I. Рассказы о полярниках Чукотки
Чукотка. Восточно – Сибирское море. Гидролог А. Ю. Евстифеев на льду Чаунской губы. 1985 год ХХ века
Машенька и медведи
Маленькую Машу вместе с папой и мамой на Чукотку привёз огромный самолёт. Потом они летели на самолёте поменьше и на совсем маленьком вертолёте, который доставил семейство в небольшой посёлок у моря, где мама с папой должны были работать на метеостанции.
К новой жизни девочка привыкла быстро. Печалилась Маша только о том, что где-то далеко, как говорили взрослые, на «материке», остался огромный лохматый мишка, подаренный ей бабушкой на день рождения. Медведь был белого цвета – тёплый, пушистый и умел ласково и совсем незлобно рычать. Забавную игрушку Маша очень любила, но взять её с собой не могла. Папа объяснил, что лететь далеко, вещей много, а медведь слишком огромен и в самолёт с ним не пустят. Маша расстроилась, долго прощалась с Михаилом, но плакать не стала.
На новом месте Маше нравилось всё: неяркое северное солнце, море с бело-голубыми льдинами и даже снег, падающий на зелёную траву в тундре. А самое главное – не надо было ходить в детский сад и мама всегда рядом. Кроме того, можно самостоятельно разгуливать под окнами метеостанции. То, что мама поглядывала за дочкой из окна, не уменьшало её самостоятельности.
Интересная история произошла с Машей через неделю после прибытия на остров. В то утро мама, как обычно, разбудила дочку, расчесала, заплела косички, накормила манной кашей с клубничным вареньем и отправила гулять на улицу.
Медведь появился неожиданно
Медведь появился неожиданно. Он приблизился к Машеньке, стоящей к нему спиной, легонько ткнул её своим носом и шумно втянул воздух. Девочка обернулась и бесстрашно протянула к могучему зверю свои маленькие ручонки. Он не казался ей опасным, он был таким же белым, таким же тёплым и пушистым, как тот, оставленный на «материке», только намного больше.
Выглянув в окно и увидев возле дочери медведя, Варя обомлела от ужаса.
– Медведь! – выкрикнула она и бросилась на улицу.
Подбежав к дочери, Варя схватила её в охапку и медленно попятилась к двери метеостанции. Зверь последовал за ними. Неторопливо и осторожно медведь прихватил зубами поясок на Машиной шубе и потянул девочку к себе. Мама с дочерью продолжали отступление. Поясок лопнул – и Варя, не помня себя, хлестнула им медведя между глаз. Так и двигались они втроём к станционной двери, а медведь после каждого шага получал очередной, безобидный для него, удар пояском от шубы.
Первым же вертолётом семейство улетело с острова
Станционные мужчины не остались в стороне от развернувшихся событий, но в отличие от Вари они бросились за оружием и выбежали на улицу чуть позже неё. Выстрелами из карабина и ракетниц зверя отогнали на безопасное расстояние. Мама обняла Машу и заплакала, а папа стоял рядом и растерянно теребил ремень карабина.
Первым же вертолётом семейство улетело с острова. В этом не было трусости, никто не осудил их за это. А маленькая Маша так и не поняла, почему взрослые прогнали медведя. Взять его к бабушке было, конечно же, нельзя.
– В вертолёт – то с ним не пустят, – подумала Машенька. И снова не заплакала.
Волшебная блесна
Восточная Чукотка. Крохотный посёлок Лаврентия на берегу Берингова моря приветливо встретил экипаж ледового разведчика яркими красками солнечного дня и весёлой капелью с крыш. Подсели мы сюда для дозаправки топливом.
– Видал ты, на Шмидте ещё зима, а тут уже лето, – ни к кому не обращаясь, сказал второй пилот.
Мне доводилось бывать в Лаврентия и раньше. Посещения были коротки и быстротечны – посадка, дозаправка и снова в полёт. Удивительно, но расставание с посёлком всегда вызывало у меня лёгкое чувство грусти. А каждое возвращение сюда представлялось, как мимолётная встреча со старым приятелем.
В хозяйственном магазине, куда забрели мы, чтобы убить время, было тихо и немноголюдно. Бесцельно разглядывал я витрины. Необходимости что-нибудь приобрести у меня не было. Внимание привлёк прилавок, за стеклом которого поблёскивали наборы рыболовных снастей и блёсен. Не ожидал я встретить в хозяйственном магазине принадлежности для рыбалки и, конечно, как всякий уважающий себя рыбак, не прошёл мимо. Склонившись над прилавком, я не спеша рассматривал товар.
– И ничего-то мне не надо и всё-то у меня есть, – подумал я про себя, собираясь покидать магазин.
– Вы что-то хотели у нас купить? – раздался приятный бархатный голос над моей головой.
По другую сторону прилавка стояла очень красивая девушка и вопросительно смотрела на меня большими серыми глазами. Очарованный вежливым обращением и красотой, я что-то муркнул в ответ и, не глядя, ткнул пальцем в первую попавшуюся блесну на прилавке. Блесна была огромна и ослепительна, как в зеркале, в ней отражались полмагазина и мы с красавицей впридачу, а солнечные зайчики, рождённые её блеском, скакали по стенам и потолку помещения.
Чукотка, аэропорт Лаврентия
– Кого я буду не неё ловить? – мелькнуло в голове, когда я вышел из магазина.
Прошло много времени, огромная блесна постоянно ездила со мной по экспедициям и рыбалкам, но ловить рыбу не хотела. Она по-прежнему отражала окружающий мир и по-прежнему разбрасывала вокруг весёлые солнечные зайчики. Только воспоминания о Чукотке и миленькой продавщице не позволяли мне последовать совету друзей и выбросить её, как бесполезную вещь.
Однажды в коробочку с блесной попала вода и былое великолепие пропало. Забавные солнечные зайчики исчезли, а зеркальные отражения пропали, оставив после себя редкие серебристые блёстки на чёрном фоне.
– Ну и что? – подумал я, стоя на берегу лесного озера и разглядывая происшедшие с блесной метаморфозы.
– Попробуем на тебя чего-нибудь поймать.
Первый же заброс принёс приличную щуку, второй, третий – опять щучка. Улов до дачи я еле дотащил. Поразительно, но на гигантскую блесну бросались даже щурята. С тех пор с рыбалки без добычи я не возвращался. Блесна работала в любую погоду и приносила успех на зависть коллегам по увлечению.
И теперь после каждой удачной рыбалки я вспоминаю весёлую капель, далёкий чукотский посёлок Лаврентия и красивую сероглазую девушку, произнёсшую тихим бархатным голосом:
– Вы что-то хотели у нас купить?
Бурить только здесь!
Обеспечением безопасности геологических буровых работ на морском льду занимаются морские гидрологи. Как правило, у бурильщиков с ними складываются очень тёплые, доверительные отношения. Вот и сегодняшний контрольный осмотр льда окончился, примерно, таким диалогом между гидрологом и буровым мастером.
– Приехала кобра, наорала, «бурить только здесь, бурить только здесь!» – речь шла о главном геологе, запретившем переезд буровой вышки на новую точку с мягким грунтом. Точка на профиле, где сейчас стояла буровая, пришлась на твёрдые коренные породы и здесь можно было застрять надолго. Квартал заканчивался и надежда получить квартальную премию таяла с каждой минутой. До премии бригаде оставалось пройти жалкий десяток метров, а тут – «коренники».
– Я ей говорю: давайте профиль со второй точки начнём, там грунт мягкий – ил с песком, бурили там. План выполним и даже чуток перевыполним, а главное – бригада премию получит. Потом вернёмся назад и хоть неделю будем «коренник» протирать. А она: «бурить только здесь, бурить только здесь», – мастер с досадой плюнул на лёд.
– Серёга, выручай, придумай что-нибудь. Время у нас есть, часа полтора, пока она второй бригаде «мозги полощет». Погляди, может, трещину свежую найдёшь, край съехать с первой точки надо, – обратился он к гидрологу.
– Нет там свежих трещин, но ещё разок поглядим, – согласился Серёга.
…бурить только здесь, бурить только здесь…
Повторный осмотр ледового покрова не выявил опасных трещин для работы передвижной буровой вышки.
Вконец расстроенный буровик, указал гидрологу на старую, похожую на корытце с высокими краями трещину, которая, извиваясь, уходила под буровую. Трещина была занесена снегом и абсолютно безопасна, образовалась она осенью, а к весне толщина льда в ней почти сравнялась с толщиной окружающего льда.
– Может, эта? – с надеждой посмотрел он на Серёгу.
Гениальная по своей простоте мысль, мгновенно родилась в гидрологической голове.
– Может, и эта, а в «промывке» кипяток есть? – спросил он.
«Промывка» – это балок, в котором промывали кипятком замёрзшие пробы на олово. В День геолога, традиционно отмечаемый первым апрельским воскресеньем, кипятком из промывочного балка наполняли выдолбленную во льду купель и устраивали в тёплой воде праздничные купания. Такая традиция у чукотских шельфовиков. Старый буровик поймал Серёгину мысль на лету и работа закипела. Работяги очистили трещину от снега, не нарушив при этом снеговой покров на её краях. Протянули толстый рукав от промывки, прицепили буровую к трактору и стали ждать приезда злобной геологини.
Подъезжая к бригаде, Зоя Ивановна увидела готовую к переезду буровую вышку и неприятно поразилась неисполнительностью бригады. Её острый носик ещё больше заострился, серые глазки стали колючими, губки сузились, а на лбу появилась строгая складочка. Выпрыгнув из вездехода, поправив очки и готовая к самым энергичным действиям, она быстрым шагом направилась к стоящим возле трактора мужикам.
