Сонный супруг и повелитель выбрел к завтраку с закрытыми глазами, на ходу бормоча:
– Я как медведь-шатун…
Аккурат на этих словах он закономерно наткнулся на стул и грохнулся, конечно же.
– Ты не только шатун, но и падун, – вовремя удержав стул, чтобы он не рухнул на мужа сверху, прокомментировала я происходящее. – И еще валян.
– И еще Колян! – донеслось с пола обиженное.
– То есть, по-твоему, все гармонично и правильно? – я помогла шатуну-падуну и Коляну-валяну подняться.
– А что это вы тут делаете? – с подозрением спросил зевающий сын, заглянув в кухню из коридора.
– Утреннюю гимнастику, – находчиво соврал Колян и показательно присел-поднялся, присел-поднялся. – Рекомендую, очень полезно для здоровья!
– Надеюсь, это не вместо завтрака? – сын обеспокоенно посмотрел на меня как на главную по тарелочкам.
– Нет ничего более полезного для здоровья, чем завтрак, – успокоила я его. – Умывайся и иди к столу, твои оладьи уже готовы.
Вот удивительно, когда сын был маленьким, накормить его удавалось только ценой массовой гибели нервных клеток родителей. Особенно тяжко приходилось Коляну.
– Я не буду суп, налей мне бульон, – повелевал потомок.
Папа выливал из тарелки суп, наливал бульон.
– Ты куда налил бульон? – зловеще щурился сын. – Это грязная тарелка! В ней был суп!
Бульон выливался, тарелка мылась, бульон наливался.
– А мясо куда?! Его нельзя в бульон! – возмущался ребенок. – Его в другую тарелку!
Мясо вынималось, перемещалось в другую тарелку.
– Бульон выливай, – твердо говорил маленький деспот. – Он уже испорчен. В нем было мясо!
Бульон выливался, тарелка мылась, бульон наливался. Ребенок брал ложку и, хлебая бульон, светски сообщал:
– Это мясо я не буду, оно грязное, потому что лежало в бульоне.
Папа тирана молча, но с зубовным скрежетом, мыл мясо под краном, шмякал его в тарелку, ставил руки в боки и грозно смотрел на сына.
– Не буду я это мясо, – невозмутимо отвечал тот на невысказанный вопрос. – Оно грязное!
– Я его помыл!!! – ревел папа.
– Помыл, – соглашался сын. – Но положил в грязную тарелку! В ней лежало немытое мясо…
Какое время веселое, а? Теперь были бы только мясо, бульон и прочее, включая оладьи, – все будет съедено быстро и с прекрасным аппетитом!
– А моё… не знаю, что… оно готово? – Колян внимательно посмотрел на накрытые крышками сковородки на плите.
– Твой листовой салат, кефир и сыр тофу в холодильнике…
Вчера, объевшись за ужином у хлебосольных Максимовых, муж принял героическое решение начать ограничивать себя в еде.
– А разве больше ничего не осталось? – словами идейно близкого ему Винни Пуха жалобно спросил этот мужественный человек, скривившись при упоминании салата и тофу.
– Глазунья из трех яиц на сковородке, – договорила я.
Так и знала, что зеленью и кефиром Коля Пух не обойдется.
– Так это совсем другое дело! – обрадованный супруг устроился за столом, вооружился ножом и вилкой.
Вернулся из ванной умытый и побритый сынище. Сцапал в обе руки по оладушку, запихнулся, огляделся искательно, подтянул к себе банку с медом. Девятнадцать годков, а еще ребенок ребенком!
– У кого какие планы на сегодня? – светски поинтересовалась я, непринужденно отняв у ребенка мед, чтобы полить им свой творог.
За два «ковидных» года многое в нашей жизни изменилось. Главное – теперь мы все постоянно дома. Мы с мужем удаленно работаем, сын дистанционно учится – никто не срывается с постели спозаранку, чтобы успеть в присутствие к девяти ноль-ноль. Мы неторопливо встаем, со вкусом завтракаем и расходимся по своим рабочим местам, обустроенным соответственно собственным вкусам и запросам.
Я, например, прекрасно научилась работать лежа на диване. На животе макбук, справа мышь и мобильник, слева айпад и наушники – что еще нужно писателю-редактору-копирайтеру? Утомилась – спихнула с себя компьютерную технику, глазки закрыла, ладошку под щеку подсунула – и баю-бай…
Лично у меня необходимость выходить из дома связана теперь исключительно с пополнением запасов продовольствия и всяческими развлечениями. По вторникам, например, я хожу в кино – в этот день билеты совсем дешевые…
– Я после обеда в спортзал и в бассейн, – сообщил Колян и пытливо ущипнул себя за бочок. – Вчера у Максимовых, наверное, целый килограмм наел, теперь страшно на весы становиться…
– А у меня сегодня вождение по городу, – уведомил сын.
– Первый раз за рулем не на автодроме? Это веха! – понятливо покивал муж. – То-то, я смотрю, ты такой нарядный!
Я посмотрела на Колюшку и только теперь заметила выглядывающий из нагрудного кармашка джинсовой рубашки уголок белоснежного платочка. С общим незатейливо-демократичным прикидом он как-то дисгармонировал.
– По-моему, крахмальный батист не сочетается с джинсой, – высказалась я и потянулась, чтобы затолкать белоснежное острое «ушко» поглубже в карман. – Кстати, откуда этот платочек? Ты же обычно бумажными пользуешься.
– Это… ну, скажем, сувенир, – сын отстранился, не позволив мне прикоснуться к платочку. – На память об одном человеке…
– О девушке? – Колян подмигнул сыну. – Кто такая, как зовут?
– Валентина.
– Хорошенькая? У вас с ней что?
– Извините, мне уже пора! – Колюшка встал, неловко выбрался из-за стола.
– А чай? А бутерброды? – всполошилась я. Ответа не получила и укоризненно посмотрела на мужа.
– Что? Не надо было спрашивать про девушку? Ну, я же не знал, что это секрет! А ты сама-то – «батист не носят с джинсой, дай сюда, это что у тебя?» – передразнил он меня.
– Деликатнее надо быть, тактичнее! Кто же так прямолинейно, в лоб, интимными подробностями интересуется! – я постучала кулачком по тому месту, где предположительно находится третий глаз. Не у нас с супругом – у каких-то других людей, одаренных от рождения повышенной чуткостью.
