На следующий день я занимаюсь математикой до самого закрытия библиотеки в пять тридцать. Меня отвлекает только Хейз, который сидит рядом и скучает.
Все мои экзамены останутся позади примерно через неделю. Так что занятия в библиотеке тоже почти подошли к концу. Остаток лета я проведу в зияющей пустоте, с моим восемнадцатым днем рождения где-то посередине.
Первый день рождения без мамы. Даже не могу сейчас об этом думать.
Я получаю новое письмо от Джейка, отчего мне становится чуть лучше.
«Рейчел,
Очень мило с твоей стороны сказать, что астрономия кажется «успокаивающей», потому что многие называют ее просто «скучной». Для меня она захватывающая, но опять же я странный. Мне нравится, что звезды как доступны для изучения каждому (выйди на улицу и посмотри в небо), так в то же время и недосягаемы.
Как полагается настоящему ботану, однако позволь мне тебя поправить насчет возраста небесных светил. Как ты сказала, все, что мы видим, и правда старье. Есть красный сверхгигант Бетельгейзе (не путай со странным фильмом Вайноны Райдер), который находится от нас на расстоянии 640 световых лет. Так что сегодня ночью мы видим его именно таким, каким он был 640 лет назад.
Звезда, вероятно, давно погибла. На самом деле я надеюсь, что она взорвалась 639 лет назад, и скоро у меня появится возможность увидеть это своими глазами.
С другой стороны, Сириус (не путать с крестным отцом Гарри Поттера) всего на расстоянии 8,6 светового года от нас. Так что мы видим эту звезду такой, какой она была, когда игровая приставка Nintendo wii считалась передовой технологией.
Когда смотришь на звезды, видишь и древние, и новые, смешанные в одну кучу. Словно кто-то отфотошопил небо.
Твое последнее сообщение звучало так, будто твое лето не очень-то хорошо проходит. Надеюсь, все наладится.
Тебе пришлют список необходимых вещей в августе. Некоторые еще привозят с собой кофемашину или аппарат для приготовления попкорна, хотя это против правил. Многие правила Клэйборна не соблюдаются и не навязываются.
Мне пора идти продавать жареных моллюсков пьяным людям.
Пока-пока!
Дж.».
– Кто это? – спрашивает Хейз из-за моего плеча, он явно все прочитал.
– Он… – пытаюсь вспомнить, как сказал Джейк в своем первом письме. – Контактный ровесник. Или вроде того. Из подготовительной школы. Отвечает на мои вопросы.
Даже несмотря на то, что я объясняю, Хейз хмурится.
– Ужасно дружелюбный, не так ли?
– А не должен быть? – возмущаюсь. – Было бы лучше, если бы люди в новой школе были засранцами?
– Нет. – Хейз ухмыляется, ему всегда смешно, когда я ругаюсь. – Думаю, нет. Толпа подготовишек, однако. С ними вряд ли будет особо весело. Астрономия? – Он корчит рожу.
Я с раздражением закрываю ноутбук. Где-то на пляже Массачусетса стоит парень по имени Джейк и ждет, когда взорвется звезда. В моем воображении возникает картинка, как он глядит в небо, его руки спрятаны в карманы.
Мое подсознание сделало его привлекательным, в безобидном смысле. С соломенными волосами и голубыми глазами. Наверное, я могла бы найти его фотографию в социальных сетях. Но не думаю, что стану искать. Не знать веселее.
Хейз закрывает книгу, которую якобы читал, и поднимается на ноги. Уже пять тридцать – время идти на ужин с Фредериком.
Мы выходим из библиотеки, и я снова начинаю нервничать.
– Знаешь, – говорит Хейз. – Можешь его сегодня продинамить. Если ты просто не придешь, что он скажет? «О, Рейчел! Ты меня кинула!» – «Ох, прости, пап. Если я поступлю так же тысячу дней подряд, мы будем квиты».
«Шесть тысяч дней, – поправляю я про себя. – Или шестьдесят сотен».
– Не думаю, что могу заставить тебя понять.
– Ты права, не можешь.
– Сейчас он здесь и хочет помочь. – Это звучит лучше, чем правда, в которой переплелись сжигающее меня любопытство и желание быть замеченной.
– Рейчел, я помогаю тебе.
– Это правда, – соглашаюсь. – И мы погуляем в субботу после твоей смены в гараже.
Он идет со мной, пока вдали не показывается Фредерик, снова ожидающий у машины. Тогда Хейз уходит, сверля его взглядом.
