Тигры отпущения
В момент, когда хищник утвердился в своей мысли о нападении и драке, дрессировщик уже опоздал. Необходимо это предвидеть, разгадать, раскусить. Показать подопечному, что ты все понял, осадить его и сбить с этого настроя. Но это постоянная работа, потому что у хищников неплохо развит интеллект – он подождет сегодня, но продолжит выслеживать жертву завтра. Будет ждать момента, когда я отвернусь.
Моя работа как дрессировщика хищников в массе своей состоит в том, чтобы поймать тигра или льва в момент, когда мысль напасть у него еще не успела созреть. Я должен предотвращать такие ситуации, хотя они возникают постоянно: животные достигают половой зрелости, начинается «дедовщина», тигры очень агрессивно защищают свое личное пространство, потому что все они – эгоисты и индивидуалисты. При этом хищники очень агрессивны к слабакам – среди них, как и среди людей, есть козлы отпущения. Склад характера такой – порой это могут быть здоровые лбы, но их все гоняют, над ними издеваются.
Был у нас, например, тигр Элтон – крупный самец, но добряк по природе, не поставил себя в коллективе, и его начали травить.
А в другой момент у нас таким козлом отпущения выбрали тигра Оззи. Самый крупный и красивый тигр – тем не менее боялся всего на свете, мысленно как будто кричал: «Боже мой, война началась!» И вот уже тигры Дитер и Джастин, а также лев Филипп стали на него охотиться. Я видел, что у них уже сформировалась мысль о том, что этот трус просто недостоин жизни, по-этому они по-настоящему стараются его убить. Был момент, когда нам на репетициях приходилось буквально его защищать.
Когда мы только репетировали с Оззи и я начал думать, что скоро возьму его в работу, другие тигры начали его постоянно атаковать. Однажды Дитер прокусил ему лапу насквозь. Хотя мы с братом уже понадеялись, что тигры постарше стали мудрее и не будут выкидывать таких номеров. Оказалось – ничего подобного. В подобных ситуациях просто не получалось провести все спокойно. Если бы мы пытались делать все как обычно, то у нас на репетициях и выступлениях каждый день были бы драки до крови и приходилось бы всех разнимать со стрельбой и поливанием водой, а Оззи однажды просто убили бы. При этом я мог работать с ним одним, мог выводить с ним еще трех-четырех тигров, которым на него до лампочки, но в общую группу – нет. Для обеспечения его же безопасности. Это было обидно.
Проблема состоит в том, что все животные, наделенные определенной силой от природы, серьезно меняются в период полового созревания: например, у львов и тигров это промежуток от двух до пяти лет от роду. В это время они переживают своеобразный подростковый период – им нужно куда-то девать свою энергию и силу. Если человек может всю эту энергию пустить в мирное русло и конструктивно применить, то хищник начинает просто драться, ломать, убивать. Так происходит со всеми животными, а опасные становятся еще более опасными. Львенок вырастает во льва, которому достаточно одного момента, когда он почувствует свою силу, чтобы решить ее показать.
У нас всегда есть молодежь, потому что цирковая индустрия так устроена. Было бы очень удобно организовать все так, чтобы полностью собранная группа работала с младых когтей и до самой старости, а когда эти животные уже не смогут трудиться, набирать полностью новую группу. Это удобно в том плане, что животные очень ревностно относятся к чужакам – так же, как и люди, кстати. Это ведь психология ксенофобов – чужак априори представляет для тебя опасность, он угрожает твоим ценностям, твоему порядку, твоей территории. Поэтому сильные люди дают отпор и выясняют, с чего вдруг в их монастырь пришли со своим уставом. Животные реагируют аналогично – если новичок может представлять угрозу, ему лучше сразу объяснить, кто в доме хозяин и какие здесь правила. В мире людей такое происходит, например, в армии или тюрьме.