– Да брось, ничего страшного! У нас крепкий парень, а не кисейная барышня, – отмахнулся Колян, умудрившись закончить просторное движение рукой в тарелке с недоеденными сыном оладьями. – Умн, вкусно!
– И вредно! – я шлепнула его по руке, проворно подхватила выпавший оладушек и быстро сунула его себе в рот.
И чуть не подавилась, запоздало соотнеся красивое и редкое по нынешним временам имя «Валентина» со вчерашним ЧП на автодроме:
– Боже! Это же могла быть та самая Валя Антиповец!
– Кто такая, почему не знаю и с чего бы такая тревога? – супруг заботливо похлопал меня по спине.
– Ну, здрасьте, я же тебе перед сном рассказывала! – я всплеснула руками. – Вчера на автодроме взорвалась машина той автошколы, в которой учится Колюшка, погибла девушка, которая в тот момент была за рулем: Валентина Антиповец!
– Ах, та Валентина! – до Коляна дошло. Он оглянулся на коридор – в дальнем его конце возился, шнуруя кроссовки, Колюшка. – Сынок! Так ты был знаком с погибшей девушкой?
Я помотала головой: бесполезно говорить о тактичности и деликатности, кое-кто в принципе не знает, что это такое!
– Мы на теоретических занятиях пересекались, – ответил сын из прихожей.
Голос у него был ровный, и я успокоилась. Непохоже, чтобы парень сильно переживал.
– У меня как-то на лекции кровь носом пошла, и она мне свой платок дала, но я обошелся бумажными салфетками, – сын заглянул в кухню. – Еще вопросы? Подозрения? Предположения? – тут он почему-то посмотрел на меня. – Не сочиняйте ничего, я с этой Валей только раз парой слов перемолвился. Но, конечно, мне ее очень жаль.
Мы с Коляном сочувственно покивали, как пара китайских болванчиков.
– Все, я ушел! До новых встреч в эфире, – сын протопал к выходу, открыл и закрыл за собой наружную дверь.
Мы с мужем переглянулись, синхронно пожали плечами. Закончили завтрак и разошлись по углам, устроившись каждый за своим компьютером.
Я открыла рукопись, присланную мне издательством на редактуру, и погрузилась в работу, но вскоре начала нервно хихикать.
– Ну, что там у тебя? – досадливо спросил Колян. – Я же вижу, что ты жаждешь поделиться!
– Это дамский сентиментальный роман, но тебе точно понравится, – я не заставила себя упрашивать. – Слушай: «Она упала, больно стукнувшись копчиком о ребро…»
– Чье?
– А не знаю! Из контекста непонятно, чье ребро имеется в виду – ступеньки или кавалера!
– Он у нее такой худой? Кавалер-то? – я не поняла, с какой эмоцией был задан вопрос. То ли с сочувствием, то ли с завистью…
– Он у нее странный, – ответила я. – Смотри, как описан: «Среди других он выделялся царапающим взглядом и крепким телом с длинными волосами и твердой решеткой на животе».
– А, так это о его решетку на животе она отбила себе копчик? – Колян честно попытался вникнуть, но не преуспел. – Нет, погоди, что-то не сходится: длинные волосы на его теле должны были самортизировать удар!
– Заметь, у мужика еще и взгляд царапающий, – я тщетно сдерживала смех. – Это ж как могла травмироваться бедная девушка!
– Когда, во время секса? – муж демонстрировал живой интерес. – А есть описание процесса? Я бы послушал.
– Описания как такового нет, – огорчила его я. – Тут все пока что очень целомудренно. Первая глава заканчивается тем, что она отбила копчик о ребро, а вторая глава начинается так: «После ночи любви она валялась в его объятиях…»
– Не просто лежала, а именно валялась? – уточнил Колян. – Видать, не удовлетворил он ее, иначе с чего бы такое беспокойство… Так, у тебя все пока? Я могу вернуться к работе? У меня тут бычьи тенденции на крипторынке – это, конечно, не так увлекательно, как смычка копчика с ребром, но тоже довольно эротично.
Поржав, мы вернулись к работе. Час-другой добросовестно трудились, нарушая сосредоточенную тишину только частым щелканьем компьютерных клавиш. Потом Колян потянулся и вкрадчиво поинтересовался:
– Кысюша, а что у нас сегодня на обед?
– Лазанья с соусом болоньезе и пармезаном, – ответила я с удовольствием, потому что история с обретением пармезана грела мне душу.
Несколько месяцев назад наш холодильник неожиданно перешел на темную сторону силы – внутри него перегорела лампочка, и в недрах агрегата воцарился эротичный полумрак. А в семье же все очень умные, на троих четыре с половиной высших образования и шестьдесят четыре собственноручно написанных книжки, что определенно выдает место произрастания верхних конечностей как тазобедренную область. Естественно, никто ничего не починил, и просветления во внутреннем мире холодильника так и не случилось.
Казалось бы, это плохо.
Но!
В кромешном мраке в дальнем углу надежно спряталась упаковочка пармезана, привезенная из последней поездки в Рим и случайно найденная буквально вчера.
А это ведь хорошо!
Нечаянная радость, респект первобытному инстинкту охотника и собирателя, торжество в духе «Вот, видишь, а ты говорила – надо лампочку чинить!» и вкусный ужин для семьи.
То есть каждый минус – он же потенциальный плюс! В слабостях наша сила!
– Эх, надо было бутылочку вина купить, – расстроился Колян. – Лазанья – и без вина? Не по-нашему это как-то, не по-итальянски…
– Сгоняешь в магазин?
– Не могу, мне до обеда еще три новости сделать надо, иначе не выкрою времени на бассейн.
– Ладно, я сама, – я решительно освободилась от гнета макбука, в кухне сунула в духовку блюдо с лазаньей, поставила таймер на сорок минут и пошла переодеваться из домашней одежды (по осени у меня это кигуруми медведика) в выходную (это теперь, как правило, джинсы и курточка).
До ближайшего магазина с лицензией на торговлю спиртным было недалеко, и я не почтила своим присутствием общественный транспорт. Купила бутылочку красного сухого вина и уже прошла большую часть обратного пути, когда затрезвонил мой мобильный.
– Здорово, Логунова! – странным деловито-заискивающим тоном приветствовала меня Катерина Соколова – замглавреда телекомпании, откуда я уволилась два года назад.