Подъезжая к бригаде, Зоя Ивановна увидела готовую к переезду буровую вышку
– В чём дело, почему не приступили к бурению? – сурово спросила она.
– Трещина – свежак. Гидролог говорит, что съезжать надо, пока не булькнули, – сказал кто-то из собравшихся.
– Разве, разве такое бывает? – растерянно пробормотала суровая геологиня. Желание командовать в сложившейся обстановке у неё почему-то пропало.
– Бывает, мы же не в Крыму, а в Арктике. Морозы рвут лёд прямо на глазах. Пойдёмте, поближе посмотрим, – предложил Серёга.
Издалека трещина, действительно, выглядела страшно: широкая, наполненная синеватой водой, она простиралась метров на двадцать с обеих сторон от буровой. Клубящийся над ней пар, усиливал эффект и без того жуткой картины. Казалось, ещё секунда и буровая повторит судьбу «Титаника».
Вот такая она, настоящая трещина
– И никуда я не пойду! И никуда меня не зовите!! И… и уберите сейчас же буровую!!! – пугаясь собственного голоса, завизжала Зоя Ивановна.
Звон от её отчаянного крика ещё стоял в ушах буровиков, а вездеход с перепуганным главным геологом уже скрылся за ближайшей торосистой грядой.
До конца сезона Зоя Ивановна не появилась на морском полигоне ни разу, впрочем, следующие за этим семь шельфовых сезонов она также не беспокоила своим присутствием буровые бригады.
А премию трудяги-буровики получили: и «коренники» пробурили на сколько надо, и Серёгу не обидели.
Стресс
– Короче, чуть не потонули мы тогда. Вот стресс у меня с тех пор. И на лёд без бутылки я теперь не езжу. А гаишников здесь нет, – закончил свой рассказ вездеходчик Костя. Молодые гидрологи Юра и Валера пожали плечами и отправились обследовать гряду торосов, расположенную недалеко от стоянки вездехода.
Костя не врал. Несколько лет назад его вездеход чудом выкарабкался из припайной трещины. Машина висела на краю, отчаянно вращая гусеницами, а вода переливалась через задний борт. Ещё мгновение и… Но этого не произошло. Совершенно неожиданно обе гусеницы нашли опору и транспортёр буквально выпрыгнул на лёд.
Закончив работу, гидрологи медленно возвращались к своей боевой машине. Ничем не примечательный снежный надувчик, встретившийся им на пути, Валерка небрежно пнул ногой. Под снегом оказалась милицейская фуражка с красным околышем. Откуда она взялась здесь, на морском льду, за триста километров от ближайшего жилья, так и осталось загадкой. А то, что произошло потом, оставило неизгладимый след в Костиной жизни.
Молодые гидрологи Юра и Валера пожали плечами и отправились обследовать гряду торосов
Но… обо всём по порядку. Оставшись один, Костя со всех сторон обошёл вездеход, осмотрел ходовую, проверил катки, траки, пальцы и полез в тесную кабину «семьдесят первого» греться. Оказавшись в уютном полумраке, он неторопливо расстелил газетку на крышке двигателя, не спеша порезал хлеб и сало, заботливо протёр рукой складной пластиковый стаканчик, достал бутылку слегка примороженного красного вина и приготовился с комфортом ждать гидрологов. Первый стаканчик согрел вездеходчика – и тепло сладкой волной разлилось по всему телу. Второй, полетевший вдогонку, усилил эффект, а кусочек сала и сигаретка придали дополнительную прелесть ожиданию. Наслаждаясь теплом и покоем, Костя вновь наполнил стаканчик до самых краёв прелестной жидкостью и поднёс его к губам…
В дверку кабины постучали. Судорожно сглотнув слюну, Константин обернулся на стук – сквозь изморозь за дверным стеклом маячила милицейская фуражка с красным околышем. Шок, ступор, коллапс – примерно так можно описать состояние Кости. Поспешность действий, произведённых им в следующее мгновение, не поддаётся описанию. Бутылка, хлеб, сало и газетка просто растворились в недрах небольшой вездеходной кабины. В руках у Кости появились отвёртка и гаечный ключ. Крышка двигателя сама съехала в сторону, а наш вездеходчик погрузился в чрево машины, оставив на поверхности нижнюю часть спины, которую и увидели гидрологи, открыв дверцу кабины.
Вездеход ГАЗ – 71 вместе с Костей ждёт гидрологов
Оглушительный, как взрыв, хохот потряс окрестности. Смеялись все: гидрологи, торосы, облака, казалось, что смеётся каждая снежинка на льду и от хохота переливается всеми цветами радуги. А громче всех хохотал Валерка, снимая с себя милицейскую фурагу. Такого стресса Константин не испытал даже тогда, когда однажды в его кабине взорвался патрон от ракетницы, давший осечку.
С тех пор Костя перестал пить на льду мороженое красное вино, да и вообще пить бросил.
Биг хантер
Ольга давно уговаривала мужа взять её на гусиную охоту, но Боря был неумолим:
– Баба на охоте? Да ты с ума сошла!
Пришлось Ольге уламывать завгара и компанию охотников самой. В дело был пущен главный аргумент – бутылка водки – и не одна. В предвкушении незапланированного возлияния охотники вынесли вердикт:
– Берём! Ольга – смелая женщина, росомаху из тамбура голыми руками выбросила…
Никто и не догадывался, что ворующую рыбу росомаху, Ольга перепутала с собакой. Схватила её за загривок, вышвырнула из тамбура на свет, а когда увидела, кто это, сама чуть не умерла от страха. Впрочем, зверюга от такого бесцеремонного обращения испугалась не меньше и, долго не раздумывая, рванула в тундру. К месту сбора супруги шли разными путями. Ольга пришла раньше и первой забралась в вездеход. Подошедший чуть позже Борис, был удивлён присутствием в нём жены, но вида не подал. Вездеход тронулся под хохот беспечных охотников.
Ольга давно уговаривала мужа взять её на гусиную охоту
До места охоты километров пятьдесят – кувыркались по тундре часа четыре. Приехали, разбили лагерь, расставили профиля и оборудовали скрадки. Сутки просидели – нет гуся. Погода гнусная: то туман, то дождь со снегом, а то и снег с дождём. Одним словом, капризная северная весна. Охотники не ропщут, народ бывалый и валить невезение на женщину не стали. Всякое бывает: и без баб случаются охотничьи неудачи.
И вдруг туманчик зашевелился, приподнялся, превратился в облачность, а к полудню следующих суток и облачность рассеялась. Тепло и солнечно стало вокруг. Снег начал подтаивать, тундра ожила и появился первый гусь. Летел он очень высоко, из ружья не взять. Старый опытный охотник в таком случае и руку к ружью не протянет. Но не такая наша героиня. Сообразив, что мужики почему – то стрелять не станут, а добыча уходит, Ольга в отчаянии схватила карабин и с вытянутых впереди себя рук бабахнула вертикально вверх. Карабин удержать ей не удалось и он упал на землю – охотники развеселились, но смех мгновенно стих, когда прямо к костру упал огромный гусак… Ко всеобщему удивлению, у него не было головы. Охотники, как зачарованные, глядели на Ольгу.
Летел гусь очень высоко, из ружья не взять
– Вот это выстрел! – восхищённо выдохнул кто-то из них.
И гусь пошёл, и была шурпа, и жареная гусиная печёнка. А возвращение с охоты получилось триумфальным, с богатыми трофеями. И все радовались тому, что полярка надолго была обеспечена мясом.
И гусь пошёл
Эту невероятную историю мне рассказал Борис Григорьевич Фрейлих в аэропорту города Анадырь, где мы застряли по погоде и ждали рейс на Певек.
Читтагонг
Изумрудное море, песчаный пляж, огненный шар солнца в голубом небе и огромный линейный ледокол на приливной волне, полным ходом приближающийся к берегу. На мостике – трое во главе с капитаном. Задача, стоящая перед ними, – выбросить судно как можно дальше от уреза воды на берег. Пляж стремительно приближается, крепкие капитанские руки уверенно держат штурвал. Плавно замедляя ход, старый ледокол выползает на песок и медленно останавливается. Судьба его предрешена.
«Берег мертвецов» – сюда приходят сухогрузы, танкеры, рыбацкие суда и корабли науки, здесь они умирают под огненными струями газовых резаков на разделочных площадках Читтагонга. Своей печальной славой Бангладешские пляжи известны всему миру – здесь утилизируют старые, отслужившие свой срок, суда. Прекрасные тропические пляжи, бывшие пристанищем морским обитателям, рыбакам и туристам, стали гигантской, замусоренной металлоломом площадкой с чёрным от корабельного мазута песком.
– Всё, приехали, – тихо выдохнул капитан, печально разглядывая скелеты кораблей на пляже.
Жуткая и завораживающая картина предстала перед моряками. Справа от них возвышался остов некогда гордого круизного лайнера, слева с обнажёнными шпангоутами замер трудяга-танкер, а между ними стояли мелкие суда в таком же плачевном состоянии. Разум отказывался понимать, что красавец-ледокол, уникальное творение человеческих рук, станет через месяц такой же грудой металла. А на главную палубу со всех сторон уже лезли бригады рабочих с резаками, зубилами и кувалдами.
– Эх, из брандспойта бы их, – мелькнула в капитанской голове шальная идея.
