– Он – чертов извращенец! – вопит мой внутренний голос, пока я бегу к выходу. Бегу, петляю. Ботинки не застегнуты, ноги вываливаются и вообще заплетаются, будто я пьяная. А я и опьянела! Сначала от близости его, а теперь – от ужаса перед произошедшим. И от того, что слухи о нем оказались верны. Злой серый волк. Мизантроп. Контроллер. И…вот если бы я не сбежала, он меня там же, в гостинной и нагнул? Со связанными руками?
Я буквально выпадаю из калитки. С первого раза открыла, да. И сразу прыгнула в такси. Дождался. Порядочный такой, позвонил ведь, иначе…
Что?
Уже не знаю. Влад Поздняков оказался жестче, чем я могла себе представить.
Вот только я ни при чем. Похоже, он ждал совсем другого человека – а я даже не смогла сразу объяснить, что происходит. Растерялась. Была так ошеломлена этим напором, что на мгновение поддалась…
Странно, но я не чувствую разочарования от этого “знакомства” близкого. Скорее – боль. Ту самую, что приходит вместе с теплом в обмороженные конечности. Или это розовые очки разбились, и их осколки мне в кожу впиваются? И в горло, в котором перехватывает дыхание, стоит мне снова вспомнить то, что было. В голове туман. Не вспоминать бы… Но в то же время хочется достать из памяти каждую минуту, что я провела в доме. Осознать и расставить все по своим местам. Найти что-то, что заставит меня возненавидеть. Что-то, что вернет в тихую гавань собственной жизни. Ведь глупая моя и странная влюбленность после всех этих сцен, она же должна исчезнуть, да?
Не выходит пока…
И меня действительно подставили в издательстве. Может и не думали, что именно так подставят – но они не предупредили Позднякова. Сами не смогли договориться, а пушечное мясо отправили…
А он подумал, что я из продажных этих?
Самое кошмарное, что я не могу определиться – хочется ли мне, чтобы Поздняков на самом деле ждал проститутку и потому вел себя так. Или чтобы он… Чтобы я настолько привлекла его, что он не сдержался.
– Дура, – шепчу.
Таксист коротко смотрит на меня в зеркало заднего вида. Мне стыдно, я к окну отворачиваюсь. Кулаки стискиваю.
Ситуация просто ужасна, но ужасней всего то, что, когда этот чёртов извращенец прижимал меня к окну, я чувствовала не только страх. Много чего еще, что хорошие девочки не чувствуют. Особенно те хорошие девочки, у которых парень есть. Не должны чувствовать!
А когда развернул и на губы мои смотрел, будто поцеловать хотел… Это вообще запредельно оказалось. Стальные глаза с темным ободком вокруг радужки, его дыхание, пахнущее кофе и сигаретой… Что было бы, если бы мы поцеловались? И почему он не захотел?
Поразительно, сколько всего произошло в том доме за короткое время, а меня больше всего расстроило не то, что он сделал. А то, что не сделал. Не поцеловал. И это было очень обидно. Я обиделась, понятно?
– Точно дура, – прошептала опять. Но почти беззвучно.
“И сумасшедшая”, – услужливо добавил голос внутри.
Только ненормальная будет сидеть и переживать о каких-то несостоявшихся поцелуях, а не о том, что состоялось.
Задание я провалила, Позднякова еще больше, наверное, настроила против издательства. Да и редакторы поступили со мной так, что тошно. А я сама? То стонала рядом с ним, то мямлила, то плакать пыталась. Вот почему не объяснила кто я и зачем пришла? Четко и уверенно. И на эти все его замашки не отреагировала пощечиной? Хотя ударить Влада это вряд ли кто может себе позволить… Но можно было ведь его жестко остановить. А если бы он меня насиловать начал?
"Завтра снова пойду", – напомнило внутренний голос известный анекдот.
"Заткнись", – посоветовала ему устало.
– Куда едем-то? – не менее устало спросил таксист.
Я очнулась.
Мы в город въехали уже? Даже не заметила. Открыла рот… И выдала другой адрес. Виталика. Не хочу одна сегодня оставаться. Хочу перебить странное послевкусие после этой встречи. Снова вернуться к той Искре, которая мне хорошо знакома – с моим Виталиком это можно будет сделать.
И когда протрезвею – в переносном смысле – спокойно уже все обдумать.