Тогда, в преддверии локдауна, администрация телеканала предложила сотрудникам уйти в бессрочный неоплачиваемый отпуск. С учетом того, что почти у всех ребят не имелось других постоянных доходов, кроме зарплаты на ТВ, а шабашки в виде съемок свадеб и дней рождений накрылись коронавирусным тазом, со стороны руководства это было сущее свинство. Меня-то спасали от голодной смерти регулярные издательские гонорары, и уволиться я уволилась, но затаила на начальство зуб – им и цыкнула презрительно, когда меня стали зазывать обратно.
– Здорово, Соколова! – в тон и в рифму отозвалась я. – Что это ты мне звонишь, какой медведь в лесу помер?
– Не в бровь, а в глаз, – пробормотала Катерина. – Ты прям телепат!
Я расценила это как неуклюжую попытку мне польстить и предложила:
– Не будем телепаться, ближе к делу!
– Ты как всегда! «Время, которое у нас есть, – это деньги, которых у нас нет!» – бывшая коллега процитировала фразочку, которая с моей легкой руки стала негласным девизом коллектива.
В самом деле, сия мудрость мне очень близка, причем даже не в связи с деньгами. С годами начинаешь все выше ценить свое время и до совершенства оттачиваешь навык посылать тех, кто на него покушается, туда, куда Макар, если он не извращенец, никогда не гонял невинных телят.
Ответы на вопросы приобретают изысканную лаконичность форм, в которых отливают топоры палачей и ножи гильотин: «Лен, внесешь правки, которые заказчик прислал пятью аудиофайлами, потому что ему лень формулировать свои мысли и записывать их?» – «Нет». «Елена, сможете снова съездить на интервью к клиенту, который не знает, о чем говорить, поэтому споет вам все ту же песню в третий раз?» – «Нет». «Лена, тебя ждать на планерку, которая на фиг никому не нужна, но традиции святы, а ты же напишешь все за ночь к утру?!» – «Нет».
Сим, сын Ноя, жил шестьсот лет, а мне не так повезло с наследственностью, и я не могу разбазаривать время. Не все оно меняется на деньги, есть золотой запас, который предназначен для родных и друзей. Они могут прислать тупой видосик, смешную фотку или полночную мысль глубиной в Марианскую впадину, позвонить, прийти, отвлечь, оттащить от компа, разложить шахматную доску, поле для «Монополии» или бумажки с тестами, налить, еще раз налить, обсопливить мою жилетку или настойчиво подсунуть свою. Им – можно. Прочим – нет.
По-моему, это правильно.
– Окей, я перейду к делу: возьмешь заказ на фильм? – Соколова уяснила, что в реверансах и прелюдиях необходимости нет, и заговорила иначе.
– О чем и почем?
Я иногда беру разные журналистские шабашки. Это и лишнюю копеечку приносит, и кое-как удовлетворяет мою тоску по славным телевизионным временам с прямыми эфирами и всяческой движухой. Что уж скрывать, нынче моя жизнь скучновата, приходится разнообразить ее по мере сил и возможностей.
– Почем – это ты с Мастодонтом договоришься, он и заказчик, и инициатор этого проекта.
– Да ладно? Тряхнул дедуля седой стариной?
Мастодонт – это собственник телекомпании, в миру – Анатолий Ефимович Масин. В уютные застойные времена он был директором какого-то завода, потом умудрился прихватизировать производство, сделался неприлично богат и прикупил себе всякого разного, в том числе и нашу молодую тогда телекомпанию. Но в работу программной дирекции и продакшн Мастодонт давно уже не вникал, ограничившись финансовым контролем и представительскими функциями, – он очень любит держаться вблизи власть имущих.
– Странно, да? – Катерина разделила мое удивление. – Хотя и закономерно. Антиповец все же какое-то время был совладельцем нашего канала, а у Мастодонта, говорят, есть доля в его «оптушке». Так что со стороны нашего шефа это что-то вроде дани памяти соратнику и компаньону…
– Антиповец? – я перебила, не дослушав. – Стой, погоди, вы хотите заказать мне фильм о нем? А ты в курсе, что он…
– Уже во всех смыслах не с нами? – подхватила экс-коллега. – Конечно, это и стало поводом для Мастодонта! Он же хочет не просто фильм-воспоминание с задушевными бла-бла-бла, а журналистское расследование!
– Это очень интересно…
Я прикинула: отличная возможность разобраться с ЧП на автодроме не в режиме предосудительной партизанщины, а с соответствующими полномочиями!
Конечно, Лазарчук не откажется от мнения, будто я снова путаюсь под ногами у следствия, но я смогу делать гордый вид – мол, сие не мой досадный каприз, а важный общественный заказ!
– Минутку, а почему вы не хотите сделать свой редакционный материал?
– Ле-на-а-а! – Катерина застонала. – С кем его делать? Я повторюсь, шеф хочет основательное журналистское расследование, как в старые добрые времена, а у меня в редакции сплошь мальчики-девочки, чей потолок – видосики в Интернете! Они тексты пишут с кошмарными ошибками, думать сами не умеют, что они там расследуют?!
– У тебя из старой гвардии Муромец остался, – напомнила я.
Никита Муромец подвизается на ТВ в качестве политолога-аналитика, его авторскую рубрику «Между тем» периодически подвешивают к выпуску вечерних новостей. Обычно Муромец с умным видом разъясняет и аргументирует позицию региональных властей, начиная со своего коронного приветствия: «Между тем здравствуйте!»
– Про Муромца даже не говори мне! – вспылила Катерина. – Ты знаешь, что он учудил?
– Не знаю. Неужто покритиковал губернатора? – притворно ужаснулась я.
– Хуже! Он свалился с коронавирусом! Как тебе? Все нормальные люди давно переболели и привились, ковид – позавчерашний день, уже неактуальная тема, а наш Муромец в нее только сейчас ворвался! Вот это, я понимаю, позднее зажигание! – Катерина аж закашлялась от возмущения. Кое-как она успокоилась и заговорила ровнее: – Короче, на этот проект нужен опытный журналист, желательно из наших бывших, кто знает историю канала и его основателей и при этом достаточно зубастый. Ты как раз подходишь, Мастодонт сам тебя вспомнил. Ну, согласна?
– Предварительно – да, но все-таки хочу понимать, что мне за это будет.
– В смысле гонорара – не обидим, не сомневайся. И все ресурсы выделим.
– Ну-ка, ну-ка? – про ресурсы мне было интересно. – Теплякова мне дашь в операторы?