Корабли, как и люди, рождаются, учатся ходить, живут своей жизнью, стареют и вот – Читтагонг. У каждого судна есть своя крёстная мама, она даёт ему путёвку в жизнь. В памяти капитана всплыла картина приёмки ледокола на корабельной верфи и доброе лицо ледокольной крёстной, разбившей об его борт бутылку шампанского на счастье.
А потом были десятилетия напряжённой работы в арктических морях, сложные проводки судов, высадки полярных экспедиций, спасение терпящих бедствие людей и… китов. Много морских антарктических миль осталось за кормой ледокола.
Самолёт ледовой разведки однажды сбросил вымпел с картой рекомендованного пути прямо в ледокольную трубу
Капитану неожиданно ярко представились события, развернувшиеся в Арктике во время тяжёлой навигации 1983 года, когда под чудовищным напором льдов было раздавлено судно, снабжавшее прибрежные чукотские посёлки всем необходимым. Тогда от работы ледоколов, многие из которых сами имели серьёзные повреждения, зависели судьбы десятков, таких же затёртых во льдах, кораблей и их экипажей. Случались и забавные истории. Самолёт ледовой разведки однажды сбросил вымпел с картой рекомендованного пути прямо в ледокольную трубу и палубная команда сбилась с ног, разыскивая пенал по всему ледоколу…
А между тем толпа рабочих на палубе, не теряя времени, приступила к разрушению ледокола. Совершенно непрошеные слёзы вдруг блеснули в глазах старого полярного капитана. Бесстрашный морской волк, покоритель северных широт и мастер филигранных проводок, медленно ушёл с капитанского мостика, впервые не затворив за собою дверь.
Философ
Толя – великолепный радист, любит ездить с нами на лёд и его помощь в тяжёлой экспедиционной работе порой просто неоценима. А ещё наш Толя славен тем, что умеет при развёртывании полевой метеостанции прямо из вездехода, лёгким движением руки, воткнуть срочный метеорологический термометр в снег и при этом не разбить тонкий стеклянный инструмент. Справка для въедливого читателя: Толя втыкал в снег непригодный для измерений термометр, наблюдения по которому не проводились, но ведь не расколол же он его ни разу. Фантастика, да и только!!! Проделывал он этот номер неоднократно и даже на «бис», ко всеобщему удовольствию публики.
Публика – это два гидролога, гидрохимик и вездеходчик – маленький экипаж боевой гидрологической машины под названием ГАЗ-71. Почти месяц мы ползаем на ней по торосам Чаунской губы, собирая по крупицам научные данные о термическом и ледовом режиме водоёма.
Экспедиция близится к завершению: последняя бурка во льду, последняя серия приборов в воде, последние отсчёты и отбор проб. И вот приборы собраны, закреплены по-походному, контрольный осмотр проведён и вездеход напрягся в ожидании команды «домой», которая должна прозвучать после традиционного залпа из ракетниц.
– Давай звуковую бахнем, – предложил кто – то из гидрологов.
– Дай я, – схватил ракету гидрохимик Генка. Недолго думая, он отвинтил защитный колпачок, вытряхнул пусковой шнур с колечком и, подняв повыше руку, дёрнул за него. Ракета ушла в небо, оставляя за собой дымный след. И где-то далеко, в вышине, раздался грохот, похожий на орудийный выстрел.
Почти месяц мы ползаем на вездеходе по торосам Чаунской губы
Звуковая сигнальная ракета обладает зарядом большой мощности и удержать её в руке во время выстрела невозможно, поэтому запускать её нужно из специального металлического стакана, надёжно закреплённого на морском или сухопутном транспортном средстве.
Разбитая Генкина рука стала подтверждением того, что звуковые ракеты нужно запускать только из стакана. Дымящийся корпус ракеты после удара о руку воткнулся в снег у его ног.
– Не умеешь! Смотри, как надо! – азартно выкрикнул Вовка- гидролог и вторая ракета своим грохотом разорвала арктическую тишину. Эффект оказался тем же – разбитая рука и дымящийся корпус ракеты в снегу у Вовкиных ног.
– Оба вы неумехи. Кто же так ракеты пускает, руку – то резче отдёргивать надо, – сказал второй гидролог и потянулся за третьей ракетой.
Всё! Домой!
Руку Серёга отдёрнул достаточно резко и корпус ракеты её не задел, но колено, выставленной вперёд правой ноги, оказалось на пути летящего вниз снаряда. Удар смягчили меховые штаны и серьёзной травмы колена удалось избежать. Экспедиционники молча переглянулись, а Толя, глядя на незадачливых стрелков, задумчиво произнёс:
– Ну, вот чему нас жизнь учит?…
– Да ничему она не учит, – после небольшой паузы с печальным вздохом ответил на поставленный вопрос наш экспедиционный философ.
– Всё! Домой! – скомандовал вездеходчик Санька.
Экспедиционники заняли свои места и вездеход, клацая гусеницами, уверенно покатил по снежной целине на базу.
Славины песни
21 октября 1987 года впервые в истории ледовая разведка по маршруту Певек – Медвежьи острова – Черский для атомохода «Сибирь» не была выполнена из-за чудовищного обледенения. Оно началось на первом галсе у мыса Шелагский. Срывающиеся с кончиков винтов льдинки, ударяясь о фюзеляж Ил-14, создавали впечатление сыплющегося на самолёт песка. Это никого не взволновало – такие условия полёта в осенней Арктике не редкость. Кромки крыльев покрылись тонкой корочкой прозрачного льда.
На втором галсе после разворота на запад обледенение усилилось, и с винтов полетели крупные куски льда, удары которых о фюзеляж напоминали частую барабанную дробь. Сильного беспокойства это тоже не вызвало, антиобледенительная система работала, с кромок крыльев набегающим потоком воздуха периодически срывало лёд. Всё шло, как обычно. Рабочая высота – 100 метров, видимость – под собой. Экипаж и гидрологи – при деле. Очередной разворот, легли на третий галс и началось – самолёт стремительно начал обрастать белым ледяным панцирем. Лобовые стёкла замерзли и попытка командира очистить их с помощью штурманского транспортира через открытую форточку потерпела крах. Небольшая, очищенная поверхность стекла мгновенно покрывалась толстым слоем рыхлого белого льда. Плоскости перестали сбрасывать лёд. Жучки-моторы затряслись так, что их необычная вибрация стала ощущаться в кабине. Барабанная дробь усилилась, вероятно, куски льда, бьющие по корпусу всепогодного корабля, стали крупнее.
Нужно было принимать решение: продолжать разведку или уходить от обледенения. Конец сомнениям положил первый сильный удар по обшивке. Впечатление было такое, что кто-то снаружи бросил в наш самолёт кирпич. Потом кирпичи стали попадать в наш лайнер всё чаще и чаще. Казалось, что огромные куски льда хотели пробить обшивку и ворваться в салон. Машина отяжелела, вероятно, она набрала не одну тонну льда. Поскольку полёт протекал на небольшой высоте, путь к свободе от ледяных оков лежал только наверх. Командир корабля прекрасно это понимал и мы начали набор высоты. С выходом на берег облачность отступила и обледенение прекратилось, с винтов слетели последние кирпичи и ледяные песчинки, а вот на крыльях и фюзеляже лёд сохранился до посадки в Черском. По образному сравнению кого-то из лётчиков, со стороны самолёт выглядел, как Дед Мороз. Толщина ледовых образований на внешней кромке крыльев и в носовой части достигала, примерно, 15—25 сантиметров, а в плоскости вращения винтов на корпусе нашей «ласточки» после кирпичного обстрела остались глубокие вмятины.
Памятник Ли-2 в Черском. Якутия 1979 год
Кто-то из проходящих мимо техников спросил:
– Откуда такой?
Ему ответили:
– С ледовой.
– Заметно, – только и вымолвил любопытный.
Пришли в профилакторий. Встретили Славу Котова. Рассказали ему про наш полёт. Тут же появились пять огромных бутылок портвейна и гитара. Потом к нам присоединились Саша Бутыленков и ещё кто-то, всех не помню. Портвейн на столе обновлялся не раз, закуска была, как всегда, изыскана (дары Колымы на столе не переводились), но главное были Славины песни и не было пьяных…
– Вот такая песня.
Командиром в том полёте был Вова Замараев, гидрологи – Илья Ягубов, Юра Шарыгин и я, остальных членов экипажа, к сожалению, не помню. Давно это было.
А номер нашей «ласточки» 61762.
Пешком «пришёл»
…Ледовый борт. Десять минут до взлёта. Лётчики пристёгнуты. На своём рабочем месте медленно, как чайник на плите, «закипает» первый гидролог Анатолий Иванович Кудрявцев. И есть от чего. На вылет опаздывает его напарник – молодой, но уже опытный второй гидролог Илья Ягубов.
– Анатолий Иванович, может задержечку дадим? – спрашивает командир.
– Поехали! Мальчишек учить будем. Пешком пойдет, – ответил Кудрявцев.
И – поехали. Самолёт вырулил на полосу, разбежался и улетел, помахав крылышками подъезжающему к аэропорту Илюхе.
Справедливости ради надо сказать, что полёт не имел большого навигационного значения, просто машина вылетала ресурс, её надо было заменить на другую и вернуться в Певек. Полёт предстояло выполнить по чистой воде вдоль берега моря до устья реки Колымы и далее, вверх по течению, в аэропорт Черский. Чистую воду несложно отметить на карте и без второго гидролога. Но сам факт опоздания к вылету вызвал у Кудрявцева бурю негодования.
