала к ним возвращаться.
Катя очнулась первая. Нехотя отошла от печки, скинула мокрую одежду, оставшись в одной майке и длинных, черных, похожих на солдатские трусы, кальсонах.
Хотя в доме почти ничего не было видно, Витя стыдливо отвел взгляд от ее голых ног, однако, похоже она ничего не заметила. Или сделала вид, что не заметила.
– Быстро, ребята, раздевайтесь пока печка не остыла, нужно просушить одежду. Печку по новой мы затопить не сможем – дым сразу увидят немцы.
Витя взглянул на Лену. Она стояла, не шелохнувшись, и, кажется, оторвать ее от печки было невозможно. Тогда он осторожно прикоснулся к вороту куртки, опустил одну ее руку и принялся снимать. Лена поддавалась без звука.
– Пусть лезет на печку, – сказала Катя. – Там еще осталось тепло.
Витя снял с Лены куртку, стащил с нее спортивную кофту – все было мокрое и холодное и остановился в нерешительности. Снять штаны с девушки он не мог.
– Давай я помогу, – Катя отстранила его легким движением. – А ты пока развесь мокрую одежду.
– А если немцы? – вырвалось у Пети.
– Вешай быстрее!
Витя принялся развешивать одежду Лены и краем глаза заметил, как Денис отыскал в углу дома какое-то покрывало и протянул Кате. Та укутала Лену с ног до головы и помогла ей забраться на печку.
– Грейся, – скомандовала она.
Лена не сопротивлялась.
Там же в углу Денис нашел несколько старых мужских штанов, рубашек, свитеров и какое-то подобие полушубка. Скинув свою одежду, он без сомнений облачился в это старье и кивнул друзьям.
– Давайте, одевайте, сразу теплее станет.
– А вдруг там… пауки? – спросил Витя.
– Ну как хочешь.
Витя разделся и с отвращением посмотрел на протянутую одежду. От нее пахло пылью, потом и ядреным табаком, выглядела она так, будто бы год пролежала на мусорке – иногда по дороге в школу он замечал свисающие с грязного бака штаны или свитер. Но делать было нечего. Скрипя зубами, он сунул ноги в просторные штанины, содрогаясь, надел майку и поверх – старый толстый, изъеденный молью и весь в дырах свитер. И только когда стало тепло, он вдруг подумал, что лучше уж с жуками и пауками, молью и, даже мышами в карманах, но в тепле – и с благодарностью подумал о мужчине, который когда-то носил все это.
Петя еще минут пять сидел в мокрой одежде, но потом, словно решившись, кивнул самому себе и облачился в рванину.
– А что… – сказал он, когда почувствовал тепло. – Может быть, это не так уж и модно, зато по сезону.
Витя улыбнулся.
– Кто носит фирму «Адидас», тот будет мокрый как… – не закончил Денис свой экспромт, явно намекая на спортивный костюм Пети.
– Тот будет мокрый как баркас! – вдруг сказала Катя.
Они засмеялись все вместе.
Катя достала из-за пазухи складной нож и взрезала консерву. По избе пошел запах мяса – настолько ароматный и вкусный, что Витя чуть не упал в обморок.
Покачав головой, Катя открыла еще одну банку.
– Будем экономить. Неизвестно, сколько нам придется тут сидеть.
Денис залез в свою сумку и вытащил оттуда четвертинку черствого хлеба и вилку.
Разломил хлеб на пять частей, каждому досталось совсем по маленькому кусочку.
Такой вкусной тушенки Витя давно не ел. Сверху консервы виднелась прослойка белого жира, его было не очень много и раньше бы он просто выбросил эту гадость в мусорку, но теперь даже и не думал – с маленьким черствым куском хлеба тушенка казалась божественно вкусной.
С Денисом и Петей они разделили банку поровну. Мясо кончилось очень быстро. Витя с сожалением подумал, что добавки попросить нельзя.
Судя по лицу Пети, у того были похожие мысли.
– Никогда не думал, что консерва может быть такая вкусная, – сказал Денис.
Петя кивнул.
– Я тоже. Все время этот жир раньше выбрасывал.
– И я, – сказал Витя. – Вообще не понимал, кто его ест.
Они посмотрели на дно пустой банки и улыбнулись друг другу.
– Может попробовать чай разогреть? – предложил Витя.
Катя стояла у входной двери и всматривалась в приоткрытую щелку.
– Только воды много не набирай, – сказала она, увидев, как Витя взял посудину и направился к выходу. На ногах его были большие кирзовые сапоги, которые нашлись под печкой. – И не греми ведром.
Проходя мимо стола, Витя увидел, что в банке тушенки для девочек осталось больше половины. Для Лены, – подумал он и глянув на Катю, зауважал ее еще больше. Несмотря на абсолютную внешнюю схожесть с современными девчонками, было в ней что-то особенное, что сразу и не разобрать. Какая-то твердость духа, что ли.
Катя достала из печки несколько тлеющих угольков, настругала с досок от немецкого ящика щепок и закинула все это в самовар.
Через десять минут они уже пили горячий чай, точнее кипяток с несколькими оставшимися крошками чая и капелькой варенья, и этот чай казался чем-то неземным.
Катя тем временем разбудила Лену и та, покачиваясь, завернутая в покрывало, присела на скамью у стола. Глянув на тушенку, она сначала отказалась, но попробовав кусочек, уже не могла остановиться.
Катя постоянно бегала к двери и подолгу всматривалась в щелку, а когда они допили чай, девушка подтащила ящик к столу и кивнула:
– Ну что, посмотрим наши трофеи? Надеюсь, мы несли его не зря…