Он достал телефон и позвонил генералу Тарасову. Когда генерал откликнулся на звонок, Гуров сказал:
– Помнится, во время нашей утренней встречи вы мне обещали всяческую помощь в расследовании. Мне это не показалось?
– Нет, Лев Иванович, не показалось, – ответил генерал. – Окажем вам любую помощь, подключим все средства, какие есть в нашем распоряжении. Что вам требуется?
– В настоящее время мне требуется средство передвижения. Что-нибудь простое и надежное. Меня вполне бы устроила «Нива» в исправном состоянии.
– С водителем? – уточнил Тарасов.
– Нет, водить я сам умею, – ответил сыщик. – Так что вашего водителя я отпущу. Тут у вас в городе имеется лесопарк, в который ходит автобус, вот пусть туда и пригонит. Рядом с автобусной остановкой расположена мастерская художника Шмайлиса. Адрес…
Лев повернулся к художнику, и тот продиктовал ему адрес, который Лев затем повторил начальнику управления.
– За город собираетесь ехать? – спросил генерал.
– Верно поняли, Николай Семенович, за город.
– Так, может, наш водитель вас и отвезет?
– Нет, лучше я один съезжу. Вернее, с провожатым. И если найду там что-то интересное, сразу вам сообщу. А водителя вашего высажу, где он скажет, где ему удобней будет домой добраться.
– Ладно, как скажете, – ответил Тарасов. – Я вижу, вы в вашем расследовании уже далеко продвинулись?
– Какое там продвижение, Николай Семенович! Так, появилась кое-какая информация, нужно проверить. Хотя кое-что существенное я узнал. Например, мне стало известно, что за картину писал перед смертью Артюхов.
– Да что вы говорите? – оживился генерал. – И что же там за картина?
– Картина называлась «Делёж». На ней были изображены трое представителей правоохранительных органов Княжевска, занятые разделом похищенной чужой собственности.
– Вот оно как! – воскликнул Тарасов и на секунду замолчал. Было понятно, что он занят тем, что осмысливает полученную информацию. Кажется, эта информация показалась ему не только важной, но даже опасной. Наконец он снова заговорил: – И эта картина исчезла, ее похитил убийца… Стало быть, что же получается? Получается, что убийство Артюхова связано с его профессиональной деятельностью?
– Совершенно верно, Николай Семенович, – сказал Гуров. – И я пришел к тому же выводу.
– А мне Артем Юрьевич Злобин – ну, следователь, который дело ведет, – говорил, что это убийство на бытовой почве… – произнес Тарасов.
– Да, Артем Юрьевич излагал мне свою версию. Думаю, что он ошибается. Можете так ему и сказать.
– Да, я обязательно скажу. А может, вы и сами все ему изложите. Да, далеко вы продвинулись, далеко… А говорите, «раздобыл кое-какую информацию»… Скромничаете, Лев Иванович! Что ж, желаю успеха. Машину к вам я вышлю прямо сейчас. Так что через полчаса или минут через сорок встречайте.
Разговор был окончен. Гуров выключил телефон и сказал, обращаясь к своим собеседникам:
– Минут через сорок подойдет машина, и мы с вами, Настя, отправимся в Буерак. Может, удастся найти там Козлова. А пока у нас есть время, давайте вместе подумаем вот о чем. Для чего убийца вырезал из рамы картину «Делёж», понятно – полотно надо было уничтожить, чтобы его никто не видел, это был разоблачительный материал. Зачем он захватил еще две картины, тоже ясно – таким образом убийца создавал видимость грабежа. Дескать, вовсе не «Делёж» был его целью, он просто залез в мастерскую, чтобы пограбить. Но возникает вопрос: насколько ценными были те полотна, что он унес? Может, и правда, у убийцы была и вторая цель – обогащение?
Этот вопрос сыщик обращал, прежде всего, к искусствоведу. И Сорокин не замедлил с ответом:
– Я слышал, что были украдены полотна «Очередь» и «Патруль». Что я могу про них сказать? Обе работы написаны в этом году, относятся к последнему периоду творчества Григория Алексеевича. Но по манере они достаточно разные, и ценность у них тоже разная. «Патруль» – серьезная, продуманная вещь, во многом новаторская. Очень интересная цветовая гамма – мрачная, даже гнетущая, но на заднем плане показана полоска зари, и это создает…
– Простите, Борис Игоревич, – прервал его Лев. – Я понимаю, вас, как специалиста, интересует художественный анализ этих полотен. Я же спрашиваю о рыночной стоимости. Много ли можно выручить за эти картины? Возможно, они очень дорогие? Грабитель выбрал самые ценные картины из тех, что были в мастерской?
– Да, извините, я увлекся и ушел в сторону, – сказал Сорокин. – Являются ли эти картины самыми ценными? Вовсе нет! «Патруль», пожалуй, еще можно продать, знаток даст за него тысяч пятнадцать-двадцать. А вот «Очередь» не очень удалась, эта картина проходная. Вряд ли ее кто-нибудь захочет купить…
– То есть в мастерской были и более ценные полотна?
– Разумеется! Конечно, многие работы Артюхова куплены частными коллекционерами – прежде всего Козловым – и музеями. Но и у него в мастерской остались ценные полотна. Настоящие шедевры! Такие, например, как «Закат», «Ночная смена», «У подъезда»… За каждую из этих картин можно выручить… Ну, я не знаю, не могу назвать точную сумму – она зависит от места проведения торгов. Но уж тысяч восемьдесят точно можно получить!
– Вот как… – задумчиво произнес Гуров. – Стало быть, убийца выбрал эти работы совершенно случайно…
– Ну конечно! – воскликнул Сорокин. – Он взял первые попавшиеся! Те, что стояли ближе всего к мольберту. Он ничего не искал, не выбирал. Взял, что ближе лежало. Точнее, стояло.
– А может он кому-нибудь продать эти картины?
– Здесь, в Княжевске? Исключено! Кроме Козлова, здесь никто работы Артюхова не знает и не ценит, – уверенно заявил Сорокин.
И тут в разговор неожиданно вступил Шмайлис.
– Зря ты так говоришь, Боря, – сказал он. – Я знаю человека, у которого дома висят целых три картины Григория.
– И кто же этот ценитель? – спросил искусствовед, скептически взглянув на приятеля.
– А это наш мэр Царев, – ответил Шмайлис. И, видя удивление на лицах слушателей, пояснил: – Меня в феврале пригласили к Цареву домой. Оказывается, мэр задумал написать портрет своей супруги Лидии и подарить ей на день рождения. Так что я побывал на вилле нашего градоначальника.