– Когда это началось? – спросил Бенджамин свою помощницу.
В его голосе прозвучало раздражение, но оно было направлено не на нее. Он знал, что она не виновата.
Его служащие знали, что, когда над дверью его офиса горит сигнальная лампочка, это означает, что его нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах.
– Примерно тридцать пять минут назад, – ответила его помощница.
Он ожидал именно такого ответа.
Если бы они уложились в два часа, мисс Ховард улетела бы до снежной бури.
Он презирал людей, которые не умеют соблюдать график.
И он знал, что разница в один час может стать разницей между жизнью и смертью.
Он узнал это еще в детстве, когда погибли его родители.
А сейчас он потратил целый лишний час с мисс Ховард.
Целый час, чего он не заметил, увлеченный завораживающими идеями и манерами женщины, которая оказалась не такой, как он ожидал.
И из-за этого она сегодня вечером не полетит домой.
И из-за этого она проведет первый вечер с ним, а не с теми, с кем планировала.
Он повернулся к ней:
– Похоже, вы все-таки не сможете встретить праздник в кругу вашей семьи. Пожалуйста, вы можете связаться с ними, используя любой доступный здесь способ. Я попрошу моих служащих подготовить для вас комнату, и, разумеется, вы получите денежную компенсацию за причиненное неудобство.
Его помощница при этих словах повернулась и пошла прочь, вновь продемонстрировав характерный для нее прагматизм.
Но мисс Ховард отреагировала по-другому. Ее глаза цвета виски были прищурены и метали молнии.
Ясно было, что она во всем винит его.
И это не должно было его удивлять.
Она не раз за последние три часа показала себя умной и быстро реагирующей женщиной.
Три часа… не два.
Она, скорее всего, вспоминает, что это он настоял на том, чтобы она прилетела к нему на совещание, и высокомерно заверил ее, что оно продлится не более двух часов.
Гордость ведет к падению. Сначала они не уложились в намеченный срок, а потом началась снежная буря.
И этого было достаточно, чтобы захотеть выпить.
Но сегодня он не сможет посидеть в тишине у камина со стаканом виски в руках.
У него была гостья.
– Спасибо, – сказала она совсем не благодарным тоном. – Я уверена, что мне хватит моего телефона. Но чтобы не мешать вашей семье праздновать, я планирую провести вечер в своей комнате. Честно, я этого хочу. День выдался долгим, учитывая перелет и нашу работу, и я не хочу оказаться неожиданным гостем, который свалился вам на голову.
Он не ошибся, уловив упрек в словах «перелет» и «работа»?
Он думал, что не ошибся, потому что в ней был стержень.
И слово «неожиданный» он тоже нашел интересным.
Эта женщина, их совместная работа, снежная буря – это все было категорически неожиданным.
И он не забыл, что не сказал ей, что вся его семья состоит из него одного.
Мисс Ховард явно думает, что где-то здесь есть его близкие, ожидающие, что он скоро придет к ним, зажжет свечи и раздаст подарки, после чего они станут есть пончики из модного местечка в Лос-Анджелесе.
А сейчас ему придется объявить ей, что она ошибается.
И снова мисс Ховард становится причиной того, что он вынужден поменять свои планы.
Но вместо того, чтобы вывести ее из заблуждения, он сказал:
– Безусловно, это можно устроить, но это займет некоторое время, прежде чем ваша комната будет готова. А пока, покончив с работой, мы могли бы пойти выяснить, где те пончики.
Согласится ли она или станет настаивать на том, чтобы спрятаться в своей комнате и ждать там окончания снежной бури?
Ее янтарные глаза сверкнули.
Ну конечно же, она примет вызов.
Она уже успела доказать, что умеет смотреть вызовам в лицо.
Она закрыла за собой дверь офиса, и щелчок замка ознаменовал окончание рабочего дня. Что будет дальше?
Было еще рано, чуть более трех часов дня, и впереди был долгий вечер.
До сих пор они оставались коллегами. А теперь превратились в мужчину и женщину, оставшихся наедине в его доме.
Если бы обстоятельства были обычными, он знал, какое предложение сделал бы ей. Но обстоятельства оказались далеки от обычных.
Мисс Ховард не была его текущей пассией, и ему никогда не требовалась помощь матери-природы, чтобы она предоставила ему возможность завязать романтические отношения.
Кроме того, он не пригашал гостей в Аспен.
Аспен был его убежищем, где он мог творчески работать и перезаряжаться после утомительных профессиональных и светских мероприятий.
Здесь его ждали горящий камин, уединение, покой.
Идея пригласить мисс Ховард, в то время как он работал над очередной программой, пришла ему в голову, когда он говорил с ней по телефону. В ее голосе было столько воодушевления, столько энергии, что ему захотелось увидеть ее.
Она его не разочаровала.
Три часа, которые он провел с ней, пролетели незаметно – слишком незаметно.
А теперь она застряла здесь.
И ему снова придется менять свои планы.
– Послушайте, – снова сказала она, очевидно все еще думая о его несуществующей семье, – я не хочу мешать вам. Нет необходимости знакомить меня.
Настало время вывести ее из заблуждения.
– Вам повезло в этом смысле, мисс Ховард, – сказал он. – Потому что вам не придется ни с кем знакомиться.