Увидев исчезающий в голубом небе самолёт с красными крыльями, Илья растерялся. Но с принятием решения подняться к диспетчерам – растерянность прошла, а после встречи со знакомыми пилотами, выполняющими пассажирский рейс по маршруту Певек – Черский на ИЛе, стало ясно, что в пункт назначения он попадёт раньше, чем ледовый борт с Анатолием Ивановичем.
Чистую воду несложно отметить на карте и без второго гидролога
Посадка в Черском всегда приятное событие. Всё дело в том, что здесь есть лес. От Анадыря до Тикси леса нет, а тут – есть. Краснокрылая «ласточка» мягко коснулась полосы и покатила на стоянку под горкой. Распрощавшись с лётчиками, вдыхая лесной аромат, инструктор ледовой разведки Анатолий Иванович Кудрявцев отправился отдыхать в старенький деревянный профилакторий на краю посёлка.
Уютно устроившись в тишине профилактория и предвкушая встречу с Кудрявцевым, Илья Михайлович Ягубов наслаждался покоем и читал свежую газету. Мягкое кресло и сигаретка создавали ему дополнительный комфорт. Скрип деревянных ступеней возвестил о приближении мастера ледовой разведки. Дверь распахнулась и в полутьме гостиничного холла Анатолий Иванович разглядел Илью с сигаретой в зубах. Изумлению его не было предела. Нога, занесённая над гостиничным порогом, так и зависла в воздухе…
На приветливую фразу Ильи:
– Проходите, Анатолий Иванович, я вот и чаёк уже заварил, – мастер пробормотал, что – то нечленораздельное. А когда к нему вернулся дар речи, только и смог произнести:
– Уважаю! Но как ты добрался?
– Пешком пришёл, – простодушно ответил Илюха.
Дружба этих людей продолжалась долгие годы.
Рассказ о настоящем человеке
Крохотный самолётик со смешным названием «Птенец-2» лихо разбежался по взлётно-посадочной полосе, забавно подпрыгнул и полетел, не спеша набирая высоту. Серёга Рогозин плавно повёл ручкой управления вправо, самолётик послушно выполнил красивый вираж, прошёл над аэродромом, покачивая крылышками и лёг на рабочий курс. Издали он был похож на большую яркую бабочку, по странному стечению обстоятельств залетевшую в морозную Якутию поздней осенью, когда здесь установились 20-градусные морозы.
Полёт обещал быть продолжительным и интересным – поиск потерявшихся оленей и подсчёт их общего поголовья. Сергей любил такие неординарные работы. Шутка сказать – 30 лет в авиации, самые разнообразные полёты приходилось выполнять ему на необъятных якутских просторах. Особенно запомнился весенний облёт рек с гидрологами Арктического института, когда у Ленских столбов они попали в чудовищную болтанку. Маленьким Ан-2 стихия играла словно мячиком, бросая его сверху вниз и из стороны в сторону. Выдержанные бородачи-гидрологи, которых трудно чем-нибудь напугать, тогда слегка побледнели, а Серёга со вторым пилотом лишь крепче сжали штурвалы, стараясь удержать машину на курсе. Пугаться было некогда. Жёсткая болтанка могла в любой момент разрушить самолёт, а пилоты просто работали и победили стихию, да и «Аннушка» не подвела.
Серёга давно вышел на пенсию, но расстаться с небом не смог. Вот и летает теперь на микросамолётике, помогает, как может, тундровикам в их тяжёлой кочевой жизни.
Представитель заказчика – оленевод с большим стажем – Михаил Анатольевич Прокопьев по ходу полёта делал в общей тетради какие-то только ему понятные заметки. Серёга выдерживал курс, а старый тундровик считал оленей. Так и работал маленький экипаж «Птенца» до полудня. А в полдень произошла авиационная катастрофа.
Полёт проходил на безопасной высоте при хорошей видимости, вдоль гряды холмов, высота которых не превышала 40 метров. Внезапно восходящий воздушный поток подбросил самолётик кверху. И в ту же секунду сильнейший нисходящий поток рванул машину к земле. Сергей резко взял ручку управления на себя, но земля неумолимо приближалась.
Двигатель отчаянно звенел на взлётном режиме, а перед самой землёй аппарат, помимо воли человека, неожиданно сильно накренился. Пилот энергично хотел выровнять крен, но не сумел этого сделать…
Удар!!! Треск разрушающейся конструкции – и тишина, тревожная и гнетущая, навалилась на людей.
Первым пришел в себя Михаил – при столкновении с землей, благодаря привязным ремням, он удержался в кабине. Отделался лёгким испугом и незначительными ушибами.
Удар!!! Треск разрушающейся конструкции – и тишина
Сергею не повезло. Его выбросила из кабины чудовищная сила. Пробив своим телом лобовое стекло и пролетев по воздуху несколько метров, ударился он о камни, выступающие из-под снега. Придя в себя, пилот попытался подняться и не смог. От страшной боли потемнело в глазах и он снова потерял сознание.
Миша тем временем выбрался из кабины и подошёл к Сергею. То, что он увидел, повергло этого, много чего повидавшего в жизни человека, в шок. Обе ноги летчика были перебиты. Из рваного комбинезона торчали обнажённые обломки костей.
…Сознание медленно возвращалось к Сергею. Едва приоткрыв глаза, он увидел Михаила, пытавшегося предотвратить потерю крови и перетянуть какими-то верёвками ему ноги выше колен.
– Миша, брось всё! Залезь в самолет и включи аварийный радиомаяк. Я скажу тебе, где он находится. Иначе нас будут долго искать и если найдут, то не сразу, – медленно, стараясь сохранить силы, проговорил Серёга.
Миша закончил работу, остановил кровотечение и только тогда выполнил распоряжение Сергея.
– Миша, ты не бойся, нас обязательно найдут. Маячок ты включил. До Оленька 200 километров, там вертолёт. Прилетят часа через два-три и всё будет хорошо, – слова пилот произносил очень медленно и чётко. Спокойный, тихий голос подействовал на Михаила ободряюще.
Прошло шесть часов. На тундру опустились сумерки, затем наступила темнота. Томительная неизвестность угнетала оленевода. Сергей, укрытый самолётным чехлом, находился в забытьи. Вдруг он зашевелился и тихим незнакомым голосом позвал Мишу. Губы его едва двигались, а припорошенные инеем веки и ресницы подымались с трудом.
Глядя на тундровика твёрдым и уверенным взглядом командира воздушного судна, Сергей Рогозин очень тихо, отрывисто, но внятно заговорил:
– Миша, … нас скоро… и обязательно найдут… ты не сомневайся… спасатели и ночью летают. Мне не дожить, … когда я умру, возьми мою тёплую куртку, надень поверх своей и ты их дождёшься.
Лётчик умолк. Остатки сил стремительно покидали его. Жизнь уходила из крепкого закалённого организма.
– И ещё, Миш, – Сергей перешёл на шёпот. – Прости меня за этот полёт.
Пилот тяжело вздохнул, сердце его остановилось и он умолк навсегда.
Как пережил Миша остаток ночи и дотянул до полудня следующих суток – он помнит плохо. Здесь было всё: и голод, и холод, и злость, и совершенно незнакомое доселе оленеводу чувство, которому он так и не смог впоследствии дать определение. Не было только страха, а была надежда на спасение. Так велика оказалась сила воздействия слов Сергея на Михаила. Он даже мёртвый продолжал поддерживать живого…
Спасатели прилетели к полудню, спустя сутки с момента падения самолёта. Миша не поверил себе, когда услышал отдалённый звук работы двигателей вертолёта. Шум нарастал, переходя в рокот. И вот оранжевая, как апельсин, машина, взметая под собой снег, уверенно села неподалёку от места крушения «Птенца». Из неё высыпали люди и бросились к месту катастрофы. Только Серёге эта суета спасателей была уже не нужна. Его холодное большое тело было неподвижно, убитое морозом и потерей крови. Оно застыло в естественной позе сильно утомлённого человека, который прилёг отдохнуть. Полуоткрытые глаза спокойно смотрели на прибывших, а губы, казалось, спрашивали:
– Почему так долго, ребята?
Между тем прилетевшие занялись осмотром места катастрофы. Больше всех суетился майор спасательной службы. Он бегал вокруг обломков самолёта, на что-то указывал, кому-то отдавал команды. В общем, был неуёмен и руководил на «полную катушку».
Михаил медленно подошёл к руководителю операции по спасению.
– Что же вы так долго летели? – спросил он, обращаясь к спасателю. – Серёгу ведь можно было спасти… Он умер сегодня ночью.
А потом, глядя в упор на суетливого майора, в сердцах добавил что-то по-якутски.
Офицер не в силах выдержать взгляд оленевода, отвёл глаза в сторону.
Вот и весь рассказ о Сергее Ивановиче Рогозине, который был замечательным лётчиком и
НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕКОМ.
А Михаил уверен, что спас его пилот от смерти дважды. Первый раз, когда неуправляемый самолёт положил он на свою сторону и принял удар на себя. А второй, когда отдал ему свою тёплую одежду.
Так оно и было!
«Девушка с веслом»
Вездеход мчался по ухабистой тундре, траки клацали на кочках, как зубы молодого дракона. Машина возвращалась в Певек после обследования берегового варианта трассы зимника Певек – Бараниха.
