Отключить его не так сложно, как может показаться. Каждый из нас рождается с очень похожим набором параметров. Ученые спорят, как много в характере человека «сидит» генов, а сколько дает воспитание. Но вряд ли это касается страха. Ребенок не боится «220 кусючих» чертиков в розетке. Пока не упадет, ему не страшна лестница. Только время и боль, простая физическая боль, учат нас бояться.
Сейчас, оборачиваясь назад, мне кажется чудом, что я до сих пор жив. Вряд ли это сможет впечатлить хоть кого-то, кто прожил суровое «советское детство». Строго формально, правда, в моем случае оно не было советским. Этот период моей жизни совпал с ранними годами независимости Беларуси – именно так стало называться государство, до 1991 года входившее в состав СССР под именем «Белорусская советская социалистическая республика». Впрочем, это обстоятельство только усугубляло ситуацию, которая и без того никак не способствовала выживанию детей.
Поместите в хаос девяностых непоседу, вроде меня, прибавьте к этому вечно занятых на работе родителей, умножьте на тысячу опасностей городской среды. А теперь попытайтесь решить это уравнение. Не выходит? Что ж, понимаю, сам никак не возьму в толк, как дожил до этих дней.
Наверняка, это преувеличение, но порой мне кажется, что не было дня, который бы мы не проживали без риска для жизни. Абсолютно реального, а не вымышленного.
Мое детство прошло в одном из центральных районов Минска, в котором каким-то чудом уцелело несколько кварталов частной жилой застройки. Среди неказистых домов, не ровня нынешним усадьбам в центре города, находился и мой. Ничего выдающегося – простенький дом, в котором жили мой отец, автомастер на станции техобслуживания, моя мама, массажист, и я – самый обыкновенный минский сорванец, которому остро не хватало приключений.
Я рос жутким непоседой. Сколько бы меня не лупил отец, а бывало, мне доставалось и ремнем, и даже ногой, как бы не уговаривала мама – я отчаянно рвался на свободу. Одно из моих первых воспоминаний связано с побегом из садика. Конечно, я был совсем маленьким и почти не помню деталей. Большую часть этой истории мне рассказала мама. Не ждете же вы, что мальчуган 3-4х лет от роду вспомнит, кому пришло в голову ремонтировать забор в садике? Как ему в голову пришла мысль, что отсутствие физических преград равносильно исполнению мечтаний? Но факт остается фактом – прореху в ограде воспринял, как приглашение. Я отлично помню, куда понесли меня ноги.
По дороге в садик мы каждый раз проходили мимо торгового центра «Гандлю». По нынешним меркам это скорее универсам – здание длиной около 100 метров, в котором продавалась всякая всячина. Но тогда это был – именно был, а не казался мне таким – огромный торговый центр. Именно туда я и отправился после побега. Внутри набрал каких-то сладостей, машинок, и тихонько играл, пока на меня не обратил внимания охранник, спросивший строгим голосом: «Ты чей»?
Что я ему ответил – не помню. Да и так ли это важно? В этой истории нет ничего такого, что могло бы вас удивить. Милиция, перепуганные родители, наказание. Конечно же, нашли и вернули в семью. Наверняка
позднее мне пытались объяснить, как это опасно, почему так больше никогда нельзя делать. Наверняка я слушал и кивал. Да что толку? Это был не последний мой побег.
А уж сколько раз нам в более взрослые года надирали уши, не сосчитать. По соседству с нами жил мальчуган Кирилл Прохоров. Он был на пару лет меня старше и, конечно, чуть выше ростом. Потому ему в результате наших проделок доставалось всегда чуть больше. Но и мне, бывало, крепко доставалось. Когда от прямых жертв наших чересчур опасных развлечений, когда от отца, который придерживался старой школы воспитания.
Чего мы только не вытворяли в детстве. Швыряли каштанами по проезжающим по шоссе машинам – с пригорка, где находились наши дома и территория местного лицея, делать это было особенно удобно. Когда каштанов не было, пускали в ход камни. Нас совершенно не заботило, что мы можем нанести приличный ущерб технике, создать аварийную ситуацию на четырехполосном шоссе. Мы просто не думали об этом – нам было интересно, забавно. Риск щекотал нервы. Порой самые настырные из пострадавших автомобилистов объезжали квартал и подбирались к нам со спины, чтобы провести «воспитательную беседу». Чаще всего нам с Кириллом удавалось удрать, что по большей части было его заслугой.
О, как он бегал! Белорусский Усейн Болт, никак не меньше. Как я не пытался, угнаться за ним мне никогда не удавалось. Если бы не крепкая рука Кирилла, хватавшего меня за ладонь, и тянувшего несмотря ни на что вперед, я бы никогда в жизни не смог бы его догнать. Но он никогда меня не бросал и тянул, тянул, тянул. До тех пор, пока опасность не оставалось позади. Мне лишь только и оставалось, что попроворней перебирать ногами да хватать ртом воздух. Нет, в детстве я не страдал лишними килограммами, да и дефицита физической нагрузки никогда не было. Но Кирилл у нас все равно был главным по убеганиям.