Многоэтажка с серыми проплешины старого снега вокруг – и ни одной елки – выглядит настолько привычно, что я начинаю успокаиваться уже на подъезде. Из машины выхожу, догадавшись, наконец, застегнуться и ботинки застегнуть. Воротник пальто поднимаю повыше – шапки у меня не оказалось. Уж не знаю, когда обронила – может бежала когда… Будет лежать теперь там, на снегу, пока не истлеет. Или по весне её не найдёт Поздняковский садовник. Дворецкого у него может и нет, а вот садовник такому саду точно нужен. Или он сам копается в земле?
Так, хватит думать о нем.
Задираю голову и натужно улыбаюсь, безошибочно находя светящиеся окна Виталика
Код на двери набираю, поднимаюсь на кряхтящем лифте. Жму на кнопку звонка. Думаю, что пора мне ключами обзавестись. Но мой парень не предлагал особо, не самой же выпрашивать? Инициатива от мужчины должна исходить. Хотя, после всех этих событий, на счет инициативных мужчин я уже не уверена…
Снова звоню. Настойчиво. Он если фильмом или игрушкой какой увлекся, может и не услышать сразу.
Распахивает с недовольным:
– Да что вы тут…
Взъерошенный. Милый. В штанах домашних. Родной почти… Выдыхаю с облегчением и в тепло маленькой прихожей шагаю. Здесь, кстати, и вешалка есть, и полочка для обуви.
К Виталику обращаюсь с улыбкой:
– Я раньше освободилась.
И только в этот момент понимаю – что то не то.
На крючке – розовая дутая женская куртка. С искусственным мехом вокруг капюшона. Мне всегда такие куртки жуткой пошлостью казались, а уж если в сочетании со сползающими обтягивающими джинсами… Но так половина города ходит.
Ботиночки на полу стоят. На каблуках.
И был бы шанс, что это просто вечеринка какая, или друзья Виталика, которые как бы и мои друзья, кино собрались посмотреть, винишка выпить посреди недели. Только вот одна эта курточка болтается – не считая Виталиковой. И выражение страха и вины на лице у моего парня тоже присутствует. Одно и всеобъемлющее.
В горле пересыхает, а руки-ноги холодеют.
Вот это и есть измена, да? Мне рассказывали. Мы даже обсуждали как-то с девчонками, хохотали, что все мужики кобели. Всегда ходят налево. И случись с нами такое – достанем дробовики и расстреляем изменников. А потом, задув дымок на дуле, пойдем напьемся в ближайший бар и подцепим там красавчика для сладкой мести…
Во рту сделалось горько.
Дробовик я вряд ли бы удержала в ослабевших руках.
А мести, бара и красавчика сейчас хотелось меньше всего. Хотелось сжаться, стать невидимой. Спрятаться от всего происходящего, и чтобы никто меня не нашел. Чтобы можно было сделать вид, что меня здесь не было. И я ничего не видела и не знаю…
Не разуваясь прохожу в комнату – эта разулась и хватит…
Квартира у Виталика однокомнатная и с мебелью старой. Но уютная довольно… я помогала. Вот эти шторы ему подарила, очень мне орнамент понравился. Ковер круглый мы вместе покупали. Подушки на раскладывающийся диван… Сейчас на этих подушках незнакомая девица сидит. Глаза круглые, а лицо пытается сделаться наглым и уверенным. Сидит на моих подушках, в одной только блузочке – юбка с колготками шерстяными рядом валяются. И вино рядом стоит. В моих бокалах…
Разворачиваюсь и пощечину Виталику влепляю. Так, что рука загорается, а голова у него откидывается. Ни звука не произношу – нет у меня внутри звуков. Да и что тут скажешь? В горле ком, в ушах – вата. Мой… бывший парень говорит что-то, а мне не слышно. Гудит. В голове, в груди, в руке отбитой…
Как зашла, так и ухожу – дверь ведь даже закрыть не успели. На автомате в лифт сажусь, который не успел уехать на другой этаж. Телефон достаю и вношу Виталика в черный список. И восхищаюсь как-то отстраненно, какая я быстрая. Метеор просто. Всего две минуты позора – и парня у меня нет.
И у Позднякова тоже быстро получилось.
Может и на работу так сходить? А что, зашла, все высказала начальству – или все узнала о себе – и вышла. Девочка-супер-скорость. Научит, как похерить свою жизнь быстро и результативно.