Однако обеспечить подобную смену поколений чисто технически невозможно – некоторые животные просто стареют и дряхлеют быстрее других. Поэтому, когда мы видим, что один из наших тигров или львов уже тяжело прыгает, что ему становится сложнее справляться с трюками, мы начинаем готовить ему замену, берем молодого. И тут разгораются конфликты: старики «кошмарят» молодых, а когда молодые подрастают, то сами начинают «кошмарить» стариков.
Хрестоматийный пример: у нас в группе работают два родных брата, тигры Курт и Эрик, которые не выросли до серьезных размеров и для самцов мелковаты. Также в группе был взрослый тигр Джастин, который до определенного момента нормально к ним относился. Мы сводили их, и опасных столкновений не было. Однако по мере взросления молодые начали перебарщивать – все как у людей, когда подросток начинает доказывать старшим, что это они ничего не понимают. Старшие это терпят определенное время, пытаются мягко указать на то, что так себя вести не нужно, но потом молодой на волне своего максимализма переходит границу. Тогда случается драка, в которой младший должен проиграть – иначе это будет захват власти.
Так же было с нашими тиграми. Джастина начали цеплять все больше и больше, и в какой-то момент он разозлился настолько сильно, что открыл настоящую охоту на этих молодых. На одной репетиции он очень серьезно вцепился в шею Курту и начал его ломать, тогда мы кое-как отбили и спасли молодого. Прошло время, и Курт начал кидаться на Джастина. Теперь уже он боится Курта, а не наоборот.
Однако на той репетиции все было максимально серьезно. Джастин схватил Курта сзади за шею и буквально ломал ее, как тигры делают в природе. А я видел, что животное уже умирает.
Мы стреляли из шумового пистолета, палками пытались отогнать Джастина, а он не реагировал вообще никак. И Курт просто сидел, как цыпленок, и издавал такой очень странный жалобный крик и хрип. Вот в этот момент, конечно, понимаешь, кто такой тигр, что это за зверь. Это жестокий убийца, который убивает именно так. А ты видишь реальное убийство своими глазами.
В итоге Джастин по какой-то причине не додавил противника и просто отпустил, разжал челюсти, хотя был тогда в совершенно неадекватном состоянии. Я такое называю «боевой режим». Видимо, уровень адреналина сильно повышается, резко поднимается давление, у тигра становятся совершенно пустые глаза, расфокусированный взгляд. В этом режиме у хищника одна мысль: «Все могу, и плевать, что будет». И Джастин в этом состоянии пошел на нас.
Я такое много раз видел: когда животное готово к любой развязке. Оно готово и само погибнуть, даже не думает об этом. Высокий уровень интеллекта предполагает долгосрочное планирование, мысли о завтрашнем дне, планы на будущее. Человек может гонять в мозгу такие мысли, но и то – в экстренной ситуации, как правило, не успевает. А животное в принципе этого не делает. Хищник находится здесь и сейчас в максимально заряженном состоянии, как натянутая тетива.
И вот представьте: Джастин, большой, взрослый тигр, в этом режиме, когда у него слюни текут, весь рот в крови оттого, что он в Курта свои клыки всадил. И вот этот монстр идет на вас.
Да, хищник и сам находится в стрессовом состоянии, потому что он в бою. Я помню, был такой интересный фильм про корейскую войну, про двух братьев, «38-я параллель». Один брат оказался в Северной Корее, а второй – в Южной. Они сначала были очень близки, а потом жизнь их разделила, и в конце концов они встретились на поле боя. И были убийства – с той и с другой стороны. И они как два лидера неслись сквозь толпы, убивали врагов и вдруг встретились. Они стояли и смотрели друга на друга, как два одержимых, как два зверя в человеческом обличье. И только тогда к ним начало возвращаться сознание – на этом и была построена драматургия сцены.
В жизни же, когда накрывает такое состояние, любое существо – не важно, человек или зверь – продолжает, вроде, рубиться, а мыслей нет. Это и правда боевой режим. Я таких хищников многократно видел. Когда они уже входят в такой раж, им нужно дать успокоиться, охладить. И в этом плане очень хорошо работает вода, она отвлекает. Здесь не помогут ни физическая сила, ни выстрелы, здесь лучше всего помогает вода. Она действительно остужает, выбивает из колеи.