Обычно трассу прокладывают по акватории Чаунской губы, где лёд ровный, скорость движения транспорта, как на автобане, а вот по тундре ездить гораздо хуже, того и гляди, что-нибудь от машины отвалится. Но крепкие морозы приходить на Чукотку этой осенью не спешили, лёд в Чаунской губе нарастал медленно и трасса была жизненно необходима. В посёлке Бараниха заканчивался уголь, а без тепла на Севере даже слабый мороз не пережить. Вот и пришлось проложить дорогу по берегу.
Особенность берегового варианта заключается в том, что зимник пересекает множество тундровых речек и речушек, лёд в которых не всегда может выдержать предполагаемую нагрузку. Вот и приглашают дорожники гидрологов для измерения толщины льда и расчёта его грузоподъёмности. В кабине вездехода вместе с водителем Валеркой ехал старый, опытный и всеми уважаемый дорожный мастер Васильевич. Гидролог Володя, как говаривал знаменитый герой из мультика, – «мужчина в расцвете сил и энергии» – дремал в вездеходном салоне.
Обычно трассу зимника прокладывают по акватории Чаунской губы, где лёд ровный
Вездеход иногда останавливался и Валерка с Васильевичем, каждый со своей стороны, осматривали ходовую часть. Вероятность «разуть» вездеход в мёрзлой тундре очень высока. Пальцы, скрепляющие вездеходные траки, имеют неприятное свойство вылезать в самое неподходящее время, и тогда гусеница слетает с катков, обеспечивая мышечную радость беспечному вездеходчику и его пассажирам. И ещё одна важная деталь вездеходной жизни: связь между людьми в салоне и кабине осуществляется с помощью звукового сигнала, кнопка подачи которого находится в салоне. Длинный сигнал – «стоп», два коротких – «поехали».
Всё шло хорошо: вездеход летел, траки клацали, Вова мирно посапывал во сне. Но… несовершенен человек, венец природы, и малая нужда внезапно и настойчиво напомнила о себе. «Мужчина в расцвете сил и энергии» проснулся – и в этот момент вездеход, как по волшебству, остановился. Не теряя ни секунды, Вовка выпрыгнул из вездехода в надежде решить проблему и вернуться на своё место до того, как вездеход тронется. О сигнальной кнопке он даже не подумал. Чудесная остановка длилась недолго, траки снова заклацали и вездеход, помахивая Вове открытой дверью салона, начал удаляться. Порыв бросить шапку через транспортёр, чтобы привлечь внимание водителя падающим перед его носом предметом, Володя пресёк сразу. Мысль опередила действие на долю секунды.
Голодные, злобные волки
– А вдруг на крышу упадёт? – заботливо подсказала она и бросок не состоялся. Плохо без шапки в сорокаградусный мороз в тишине полярной ночи.
Валерка лихо дёргал рычаги управления, давил на газ и попыхивал сигареткой, предвкушая скорое возвращение к молодой жене. Домой не только лошади, но и вездеходы быстрей бегут. Довольный работой гидролога и собой, Васильевич попутно проводил контрольный осмотр намеченной трассы. Отмахали километров двадцать.
– Тормозни, ноги разомнём, да чайку по стопочке махнём, у гидролога немного осталось, – сказал он Валерию.
Остановились, вышли из вездехода. Васильевич даже несколько раз присел. То, что увидел мастер, обойдя вездеход, бросило в жар. Дверь салона открыта и сам салон забит снегом. Лоб покрылся испариной, а глаза старого дорожника вылезли из орбит.
– Человека потеряли, потеряли человека, – жалобно запричитал он.
Валеркины эмоции вылились в одно единственное слово. Одновременно, не сговариваясь, прыгнули в кабину. Вездеход развернулся на месте и рванул по старому следу.
Гидролог Володя, которого потеряли
Гидрологи много времени проводят в полевых условиях и испугать их морозом, тишиной полярной ночи, тундровым одиночеством или пешими переходами трудно. Вот и наш герой надел рукавички, надвинул на лоб меховую шапку и, вдохнув полной грудью морозный воздух Чукотки, отправился в путь по вездеходному следу.
Полярное сияние и огромные, как горошины, звёзды, освещали дорогу незадачливому гидрологу. И всё же одна тревожная мысль не давала Владимиру покоя. Волки – голодные, злобные волки – вот что лишало покоя нашего путника. Положение спасла доска, подобранная Володей в тундре. Это своеобразное оружие придало уверенности в своей непобедимости. И путник бодро зашагал дальше. Кроме того, простая логика подсказывала, что рано или поздно пропажа человека обнаружится и вездеход вернётся назад.
Фигуру гидролога с обмёрзшей бородой и длиннющей доской в руках Валерка с Васильевичем увидели одновременно. Подъехали. Остановились. Нервное напряжение спало и пришло время шутке.
– Ну, что, «девушка с веслом», залазь, домой поедем, – и все трое дружно захохотали.
Такое бывает
Работа не ладилась с самого начала. После взлёта из Черского обнаружилось, что передняя стойка шасси не захотела полностью убраться. Мало того, она и в положении «выпущено» не хотела фиксироваться в замке. Многократные попытки победить упрямую стойку успеха не принесли, не помогли вскрытые полики и удары кувалдой по непослушному замку.
– На Колыму, на пузо садиться будем, – принял решение командир.
И упрямая «ласточка» послушалась, наверное, её не устраивала такая посадка.
– Кажись, встала, – выдохнул бортмеханик, закрывая съёмные створки полов.
Сбросили топливо и пошли на посадку с выпущенными шасси. Всё обошлось, нога не подломилась, просто разведку пришлось перенести на следующий день.
Вторая неприятность произошла, спустя сутки. При подходе к острову Врангеля отказал локатор. Работать без него на ледовой разведке, вблизи высоких берегов, при видимости под собой – нельзя. Пришлось возвращаться в Певек и чинить отказавший локатор.
Ещё через сутки при взлёте с мыса Шмидта самолёт попал в сдвиг ветра и на правой плоскости из-под пробки потёк бензин. Опять возврат, теперь уже на Шмидт.
В следующем полёте приключения, как будто, закончились.
Всё обошлось, нога не подломилась, просто разведку пришлось перенести на следующий день
Правда, за Беринговым проливом встретились американские истребители F-15 и вели борт почти до Провидения. Экипаж отнёсся к этому спокойно, такие «свидания» не редкость в Чукотском и Беринговом морях. Радист передал земле сообщение о встрече с американцами и принял известие о закрытии из-за тумана аэропортов Провидения и Лаврентия…
А это означало, что на запасной аэродром надо уходить в Анадырь, где нет топлива для Ил-14. Не завезли в навигацию. Такое бывает. Командир со штурманом и гидрологами быстро просчитал ситуацию – ночёвка в Анадыре, утром перелёт в Провидения, полная заправка и – продолжение работы.
– Едем в Анадырь, – сказал командир.
Ил-14 с дополнительным баком может летать до двенадцати часов, но после посадки машины топлива в баках осталось не слишком много. Утренний перелёт уже был на грани фола.
За Беринговым проливом встретились американские истребители F-15
Раннее утро, бархатное урчание моторов, короткий разбег – и курс на Провидения. По оценке синоптиков, попутный ветер должен был подгонять корабль в полёте. Но погода сыграла с экипажем злую шутку. Когда основная часть маршрута была пройдена, ветер резко изменил направление и из умеренного, попутного, превратился в сильнейший, встречный. Это не страшно, когда у тебя полные баки, а когда топливо на донышке и об этом предупреждают сигнальные лампочки на приборной доске, внизу море и тонкий лёд…
– До Провидения не дотянем минут двенадцать, – сказал штурман.
– Понял, крутим влево к берегу, – ответил командир.
– Гидролог, крепкий лёд будет?
– Не будет – полынья там, – последовал ответ.
– И берег высокий, – добавил штурман.
В кабине наступила тишина, нарушаемая мягким рокотом моторов. Время работало против людей.
– Нунлигран – посёлок. Там три озера и лёд на них выдержит нашу «ласточку», – задумчиво проговорил гидролог.
– Паша, карту! – обратился командир корабля к штурману.
Руководитель полётов маленькой вертолётной площадки чуть не свалился с табурета, когда услышал, что к нему на посадку идёт ледовый борт. Стараясь не выдать своего волнения, отправил на самолёт всю информацию о площадке и фактической погоде. В ответ сквозь шорохи в эфире донеслось:
– Мы не на площадку, на озеро садиться будем.
– Может, через сопочку перевалите, там озеро подлиннее, – посоветовал руководитель полётов.
– Не перевалим, – и в эфире наступила тишина…
… – полынья там, – последовал ответ
Мягко коснувшись озёрного льда, похожая на сказочного дельфинчика машина, закончила свой пробег и остановилась в расположенном на берегу озера складе горюче-смазочных материалов. Ближайшие к урезу воды бочки, оказались разрублены винтами и из них вытекала соляра.
– Сели – то мягче, чем на бетонку, – сказал гидролог Володя, а командир только вытер пот со лба.
Прилетевшая после Нового года ремонтная бригада заменила у винтов лопасти и после проверки двигателей запустила их без дозаправки.
Моторы проработали всего одну минуту.
Да, было от чего вспотеть командирскому лбу после посадки второй раз…
Хороший ты мужик
Мы сидим и не спеша пьём водку в большой Валеркиной квартире. Холостякуем. Наши жёны и дети на «материке». Торопиться некуда – на дворе беснуется «южак». Страшный, ураганный ветер несёт снег вдоль улицы и с силой бросает его в окна. Болтаем о том, о сём. Охота, рыбалка, полёты, последняя экспедиция по тундровым речкам с Серёгой Котовым. Вокруг этих событий и вьётся наша неспешная беседа.
