Серега, как и обещал, позвонил через два дня. К тому времени Шишка на голове сдулась, как пробитая автомобильная покрышка. Вид у меня был не очень, но я уже мог выйти в люди для деловых переговоров.
– Алло – Серый! Ну что новенького? – спросил я, глядя одним глазом на жену, которая, словно фашистский часовой стояла в дверном проеме, постукивая скалкой по ладони, как бы напоминая мне, что баба в гневе – это Рэмбо с пулеметом. Она стояла прямо, растопырив уши, и прямо сгорала от своего бабьего любопытства. Она прислушивалась к каждому моему слову и запоминала, словно записывала на диктофон.
– Да! Да! К концу недели буду готов! – сказал я Сереге, услышав радостную весть, что меня вызывает капитан на собеседование. От восторга я вскочил с дивана, скинув с себя повязку, и хотел было уже бежать в ванную, чтобы побрить рожу, как натянувшаяся цепь, свалила меня на ковер прямо перед самой Валькой. Она стояла мне на пути непоколебимо подобно бетонному монументу Матери Родины в Волгограде и завидев мою прыть, вновь вознесла скалку подобно священному мечу готовясь сломить мой напор.
– Ну и куда ты прешь— кабелисимо? Что дружок предлагает опять сучек проведать?
– Эх – Валька, Валька! Я ради твоей шубы хотел на контейнеровоз наняться, но раз ты не хочешь, я буду и дальше душить диван, пока он меня не задушит, – сказал я поднявшись с ковра на четвереньки. Грохоча цепью об пол я, словно побитый помойный кот, пополз назад в свое убежище, чтобы там отсидится перед новой попыткой получить свободу.
На какое— то мгновение лицо спутницы изменилось и она, бросив на кресло «весомый аргумент» переспросила:
– Повтори то, что ты сейчас сказал!?
Вскарабкавшись на диван, я подпер голову рукой, и, глядя ей в глаза, жалостно вымолвил, как этого хотела моя супруга.
– А тебе это надо?
– Ты, куда это собрался? – спросила она, подсаживаясь на край многострадального дивана.
– Хотел мотористом в рейс сходить да на шубу тебе заработать. Серега с боссом говорил мне, на завтра назначена аудиенция и я должен прибыть на собеседование в наилучшем виде.
– В море пойдешь?
– Нет – теперь уже не пойду, – сказал я и скрестив на груди руки притворился умершим.
– Почему это не пойдешь? – спросила сожительница, и я почувствовал, как голос её дал легкую слабину. Вместо суровых, и порой даже жестких команд, появился какой— то легкий еле уловимый трепет, будто где— то в кустах закудахтала куропатка, подзывая к гнезду разбежавшихся несмышленых птенцов.
– Рабы в море ходят только на галерах, – ответил ей я, и, подрыгав ножкой, показал ей стальную цепь.
Ни слова не говоря, Валька сунула руку за пазуху, и вытащив оттуда серебряный ключик, который она всегда прятала в лифчике четвертого размера – открыла замок.
– Так бы сказал сразу, что идешь устраиваться на работу. Слава богу!
– Так я тебе и сказал.
Замок на ноге с щелчком открылся, и теплая, совсем родная рука моей незабудки скользнула по лодыжке, как в былые годы нашей молодости.
– Замлела, наверное, ножка – спросила она уже более ласково, и я почувствовал, что в её озлобленную моей изменой душу, вновь вернулась весна нашей любви. Она стала гладить меня с такой нежностью, как гладила несколько лет назад, когда в её сердце кипела еще настоящая девичья страсть, и в наших отношениях не было такого недоверия, какое возникло в эти последние дни.
– В тот вечер, когда я быль пьян, мне Серега обмолвился, что им на судно нужен моторист. Вот на радостях мы крепко выпили, а дальше я уже ничего не помню…
– Не напоминай мне о своих секс приключениях, а не то я тебя…
– Все— все! Забыто и похоронено, – сказал я, не желая будить в Вальке саблезубую мышь, которая вполне может, прокусить вену и выпить из меня всю кровь.