Представьте: два взрослых мужика собрались драться, и вдруг подбегает кто-то третий и обливает их холодной водой. И именно в этот момент у них полностью меняется настрой. Им холодно и мокро! И вот они из-за абсурдности происходящего как бы разряжаются, перестают думать о драке, переключаются на совершенно другую ситуацию: неприятную, неудобную.
Кстати, Джастин до этого конфликта с Куртом был практически профессиональным убийцей, кидался и дрался постоянно. Я его даже опасался, и поэтому предлагал брату отправить Джастина в зоопарк – он начал без видимой причины бросаться на людей, то есть стал представлять серьезную угрозу для нас самих.
Одна ситуация окончательно убедила нас в обоих в том, что его нужно сдать. В тот день в клетке нас было трое: мы с братом и наш помощник Василий Васильевич. И вдруг Джастин ни с того ни сего завелся и попер на нас. Я как сейчас помню его морду – эти безумные глаза, помню, как у него текли слюни, как он неуверенно шагал прямо на нас, не до конца понимая, что делать. И мы поняли, что в таком заведенном состоянии он в любой момент может запросто броситься на нас, поэтому приготовились к битве за свою жизнь. Мы взяли палки на взлет – у нас так называется поза, когда ты берешь свою рабочую палку поудобнее, для того чтобы просто бить в полную силу, если хищник бросается тебя убивать. В такой ситуации нельзя отступать назад, но при этом нужно держать расстояние между собой и ним. Происходит настоящая дуэль: инстинкт тащит тебя назад, но мозг напоминает, что хищник почувствует, что ты отступаешь, если ты перейдешь определенную границу.
Слава богу, в итоге Джастина удалось успокоить без прямого столкновения.
Приходится как-то разрешать все конфликты и искать выходы из ситуации, ведь новичков все равно нужно вводить в группу. У нас есть животные, которые адекватно ведут себя с молодыми и могут безболезненно, без риска для жизни и здоровья объяснить местные порядки. Например, тигрица Анита у нас работает как воспитатель – она может показать характер и осадить молодняк, но не станет калечить и убивать. Таких «воспитателей» мы выпускаем для того, чтобы молодые животные увидели, что собой представляет взрослый хищник и где пролегают границы дозволенного.
Если молодым этого не показать, они устраивают натуральный беспредел, у них на мордах можно увидеть практически человеческую хитрую ухмылку. Когда они делают кому-то больно, пробуют свои силы, у них горят глаза. А в ситуации, когда от взрослого хищника им по лбу прилетает «урок жизни», как мы это называем, тоже по глазам видно – приходит осознание.
Были у нас львы Фрэнк и Джон. Фрэнк – первое и единственное животное, которое в итоге не пошло в работу. Этих парней привезли нам из Африки, они два родных брата, хотя очень сильно отличались друг от друга. Фрэнк был поменьше, и с самого детства, в отличие от Джона, имел очень добрый характер, он быстро потянулся к людям, начал буквально проситься на ручки. Милый, плюшевый, бегает, веселится, но я в нем стал замечать странности. Называл его «лев с чудинкой». Думал, что у него некая форма аутизма, он не все понимает.
С одной стороны, я это сваливал на возраст, на то, что просто он еще львенок и, как любой ребенок, пытается сфокусировать свои мысли, но не может сложить их в кучу. Однако, когда он стал старше, мы с братом во время репетиций поняли, что у нас многое с ним не получалось – то есть за этот же промежуток времени другие животные уже начинали что-то делать, а у Фрэнка все никак не шло. Поначалу это было забавно, а потом начало мешать.
Мы этого Фрэнка даже на месте удержать не могли – он не понимал, чего мы от него хотим. Например, он спрыгивает с барьера раньше времени, мы его ругаем, а он не понимает, за что. И он на нас смотрит, мол, что вы делаете-то? Другое животное запрыгнуло бы на барьер – и поняло: «Так, спустился – плохо, сижу здесь – хорошо, меня позвали – я пошел». А этот не понимает, анализ не проводит. Так он дожил до взрослого возраста. А когда уже в три, в пять лет он заматерел, стал вести себя и вовсе странно. Когда он упирался в проблему, которую не вполне понимал, он еще начал включать сильную агрессию. Начинал злиться на все происходящее, громко рычал, каменел, и с этим животным бесполезно было что-либо делать.
