Молнии бьют в разные точки города вот уже в течение получаса. Везде, где мелькает фиолетовая вспышка, в пепел превращается один демон. У задних ворот вспышек много: если на улицах ошивается в основном всякая демоническая мелкота, то до дома градоначальника, ведомые силой Печати Мертвецов, добираются сильнейшие из тварей. Паря на мече, я какое-то время наблюдаю с высоты за слаженной работой учителя и ученика: Бай Хэпин сражается с монстрами дольше Хэ Лунвана, но не уступает Богу Молний ни в силе, ни в скорости. Когда шисюн приходит учителю на помощь, камень двора уже давно красный от крови волков со змеиными головами и их всадников – человекоподобных высших демонов, с которыми мужчины скрещивают свои клинки.
Крик снизу мгновенно привлекает моё внимание: Цянь Синъюнь с мечом в руке защищает девочку и мальчика лет двенадцати от мертвецов, прорвавшихся сквозь дыру в ограде. В неживых молнии Хэ Лунвана не бьют: таких созданий нужно усмирять, чтобы не повредить души, приводящие тела в движение. Спикировав, я извлекаю из рукава несколько талисманов и стремительно наклеиваю их на лбы пяти трупов. Обездвиженные, они только тихонько подвывают, когда я поворачиваюсь к юноше и подросткам.
– Что вы здесь забыли? – спрашиваю, удерживая меч в воздухе, чтобы в случае чего быстро отреагировать. – Талисманы на ваших комнатах не защитят вас от могучих демонов, но от ходячих мертвецов – вполне. Зачем вы вышли?
Поскольку мальчика и девочку я не знаю, при обращении смотрю исключительно на Цянь Синъюня. Мальчишка опускается на колени с понуренной головой.
– Цзецзе, это моя вина, – кается он. – Я недосмотрел за братом и сестрой.
Теперь, когда он это сказал, я изучаю лица ребятишек за его спиной и замечаю некоторое семейное сходство. Черты лица у всех троих мягкие и изящные. Мальчик и девочка кажутся зеркальными копиями друг друга, и я делаю вывод, что, скорее всего, у них с Цянь Синъюнем разные матери.
– Зачем вы вышли? – повторяю я ранее заданный вопрос, на этот раз внимательно глядя на прячущихся за братом мальцов.
– Мы… мы хотели посмотреть… – хором отзываются подростки, и дальнейших объяснений мне не требуется. Не каждый день Приграничные Земли посещают заклинатели и небожители, разящие монстров силой духа и меча.
Удерживая свободную руку от столкновения с лицом, я гоню малышню обратно в дом. Цянь Синъюнь поднимается с колен и подталкивает в спины устрашённых моим взглядом младших. Прежде чем он уходит, я зачем-то говорю ему:
– Ты действительно хорошо обращаешься с мечом. Тебе следует и дальше тренироваться.
Юноша замирает:
– Благодарю за похвалу, цзецзе…
После чего убегает в дом, спотыкаясь на ходу.
Десять усмирённых мертвецов спустя ко мне подходят Бай Хэпин и Хэ Лунван. В городе наступает день.
Осторожно взяв меня за запястье, учитель проверяет поток моей духовной энергии и, удовлетворённый его течением, оглядывает стоящие во дворе трупы с бумажками на лбах. Ощущая жар его пальцев даже сквозь одежду, я тру ткань поверх горящей кожи, когда мужчина замечает:
– Твой почерк слишком… дикий.
Напрягшись, я направляю на учителя внимательный взгляд.
– Ты ведь приготовила эти талисманы заранее. Тем не менее, заклинания на них написаны как будто в спешке.
– Эта ученица исправится, – я тихо бешусь с его замечания, но стараюсь не подавать вида. Хоть каллиграфия и не является моей сильной стороной, почерк у меня достаточно разборчивый и аккуратный, и я не считаю, что к нему следует придираться.
Шисюн Хэ, также обративший внимание на мои талисманы, отвлекается от мертвецов и подходит к учителю. Одежды что его, что Бай Хэпина пачкает кровь, придавая им устрашающий и величественный вид. Когда они стоят рядом так близко ко мне, их красота ослепляет и обещает сжечь дотла. Главный герой и его учитель не могут производить иное впечатление.
Хэ Лунван извлекает из-за пазухи продолговатый предмет с вырезанной из чёрного нефрита змеиной головой на вершине – Печать Мертвецов. Бай Хэпин хмурит брови, принимая его в руки.
– Я доставлю её Небесному Императору, – отчитывается перед учителем шисюн. Тёмные глаза смотрят на мужчину по-щенячьи преданно, словно он по-прежнему ждёт одобрения наставника.
