– Будет немного прохладно, – предупредила медсестра, и Аллегра поморщилась, ощутив холодный гель на животе.
Она была на восемнадцатой неделе беременности и с нетерпением ожидала дня, когда можно будет увидеть малыша хотя бы с экрана монитора. Вытянув шею, вгляделась в неясные очертания черно-белых линий и вздрогнула от волнения, услышав торопливое, точно перестук копыт, биение сердца ребенка. Размытый облик приобретал четкость – и вот уже можно было увидеть головку, ручки, ножки. Аллегра издала слабый возглас восторга, улыбаясь сквозь слезы. Беременность была нелегкой: за три месяца дважды пришлось обращаться к помощи врачей, сказывалось ежедневное утреннее недомогание, из-за которого организм был обезвожен. Аллегра похудела, с трудом заставляла себя каждый день идти на работу и с ужасом думала о том, как будет справляться одна, когда малыш появится. А она твердо вознамерилась не сообщать новость Рафаэлю. Он ничем не лучше ее собственного отца и может уйти из семьи в любой момент. А значит, придется справляться самой – хотя совершенно непонятно, как это возможно с низкооплачиваемой работой и крохотной квартиркой-студией. Но она придумает, что делать.
Медсестра внезапно нахмурилась и нажала чуть сильнее. Тут она встала и, пробормотав: «Я сейчас вернусь», выбежала из кабинета. Лежа на столе, дрожа от холодного геля на животе, Аллегра с ужасом ощущала, как по спине бегут мурашки. Сестра появилась опять, но уже в сопровождении врача с серьезным видом, который, хмурясь, принялся разглядывать изображение на экране.
– Что случилось? – спросила Аллегра дрожащим от волнения голосом.
– Минутку, мисс… Уэллс.
Врач, бросив беглый взгляд на карту, вновь посмотрела на монитор. По выражению ее лица было понятно: что-то не так. Аллегра ощущала, как страх вползает в сердце, растворяется в нем и, точно яд, бежит по венам. Что-то с ребенком? Медики снова взялись за прибор ультразвука и начали перешептываться. Аллегра, которая не разобрала ни слова, взмолилась:
– Пожалуйста!! Прошу, скажите мне, что происходит.
Медсестра, протягивая салфетку, посмотрела на нее с таким сожалением, что девушка вконец перепугалась.
– Доктор Стейн вам все объяснит, – произнесла она.
Через некоторое время Аллегра знала всю правду. Беда казалась одновременно неминуемой и невозможной. Три слова – врожденный порок сердца – разрушили хрупкое счастье, что всего лишь утром было таким огромным. Аллегра знала, что иногда в таких случаях может помочь хирург, а иногда бывают заболевания, которые не имеют симптомов и не представляют опасности. Но, глядя в лицо доктора Стейн, она поняла, что у малыша что-то гораздо серьезнее.
– Проблема, о которой идет речь, может представлять угрозу для жизни, – тихо ответила врач. – В таком случае ребенок не проживет и нескольких месяцев. Мы возьмем на анализ околоплодные воды, чтобы понять, с чем имеем дело. Боюсь, вам придется набраться терпения: результат будет известен примерно через три недели. Пока, судя по ультразвуку, сказать точно сложно – это может быть что-то серьезное, а может, и совершенно нет.
– Но вы думаете, что есть риск? – прошептала Аллегра, и врач ответила ей серьезным взглядом.
– Боюсь, что так. Но без результатов анализа мы не узнаем наверняка. Сложно поставить диагноз с одним только снимком.
Аллегра едва помнила, как дошла до дома. Антон выглянул из-за своей двери, поинтересовался, как дела. Девушка что-то ему ответила, не соображая, что говорит. Казалось, все происходило как в тумане – точно она смотрит на себя со стороны. Все в жизни утратило смысл и ощущение реальности – все это кошмар, дурной сон. Сквозь пелену горя и страха пробивалась еще одна горькая мысль: нужно сказать Рафаэлю о ребенке. Как бы он ни обошелся с ней, он имеет право знать. Аллегра отгоняла от себя эту навязчивую идею. Не хватало еще дать ему второй шанс поиздеваться над собой вместе с малышом.