– Женю-то? – Катерина хмыкнула. – Лена, я помню, что Тепляков много лет был твоим напарником, но вы, наверное, давно не общались. У Жени теперь гастрит и спина больная, он у нас на выезде уже не работает, только в студии – там тепло, светло, спокойно, не надо тяжести таскать. Но я тебе дам молодое дарование. Перспективный юноша, зовут Данила. Снимать умеет, любит и не ленится, недавно с камерой на плече на башенный кран залез, чтоб панораму стройки сделать. Я ему говорю – зачем, есть же коптер, он прекрасную картинку дает? А он – коптер не живой, он без души снимает… А? Поэт! Философ! Энтузиаст! Придурок… Тебе понравится. Ну, и машину вам дать постараемся, если нужно. И все полезные контакты, хотя у тебя, я помню, свой прекрасный человек в ГУВД имеется, – тут Катерина вздохнула.
Я вспомнила, что приводила Лазарчука, который тогда как раз развелся, на какой-то наш тивишный корпоратив. Лет десять назад это было, а смотри-ка, запомнился наш бравый мент, запал в девичью память!
– Ладно, считай, я согласна.
– Отлично, тогда будь готова, тебе позвонят!
– Всегда готова! – мы закончили разговор.
Я убрала в карман мобильный и остановилась, дожидаясь, пока на светофоре загорится зеленый. Мне осталось через улицу перейти – и вот он, наш дом.
От нечего делать я рассматривала открывшуюся мне картину. Вполне симпатичную – дом у нас трехэтажный, с толстыми стенами, высокими потолками и уютной бюргерской архитектурой, его еще пленные немцы в пятьдесят втором году построили. Два крыла неравной длины образуют прямой угол, короткой стороне параллельна оживленная улица, а вдоль длинной, куда выходят окна нашей квартиры, тянется зеленая зона. Там травка, липы и сосны в четыре ряда – и никаких тропинок, кроме протоптанных собаковладельцами и их питомцами.
В период локдауна это было очень оживленное место, какая-то собачья Пикадилли – кажется, все хвостатые и усатые-полосатые района там выгуливались, причем не только песики, но и котики, и хорьки, и дюжие морские свинки. Я даже игуану на поводке и в шлейке как-то видела! А некоторые собаки гуляли под нашими липами так часто, что я стала узнавать их морду лица.
Особенно мне запомнился один мопс, он, наверное, использовался для легализации прогулок всех жильцов многоквартирного дома: уходил из сквера с одним двуногим сопровождающим, вскоре возвращался с другим – и так с утра до вечера. На редкость строен и поджар сделался этот изначально жирненький мопсик к концу карантина…
Сейчас в «зеленке» у нашего дома тоже прохаживалась собака, но одинокая, без своего человека. Я присмотрелась издали – в ошейнике, но без поводка. Потерялась, что ли?
Собака бродила по траве, обнюхивая стволы деревьев, но вдруг вскинула голову, насторожилась – и через пару секунд рыжей молнией метнулась к дому.
Куда это она? Надеюсь, не кота гонять?
У наших соседей со второго этажа есть кот, который гуляет сам по себе. Он важен, толст, нетороплив и абсолютно уверен в своей безопасности, а тут какая-то незнакомая собака…
Я встревожилась и заторопилась через дорогу – как раз зажегся зеленый, – спасать кота. Но еще с пешеходной «зебры» увидела, что собака нацелилась вовсе не на него.
Вдоль длинного фасада дома по дорожке под балконами к воротам, ведущим во двор, короткими переходами двигалась старушка Татьяна Васильевна из десятой квартиры.
Ей уже далеко за семьдесят, но она все еще работает, преподает деткам русский язык и литературу. Школа, где она трудится, находится совсем рядом, всего в квартале от дома, и Татьяна Васильевна ходит туда и обратно пешком. При этом она всегда изрядно нагружена, потому что письменные работы проверяет не в учительской, как ее более молодые коллеги, а у себя дома – неторопливо и обстоятельно. Тетрадок много, они объемные и тяжелые, и Татьяна Васильевна не расстается с черным кожаным портфелем, знававшим лучшие времена. Округлый, почти бесформенный, он всегда блестит и источает запах гуталина…
Может, собаке этот аромат не понравился? Или, наоборот, почему-то привлек ее?
Бедная Татьяна Васильевна в очередной раз остановилась и поставила свою нелегкую ношу на землю, давая себе передышку, и тут набежавшая сбоку четвероногая разбойница цапнула скобку кожаной ручки и потащила портфель прочь от его законной владелицы!
Ну как потащила? Поволокла с заметным усилием, подпинывая на ходу передними лапами, роняя, валяя в пыли и опять подхватывая за ручку.
Я неуверенно хихикнула, но спохватилась и ускорилась, намереваясь сделать то, что не под силу усталой старушке: догнать хвостатого грабителя и вернуть портфель Татьяне Васильевне.
Бабушка, впрочем, и сама уже пустилась в погоню, но та в ее исполнении выглядела жалко. Старушка-учительница, держась одной рукой за поясницу, другую простерла вослед удаляющейся псине с портфелем и сделала пару неверных шагов. При этом она взывала хорошо поставленным учительским голосом:
– Собака, ты куда? Вернись сейчас же! Я кому сказала?
– Встань и выйди из класса, – пробормотала я, потому что это напрашивалось само собой. – И без родителей не возвращайся…
Родителей, то есть хозяев предприимчивой собачки, по-прежнему не было видно. Сознавая свою роль в истории, я обогнала Татьяну Васильевну и уже почти настигла разбойную псину – та двигалась на пониженной скорости, потому как портфель ей очень мешал. Я наклонилась и потянулась, собираясь схватить собаку за ошейник, и тут вдруг за моей спиной страшно грохнуло – как будто что-то взорвалось.
Я рефлексивно отскочила в сторону, чуть ли не в воздухе, в прыжке – в пируэте, как фигуристка! – развернулась и увидела широкий столб не то дыма, не то пыли.
Из него, чихая и кашляя, выдвинулась Татьяна Васильевна. По моей ноге мазнуло мягким – это собака, бросив портфель, подбежала к старушке и запрыгала вокруг нее, всем своим видом и поведением изображая искреннюю радость.
– Ах ты, умница, – почему-то говорила ей соседка. – Хорошая собака, молодец!
– Садись, пять, – снова машинально пробормотала я.
Пыль оседала, открывая картину неожиданных разрушений. На узком тротуаре, как раз там, где устраивала привал уставшая старушка-учительница, лежал помятый и разбитый короб с непонятным барахлом.