«Котяра», «Котик», «товарищ Котов» – известная и легендарная личность нашего управления. С его именем связана не одна забавная экспедиционно-тундровая история. Одну из них мы и вспомнили, сидя за нашим незамысловатым столом поздним зимним вечером, когда за окнами завывал жестокий чукотский ветер.
Серёга – опытный речной гидролог – был изумлён решением высокого начальства провести геодезическую съёмку местности и промеры фарватера в районе водомерного поста на одной из рек, впадающей в Чаунскую губу. Работа – обычная и привычная для бывалого экспедиционника, но совершенно невероятным было время проведения работ в январе. В это время на Чукотке – разгар полярной ночи. Наверное, кому-то, где-то в ответственном документе нужно было поставить «галочку». Спорить с начальством – плевать против ветра, поэтому экспедиция, начальником которой был назначен Серёга Котов, началась. Три гидролога, радист и вездеходчик – экипаж машины боевой – прибыли на место проведения работ, слили воду из вездеходного двигателя и стали жить у местного охотника Кирилловича, чему тот был несказанно рад.
Работа с геодезическими инструментами в тридцатиградусный мороз не самое приятное занятие, да и светлого времени почти не было, поэтому нивелирную рейку приходилось подсвечивать фонариком. Много мышечной «радости» приносил и труд с ручным буром на промерных створах. Но маленький дружный коллектив спокойно и стойко преодолевал трудности, организованные начальством в разгар зимы, прекрасно осознавая то, что летом придётся всё переделывать. Прошло две недели изнурительного труда и, проснувшись однажды утром, участники экспедиции не нашли своего начальника на месте.
Страшный, ураганный ветер несёт снег вдоль улицы и с силой бросает его в окна.
– За молоком ушёл ваш начальник, – ответил на вопросительные взгляды Кириллович. – А вы можете на рыбалку сходить, корюшка должна сегодня хорошо брать, – после небольшой паузы добавил охотник.
До посёлка, где находился знаменитый на весь район коровник, идти надо было девять километров. Туда и обратно – восемнадцать.
– К вечеру надо ждать Серёгу. А насчёт рыбалки мысль хорошая, – заключил радист.
Сергей Васильевич Котов – опытный речной гидролог
– «Котик» нам молочка принесёт, а мы ему рыбки поймаем, – поддержал радиста вездеходчик, чем вызвал улыбки на лицах людей.
Сомнений в том, что поход начальника закончится благополучно ни у кого не возникало. Он прекрасно ориентировался в тундре и у него был карабин, а штиль с безоблачным небом не предвещал беды… Её и не случилось. Серёга вернулся в избушку уже к обеду, дружок его на снегоходе подбросил.
– И где же молочко коровье, детям для здоровья? – с лукавой усмешкой спросил Серёгу Кириллович. – Ты ведь даже канистру с собой не взял, она в тамбуре, как стояла, так и стоит.
– Вот оно, – начальник с простодушной улыбкой достал из рюкзака и выставил на стол три бутылки водки.
– Правда, из-под «бешеной коровки», – весело добавил он.
А съёмку местности возле водомерного поста Кирилловича летом переделали
И все расхохотались.
Обед удался на славу. Здесь было всё: брусника и малосольная ряпушка от Кирилловича, жареная корюшка от гидрологов, свежий хлеб от начальника и молоко от «бешеной коровки».
А утром маленькую бригаду снова ждала тяжёлая мужская работа на морозе, которую, несмотря на испортившуюся погоду, они закончили через неделю.
Перед отъездом ребят Кириллович на прощание тихонько сказал Серёге:
– Хороший ты мужик, такое дело сделал и парням праздник устроил.
«Котяра» хитро посмотрел на охотника и также тихо муркнул в ответ:
– Просто я очень люблю молоко.
Оба рассмеялись и обнялись на прощание.
А съёмку местности возле водомерного поста Кирилловича (теперь в отчётах он назывался именно так) летом переделали, но это уже совсем другая история про Серёгу Котова.
Леночка
Плановый облёт вертолёта после регламентных работ подходил к завершению, когда на палубе над вертолётной площадкой появилась Леночка. На ледоколе её обожали все – и вертолётчики в том числе. Точёную фигурку Леночки не смог испортить даже полярный тулупчик, небрежно накинутый на её плечи. Ласковый арктический ветерок развевал светлые локоны. Леночка была великолепна.
Потому-то в разгар полярного дня от её присутствия на палубе солнце засветило ещё ярче, сахарно-белые льдинки за бортом заискрились ещё сильней, море засияло синевой с нежно-голубым отливом, а усатому, строгому боцману с банкой из-под краски в руках, захотелось спеть какую-нибудь весёлую песенку. Мельком взглянув на Леночку, он замурлыкал себе в усы неведомую лирическую мелодию. И даже старый ледокол побежал резвее, разгоняя перед собой мелкие льдинки, а дымок из его высокой трубы стал едва заметен на фоне безоблачного неба.
Леночка увидела вертолёт, висящий за кормой ледокола, помахала командиру ручкой и твёрдый, как скала, полярный ас превратился в беспечного Тома Сойера с соломинкой на носу. Только вместо соломинки в его руках был штурвал вертолёта. Машина за кормой ледокола завертелась в волшебном танце: она то кружилась волчком, то взмывала ввысь, то опускалась к самой воде. Воздушные пируэты следовали один за другим, бесконечным каскадом… Казалось, им не будет конца. Леночка стояла на палубе, широко раскрыв восхищённые глаза и слегка приоткрыв от изумления свой ротик. Спектакль закончился так же быстро, как и начался. Усталый Ми-2 сел на предназначенную для него площадку, техники занялись его обслуживанием. Разгорячённый феерическим полётом, пилот подошёл к Леночке.
Усталый Ми-2 сел на предназначенную для него площадку
– Ну, как? – спросил он, улыбаясь.
– Да видела я, как ты выделывался и всё ждала, когда тебя … – и с алых губ Леночки слетело такое ругательство, которое редко услышишь и от пьяных мужиков в кабаке.
– Эх, Леночка, день – то какой хороший был… – и боцман с досадой плюнул в банку из-под краски
Санька опешил, командирская фуражка вывалилась из рук. Солнце потускнело и покрылось стыдливыми пятнами, небо поблёкло, сахарно-белые льдинки за бортом стали грязно-серыми, море помутнело и из нежно-голубого превратилось в иссиня-чёрное. Старый ледокол от неожиданности замедлил ход и растерянно крякнул, труба его сморщилась – и из неё повалили клубы чернущего дыма. Усатый боцман, владеющий ненормативной лексикой пяти континентов, вдруг умолк и после небольшой паузы произнёс:
– Эх, Леночка, день-то какой хороший был… – и с досадой плюнул в банку из-под краски.
Умник нашёлся
Полярная ночь на Чукотке в разгаре. Над долиной, обрамлённой заснеженными сопками, холодным светом полыхает желтовато-зелёное северное сияние. В маленькой, заснеженной охотничьей избушке на берегу небольшой тундровой речки горит огонёк, от которого веет теплом в этом царстве льда и снега под названием Арктика.
– Да, старая эскимоска говорила, что если хочешь увидеть сияние на небе, нужно посвистеть, а потушить его можно, сильно хлопнув в ладоши, – закончил свой рассказ, выходя из избушки Кириллович. Экспедиционники переглянулись. Они «пурговали» у старого охотника три дня – под его тундровые байки время пролетело весело и быстро. Погода наладилась, ветер стих, небо разъяснилось и на нём заиграли огромные, яркие сполохи северного сияния. Охотник вышел проводить гостей, им нужно было продолжать прерванную непогодой поездку.
– Давай попробуем сияние выключить, эксперимент, так сказать, проведём, – предложил Андреич – невысокий, широкоплечий начальник экспедиции.
– И ещё она говорила, что духи сердятся на тех, кто это делает, – добавил старый тундровик.
Последнее замечание раззадорило Андреича. Он сильно ударил ладошку об ладошку и громко захохотал. Не успело эхо начальственного смеха замереть в ближайших скалах, как спокойно висевшее над тундрой сияние, пришло в движение. Полосы превратились в дуги, дуги в кольца, а кольца приобрели голубоватый оттенок и расползлись по всему небосводу спиралями.
Людям казалось, что сияние опускается к земле и вот-вот пронзит их своими тонкими, острыми лучами, струящимися из зенита
– А говорил потухнет! Вот мы сейчас его из ракетницы притушим, как свечку в тире, – ещё громче захохотал начальник и первая ракета ушла в воздух.
Сияние вдруг приняло форму правильных мерцающих многоугольников, которые постепенно вытянулись в толстые полосы и приобрело красноватые оттенки. Казалось, оно сердится на беспокоящих его людей. Андреича это только позабавило. В азарте он выпустил в небо четыре ракеты подряд. И произошло то, чего никто не ожидал: в небе начался зловещий танец света и тени, от горизонта до горизонта заметалось пурпурное свечение с красно-жёлтым отливом. Людям казалось, что оно опускается к земле и вот-вот пронзит их своими тонкими, острыми лучами, струящимися из зенита. Ещё мгновение – и сиянье потухло.
– Ну, хватит развлекаться. Поехали! – деловито скомандовал Андреич. Попрощался с хозяином избушки и прыгнул в кабину.