На автомате, не особо различая, что там у меня под ногами и почему периодически мокро, добредаю до метро. Всего девять часов вечера – а я как девять жизней своих уже потратила. Вот, девятая вообще бесполезная оказалась. В вагон сажусь и усмехаюсь недобро. Мы же с Виталиком так радовались, как удобно у нас станции расположены – на одной ветке. И до работы всем удобно было.
Удобная ветка. Удобная детка.
Хорошая дочка. Холодная ночка…
Дома тоже холодно. Что-то с батареями, наверное… или может это у меня изнутри лед? Воду погорячее включаю и затыкаю пробку в старенькой ванне.
Квартирка мне от бабушки досталась. Точнее, от бабушки нам досталась большая хорошая квартира – мне и моей сестре – и родители здраво рассудили, что два жилья лучше чем одно. И вообще это хороший старт для девчонок. Помогли разменять и разъехаться. Так что я неплохо устроилась – и жилье свое, и работа в престижном месте. И парень…
И нет его.
В углу исходящей паром ванны приткнулась и коленки свои с выступающими косточками обняла. Глаза закрыла. И позволила, наконец, слезам стечь в воду. Ну не на людях же плакать и переживать?
Вода долго остывала. Как совсем остыла, халат надела огромный, махровый, выползла на кухню. Несмотря на то, что я почти не ела сегодня, есть не хотелось. А хотелось…
Открыла морозилку и достала ведерко с мороженым. На кресло возле кровати уселась и мрачно начала выковыривать перемерзшую массу, глядя в одну точку.
Телефонный рингтон – какой-то встроенный, я ведь его даже не меняла – заставил очнуться. Даже не сомневалась, кто это. Марьяна. Почему-то сестра считала нормальным звонить так поздно. Она вела полуночный образ жизни и как бы я ни пыталась ее приучить к тому, что люди после девяти могут спать, не приучалась. Не хотела ни с кем разговаривать… но трубку взяла.
– Как дела? – жизнерадостно пропела Марьяна.
Покосилась на ведерко.
Никогда. Никогда не спрашивайте у женщины, которая ест мороженное из ведерка, как у нее дела.
– Нормально.
“Мой бывший уже парень мне изменял, а кумир едва не трахнул. И я сижу и не могу понять – может зря не позволила ему сделать это?”
– Ну и отлично. Слушай, меня в пятницу позвали на мероприятие, а надеть нечего. Дай мне то свое длинное платье, синее которое…
– Конечно, заезжай.
“У тебя полный шкаф шмоток. А тебе зачем-то единственное мое приличное платье понадобилось”.
– До тебя та-ак неудобно ехать, – проныла сестра, как будто я жила в соседней области, – Возьми его с собой на работу, а? А я завтра или послезавтра заскочу.
– Хорошо.
“Хотя меньше всего мне хочется с утра толкаться в метро с неудобным чехлом”.
– Спасибо милая, пока-пока.
– Пока.
А жить-то больно…
***
Виталик с букетом в восемь тридцать утра выглядел экзотично. И достаточно несчастно, чтобы спешащие на работу простые клерки, заходящие в наше здание, оборачивались на него.
А я не спала почти. Всю ночь провела, сжавшись в комок под одеялом. Вяло гоняла мысли по поводу собственной жизни, и насколько все в ней тухло, аж попахивает.
Останавливаюсь молча. Букетом в меня тычет. Смешно – потому что букет роскошный. Мне дарили цветы на три святых женских праздника, но самый лучший я получаю в качестве извинений за чужие шерстяные колготки на моем – уже не моем – ковре. И правда смешно. А еще очень грустно. В этой роскоши напоследок я подтверждение вижу, что всё плохо уже давно было, а я и не замечала. И снова в комок сворачиваюсь мысленно. Вот такая вот Искра… не боец. Мне привычно прятаться от опасностей этого мира в коконе из вялого “Все проходит – и это пройдет”. Как в детстве, когда играешь в прятки, глаза закрыл и все, типа спрятался. И никто не видит. Детство ушло, а привычка осталась.
Руки оттягивает сумка и чехол с платьем. Память услужливо подсовывает мысли из прошлого о нашей возможной свадьбе и двух детях. А внутренний голос, защищая меня от боли, сообщает, что нам, вообще-то, плевать. Виталик – проходной вариант был. Временный, пока нормального принца не встречу. Так что пусть катится, он нам никто и ничего не должен.