Осмотревшись и углядев дырку в стене под крышей, я поняла, что случилось: сорвался и упал тяжелый кондиционер. Вместе с одним кронштейном – второй так и торчал в стене одиноким крюком.
– Витька, черт безрукий, ты как новый кондюк повесил? На сопли свои налепил его?! – донеслось сверху.
Тетя Соня Соломонова из второго подъезда, опасно перегнувшись через перила своего балкона, рассматривала дырку в стене и ругала супруга. Тот появился в окне, высунулся наружу, зачем-то пощупал уцелевший кронштейн и снова спрятался, плотно закрыв раму.
– Убью, бестолочь! – убежденно пообещала тетя Соня нам с Татьяной Васильевной и тоже скрылась в квартире.
– А я же как раз там стояла, на том самом месте, – опустив взгляд с горних высей, где бушевал ангел возмездия тетя Соня, на разбитый кондюк, поразительно спокойно сказала старушка-учительница. И вдруг охнула, схватилась за сердце – осознала: – Да если бы собачка не увела меня, не спасла…
– Тихо, тихо, – я подхватила Татьяну Васильевну под локоть, помогла дойти до ворот и присесть там на выступ-лавочку. – Все хорошо, обошлось, ничего страшного не произошло… пока. – Тут я оглянулась на окна квартиры Соломоновых, где что-то страшное могло происходить прямо сейчас. – Надеюсь, тетя Соня не убьет дядю Витю…
– За сорок лет не убила – и сейчас пощадит, – хмыкнула Татьяна Васильевна и огляделась: – Собака где? Спасительница моя. Иди сюда, хорошая, иди ко мне, умница!
Хорошая умница охотно подбежала к нам и села у ног старушки, преданно глядя ей в лицо и, кажется, улыбаясь. Я плохо разбираюсь в собачьей мимике – опыта маловато. Всего-то одного мопса продолжительно наблюдала в локдаун, да и у того единственная мина была – гримаса неизбывного страдания.
– Ты, деточка, бездомная, да? – сочувственно спросила соседка собаку. – Как жаль, что я не могу взять тебя к себе, мои кошки мне этого не позволят… Но хотя бы накормить тебя, милая, я просто обязана.
Она встала, беспомощно посмотрела на свой портфель – тот, помятый и пыльный, похожий на подсдувшийся мяч, валялся в нескольких метрах от нас.
Я сбегала и принесла старушке ее злополучную ручную кладь. Хотела проводить Татьяну Васильевну до квартиры, помочь ей донести портфель, но она решительно воспротивилась:
– Сама дойду, я уже в полном порядке. А ты, деточка, с собачкой побудь тут, пожалуйста, чтобы не убежала она. Я ей вкусненького принесу… Сидеть! Ждать! – велела она псине и пошла в свой подъезд.
Сидели и ждали мы минут пятнадцать, не меньше. Что поделаешь, старенькие бабушки – они не скороходы. За это время я успела пообщаться с полудюжиной соседей, встревоженных эффектным падением соломоновского кондюка.
Обсудив случившееся, народ сошелся во мнении, что Татьяне Васильевне чудесным образом повезло, а дяде Вите Соломонову – вовсе наоборот. Надо добиться от РЭПа проверки навесных конструкций типа «кондиционер бытовой», потому что те у нас налеплены, как ласточкины гнезда, во множестве, а чудо-собачек на всех не напасешься.
– Свалится такой гроб с музыкой кому-то на голову – и привет! – веско молвил Василий Челышев – глава многодетного семейства, живущего на первом этаже.
– Дорожку эту обходить надо, – озабоченно сказала Маринка Лосева, наш управдом. – Я говорила, предупреждала: на нее и снег с крыши валится, и сосульки…
– И кондиционеры, – ехидно поддакнула Маринкина матушка – шикарная старуха Элина Абрамовна. – И прищепки с балконов.
– Против прищепок мы не возражаем, наш Ромик очень любит их собирать, – заявила молодая мать Настя. – А вот окурки с балконов я бы очень попросила не бросать!
– Ха, окурки! – дядя Боря Трошкин передернул плечами в малиновом пиджаке, надетом на майку-алкоголичку, – его любимый наряд для выхода в люди. – Бабка Плужникова со своего третьего этажа огурцами кидается и персиковыми косточками!
– Не персиковыми, а алычовыми! – возмутилась сама бабка Плужникова. – Откель у меня деньги на персики, они дорогие, как сто собак!
– Кстати, о собаках! – сквозь небольшую толпу соседей, активно обсуждающих риски прогулок под балконами и дороговизну продуктов питания, протиснулась Татьяна Петровна с пластиковой миской в руке. – Иди покушай, детка!
Все замолчали, глядя, как старушка-учительница ставит перед своей спасительницей угощение.
– Никак борщ с говядиной? – пошевелив носом, уточнил Василий Челышев и вздохнул.
– И откель у тебя, Танька, деньги на говядину? – моментально завелась скандальная бабка Плужникова.
Я тихо отделилась от толпы и пошла домой.
Я не чудо-собачка, меня борщом никто просто так не накормит, придется самой позаботиться о лазанье насущной.
Во второй половине дня мне позвонил незнакомый юноша.
– Здравствуйте, Еленыванна, – сказал он избыточно почтительно. – Это Данила с телевидения, вам Екатеринмихална звонила…
– Здравствуйте, Данила… а по батюшке как?
– А чего сразу по батюшке? – озадачился юноша.
– Ну, не по матушке же? Вроде не за что пока, – развеселилась я.
– Ну, Андреевич я…
– Даниландреич, стало быть…
– Ой, давайте я буду просто Данила, можно Даня!
– Только если я буду просто Елена!
– А можно?! – юный Андреич и удивился, и обрадовался. – Вы ж у нас тут эта… живая легенда!
– Живая – это хорошо, – я непроизвольно поморщилась.
Дожила! Восторженные телевизионные новобранцы воспринимают меня как ветерана Пунических войн!
– Ну, когда мы приступим? С чего начнем? – юный Андреич рвался в бой.
– С личного знакомства? – предложила я. – Как насчет кофе с круассаном или чая с ватрушкой?
– Это я всегда с удовольствием!
Я удовлетворенно кивнула: не обманула Катерина, из юноши в самом деле может получиться толковый оператор.