К сожалению, он у нас не научился ничему, но и сдать его мы не смогли. Фрэнк все же родной брат Джона, а львы – семейные животные, для них очень важно быть всегда в социуме, тем более с родными братьями, и мы приняли решение, что им друг без друга будет плохо. Поэтому он и сидел у нас теперь как этакий трутень на теле коллектива.
Бывали курьезные случаи и с другими животными. Тигры Орфей и Элтон, например, у нас по разу натурально «зависли» прямо во время представления! Орфей три месяца нормально работал в цирке, в котором мы гастролировали, а однажды вышел, поднял голову и сел. Просто сел и сидел минут пятнадцать, завороженный, взгляд не отводил от потолка. Что он там увидел? Никаких изменений не было: декорации не меняли, люди под куполом не ходили. Три месяца стабильной работы, и вдруг что-то он там увидел и сидел в таком глубоком оцепенении, как это бывает с иными людьми. Но как узнать-то, что его беспокоит сейчас и беспокоит ли вообще? Вроде не бежит никуда, не рычит. Просто сидит и следит за чем-то. Брат в этот момент попытался обыграть ситуацию – провел рукой у тигра перед глазами вперед-назад. Ноль эмоций. Еле-еле отвлекли и увели за кулисы.
Но должен сказать: мы с братом работаем с животными с 1997 года, то есть больше двадцати пяти лет, – и за все это время было, пожалуй, только два таких случая. Это действительно аномальные моменты. Ведь наши животные обычно привыкают к частой смене обстановки. Например, когда мы приезжали работать на зарубежные стадионы, там вообще все было по-другому: другое расположение света, звука, декораций, оркестра, зрительный зал другой, где-то зрители ближе, где-то дальше, где-то людей больше… То есть тигров в принципе уже трудно чем-то удивить. А тут такие эксцессы!
Многие знакомые говорили мне, что смысла идти на репетицию к дрессировщикам нет никакого. Они, мол, все равно «разыграют спектакль» и сделают все не как обычно, покажут, как они заботятся о животных и якобы никогда их не бьют.
На тот момент я уже какое-то время общался с братьями Запашными и слышал в их словах неподдельную любовь к своим животным и заботу о них. Неужели я настолько плохо разбираюсь в людях и не заметил фальши? Вооружившись принципом «сомневаюсь, следовательно, существую», я напросился на репетицию с хищниками. Обычная, повседневная репетиция, не открытая – хотя другие цирковые, свободные от дел, конечно, могли ее посетить.
И вот в манеж выпускают львов и тигров, входят сами Запашные. И я чувствую, что для них это – момент переключения в другой режим. Они оба сами становятся хищниками. В повороте головы, во взгляде, в голосе у каждого видится и слышится вожак. Несгибаемый, опытный, авторитетный.
В то же время я вижу перед собой истинных профессионалов – они контролируют все пространство вокруг, постоянно следят за тем, чтобы у тигра или льва не зародилась даже мысль о нападении, пресекают все попытки лениться, валять дурака и проявлять реальную агрессию. Мне кажется, в такие моменты лучше всего снимать о братьях документальное кино – пружинящие движения, жесткие взгляды, резкие команды. Человек и зверь становятся братьями – но с сохранением иерархии. Человек уподобляется зверю, чтобы показать: «Я такой же, как ты, только сильнее. Слушай меня, ибо я – твой вожак!» И, как истинный вожак, он защищает слабых и осаживает сильных.
Папа с раннего детства вбил нам в головы некоторые непреложные истины. Он всегда приучал нас к тому, что животные – очень хрупкие существа и что их можно ранить даже неправильным отношением. Он учил, что у животных есть чувства, есть душа, что недопустимо к ним относиться, как к игрушке. Также учил тому, что животные могут быть опасны, и тому, как выходить из напряженных ситуаций.