– Я амнистирую тебя тогда, когда ты, купишь мне шубу…
– А что я буду делать еще две недели? – спросил я, представив на мгновение свою жизнь лишенную полноценного здорового секса.
– Купи эротический журнал и тренируйся в ручную. Тебе Шурочка, на вахте стоять, а там сам знаешь, нужны крепкие мужские руки, которые не только штурвал корабля крутить могут, но и самого Бога морей Посейдона поймать за яйца.
– «Бог мой – какой стыд!» – подумал я, представив себя в гальюне нервно теребящего листы эротического издания и шею своего «гуся». – Ну я же ягодка моя не прыщавый пацан! Мне Валюша, женщина нужна! – сказал я, намекая ей на интим.
– А ты в круиз возьми своих портовых шлюх, – ответила мне супруга с каменным спокойствием на лице.
– Да, если бы это было можно!
– А ты скажи дорогой мой муженек, как ты без баб раньше на судне обходился? – спросила Валька, ехидно улыбаясь, представляя в своем бабском мозгу однополые отношения между моряками в период отдыха от вахтенной службы.
– Дура! Ты что думаешь, мы там все гомики? – заорал я, оскорбленный подозрениями бабы, на однополые связи. Да мы, между прочим, пашем как папы Карло, по двадцать часов в сутки. Нам о сексе и думать даже некогда. То – шторм! То – подводные камни, то— пираты! То— немецкие подводные лодки!
– Так ты, что – дебил – война кончилась уже семьдесят лет назад. Какие на хрен немецкие подлодки? – спросила сожительница удивленно.
– Война кончилась, а подлодки остались. Так и рыскают по всем океанам! Так и рыскают! Почему ты, думаешь, наши российские корабли плавают под флагами других стран?
– Чтобы налоги не платить, – ответила мне Валька с полной уверенностью.
– А вот хрен! Российские корабли немцы топят. Слышала о летучем голландце? – сказал я, прикрывая рот рукой якобы опасаясь прослушки ФСБ и чтобы еще она не видела счастливой улыбки.
– Ну, слышала!
– Так вот «летучий голландец» он гад и топит. Так что я иду не на работу, а на смертельный, так сказать подвиг. И еще неизвестно, вернусь я с рейса или тело мое будет вечно покоиться в водах мирового водоема.
– Я сохраню о тебе память как о мужчине, которого я любила и которому посвятила самые лучшие часы своей жизни. И даже портрет в траурной рамке повешу на эту стенку, – сказала Валька.
Эти слова настолько тронули мое сознание, что я в один миг воспылал к ней любовью и, схватив её за плечи, тут же завалил на диван. Я уж было хотел исполнить супружеский долг, как тут же получил отказ в виде кулака нарисовавшегося перед моим носом.
– Инкубационный период бледной спирохеты длится одиннадцать дней.– сказала она намекая что я с кем— то был.– Первые признаки сифилиса у тебя появятся, как только ты выйдешь в море. Поэтому я потерплю до твоего возвращения Шурик. Так для подстраховочки!
Её казенные слова и лекция на тему бытового сифилиса настолько глубоко проникли в мое подсознание, что я почувствовал, как страшные бактерии расползаются по моему телу, переносимые потоками крови и начинают хищно поедать мою любимую плоть.
– А может, у меня ничего нет? – спросил я, еще не теряя надежду, что Валькина крепость откроет свои врата под напором тяжелой конницы моего передового гусарского отряда.
– А вдруг у тебя СПИД? Ты справки видел!?
– Какие справки?
– Какие какие – медицинские, – ответила мне моя подружка, окончательно посеяв в душе жуткие сомнения. Кожа по всему телу как— то сразу зачесалась, и я почувствовал, что смертельно болен и смерть моя находится совсем рядом, как предсказала мне Марина.