Для тружеников камеры и микрофона неизменно хороший аппетит и способность есть когда угодно и что угодно про запас, как это делают верблюды, считай, наипервейший показатель профпригодности. Даже важнее, чем семижильность, умение за минуту собираться по тревоге, крепкие плечи и нервы, руки без дрожи и точный глазомер.
Мы договорились о завтрашней встрече, и я пошла разогревать обед: как раз вернулся со своей практики вождения Колюшка.
– Как прошло сегодняшнее занятие? – осторожно поинтересовалась я, когда сын сел за стол.
– Не так как вчерашнее: сегодня никто не взорвался, – ехидно ответил потомок. – Тебя же именно это интересует?
– В том числе да. А по поводу вчерашнего взрыва что слышно? – я отбросила церемонии, спросила прямо: – Наверняка ученики и работники автошколы обсуждают эту тему и что говорят?
– Кто что, – Колюшка принялся за лазанью. – Мой инструктор – что их трясут, как грушу, выясняют, как в машину взрывное устройство попало.
– И как? – заинтересовалась я.
– Похоже, что с личными вещами. Валина сумка лежала на заднем сиденье.
– Это значит, что взорвать хотели именно ее, – рассудила я.
– Ага. Валин инструктор крестится как заведенный, не нарадуется, что жив остался. Он же вообще-то тоже в машине сидел, но вылез, чтобы со стороны посмотреть, как она будет выполнять заезд в гараж и параллельную парковку.
– Это, конечно, хорошо, что он вылез, но подозрительно, – заметила я.
– Вот-вот! – сын поднял вилку. – Следователь, похоже, тоже так считает. Инструктор, его Максим зовут, жаловался, что из него душу вынули, расспрашивая, что да как.
– В смысле?
– В смысле, когда и где он Валю в машину сажал, как маршрут выбирал и упражнения планировал, почему оставил ученицу в машине одну… Есть еще что-нибудь?
– В смысле вопросов? – не поняла я.
– В смысле еды! Я бы не отказался от добавки, – сын вытянул шею, присматриваясь к кастрюлькам на плите.
– Могу предложить булку с маком.
– Лучше две!
– Держи, – я выдала юному проглоту две булки и кружку компота. – И продолжай.
– Продолжаю, – сын впился зубами в сдобу.
– Не есть продолжай! Хотя и есть, конечно, тоже. Рассказывай! Как объясняет свои действия инструктор Максим?
– Никак не объясняет. А что такого-то? Валентину он всякий раз встречал на парковке у торгового центра. Она приезжала туда на своей машине…
– Постой, какая своя машина? У нее же еще не было прав!
– Прав не было, а своя машина уже имелась, – сын доел первую булку и скривил лицо в недовольной гримасе, но не в адрес производителей выпечки: – Богатый старый муж раскошелился на новую «Тойоту» и личного водителя. Тот девчонку и возил. Из дома забирал, доставлял к ТЦ, там она пересаживалась в учебную машину и ехала заниматься на автодром. Потом назад на парковку, в «Тойоту» и домой. Я так понял, старый пень молодую жену жестко контролировал, не оставлял без присмотра.
– И все равно недосмотрел, видишь, убили ее, – я отвернулась к мойке, чтобы заняться грязной посудой.
– Теперь ты мне расскажи, что я пропустил? – сын покончил с обедом, но не спешил вставать из-за стола. – Что за цирк с собачками у нас во дворе? Пацаны в углу строят виллу из картонных коробок, одеяло расстелили, на нем какая-то Каштанка дрыхнет, как у себя дома, и никто ее не гонит, наоборот: миски с кормом в ряд стоят, обед из трех блюд минимум, только компота не хватает, – тут он заглянул в свой стакан и протянул его ко мне, безмолвно требуя добавки.
– Собака рыжеватая, похожа на помесь спаниэля с просяным веником? Это спасительница Татьяны Васильевны, – я налила потомку еще компота.
– Старой училки?
– Точно. Она, собака эта, вовремя увела сегодня бабулю из-под обрушившегося кондиционера. Возможно, жизнь ей спасла.
– И все? – сын выразил сомнение. – Спасла одну старушку – и сразу стала героиней всего двора? Ты правда думаешь, что наши пацаны так высоко ценят жизнь придирчивой училки русского и литературы?
Я обдумала сказанное и признала:
– Ты прав. Кажется, я тоже что-то пропустила. Спрошу у Маринки…
Тихо, чтобы не мешать работающему за своим компом мужу, я сходила в комнату за оставленным там мобильным и позвонила нашей управдомше.
– Ну что еще, что?! Ни сна, ни отдыха измученной душе! – с ходу заныла в трубку Лосева.
Она, между прочим, моя бывшая однокурсница – тоже на филфаке училась, но как-то переквалифицировалась в управдомы.
– Не плачь, девчонка, пройдут дожди, – игнорируя плаксивый тон собеседницы, бодро сказала я. – И вообще все пройдет, и это тоже.
С Маринкой надо знать, как разговаривать: она феноменальная хныкса и пессимистка, у нее все всегда плохо.
– Что – это? – спросила она с подозрением.
– Ты мне расскажи, – предложила я. – Что за суета вокруг собаки? По-моему, Белке и Стрелке во время предполетной подготовки меньше внимания было, чем этой нашей Каштанке.
– Анжеле, – поправила меня Маринка.
– Кому?!
– Собаку назвали Анжелой, – объяснила управдомша. – Хотели Ангелом, но ветеринар сказал, что она далеко не кобель.
– А что, и ветеринар уже был? – я искренне удивилась.
Чтобы жители нашего дома дружно воспылали такой любовью к приблудному четвероногому, должно было случиться что-то совершенно особенное!
– А, так ты не в курсе, – Маринка повеселела. Она любит поболтать, особенно в режиме просвещения темных масс. – Ну, тогда слушай. Как Васильевна накормила собаку, ты видела, потом народ разошелся, во двор вышли дети. Старшие мальчишки Челышевых, оболтус Прокопенко, младший Косов – ну, ты знаешь эту гоп-компанию. Короче, затеяли они в футбол играть, но Катька Челышева отогнала их подальше от своих окон, чтобы опять ей стекла не побили.
– Я про собаку узнать хотела!
– Я про собаку и рассказываю. Она лежала на газоне, отдыхала, должно быть, после сытного обеда. Но не спала, за происходящим приглядывала. И тут кто-то из старших пацанов пнул по мячику так, что он на дорогу полетел, а Лешка Косов – он типа на воротах стоял – со всех ног за ним, за мячом то есть. И выскочил бы, дурень, прямо под машины, а они как раз на зеленый летели, если бы не эта собака.