Потенциальную угрозу ведь представляют далеко не только хищники. Помню, мы с детства видели травмы животных и помогали их лечить, ухаживать за ними, а вот травмы людей от нас старались скрывать. Как-то раз мы узнали, что одному из наших взрослых друзей лошадь проломила череп. Во время номера с лошадьми два человека держат на веревках барьеры, которые открываются, чтобы животные пробежали на манеж и обратно. Наш знакомый как раз держал один из этих барьеров, и лошадь-тяжеловоз, пробегая рядом, как говорят в цирке, отработала вбок – ударила его копытом так, что он получил очень серьезную травму.
С хищниками тем более всегда нужно держать ухо востро. Когда мы были еще совсем маленькими, нашего дедушку растерзал цирковой тигр. Я это очень смутно помню: все бегали в слезах, переживали, но ничего уже не смогли сделать. Как-то мы приехали в Москву и ждали родителей с работы – как обычно. И когда увидели их – стали махать руками, приветствовать, но тут папа закричал: «Чего машете? Бегом помогать!» Оказалось, тигры порвали маме ноги во время погрузки. Это была довольно поучительная история: тигры просунули лапы через прутья клетки и цапнули маму, а взрослые мужики, которые при этом присутствовали, увидев это, просто бросились врассыпную, закрыли ворота снаружи и стали их держать.
Мама кое-как вырвалась, стала стучаться, ей долго не открывали, а потом, когда ее уже несли на носилках, впереди бежала цирковая медсестра и кричала: «Врача! Врача!»
Вот так иногда люди реагируют в шоковых ситуациях.
Много раз случалось, что хищники сбегали из клеток. В таких ситуациях цирк закрывали, чтобы они не вышли на улицу, а всем кричали: «Прячьтесь!» Мы были готовы к такому всегда, поэтому точно знали, куда бежать, где прятаться и как вести себя при разных обстоятельствах.
Когда рядом с тобой находится тигр или лев, главное – знать, что делать. Самое страшное в опасных профессиях – это неготовность, паника. Ведь когда ты не готов к тому или иному развитию событий, тебя накрывает шок, ты цепенеешь. А если ты цепенеешь рядом с хищником – это почти стопроцентная смерть.
Как-то раз наш тигр вышел из клетки во время работы в Китае – нам тогда повезло, что он зашел в тупик, а не пошел по направлению к жилым районам. Тигр был опасный, и уйди он немного дальше – пришлось бы вызывать военных и стрелять. Нам же удалось его окружить вместе с китайской милицией и в итоге загнать в клетку.
Но самая громкая история с вышедшими из клеток хищниками случилась у папы, когда мы были еще совсем маленькие. Тогда молодые тигры разбрелись по цирку и зашли на конюшню, устроили настоящую охоту на лошадей, а те как могли отбивались от них в своих стойлах. Разогнать эту свалку стоило нереальных усилий.
Несколько лет назад брату позвонили и попросили помочь с поимкой леопардов, которые как-то оказались во дворе в центре Москвы. Брат был за границей, поэтому на это задание отправился я. Честно говоря, слабо себе представлял, что именно буду делать, но решил основательно подготовиться: взял толстые перчатки, чтобы защитить руки, и петлю для поимки хищников. Приехал и увидел двух совсем маленьких ручных леопардов, которых уже поймали, я их смог взять за шкирки и держать одновременно.
История была очень странная – скорее всего, хищников купили нелегально и хотели использовать как живое экзотическое украшение для какого-нибудь ресторана, поэтому скрывали в квартире. Однако историю раздули до невероятных масштабов: леопарды гуляют по центру Москвы!