– Верное решение, – кивает Бай Хэпин, сжав тёмный артефакт в кулаке. – Будет суждено – печать никогда не возвратиться ни к демонам, ни к смертным.
– Полагаете, её могут украсть из дворца Небесного Владыки? – цепляется за слова мужчины Хэ Лунван.
– Вознесение не прибавило тебе мудрости, – Бай Хэпин треплет ученика по плечу и передаёт ему нефрит. – Не затягивай с возвращением: помни, небожители не вмешиваются в судьбы смертных, только в конфликты с тёмными силами.
Кивнув с явной неохотой, шисюн переводит взгляд на меня. Его рот приоткрывается, как будто он хочет что-то сказать, но никак не может решиться. Стиснув руки в кулаки, главный герой новеллы прощается и исчезает во вспышке молнии. Смущённая его эмоциями, я остаюсь наедине с учителем во дворе дома градоначальника и с лёгкой улыбкой осознаю, что с Фэн Цзяньсюэ Хэ Лунван так и не встретился.
Ладонь учителя мягко ложится мне на голову и несколько раз проходится по растрепавшимся прядям. Поймав одобрительную улыбку, я чувствую, как щёки мои стремительно розовеют.
– Нам следует вернуться в школу.
Закусив губу, я смотрю на оставшийся без хозяина дом. Среди двадцати детей градоначальника найдутся те, кто позаботятся о младших, да и их матери живы. Глава семейства не был объявлен предателем, так что у них есть шанс на достойную жизнь, однако мне всё равно тревожно. Сколько времени эти люди жили бок о бок с фальшивым градоначальником? Когда дети на самом деле потеряли отца, а женщины супруга? Проблема устранена, а вопросы остались.
Впрочем, меня это не касается.
– Цзецзе! – не успеваю я уйти, как в воротах меня настигает Цянь Синъюнь с мечом на поясе и узелком за спиной. – Цзецзе, возьмите меня с собой!
Самообладание, решив, что на сегодня с него хватит потрясений, наконец сдаётся, и я невоспитанно открываю рот и хлопаю ресницами. Порыв ветра, неожиданный и прохладный для лета, срывает с волос расслабленную ленту, и та почти улетает прочь – её спасает вовремя взметнувшаяся рука Цянь Синъюня. Завороженно глядя на белоснежную ленточку, мальчишка сначала краснеет, затем бледнеет и лишь после с поклоном передаёт её мне.
– Что думаешь, Лунмин? – интересуется моим мнением учитель, изучая мальчика взглядом. Лицо у мужчины задумчивое и даже заинтересованное: рассматривает в качестве ученика?
– У юноши есть задатки, – честно признаю я. – Однако я не уверена, что ему удастся сформировать золотое ядро, начав тренировки в таком возрасте.
В прошлой жизни, попав в тело шестнадцатилетней совершенствующейся ученицы, к двадцати одному году я успела сформировать золотое ядро, но так и не привыкла к нему и к силе, которой обладала, – смерть от Меча Рассекающего Душу настигла раньше. В этой жизни я начала тренироваться в двенадцать, но к восемнадцати годам по-прежнему находилась на стадии формирования. Цянь Синъюню же около шестнадцати-семнадцати: при должном старании он может добиться успеха, но… мало кто добивается, начав позже четырнадцати.
Учитель кивком показывает, что услышал меня, и почему-то останавливается глазами на ленте, что я продолжаю сжимать в кулаке.
– Что ж, полагаю, твоему развитию пойдёт на пользу обучение другому. Ты достигла тех лет, когда старший адепт может взять себе ученика.
Глаза Цянь Синъюня счастливо загораются, я же резко поворачиваюсь к мужчине, сильнее стискивая несчастную ленточку в пальцах. Принятое им решение никак не укладывается в мою картину мира: я ожидала, что он либо согласиться взять мальчишку к себе в ученики, либо откажет и призовёт найти иной путь, но он… предлагает ему ученичество у меня? Меня, которой едва восемнадцать исполнилось?! Да, на деле моему сознанию несколько больше, если все три жизни сложить, однако ему-то о моей сохранившейся памяти неизвестно! Мне нужно сосредоточиться на собственных тренировках, на мести, но никак не на мальчишке!
– Учитель, мне кажется, я не готова… – сглатывая совсем другие слова, произношу я еле слышно.
Бай Хэпин аккуратно высвобождает измятую ткань из моих пальцев и извлекает гребень из складок одежды. Легко и естественно расчесав спутанные боем и ветром волосы, он собирает их в высокий хвост и завязывает так крепко, что теперь точно не распустятся.
– Мальчик считает иначе.