Вездеход резво рванул с места, но, не проехав и полкилометра, потерял гусеницу и встал.
– Ёлки-моталки. Трак лопнул, вот и разулись, – сердито бросил вездеходчик в ответ на вопросительный взгляд начальника экспедиции.
Полярная ночь продолжалась, а над Чукоткой набирала силу поразительная игра красок
Полярная ночь продолжалась, а над Чукоткой набирала силу поразительная игра красок, фантастические сполохи разливались и, плавно струясь, сменяли друг друга, напоминая необъятные, пульсирующие валы. На фоне ясного звёздного неба сиянье становилось ярче, объёмнее, оно искрилось всеми цветами радуги, привнося свет, спокойствие и красоту в холодный арктический мир.
– Умник нашёлся, кто ж такую прелесть потушит, – муркнул в усы Кириллович, глядя на стоящий посреди тундры вездеход и тихо прикрыл за собой дверь в избушку.
Известный полярный
– Известный полярный радист, восемь букв. Толя, а твоя фамилия подходит, – задумчиво произнёс Вовка Симонов, уютно устроившийся на гостевой лежанке в охотничьей избушке Трофима с кроссвордом в руках.
– Неужели такой известный, что в журнал попал? – с восторгом посмотрел на Толю старый чукотский охотник Трофим.
– Да сочиняет Вовка, – смутился радист.
– Связь скоро, готовьтесь лучше антенну держать, – продолжил он.
За окном, отчаянно завывая, бушевал свирепый ветер со снегом. Мощь южного ветра в этих местах бывает столь высока, что способна остановить в воздухе самолет Ан-2. Висит «Аннушка» над землёй, а вперед продвинуться не может. Разгул стихии, да и только. Держать походную шестиметровую складную антенну в таких условиях дело малоприятное и, как правило, бесполезное. Снежные кристаллы электризуют пространство вокруг, радиоволны вязнут в нём и не хотят лететь к адресату. Да и мачта нам досталась в наследство от Кренкеля – старая, пережившая не один десяток экспедиций. Но наш радист неумолим: срок связи – есть срок связи и попытаться провести его надо даже в условиях полного не прохождения радиоволн. Мы в с Вовкой молча начали одеваться. Из домика вышли вместе с Толей, под его чутким руководством собрали мачту и возвели пирамиду из ящиков и бочек у её основания. В заключение, обняв сооружение и упёршись в мачту лбами, мы, как изваяния, застыли на месте. Толя был доволен, тоненький провод антенны находился на нужной высоте и мачта надёжно зафиксирована двумя гидрологами.
– Ну всё, я пошёл, а вам стоять, держать и не стонать, пока я не свяжусь, – и, подгоняемый ветром, как сказочный волшебник, исчез в снежном заряде.
Конечно, мачту мы не удержали, под напором ветра сооружение рухнуло – бочки и ящики, кувыркаясь, исчезли в снежной круговерти. Мачта упала, антенный провод от неё оторвался и беспомощно болтался на земле. С трудом нам удалось добраться до тамбура избушки и втиснуться внутрь. Сквозь деревянную дверь до нас отчётливо доносился весёлый писк Толиной морзянки.
И мы втроём пошли спасать старушку
– Ну вот, и чего упирались, «известный полярный из восьми букв» и без нас связь обеспечил, – устало вздохнул Вовка.
Дверь в избушку отворилась и на пороге появился наш славный радист. Похоже, от него самого в разные стороны разбегались радиоволны и никакая пурга не могла их остановить, так счастлив он был установленной связью с Певеком.
– Связь состоялась… А вы разве антенну не держали? – лицо его вытянулось от изумления.
– Да улетело всё, – неторопливо произнёс Володя.
– И мачта тоже???
– Нет. Мачту ещё можно спасти…
И мы втроём пошли спасать старушку.
Да и слава Богу!
Экипаж ледового борта всегда настороженно относится к присутствию на самолёте посторонних людей, особенно, если это касается представителей прессы. И не потому, что лётчики и гидрологи не уважают корреспондентов и операторов, просто эти специалисты частенько забывают, что воздушное судно поднято в небо не из-за них и на его борту идёт гораздо более важная работа. Вот почему любая помеха, созданная гостями, может иметь самые непредсказуемые последствия. В ночном полёте, ослеплённый осветительным оборудованием гидролог, может не разглядеть и пропустить навигационное разводье, так необходимое для движения каравана в сплочённом десятибалльном ледовом массиве. Слоняющийся по самолёту и донимающий всех своими вопросами корреспондент, может нарваться и на крепкое словцо, если станет задавать их в неподходящий для этого момент. Например, во время разворота воздушного судна у высоких берегов, когда внимание лётчиков сосредоточено на выполнении этого опасного манёвра.
Да и рождающиеся после таких полётов материалы порой оказываются не совсем корректны.
«Сахарные головы торосов мелькали под крыльями нашего самолёта с головокружительной быстротой. Высота 10 метров. Мы мчимся к ледоколу, корпус и мачты которого едва различимы в тумане. Будем бросать вымпел…» – строчил один такой писатель, попавший к нам на самолёт в Черском по заданию одной из столичных газет. Хорошо, что в конце полёта он показал своё сочинение командиру.
– Ты хочешь, чтобы меня в тюрьму посадили? – возмутился Максимыч.
– А что? – искренне удивился журналист. – По-моему, неплохо, – добавил он утвердительным тоном.
– Вот что, мы так не летаем. А будешь глупости писать – пойдёшь в Анадырь пешком, – парировал командир.
Корреспондент сморщился и обиженно поджал губы, он так и не понял, что же не понравилось пилоту.
Полёт у высоких берегов
До прибытия в Анадырь экипажу предстояло выполнить пять разведок, а это 50 часов напряжённого труда лётчиков и гидрологов в течение пяти суток.
Уже на мысе Шмидта у нашего пассажира был готов материал и он его пытался отправить в редакцию по телефону прямо из гостиницы. Связь с Москвой была плохая и для передачи статьи приходилось сильно повышать голос.
– Самолёт Ил-14 летит гяльсами, – кричал журналист в телефонную трубку.
– Да. Да. Гяльсами. Гяльсами, – продолжал он уверенно орать переспросившему его человеку на противоположном конце провода.
– Да не «гяльсами», а галсами, – поправил корреспондента проходящий мимо гидролог.
– Конечно, конечно, – живо откликнулся журналист и, исправившись, крикнул в телефон:
– Самолёт летит гильсами, гильсами летит самолёт.
Юрка только рукой махнул и, не останавливаясь, пошёл в свой номер, а женщина-администратор тихонько улыбнулась, склонив голову и закрыв лицо длинными волосами.
Рабочий стол гидрологов то вдруг стремительно накатывает на сидящего за ним человека, то неожиданно уходит вниз и тогда приходится ловить улетающие навигационные инструменты и ручки с карандашами
На следующий день Берингово море встретило самолёт отчаянной болтанкой. Воздушная болтанка в отличие от плавной корабельной качки – резкая и разнонаправленная. Мало того, что самолёт кидает вверх-вниз, его ещё и из стороны в сторону бросает. Рабочий стол гидрологов то вдруг стремительно накатывает на сидящего за ним человека и тот буквально влипает в него носом, то неожиданно уходит вниз и тогда приходится ловить улетающие навигационные инструменты и ручки с карандашами. В общем, болтанка – серьёзное испытание для всего экипажа. Штурман в таких условиях обязан не снижать точность своей работы, а командир со вторым пилотом крепко держать машину на курсе, проложенном гидрологами. И всё это может продолжаться весь десятичасовой полёт. Столичный гость загрустил, слегка побледнел, стал часто уходить в хвост самолёта и задерживаться там подолгу. На предложение бортмеханика отобедать – пробормотал что-то невнятное. Болтанка закончилась на подходе к бухте Провидения и, измученный ею пассажир, задремал в своём кресле.
Заход на посадку в Провидении – сложный, аэропорт окружён сопками, высота которых достигает 600—700 метров. Полёт проходит по бухте с высокими берегами. Человеку, попавшему сюда впервые, может показаться, что самолёт вот-вот заденет их крылом. Перед выходом на посадочный курс пилоты добавили оборотов двигателям, машина встряхнулась и тихо дремлющий пассажир проснулся. Совсем рядом в иллюминаторе он увидел стену сопки. Самолёт вдруг накренился и начал снижаться. Спросонья и от неожиданности, не понимая, что происходит, бедолага с нечеловеческим криком бросился на пол под обеденный стол, где и оставался, поражённый страхом, до полной остановки воздушного судна. Потрясение корреспондента было настолько велико, что он отказался дальше лететь с ледовиками и, как выяснилось позднее, напился, попал в милицию и опоздал в Анадырь к московскому борту.
Карта ледовых условий
Вероятно, поэтому страна так никогда и не узнала о своих «героях», бороздящих «гяльсами» или «гильсами» суровые и неприветливые небеса арктических морей.
– Да и слава Богу! – сказал по этому поводу перед очередным полётом Максимыч, командир всепогодного корабля ледовой авиационной разведки.
И экипаж с ним согласился.
А журналиста было просто по-человечески жаль.
Лисичка-сестричка
Лиса появилась неожиданно. Она вышла прямо из-за угла «механки», не обращая внимания на шум небольшого моторчика, обеспечивающего электричеством тундровую перевалочную базу. Хозяева территории – собаки Пират и Морячка – остолбенели от такой наглости. Средь бела дня, на виду у всех по «перевалке» гуляет лиса… Это было непривычно и для людей, стоящих на порожках жилого помещения.