Когда ехал ловить леопардов, я понимал, что к нам обратились скорее от безнадежности – все же мы работаем в смежной области, с тиграми и львами, а не с леопардами. Я отдавал себе отчет в том, что, будь это агрессивные дикие животные, мне будет трудно справиться с ними: я не супергерой и не бессмертен. Однако в любой подобной ситуации я могу быть полезным: объяснить людям, как действовать, попытаться успокоить зверя на расстоянии. Если бы я отказался – грош цена была бы мне как дрессировщику хищников, особенно если бы пострадали люди. Единственное, о чем я переживал, – о том, что информации было слишком мало. Кроме короткого «леопарды на свободе» я больше ничего не знал, поэтому просто постарался себя обезопасить.
Как-то мы вот точно так же, «голыми руками», забрали одного из наших тигров, Рики, который жил в гараже в Казани. Брату позвонила его знакомая и рассказала об этом. Оказалось, человек купил тигренка и, как это часто бывает, думал, что тот еще долго не вырастет в серьезного хищника.
Но Рики скоро подрос и стал далеко не таким белым и пушистым, каким был прежде, он представлял серьезную опасность. Рики и сейчас – полноценный хищник, пусть и менее агрессивный за счет того, что его вырастили в «человеческой» среде. Однако у него нет тех особенностей, которые встречаются у совсем ручных животных, как, например, у нашего замечательного тигра Мартина (у него не было агрессии к людям от слова «совсем» – я, кстати, считаю, что это отклонение). Рики же в очередной раз доказал нам, что он совсем не ручной, во время съемок одного рекламного ролика. По сценарию Сергею Светлакову поручили сделать вид, что тигр его очень испугал, и кинуть в Рики веник, а тот воспринял это как угрозу и начал серьезно рычать и кидаться, попер на человека и заодно стал цеплять мои ноги когтями.
К слову, наш Мартин был абсолютно другим – легенда, тигр не от мира сего, рубаха-парень. Мы все его очень любили, потому что он был действительно очень милым, прямо как домашний кот, он не проявлял серьезной агрессии даже в ситуации, когда чего-то боялся.
Если бы и Рики был таким, я бы не ставил вопрос о недостатке контроля, но к нам довольно часто попадают такие животные: например, тигрица Анита тоже «подарок» – до того, как она попала к нам, ее держали дома.
Я называю это «психологией распределения», когда люди на фоне других берут себе какую-то роль. Например, когда среди твоих знакомых нет владельцев диких животных, ты думаешь: «А почему бы мне не взять эту роль на себя?» И до тех самых пор, пока такие люди вполне закономерно не поймут, с чем связались, они балуются, а животные растут и превращаются в настоящую угрозу.
Кстати, такие люди катастрофически похожи друг на друга. Кто-то, например, дарит ребенку тигренка, потому что тот родился в год Тигра, всем весело, но никто не загадывает, что делать дальше. В этом и состоят две основные проблемы: никто не думает о том, какими станут эти животные в будущем; а когда они вырастают, никто не знает, что с ними делать. Попав в такую ситуацию, начинают звонить дрессировщикам хищников. А кто из них на слуху? Мы, Запашные. Нам звонят и просят забрать животное, но мы можем взять его, только если у нас есть свободная ниша. Если ее нет – помогаем с перемещением животного в другие, более комфортные условия. Но в конечном счете заводить дома диких зверей – это форма социального баловства, а точнее – безответственности.
Здесь мы возвращаемся к вопросу об эгоизме. Например, когда человек идет к известному актеру за автографом и фотографией, он руководствуется в первую очередь эгоистичными побуждениями. Ведь потом он сможет сказать другим: «Смотрите, у меня есть фотография с этой знаменитостью, а у вас нет!» Это именно эгоизм и самолюбование. Аналогично дела обстоят с людьми, которые заводят опасных животных: они хотят делать красивые фотографии того, как у них по двору гуляет лев, и говорить соседу, мол, у тебя собака, а у меня – лев!
При работе с животными очень важно уловить их индивидуальные особенности. Наш папа, Вальтер Запашный, так сделал, например, с одной рысью из своей группы. Он заметил, что она била лапой по любому предмету, который к ней подносили. Попробовал несколько раз – повторялось и с палкой дрессировщика, и с другими предметами, и в результате он придумал номер: рысь, которая бьет в барабан.