Приграничные Земли мы покидаем втроём.
Бамбуковая флейта, издав последний жалобный звук, затихает, и я откладываю инструмент, прекратив издеваться над ним и ушами всякого, кто его слышит. Не то чтобы я так уж плохо играла: Ли Ляньхуа, обладательница тела, в которое я изначально угодила, была весьма талантлива, и часть её дарований и страстей передалась и мне. Переродившись снова, я уже не была обязана соответствовать былому образу, однако, оказавшись на горе Нинцзин, получила в подарок от учителя восхитительную флейту, не пользоваться которой было выше моих сил.
Только вот сегодня у меня на редкость паршивое настроение. Игра, как следствие, тоже.
Я едва успеваю открыть свиток с новой техникой для изучения, полученный от учителя утром, как улавливаю звук шагов за стеной и яркий аромат яблок. Лето подошло к концу и пришло время сбора урожая. И, думается, я знаю, кого мне следует ожидать.
Вздохнув с лёгким раздражением, я отрываю взгляд от свитка. Мои предположения оказываются верны: когда двери в покои старшего адепта раскрываются, на пороге стоит Цянь Синъюнь с плетёной корзиной за спиной.
– Учитель, – юноша радостно улыбается и одаряет меня почтительным приветствием. – Я всё собрал.
И так всегда: он управляется с порученными делами быстрее, чем я ожидаю.
– Только одна корзина? – мои брови приподнимаются, выражая сомнение. Яблоневый сад горы Нинцзин славится своей обширностью и плодовитостью.
– Я уже отнёс другие на кухни, – нисколько не обиженный моим недоверием, отчитывается Цянь Синъюнь. – Эта корзина для вас, учитель.
На моём лице застывает, вероятно, донельзя глупое выражение. Принесённых яблок так много, что они едва не вываливаются, – и это мне одной?
Пока я пребываю в недоумении, ученик снимает со спины свою ношу и ставит её в пустом углу комнаты. Не дожидаясь никаких указаний, он наливает мне чая и присаживается за стол рядом. Изучая его поверх чашки, я с некоторой завистью отмечаю, что он куда больше похож на молодого перспективного заклинателя, чем я. Бело-синие одежды адепта сидят на нём дивно хорошо, волосы блестят на солнце, меч органично смотрится на поясе, а сам он… сияет молодостью и надеждами. Телом он немногим младше меня, но между нами будто пропасть. Учителю не стоило отдавать этого мальчика в ученики ко мне.
– Я видела твои тренировки вчера вечером, – отмечаю я, отставив чашку. – Неплохо.
Цянь Синъюнь радуется так, будто я действительно похвалила его, а не отмахнулась сухим «неплохо».
– Я постараюсь не разочаровать вас, учитель.
«Не могу обещать тебе того же», – мысленно отвечаю я, лишь поджав губы.
– Вскоре я планирую уйти в уединение для совершенствования духа и тела, – сообщаю я, выпив ещё немного чаю. После чего встаю и, подойдя к шкафу, извлекаю из него свиток с первой самостоятельно изученной мною сложной техникой. Вручив её новоиспеченному ученику, говорю:
– Тебе следует освоить её к моему возвращению. И уделить больше времени медитациям.
Цянь Синъюнь закусывает губу, словно сомневаясь в чём-то, но кивает.
– Ты свободен, – я взмахиваю рукой, планируя вернуться к собственному обучению. Когда он почти уходит, я вспоминаю о корзине:
– И забери яблоки. Их слишком много для меня одной.
Двери закрываются, и я вновь остаюсь наедине с собой. Я не удивлюсь, если такими темпами мальчишка сформирует золотое ядро раньше меня. Мне следует быть упорнее. Мои успехи как учителя не помогут мне осуществить мою месть.
Парящий в покоях яблочный аромат говорит о том, что корзину юноша так и не забрал.
Школа Нинцзин не просто так считается одной из лучших в здешнем книжном аналоге Древнего Китая. Выстроенная на священной горе, она вся пропитана светлой духовной энергией, потому прекрасно подходит для духовного развития. Плодородные земли, фруктовые сады, бамбуковый лес, пещеры с источниками… я не считала себя любителем природы, пока жизнь назад не была сражена красотами безмятежной горы. Жаль только, не сумела вовремя увидеть, что кроется за ними.
От воды тянет прохладой, в господствующей в пещере тишине отчётливо слышен звук капель, падающих со свода в озеро. Он должен успокаивать, но, лишь вспомнив лицо Бай Хэпина, проводившего меня в уединение, я раздражаюсь и с силой закусываю губу. Металлический вкус на языке выбрасывает меня в реальность.