– А может мне не ходить в рейс? – спросил я Вальку, испугавшись за свою жизнь.– Может мне в венерический диспансер лечь на обследование?
– А как же норковая шуба? – спросила она, и в её руке вновь блеснула замок и звякнула цепь.– Если будешь умирать, то на этом диване, чтобы заразу не разносить по городу. А подохнешь, твой труп будет подвержен кремации.
– Нет, я уж лучше уж в рейс! – сказал я, окончательно решившись отдохнуть от сожительницы, месяцев пять, шесть. За это время её память забудет нашу размолвку, и я буду вновь принят в наш семейный клуб с распростертыми руками. Тем более, что мне самому стало страшно осознавать, что я мог быть инфицирован этой чертовой гадалкой с ошейником. Нужно было выждать паузу, чтобы окончательно убедиться, что это не так. Сознание понесло меня по волнам воспоминаний и я, отключившись от реальности вдруг загавкал, вспоминая ни как саму гадалку, а как её строгий ошейник. Открыв глаза, я вдруг увидел, что Валька стоит передо мной, держа в руках приготовленную цепь.
– А у тебя часом не бешенство? Может тебя ветеринару показать? Что ты лаешь кабелисимо?
– Да это я в роль вхожу. Я тут представил, что если я не пойду в рейс, то через неделю обязательно буду лаять, как заправский сторожевой пес. Вот я и проверил, каков у меня голос. На кого я Валь, больше похож на шнауцера или немецкую овчарку?
– Ты Шура, тявкаешь как болонка, – зло сказала сожительница и, отсоединив цепь от дивана, вынесла её на балкон.– Штаны одень Дон Жуан хренов, к тебе твой секс партнер идет. Я, вскочив со своего любимого дивана, и бросился искать трико с вытянутыми коленками. Мне не хотелось, чтобы Серж застал меня в таком интимном виде и потом смеялся над моими цветастыми семейными трусами. Через пару минут в дверь позвонили. Я на правах хозяина вышел в коридор и открыл Сереге двери.
– О, Шурик – привет! Ты часом не заболел?
– С чего ты взял, – спросил я, напрягаясь от его вопросов, которые еще больше посадили меня на измену и мотали душу на клубок сомнений.
– Что— то ты братец, бледен?
Тут мне на ум пришла бледная спирохета, о которой мне намекала Валька, и я подумал, – «Все – началось! Я точно заразился!»
– Ну что ты замер, словно цапля во время охоты на головастиков. Приглашай что ли в квартиру. Хочу тебе поведать о разговоре с боссом насчет твоей работы.
Я молча пропустил гостя в квартиру и увидел как Серега схватив ручку моей гражданской супруги, стал лобызать её подобно гусару целующего ручку светской дамы.
– А, вот – это вам!
В руках Сержа вдруг появился букет роз и бутылка шампанского, которые возникли, как бы из ничего. От шока я чуть ни сел на пол, увидев, как Валька зацвела, словно тот куст жасмина, под которым я еще в шестнадцать лет лишил её девственности. Она приняла подношения и пригласила Сергея в комнату. Я последовал за гостем, чувствуя всей своей кожей всем своим нутром, что этот приход друга будет для меня судьбоносным.
– Короче так, – сказал Серый, располагаясь на моем любимом диване. – Я, как только оклемался, поехал в пароходство к боссу, чтобы замолвить за тебя словечко. Как только я заикнулся, что у меня есть знакомый моторист, он растаял, словно невеста в первую брачную ночь и потребовал уже завтра представить тебя перед ним.