Известны случаи, когда больные или обессилившие дикие животные ищут защиту и помощь у людей. Но эта лисица не выглядела больной. Она была великолепна! Казалось, что лисичка-сестричка мгновенье назад сошла со страниц русских народных сказок. Хитренькие карие глазки, чёрный, блестящий носик, остренькие, настороженные ушки и ярко-рыжая огненная шубка. Особое восхищение вызывал хвост – огромный, пушистый с белоснежным кончиком. Увидев прямо перед собой собак, а в отдалении и людей, хищница негромко тявкнула и бросилась наутёк. Пират с Морячкой рванулись за ней. Лиса летела по чукотской тундре как стрела, выпущенная из лука, но охотничьи псы тоже были неплохими бегунами. Расстояние между ними и лисонькой стремительно сокращалось. Спасение пришло неожиданно. На пути бегущих животных возникла гора пустых бочек из-под топлива. Лисица протиснулась туда, но оказалась в западне. Дальше бочки стояли так плотно, что двигаться между ними оказалось невозможно, а назад дороги не было. Собаки попытались протиснуться вслед за лисой, но не сумели – слишком велики они оказались. Покрутившись вокруг бочек в поисках другого пути, Пират с Морячкой улеглись на землю поблизости от лисьего убежища.
– Пойдём красавицу спасать, – сказал начальник базы Володя. – Порвут ведь её собаки.
– Да, подвело рыжую лисье любопытство, – отозвалась его жена Ольга.
Увидев прямо перед собой собак, лисичка негромко тявкнула
Пока люди не спеша шагали на помощь, лиса сделала отчаянную попытку уйти от преследователей. Она резко выскочила из убежища и со всех ног бросилась бежать. Вторая попытка оказалась безуспешной. Пират несколькими гигантскими прыжками настиг беглянку и схватил за шею. Лисичка обмякла и затихла. Так с лисой в зубах и встретил пёс своего хозяина, потом медленно разомкнул свои челюсти и положил добычу к ногам Володи. Морячка обнюхала трофей и, потеряв охотничий интерес к неподвижной лисе, потрусила на перевалочную базу. С гордым видом победителя Пират ждал Володиной похвалы, но тот только тихо вздохнул, развернулся и отправился вместе с Ольгой вслед за Морячкой. Пират задумался, недоумённо обнюхал добычу и, опустив уши, медленно поплёлся за ними.
Володя, Оля и Пират с Морячкой – хозяева перевалки
– Я так старался. И что не понравилось хозяину? – мелькнула мысль в его собачьей голове.
Но не успела компания пройти и половину пути до дома, как шикарный, рыжий с белым кончиком хвост дёрнулся, а изящное туловище напряглось для решительного броска к свободе. Рывок – и тоненькие, чёрные лапки замелькали с молниеносной быстротой, в остреньких, прижатых к голове ушках, засвистел ветер, мордочка вытянулась вперёд, а великолепный пушистый хвост с белоснежным кончиком, как в сказке, ловко заметал за сестричкой следы.
Володя оглянулся назад – далеко в тундре было отчётливо видно быстро удаляющееся рыжее пятнышко.
– Ну и ладушки, – подумал про себя и улыбнулся начальник. – Всех перехитрила лисичка – сестричка.
Классик
Еще граф Сабанеев авторитетно утверждал, что не бывает и быть не может таких рыбалок, когда не была бы поймана хотя б одна рыбка. С классиком не поспоришь.
…Вездеход нёсся по снежной целине к месту рыбалки в устье чукотской реки Ичувеем. Дорог был каждый час, ведь выходные дни коротки и быстротечны. Припай в этом году ровный – без торосов и трещин, гони не хочу. Вот и придавил педаль газа до упора, довольный собой, своей машиной, окружающим миром, погодой и предвкушением рыбалки, молодой вездеходчик Виталий Плотников.
Прикатили, разгрузились, поставили палатку и рассыпались по льду в поисках удачливых мест. Рыбалка – универсальное занятие для всех её поклонников. Непоседы и торопыги, не ведая усталости, в поисках удачи пробегают несколько километров и насверливают массу лунок в полутораметровом льду. Люди спокойные, неторопливые, а может быть, и просто ленивые, не уходят с облюбованного места часами или пользуются лунками торопыг.
Непоседы и торопыги, не ведая усталости, в поисках удачи пробегают несколько километров и насверливают массу лунок
Рыбацкое счастье капризно и изменчиво, но и те, и другие бывают вознаграждены за свои труды скуповатенькой на удачу Фортуной. На этот раз Фортуна была не слишком щедра. Рекорд двухдневного пребывания на льду принадлежал напарнику Виталия – 12, не слишком крупных, корюшек. Смех да и только. Конечно, свежий морозный воздух, великолепные рассветы и потрясающие своей красотой чукотские закаты в полнеба – всё это замечательно, но наловить вожделенный мешок корюшки, пахнущей огурцами, никто не смог. А Виталька и вовсе ни одной рыбки не вытащил из-подо льда. Не помог ему в этот раз богатейший набор блёсен, с любовью выточенных в гаражной мастерской и составляющих предмет особой гордости их владельца.
Рекорд двухдневного пребывания на льду принадлежал напарнику Виталия – 12, не слишком крупных, корюшек
Близилось время отъезда. Рыбаки собирали нехитрый скарб, сворачивали палатку и вдруг кивок на Виталькиной удочке дрогнул и резко ушёл вниз, подсечка и…
– Ура! – поймана долгожданная рыба престижа.
Малявка была похожа на длинненькую серебряную блёсенку, которую чукотские рыбаки делают сами для подлёдного лова. Виталька разочарованно смотрел на маленькую рыбку, а перед глазами стоял большущий семикилограммовый налим, пойманный им два месяца назад в реке Паляваам на молоток с гвоздём вместо рыболовного крючка…
Но это – уже совсем другая история!
Классик, 30 лет спустя
Еще граф Сабанеев авторитетно утверждал, что не бывает и быть не может таких рыбалок, когда не была бы поймана хотя б одна рыбка. С классиком не поспоришь.
…Такси неслось по шоссе к месту платной рыбалки на одном из заброшенных карьеров вблизи трассы. У пенсионеров, заказавших такси, времени было хоть отбавляй, но для таксиста оно текло совсем по-другому и он нетерпеливо поддавал «газку» своему авто. Дорог был каждый час.
– Волка ноги кормят, – вертелась крылатая фраза в его голове.
А пенсионеры, довольные собой и открывающимися видами из окна машины, покуривали свои сигаретки в предвкушении предстоящей рыбалки. Ароматный дымок щекотал ноздри водителя и он ещё сильней придавил педаль акселератора к самому полу кабины.
Прикатили, разгрузились, отпустили такси, отдали деньги местному предприимчивому дельцу и разошлись по берегу в поисках удачливых мест. Рыбалка – универсальное занятие для всех её поклонников. Непоседы и торопыги, не ведая усталости, в поисках удачи пробегают по берегу несколько километров и, надо сказать, не всегда успешно. Люди спокойные, неторопливые, а может быть, и просто ленивые, не уходят с облюбованного места часами, прикармливают рыбу и добиваются успеха, хотя и у них бывают промахи. Всякое случается – рыбацкое счастье изменчиво и непостоянно, а его спутница Фортуна скуповата на удачу.
Только бы не ушла
На этот раз Госпожа и вовсе не отличилась щедростью. Несмотря на суперудочки, оснащённые леской «хамелеон» и прочими рыболовными новинками современности, рыба ловиться не хотела.
Где – то в камышах сидела утка и, как казалось рыболовам, насмешливо крякала, потешаясь над ними.
Смех да и только. Конечно, свежий воздух, великолепный рассвет и потрясающий своей красотой закат в полнеба – всё это замечательно, но наловить ведро карасей (хотя бы на двоих) им за целый день не удалось. Рукотворное озеро не хотело делиться рыбой с незадачливыми рыболовами.
Не помогла даже дорогая суперприкормка, купленная в элитном магазине для рыбаков.
Близилось время отъезда. Рыболовы готовились собирать нехитрый скарб и вдруг поплавок на удочке Виталия Ивановича дрогнул, подсечка и…
– Ура! – поймана долгожданная рыба престижа.
Вот она рыба престижа
Малявка была похожа на маленькую серебряную блёсенку, которую умелые рыбаки делают своими руками для ловли жереха или голавля. Виталий Иванович разочарованно смотрел на маленькую рыбку, а перед глазами стоял большой семикилограммовый сом, пойманный им два дня назад в реке Пшиш у заброшенного моста на старенькую, видавшую виды закиднушку…
Но это – уже совсем другая история!
Путёвка в море
Лоцманский катер «Наум Пугачёв», который команда называла в шутку «корветом», стоял под парами у причала морского порта Певек.
– По местам стоять, со швартовых сниматься, – по-военному скомандовал капитан.
Команда зашевелилась, отдавая концы, и 50-тонное судно, имея на борту благоприятный прогноз погоды и необычного пассажира, медленно отошло в открытое море.
Необычным пассажиром был четырёхлетний мальчик Лёша. На борт «Наума Пугачёва» он попал потому, что папа у него- океанолог, а капитан катера с интересной фамилией Бобёр считал, что, чем раньше ребёнок попадёт на палубу морского или речного судна, тем лучше моряк из него получится. В том, что моряк из малыша получится обязательно, капитан совершенно не сомневался.