Внутри же крошево изо льда и острых осколков. И странно, и холодно, и все равно больно. Но состояние это длится уже так долго, что все чувства притупились. Весь этот показательный букет и слова Виталиковы – как через вату. Особенно те слова, что ничего такого он не хотел. Тиндер злой попутал. И что он никогда и ни с кем, а меня – любит. Просто так получилось…
Просто так получилось, что после твоего звонка я лайкнул кого-то в Тиндере. И она тут же согласилась на свидание, а потом и ко мне домой пойти. Просто так получилось, что нам было настолько то ли грустно, то ли весело, что мы решили погрустить голыми…
Тьфу.
В голове – вспышка совсем другого “так получилось”.
Мои руки, связанные за спиной, прерывистое дыхание, оставляющее на идеально чистом стекле след, мужское тело, прижимающееся ко мне сзади…
Вздрогнула. Глаза на Виталика подняла. И он на меня смотрит. Так скорбно, словно уже понимает – его присутствие рядом закончилось. Вышло выданное в кредит время. Вот странно, я даже не думала, что могу рвать с другим человеком одним махом… Это хорошо или плохо, что могу?
Вздохнула, букет, который едва ли не приморозился ко мне, забрала и сказала:
– Просто так получилось, что нам больше не по пути.
И в теплое нутро здания шагнула. Даже если он за мной пойдет – не пустят. Через турникеты и охрану без пропуска не пройти.
– День рождения? – кивнул на мою ношу один из представителей службы безопасности. День рождения? Ах да, цветы, платье, макияж сегодня поярче, чтобы замазать зеленоватый цвет лица и круги под глазами…
Фактически, начало новой жизни… было бы в каком-нибудь голливудском фильме. Где героиня таким букетом сначала метелит изменника, выкидывает в мусорку платье, которое она должна отдать сестре, и пишет заявление об увольнении. А потом, показывая "фак" всем и каждому – в том числе неожиданно появившемуся в офисе главному обидчику в сером костюме – уходит в счастливое будущее. С гордо поднятой головой.
В реальности… в реальности я поднимаюсь в офис. Криво улыбаюсь сотрудникам, аккуратно ставлю букет в найденную вазу и почти под стол, и вешаю в шкаф не только пальто, но и любимое платье. Кофе растворимый заливаю кипятком. И вместо заявления об увольнении пишу комментарий к отчету, который вчера написать не успела. Потому что меня отправили прогуляться по лесу…
– Как все прошло? – шипит восторженно моя “подружка”, нависая над низкой перегородкой.
– Что? – хмурюсь и поворачиваюсь к ней.
– Ходят слухи, – она почти растекается по пластиковой преграде в намерении выпытать у меня все подробности, – Что тебя вчера отправили кое-куда к кое-кому… О-о, какие цветы! А это откуда?
Открываю рот и закрываю.
Потому что первый порыв начать оправдываться – то ли за то, что не имею право рассказывать, то ли за то, что все прошло так кошмарно, что я в жизни не расскажу – выглядит жалко даже для меня.
Собираю все силы, чтобы посмотреть на Катерину спокойно:
– Не понимаю, о чем ты. Я вчера отвезла документы в одну контору, по пробкам долго получилось.
И над отчетом склоняюсь, давая понять, что разговор окончен. Мне кажется пол здания слышит, как она воздух в легкие набирает, чтобы сказать что-то эдакое, но в этот момент к нам подходит еще одна моя коллега.
– Искра, тебя там главный вызывает.
Встаю.
Даже не поспешно.
Делаю лицо еще спокойней. Не знаю, как смотрится со стороны, по моим ощущениям у меня там железная маска прикипела. Отчет беру и свои записи – ну а мало ли зачем меня вызвали? И придумать пытаюсь, что скажу. Так и не решила за эту мучительную ночь и не менее мучительное утро.
Правду сказать? Сгустить краски и предъявить им все, в чем они и в самом деле виноваты? Ведь меня подставили. И разгребают пусть сами. Тем более, что Поздняков, если соизволил прочитать бумаги, уже в курсе, что я действительно от издательства. Пригрозить начальству каким-нибудь иском? Правда я не знаю, каким, хоть и дочь юриста… Но их действия явно противоправны. Расплакаться и надавить на жалость? Послать и уйти, громко хлопнув дверью? Неужели я не найду такую же работу: бесперспективную, где меня все считают “никакой” и спокойно посылают в пасть ко льву, не рискуя другими сотрудниками?
Передернулась внутренне. Тоже мне христианская великомученица. И в дверь постучала.