– Она остановила Лешку? – не поверила я.
Младший Косов – весьма упитанный мальчик. Собака средних размеров в лобовом столкновении с ним была бы сметена и повержена.
– Она остановила мяч! Точнее говоря, отбила его обратно – и прямо в ноги Лешке! Он и упал. Нос разбил, зато под «КамАЗ» только шапочка угодила.
– Какая шапочка? – я ощутила легкое головокружение.
– Да бейсболка, что на Лешке была! Она на проезжую часть укатилась – и все, всмятку!
– Вот это история! – подивилась я. – Собака, получается, подтвердила свой статус ангела-хранителя!
– Ну! Потому Верка Косова и окрестила ее Анжелой! И зацеловала прям всю, и говяжью вырезку ей скормила, и к ветеринару свозила.
– К ветеринару-то зачем? Собака как-то пострадала?
– Как выяснилось, у нее есть ушибы и ссадины. Это Верка обнаружила, когда ее обнимала как родную. Ветеринар сказал – похоже, собаку недавно били палкой, а вообще-то она домашняя, ухоженная. Груминг там, когти подстриженные… А на шее у нее узел болтался, видно, к ошейнику была веревка привязана. Странно, ошейник хороший, кожаный, а вместо поводка простая веревка?
– Может, собаку украли у хозяев? – предположила я. – Увели на веревке, а она сорвалась и убежала, но не нашла путь домой.
– Годная версия, – согласилась Маринка. – Надо бы запостить в соцсетях объявление, что найдена собака. Пойду, сделаю это, а потом попрошу всех жильцов расшарить эту публикацию.
– Давай.
Я благословила управдомшу на доброе дело и села за работу.
На редактуру дамского романа у меня было три дня, пошел уже второй, а я еще и до середины текста не добралась. Как оставила героиню после первой эротической сцены, так она и валялась до сих пор в объятиях возлюбленного.
С копчиком, отбитым о ребро, и множественными повреждениями от царапающих взглядов.
Бедная женщина!
К вечеру погода испортилась, полил дождь, да такой сильный, что промятая колесами лужа под воротами, на выезде со двора, превратилась в славное море – священный Байкал, свободно раскинулась вдоль и вширь и даже залила первую ступеньку крыльца.
Колян, опасливо поглядев в окно на это безобразие, спросил дрессированный ИИ в своем смартфоне:
– Сири, какой прогноз погоды на завтра?
– Завтра днем будет преимущественно ясно, солнечно, воздух прогреется до двадцати двух градусов, – немного подумав, жизнерадостно ответила виртуальная помощница.
– Можешь называть меня Повелитель, – услышав позитивный ответ, благосклонно разрешил Колян.
– Хорошо, я буду называть вас Повелитель, – сговорчиво согласилась Сири и, подумав, подхалимски добавила: – Повелитель – красивое имя.
– Сири, я твой отец! – откровенно наглея, заявил Колян.
– И мы будем вместе править галактикой! – радостно подхватила подлиза-Сири. – Как отец и интеллектуальная система!
– Вообще-то он МОЙ отец! – ревниво напомнил Коля-младший.
– Третьим будешь, – успокоил его отец и повелитель.
– Короче, вы на троих распатроните галактику, – хмыкнула я.
И подумала, что надо бы выяснить мое место в этой иерархии. Я при таком раскладе буду мать и повелительница – или так, пятое колесо в космической телеге?
Непогода прозрачно намекала, что надо бы пробираться в высшие эшелоны власти: в низших всем, кроме рыб и жабродышащих, в ближайшее время будет некомфортно.
– Очередной великий потоп! – встав рядом со мной у окна, прокомментировал происходящее за бортом Колян.
Дождь лупил по моревидной луже, та волновалась, шла рябью, как змеиная шкура. Зрелище завораживало.
– О! Ты слышишь? – муж сунулся ближе к стеклу и приоткрыл оконную раму.
Вместе с водяной пылью в помещение проник мужественный голос:
– Врагу-у-у не сдае-отся наш го-ордый «Варяг»!
Не попадая ни в ноты, ни в ритм дождя, барабанящего весьма энергично, из-за угла выплыл Василий Челышев.
– Набрался, – резюмировал Колян.
– Во всех смыслах, – поддакнула я.
На ногах у Василия были резиновые сапоги, но он то и дело загребал ими воду. Куртка с капюшоном, в нормальном состоянии серая, потемнела – промокла насквозь.
Колоколом бумкнула железная дверь подъезда.
– Ах ты ж, гад! – громко и почти восторженно вскричал женский голос.
Пение Василия достигло слуха его супруги Катерины.
– Ну, я тебе сейчас!
Формулировка грешила неточностью, но Василий, похоже, прекрасно понял, что его ждет, и резко сменил курс, повернув на девяносто градусов от крыльца, к которому собирался причалить.
По морю-луже прошла волна, покачнувшая большую ветку, – ее муж нашей управдомши Марины Семен Петрович заботливо воткнул в колодец ливневки, с которого водой выбило крышку.
Ветка пошатнулась, листья на ней затряслись.
Василий заметил это движение и, видимо, расценил его как призыв.
Он сменил репертуар, лирично запел:
– Бе-елая бере-оза… под моим окно-ом… – и рывками, качаясь под действием принятого на грудь, пошел к воспеваемой «березе».
– Стой! Куда ты, дубина?! – рявкнула с крыльца, как с трибуны, Катерина.
– Эх, дуби-инушка, ухнем! – грянул Василий.
Дотянулся до дубинушки-березушки, широким жестом обнял ее, и да, ухнул!
– Там же люк, придурок! – взвизгнула Катька. – Ой, ма-а…
Закачалась, медленно поплыла по волнам освобожденная из плена люка ветка. Василий, занявший ее место, на секунду скрылся под водой, но тут же вынырнул и захрипел.
Меня обдало ветром: Колян сорвался с места, выскочил из квартиры, запрыгал вниз через две ступеньки.
Так и побежал в мягких домашних тапках из овчины, сообразила я, машинально отметив отсутствие грохота, который должны были бы производить гигантские шаги супруга.
– Что? Что случилось?! – прибежал из своей комнаты сын – на голове наушники, на лице испуг.
– «Варяг» тонет, – пробегая мимо него (и тоже в тапках), коротко ответила я и выскочила за дверь.