Да и не только по ним. В округе было много интересного. К примеру, старое подземное бомбоубежище. Кто и когда его построил – сказать не возьмусь. Но некогда наверняка секретный объект времен Второй мировой к нашему детству стал достоянием общественности. Местные жители приспособили его под своего рода кладовку, благо места там хватало. Ничего ценного там не хранили – так, всякий хлам, какой в многоэтажках обычно сгружают на балконы. Наверное, потому сколько-нибудь серьезных мер предосторожности никто не предпринимал. По крайней мере для нас с Кириллом не составило труда забраться вовнутрь. Мы соорудили из какого-то тряпья и палок факелы – вымоченные в масле они горели достаточно ярко и долго, чтобы можно было изучить интерьер убежища. И долго бродили под землей, фантазируя невероятные приключения. Одно из самых любопытных мест находилось почти сразу справа от входа. По центру комнаты стояло загадочное устройство с седлом и педалями, внешне отдаленно напоминавшее велосипед. Очевидно, по задумке инженера, создавшего конструкцию, кто-то из обитателей убежища должен был взгромоздиться на седло и крутить педали. По цепи вращательное усилие передавалось какому-то механизму, которые уже выполняло какую-то, наверное, очень важную работу. Быть может, подавал воздух или откачивал воду – выяснить нам это так и не удалось.
Вход в убежище закрывали две двери. Наружная была относительно скромной – довольно тонкий металл, никакого намека на герметичность. Ее задачей точно не было спасать людей от ударной волны. Скорее всего ее соорудили, чтобы оградить убежище от чрезмерно любопытных зевак и сорванцов, вроде нас. Вторая дверь, утопленная в холм чуть глубже, походила на затвор сейфового хранилища, каким его себе представляли «диснеевцы», рисовавшие заставку к мультфильму про Скруджа Макдака. Помните, где он ныряет в золотые монеты, заполняющие его хранилище? В нашем случае разница была только в форме – с внутренней стороны прямоугольной двери толщиной с полметра располагалось колесо, выполнявшее роль замка. Почему я так подробно ее описываю?
Во-первых, это действительно впечатляло. Во-вторых, однажды мы оказались заперты внутри убежища. Произошло все довольно обыденно. Кто-то из взрослых проходил мимо, увидел, что дверь приоткрыта и решил ее запереть. Просунул голову внутрь, громко спросил, есть ли кто внутри и, не дождавшись ответа, запер наружную дверь.
Почему мы с Кириллом не откликнулись тогда? Кто знает. Боялись снова получить подзатыльники за то, что полезли куда не положено. Услышав скрипы и шорохи, мы не придумали ничего лучше, как погасить факелы и замереть. Нам и в голову не пришло, что прямо сейчас нас могут похоронить заживо в старом бомбоубежище.
Но нам повезло. Тот мужик не стал придумывать никаких надежных способов закрыть дверь. А лишь притворил ее. Так что мы выбрались наружу довольно просто.
Но далеко не все наши развлечения заканчивались так безобидно. Однажды нам удалось взломать дверь в еще одно секретное место – загадочно гудящую трансформаторную будку, от которой питались наш частный сектор и все многоэтажки в округе. Внутри двухэтажного кирпичного здания оказалось три небольшие комнаты, закрытые полупрозрачными решетчатыми дверьми. За ними очень нарядно, по-детски празднично вдоль стен шли цветные металлические полоски в несколько сантиметров шириной. Сейчас я понимаю, что это токоведущие шины под огромным напряжением. Но тогда они мне не казались таким уж безопасными.
Но Кирилл был иного мнения. «Алесь, точно тебе говорю, ничего не будет», – сказал он и потянулся рукой к одной из полосок.
Все, что произошло дальше, в моей голове сохранилось словно кадры из голливудского блокбастера. Как только его рука коснулась металла, прозвучал оглушительных хлопок. В яркой вспышке света я увидел, как Кирилла отбросило к противоположной стене. Помещение тут же заволокло дымом.
Каким-то чудом он остался жив и даже не потерял сознания. Но досталось ему крепко. На ноги Кирилл подняться не мог, да и шевелился с трудом. По началу мне приходилось его тащить. Не самая простая задача, учитывая двухлетнюю разницу в возрасте. Но постепенно ему становилось лучше, он смог ползти. Кое-как мы выбрались из будки, жутко напуганные, потрепанные, но живые. Помню, как тогда дал Кириллу серьезный взрослый совет. Нет, вовсе не тот, о котором вы подумали, ничего и близко про опасность электрического тока. «Тебе нужно обнять дерево, чтобы оно забрало лишний ток», – с видом знатока порекомендовал я. Кирилл послушался.
Помогло ли? Вряд ли. Позднее, спустя несколько лет, у него обнаружились проблемы с сердцем. Достаточно серьезные, чтобы спустя еще несколько лет его отказались брать в армию. Стала ли та история причиной заболевания, или оно развивалось само собой – точно сказать никто не сможет. Но мы с Кириллом уверены, что именно так все и было.
Конечно, это далеко не все истории, случавшиеся со мной в детстве. Бывали и разбитые лбы, которые приходилось штопать в травмпункте, и пробитые гвоздями насквозь руки. Трудно сосчитать, сколько раз мы были на грани, удирая со стройки от сторожа – ничего не поделать, другого способа добыть гвозди для нашей многоэтажной системы шалашей тогда не было.
Все в итоге обошлось. Мы остались живы. Чудом, как и многие тысячи детей того времени. Но знаете что? Мы ничего не боялись, и это в самом деле бесценно. Нет, конечно, мне даже подумать страшно, что мои дети могли бы пройти тот же путь. Я бы не желал такого и вашим. Но сам я вспоминаю те годы с огромной благодарностью. Я несу дружбу с пацанами, делившими тогда со мной все приключения, по сей день. А ранения, полученные в боях с собственной дуростью, отличный способ окунуться в приятные воспоминания.