Несколько глубоких вдохов. Медитация. Спокойствие. Отрешённость.
– А-Няо![21]
Свалившись с персикового дерева, на котором сладко спала после утренней тренировки, я тру отбитое мягкое место, наблюдая за степенно приближающимся ко мне шисюном Хэ, единственным, кто всё ещё зовёт меня по моему детскому имени, Ли Сяоняо[22]. Бело-синие одежды юноши развеваются на ветру, на поясе нежно звенит колокольчик старшего адепта.
– Ты пропустила занятие, – упрекает меня шисюн, встав напротив.
Я прикусываю язык, сдерживая рвущееся наружу ругательство. Проспала! Обещала же себе только немного отдохнуть, ведь уроки мне нравились, и я хотела стать одной из лучших! Но…
– Устала? – ласково спрашивает Хэ Лунван, и я стыдливо киваю, не поднимая головы до тех пор, пока его рука не опускается на неё, чтобы осторожно погладить. – Я не ругать тебя пришёл. Смотри.
Он обхватывает мою ладонь и отводит на полянку в бамбуковом лесу, где гуляют…
– Кролики!
– Тсс!
Шикнув на меня, юноша проходит вперёд и, подхватив одного, подносит ко мне.
– Нашёл их сегодня, – поясняет Хэ Лунван со скромной улыбкой. – Подумал, ты захочешь посмотреть.
Я неуверенно протягиваю руку и касаюсь мягкой белой шёрстки.
– Учитель назначил мне наказание?
Шисюн вздыхает, и я морщусь, уже зная ответ.
В тот день я целый вечер провожу за уборкой в библиотеке.
– Учитель!
Осень в сейчас особенно холодная. Дожди оставляют после себя глубокие грязные лужи, и мои ноги промокают насквозь к тому моменту, когда я вхожу в покои Бай Хэпина во Дворце Безмятежности. Мы со старшими учениками только вернулись из города, и я спешу извлечь из-за пазухи ещё тёплый мешочек с баоцзы.
– Учитель, попробуйте! – только положив мешочек на стол, я вспоминаю о правилах приличия и склоняюсь перед Бай Хэпином.
Мужчина скользит по мне взглядом, и в его следующих словах я слышу тень недовольства:
– Ляньхуа, ты мокрая.
Потом он раскрывает мой подарок и, увидев содержимое, качает головой:
– Ты слишком привязана к еде. Тебе будет непросто практиковать инедию[23].
Примерно такой реакции и ожидавшая, я не расстраиваюсь и бесстыдно заявляю:
– Эта ученица готова приступить к практикам хоть с завтрашнего дня, если учитель попробует! Это ужасно вкусно!
Посмотрев на меня так, как будто хочет сказать «Ну что за ребёнок!», Бай Хэпин берёт баоцзы и пробует небольшой кусочек. Я едва ли в рот ему не заглядываю, ожидая вердикта.
– Слишком много специй, – заключает учитель под звуки моего обиженного сопения. – Однако… неплохо. Остальные с той же начинкой?
Попробовав ещё парочку баоцзы, Бай Хэпин выпроваживает меня помыться и переодеться. А я вспоминаю, что перед этим неосознанно стёрла кусочек мяса с уголка его рта. Как у меня рука только поднялась?!
По телу пробегает болезненная дрожь, и как будто из-под толщи воды разносятся крики. Ненависть разливается в крови горячим потоком: к былой ли себе, к Хэ Лунвану или к Бай Хэпину – трудно сказать. В нос ударяет запах крови, что-то тёплое течёт из глаз и рта. Образы из прошлого мечутся в голове, не позволяя сосредоточиться и взять катающееся по камню пещеры тело под контроль.
Пока что-то извне не успокаивает его.
Стихотворение от лица персонажей
Ли Лунмин:
Снова персики в садах зацветут —
Они с собою весну принесут.
Природа обновляется опять и опять —
Не смеет смертный о большем желать.
С тобой спускаюсь я с вечной горы:
Слагают странники стихи о любви.
Красные одежды, счастье, покой…
Не быть нам героями истории той.
Года не испортят прекрасный твой лик
Рок давно нас с тобою настиг.
И Боги не обратят время вспять —
Так почему ты о том продолжаешь мечтать?
Бай Хэпин:
Года не испортят прекрасный твой лик,
Моя вина, что тебя рок настиг.
Тебе жизнь в светлых красках нарисовать я хотел,
Но душу твою я спасти не успел.
Снова персики в садах зацветут —
Надежды наши ветра унесут.
Природа обновляется опять и опять —
Заклинатели жаждут вновь смертными стать.
Слагают странники стихи о любви:
Как жаль, что не пожелаешь ты услышать мои.