– Мам, ты совсем с ума сошла? – вдогонку поинтересовался непочтительный отпрыск.
Я сказанное им запомнила и даже успела, пока бежала вниз, сделать правильный вывод: так-так, значит, сынок считает, что обычно его любимая мама слегка не в себе! Ладно, проведем воспитательную беседу.
Потом. Когда предотвратим затопление «Варяга»…
Но принять участие в экстренных спасательных работах я не успела. Опоздали даже Колян и Катерина, бросившаяся с крыльца, как ее тезка, героиня пьесы Островского, с утеса.
Рыжая собака, названная Анжелой, опередила всех.
Когда я вылетела из подъезда, затормозив на крыльце у захлестываемой волнами нижней ступеньки, Василий уже отдалялся от невидимого теперь люка малым задним ходом, буксируемый вцепившейся в его куртку собакой.
– Р-родненькие вы мои! – причалив к крыльцу, захрипел спасенный и полез обниматься почему-то к Коляну, игнорируя собственную супругу.
Та, впрочем, тоже кинулась на шею вовсе не мужу: Катерина трясла и тискала мокрую собаку. А та и сама дрожала – во все стороны летели брызги.
– Вот! – прибыли новые действующие лица: из подъезда выскочили Маринка с мужем. – И вот!
Практичные Лосевы прибежали с пледами. Одним укутали Василия, другим собаку.
– Мне бы чего погорячее, – откашлявшись, просительно сказал Челышев.
– Погорячительнее тебе? – тут же завелась Катерина, тряся кулачками в опасной близости от физиономии супруга. Тот отворачивался и страдальчески кривился. – Ах ты ж, гад такой! Нажрался – и топиться, а у тебя, между прочим, дети! Кредиты! Ипотека еще не выплаченная!
– Ну-у, понеслась! – Многодетный отец повернулся и, спасаясь от набегающей сзади благоверной, скрылся в подъезде.
На крыльце остались пятеро: мы с Коляном, Лосевы и собака.
– Сема, ветку надо обратно воткнуть, – посмотрев на лужу, сказала мужу Маринка.
– Сейчас, только заброды надену, – Семен Петрович повернулся и пошел в подвал, где он хранит свое снаряжение рыболова.
– А Желечку в подъезде устроить, – продолжила распоряжаться управдомша.
Я поглядела на газон, где днем пацаны соорудили Анжеле виллу из коробок. Картонки размокли и покривились. Очевидно, собака пряталась от дождя под навесом на крыльце первого подъезда, оттуда и высмотрела утопающего…
– У нас есть коврик из пенки, им никто не пользуется, Анжеле на нем не холодно будет, – вспомнила я и заспешила вверх по лестнице.
Заодно с ковриком принесла пару сосисок.
Маринка притащила миску собачьего корма – надо же, обделила любимого чихуахуа! Колян тем временем отжал и выкрутил снятый с собаки мокрый плед и затейливо пристроил его сушиться на почтовых ящиках, заодно отгородив угол, где мы устроили на постой нашу рыжую подругу.
– Кодовым замком пока не пользуемся, – предупредила еще Маринка и подперла дверь подъезда кирпичом. – Все, я пошла к себе. Надо проинформировать жильцов.
Я присела на корточки рядом с псиной, охотно улегшейся на пенку.
– Ты отдыхай уже, подруга, – сказала я ей, и пушистый собачий хвост застучал по полу, а шершавый язык прошелся по моей руке. – Хватит на сегодня героических подвигов.
– Апчхи! – чихнул Колян.
– Вот, я правильно говорю, – кивнула я на мужа. И, спохватившись, встревожилась: – Ты что, простудился? Ну конечно, помчался на улицу в тапках, ноги промочил!
– А сама-то ты, можно подумать, в галошах прибежала! – огрызнулся супруг.
Из подвала на выход мимо нас, громко бу́хая литыми резиновыми забродами длиной до бедер, проследовал невозмутимый Семен Петрович в брезентовом плаще с капюшоном.
Мы молча проводили его уважительными взглядами, прощально помахали героической собаке и пошли к себе.
– Куда это вы ушли? – открыв нам дверь, спросил Колюшка. И, посмотрев на наши ноги, добавил в голос печального удивления: – В белых тапках…
– К счастью, не в последний путь! – бодро ответил Колян и задорно чихнул.
– Не говори так, – я поежилась. – Слава богу, все живы. И даже будут здоровы, если быстро согреются… Сын, сделай чаю с малиной! Колян, бегом в ванную – парить ноги, а я найду нам сухие тапочки и теплые носки.
Четверть часа спустя мы сидели на кухне. Пили горячий чай и наблюдали, как в стиралке кувыркаются тапки из овчины, время от времени прижимаясь изнутри к стеклу дверцы, как белые меховые лапы какой-то зверюшки.
Тема странных животных, конечно, не закрылась. Управдомша в красках пересказала в домовом чате последнюю историю с участием приблудной псины и попросила всех расшарить в соцсетях ее пост «Найдена собака».
Мнения жильцов разделились. По большей части народ высказывался в духе «такая корова нужна самому», возражая против поиска хозяев Анжелы.
Однако Вера Косова напомнила, что собаку, по словам ветеринара, били палкой, так что разобраться с ее хозяевами все-таки нужно. Если они жестоко обращались с животным, мы им, как минимум, сделаем внушение и Анжелу не отдадим.
При этом желающих взять собаку на постой к себе в квартиру пока не нашлось.
– Может, мы ее себе заберем? – загорелся Колюшка.
Я вспомнила, как лет пятнадцать назад прооперировала глаза и вернулась домой из клиники в черных очках. «Мамочка! Бедненькая! Ты ничего не видишь?! Ур-р-ра!» – возопил любящий сын и побежал разбивать копилку. «Коля, оставь копилку, и почему ура?!» – спросила я, неприятно удивленная. «Мамочка! Раз ты слепая, теперь мы наконец-таки купим собачку!!! И она будет тебя водить!» – ответствовал заботливый ребенок.
– Мы не можем, – ответил муж, пока я вновь переживала давнюю обиду. – Ты забыл, что у тебя аллергия на шерсть животных? Вот тут Челышевы предлагают дать этой собаке статус сына полка, то есть дочери нашего многоквартирного дома, – он постучал пальцем по экрану смартфона. – Василий обещает сам, лично, построить для своей спасительницы капитальную будку. Только просит всех скинуться…
– На стройматериалы? – я понятливо кивнула, но не угадала.