– Значит, пончики не у вашей семьи? – спросила она с обидой в голосе.
Он рассмеялся.
– Нет. Я думаю, моя помощница планирует угостить ими мой штат. Надеюсь, мы успеем предотвратить это.
– Они недостаточно хороши для Сильверов? – спросила мисс Ховард, подняв бровь.
Она явно не поняла его.
Рассмеявшись, он покачал головой:
– Конечно нет. Бенджамин Сильвер начинал с самого низа, как вы, наверное, уже знаете. И ваши пончики были бы более чем хороши для любого члена моей семьи. Но я здесь единственный Сильвер.
Мисс Ховард замерла.
– Вы здесь совсем один?
Она все еще не поняла.
И явно не одобряла его.
Он улыбнулся, глядя на выражение ее лица.
– Да, – кивнул он.
– Один-одинешенек посреди лесов и снега?
При слове «снег» она слегка поежилась.
Он снова кивнул, с трудом сдерживая смех.
– Вы явно не любите снег.
Она покачала головой.
– Я не люблю мерзнуть.
– Очень странно. Можно было ожидать, что, если вы не любите мерзнуть, вы оделись бы более по погоде.
Она фыркнула.
– Я одеваюсь не в соответствии с погодой, а в соответствии с мероприятием. Потому что я цивилизованный человек из цивилизованного мира, в котором погода не мешает его обитателям. И моя одежда идеальна для деловой встречи.
– Слова истинного патриота Лос-Анджелеса, – сказал он с теплой улыбкой.
– Именно там я и живу.
Улыбка сползла с его лица.
Она жила в Лос-Анджелесе и в настоящий момент должна была бы подлетать к нему, надеясь хорошо провести праздник и уснуть в своей постели.
– Гораздо интереснее узнать, – продолжала она, не подозревая о том, какое направление приняли его мысли, – что вы, житель Лос-Анджелеса, делаете здесь в одиночестве накануне праздника? Разве вы не должны посещать или устраивать приемы все предстоящие восемь вечеров?
Это типично голливудское представление, но оно было очень далеко от его реальности, которую она упорно не хотела понять.
Очевидно, она не могла даже представить себе, что у человека может не быть семьи, что вся его семья внезапно была отобрана у него.
И он позавидовал ей.
Но он решил отшутиться.
– Некоторые люди любят снег.
Это прозвучало более грустно, чем ему хотелось, но достаточно небрежно.
Но мисс Ховард посмотрела на него, и в ее глазах была обеспокоенность и жалость.
Но тут она удивила его, решив сменить тему.
– Бывает и так…
Но было уже поздно.
Он видел выражение ее глаз.
Мисс Ховард жалела его из-за того, что у него не было семьи, с которой он мог бы встретить праздник.
Но его незачем было жалеть. Уж во всяком случае, ей.
Она только начинала свою карьеру, а он уже имел выдающееся положение в своей области и к тому же был одним из самых богатых людей на планете.
С чего бы ей жалеть его?
Они свернули за угол и оказались в кухне, к которой примыкала неформальная гостиная.
– О, смотрите! – воскликнула она, и выражение изумления на ее лице снова отвлекло его от размышлений.
На блестящей мраморной столешнице стояла картонная коробка с пончиками, но ее внимание было направлено не на нее.
Вместо этого она уставилась на окна, тянувшиеся от пола до потолка, и на бурю, которая бушевала за этими окнами.
Снег валил густой стеной, за которой не было видно ни зги. Это был настоящий бушующий океан снега и льда.
Они словно оказались на другой планете. И бури вроде этой учили его смирению. А в Лос-Анджелесе из него пытались сделать языческого идола.
Справа от них в огромном камине горел огонь, заполняя комнату теплом и светом, словно бросая вызов бушевавшей снаружи буре.
Он любил вечером посидеть у огня.
Этот огонь отчасти заменял Бенджамину ту радость близости, которую дарила утраченная им семья. Он не мог обнять его, но огонь был живым и теплым, надежным и постоянным.
– Я никогда… никогда не видела ничего подобного, – со страхом и изумлением пробормотала она.
Ему не хотелось, чтобы она испытывала страх.
На самом деле он испытал необычную для него потребность защитить ее.
Но он лишь пожал плечами и небрежно сказал:
– Я видел бури и похлеще. Но самая первая, когда я приехал сюда из Лос-Анджелеса? Это, безусловно, было впечатляюще. И по глупости я не захватил с собой пончиков.
Она посмотрела на него, и в ее глазах он прочитал облегчение.
Приподняв бровь, она спросила с улыбкой:
– Так что это было – милый жест или мудрое предвидение?
Он обрадовался тому, что к ней вернулось присутствие духа, и с улыбкой ответил вопросом на вопрос:
– Может быть, и то и другое?
Она рассмеялась. И он был потрясен ее заразительным смехом перед лицом ледяного шторма за окнами.
Она была возмутительно привлекательна.
Ее потрясающую фигуру с округлыми формами дополняли ее бурный темперамент и радость жизни, которые она умела сдерживать при необходимости. И она была умна, трудолюбива и компетентна.
Это было ошеломительным сочетанием.
И она с каждой минутой казалась ему все более привлекательной.
Он мысленно содрогнулся и попытался взять себя в руки. Он был более чем в состоянии держать свое либидо в узде в течение одной ночи.