Я присел скромно рядом, и растопырил уши подобно локаторам, желая впитать все сказанные им слова в губку головного мозга. Мне было интересно знать, чем закончилась вся эта история. Перед глазами как на подиуме дома моделей стоял образ жены, который был одет в роскошную норковую шубу. Она улыбалась, принимала нескромные позы, задирая полы своего наряда, и показывая те ноги, которые принадлежали мне по праву мужа и которые я просто боготворил. Она позировала фотографам, а мое сердце вырывалось из груди от ревности, словно я был не русский ядреный мужик, а дикий мавр Отелло. Мне хотелось её задушить, но обещание данное женщине сдерживало меня от столь страшного поступка. Я настолько увлекся умственными созерцаниями образа, что даже не увидел, как шампанское выстрелило пробку в потолок, и наполнило высокие бокалы искрящимся вином
– Шурик, а Шурик, – услышал я, словно через пелену. – Выпьем за удачное решение твоих проблем, – сказал Серж, интригуя меня, а еще больше Вальку.
Я сбросил с глаз пелену и, встряхнув головой, вернулся в квартиру.
– Что!?
– Я говорю – выпьем за успех нашего дела!
Я схватил бокал и протянул его в центр стола. Посуда из трех хрустальных емкостей звонко столкнулась, и я просто влил в себе в рот вино, одним глазом наблюдая за женой, которую как мне показалось, окончательно сорвало с катушек. Она кокетливо моргала накрашенными ресницами и не сводила с Сержа, своих глаз. Валька эротически смаковала игристый лучезарный напиток, хитро выглядывая из— за бокала.
– Короче, через две недели выходим из Владика – сменим команду. Грузимся в Пусане и через Индийский океан в Германию.
Я почесал затылок, предчувствуя не только приятное путешествие по южным широтам, но и тот приличный заработок, который снимет с меня проблемы мужа иждивенца.
– Сколько – сколько я буду получать? – спросил я, почесывая руки от нетерпения услышать приятные слуху слова, отраженные в цифрах.
– А сколько… Моторист второго класса получает две с половиной тысячи евро в месяц. Плюс вахтовые. Плюс внеурочные. Тысячи четыре евро в месяц. В среднем рейс длиться четыре, шесть месяцев. Сходишь на берег, а в кармане тысяч двадцать евро. Я с последнего рейса привез двадцать шесть тысяч.
Я заметил как после цифр озвученных Сержем, глаза супруги блеснули бриллиантовой искрой и даже возможно, легкий зуд защекотал её тело. Валька поёжилась и взглянула на меня глазами полными бабьей надежды.
– Через две недели? – переспросил я, вспомнив, что в начале февраля у меня день рождения, и я хотел отметить его в кругу семьи при свечах и с шикарным тортом.– Через две недели? У меня скоро день рождение, я хотел получить подарок и отметить его с женой и друзьями.
– Собрался плыть – плыви, – сказала Валька, сурово интонацией в голосе развеяв сомнения, которые закрались и вызвали сомнения в душе.
– Сколько раз тебе говорить – мы Валька, не плаваем, а ходим! Плавает дерьмо в речке вонючке. Понимаешь? Плавают какашки, а моряки – моряки она по воде аки посуху ходят!
– Вот ты Шурочка, и пойдешь, если хочешь, что я забыла о твоих похождениях в «Кальмаре», а подарок на день рождение ты получишь, и поверь мне, он тебя чрезвычайно обрадует, – сказала мне супруга, странным образом хихикая.
Я тогда не придал этому значения, посчитав, что это очередной Валькин каприз. Она любила дарить мне необычайные подарки, и я постарался представить, какой сюрприз она мне решила приготовить на этот раз. В голове сразу представилось несколько вещей о которых я не то чтобы мечтал, но имел неосторожность вслух пожелать их.
– Ты решила мне подарить Ягуар? – спросил я, ожидая, как отреагирует супруга на шутку.
– Ты Шурочка, наверное, пошутил тут типа Петросян? – сказала Валька и пощупала голову, где еще позавчера была огромная шишка.– Смотри, шишка то совсем рассосалась. Могу повторить!?
Вспомнив, как ловко Валька орудует деревянным инструментом, я решил на некоторое время воздержаться от комментариев, чтобы потом, уединившись в туалетной или ванной комнате, показать ей средний палец, как знак моего неприятия её скверного характера.