Мы тоже стараемся так делать. Например, брат никогда в жизни не прыгал на тигре. Мы даже не репетировали. А почему? Все очень просто: держаться не за что. У льва грива, дрессировщик за гриву взялся – и прыгнул. В крайнем случае можно надеть шлейку – однажды мы так и поступили, но только потому, что у того льва, с которым мы начали репетировать, именно в этом месте никогда не было волос, как будто специальная залысина от рождения. А до этого Аскольд без проблем прыгал верхом на льве Майкле – просто брался за гриву и делал трюк.
У некоторых наших коллег есть львы, которые «хлопают в ладоши»: буквально – становятся на задние лапы и начинают аплодировать. У нас был такой лев Дэвид, я его поднимал на задние лапы, и он, пытаясь поймать баланс, инстинктивно соединял передние, как будто хлопал. И если это подчеркнуть, если вовремя начать хвалить, то он начнет понимать, что это «приветствуется». Но специально научить этому невозможно.
Например, когда наш лев Филипп становится на задние лапы, это прямо «настоящий лев» – широко лапы раскрывает, сидит красиво. Но как ему сказать, чтобы он лапы свел и начал хлопать?
Также часто бывают трюки, которые требуют совмещения. Львы лучше контактируют друг с другом, чем тигры, их проще объединять в трюках, которые предполагают прямой физический контакт. Если оба тигра – самцы, они очень часто конфликтуют между собой, а львы подходят друг к другу, здороваются, ласкаются, и ты понимаешь, что контактные трюки, совместные, легче делать с двумя львами, нежели с двумя тиграми.
Мы с Аскольдом в основном работаем с тиграми, хотя у нас смешанная группа – наследство от родителей. У папы было пять львов, мы с братом одно время работали с четырьмя. Мне тигры нравятся больше, потому что они более подвижные. Мне хочется добавить драйва и скорости в работу – она у нас и так внешне спокойная. Но вот если все то же самое делать со львами, это будет ровно в два раза дольше: львы никуда не торопятся, на трюк спокойно придут, с трюка спокойно уйдут – и все это будет происходить так чинно и размеренно, что зрители заснут. Львов «разогнать» очень тяжело, тигры – пошустрее.
К тому же есть различия между самцами и самками. У тигров они неярко выраженные, за исключением того, что самцы более вдумчивые и стрессоустойчивые. Самки, особенно в период полового созревания, могут меняться в характере: иногда тигрица так загуляет, что работать невозможно. Или наоборот – после гулки у нее наступает период обороны, она никого к себе не подпускает, все ее раздражает, все бесят. А у самцов все всегда более или менее ровно. Но, с другой стороны, если друг с другом закусятся тигры-самцы, это гораздо хуже. У самок меньше желания нападать. Свое защищать – да, но так, чтобы пойти и задушить кого-то, – нет, у них это стремление возникает гораздо реже, нежели у самцов. Парни более драчливые, чаще хотят выяснять отношения между собой.
Однако и здесь есть индивидуальные особенности. Например, у нас в группе есть белые тигрицы, сестры Жанна и Бритни. Жанна – красивая, эффектная, но, если посмотреть со стороны, она как будто постоянно «на нервах». Вот это как раз и есть ее «стрессонеустойчивость». Она все время в режиме «сейчас меня обидят, сейчас меня кто-то укусит», то есть она не знает кто – но кто-то точно ее укусит. И вот она себе вбила эту мысль в голову. Все время лежит и злится.
И это не из-за того, что ей хочется показать, какая она крутая, а из-за того, что ей не хочется влезть в какую-нибудь неприятную историю. И она заранее так эмоционально показывает: «Лучше не подходи ко мне!» У нее есть невидимая личная зона, в которую она никого не пускает, а если в это пространство зайдешь – получишь по шее точно. Все это знают, поэтому с ней уже и не связываются лишний раз. И у нее так с самого детства. Вот Анита в корне другая – ласковая, умненькая, ищет контакта. Я к ней спокойно подхожу, глажу, и никаких проблем. Все зависит от конкретного животного.