– Твой друг? – спрашивает Фредерик, когда я подхожу к нему.
– Да. Сколько я себя помню.
– Выглядит негодующим.
Я сажусь в машину, улыбаясь его наблюдательности.
– Ты прав. Он не… годует.
На переднем сиденье Карлос смеется.
– Разве не странно? – слышу, как сама начинаю рассуждать. – Некоторые отрицательные слова звучат, точно положительные с приставкой, но положительных таких нет.
Фредерик чешет подбородок.
– Имеешь в виду, как… ненавидеть?
– Именно. Не каждое отрицательное слово содержит в себе антонимичное положительное.
Он усмехается.
– Конечно, содержит. Просто не очевидно положительное, как ожидаешь. – Он достает свою потрепанную записную книжку из кармана, открывает и начинает писать. – Но это забавная идея. Мне нравятся такие примечания.
– Что ты делаешь с этими заметками? – сказав, вдруг понимаю, что это первый вопрос о нем самом, который я ему задаю. Но вопрос, который я на самом деле хочу задать, звучал бы так: «Как мама от тебя забеременела?»
Но боюсь, ему не понравится, что я спрашиваю. А мне, боюсь, не понравится ответ.
– Обычно ничего, – говорит он, чиркая на странице. – Но порой из этого получается песня.
И затем его телефон звонит, и я слушаю еще один односторонний разговор с Генри.
– Мы ведь затем и платим журналистке Беки, чтобы она придумывала подобную чушь? – спрашивает его мой отец. – Просто выберите что-нибудь вдвоем, мне плевать, что это будет. Расстройство желудка. Проблемы с наркотиками. Скажите, что меня похитили инопланетяне. А теперь я кладу трубку.
Он завершает звонок, но его руки сжаты в кулаки на протяжении всего пути до ресторана.
Сегодня тайская еда. Я сижу за столиком на веранде еще одного ресторана, пытаясь не ерзать. Фредерик напротив меня, и я до сих пор думаю, не мираж ли он. Это наша третья встреча. Дальше возможны два варианта развития событий: однажды мне будет казаться совершенно привычным войти в комнату и увидеть там Фредерика. Или, что более вероятно, он снова исчезнет.
Через десять лет, когда кто-то спросит меня о моем отце, я, может, отвечу: «Я видела его трижды, когда мне было семнадцать. Мы ели пад тай[3] за столиком перед полем для гольфа, и я не нашла в себе смелости спросить, как меня зачали».
Фредерик выбрал более нейтральную тему для беседы.
– Какие занятия ты хочешь посещать в Клэйборне?
– Ну… – Не думала об этом несколько недель. – Курс английского мне кажется классным. Еще есть русская литература. Полагаю, продолжу изучать испанский как обязательный второй язык. – «И музыка». Но я не готова говорить о ней.
Забавно, потому что я всегда представляла, что если встречу отца, то мы не будем говорить ни о чем, кроме музыки. В моих фантазиях он был рад узнать, что у нас столько общего. Он был расстроен, что потерял так много времени.
Теперь? Музыка – последнее, что я хочу рассказывать о себе. Если скажу, что одну из его любимых песен – You Can’t Always Get What You Want группы The Rolling Stones – исполняла в начальной школе с хором в гармонии на четыре голоса, он точно поймет, как сильно я его обожествляю.
Как унизительно.
– Я был не таким студентом, как ты, – говорит отец. – Меня чуть не выгнали на первом курсе.
– Правда? – Но я уже это знаю, прочитала в интервью для Spin.
– Обязательные уроки меня чуть не убили. Но я смог продержаться, только чтобы мне позволили посещать все музыкальные кружки. Еле выдержал.
Я уже знаю о нем многое: что он любит старые фильмы и свежевыжатый апельсиновый сок. Читала, что однажды он играл на предвыборной кампании Обамы и что у него аллергия на кинзу. Знаю, что его сценическое имя – Фредди Рикс – появилось благодаря тому, что его друг Эрни считал, оно «не вызывает запор» в отличие от Фредерика Ричардса.
– Хотел бы я знать, что не нужно было быть таким нетерпеливым, – говорит он. – Хотел бы я прожить все это заново. Это и много еще чего.
«Что, например?» – жду, что он продолжит.
– Как курица? – спрашивает он вместо этого.
Злая Рейчел мысленно кричит.
– Две вещи, – говорит Фредерик, когда уносят наши пустые тарелки. – Я еду в Новый Орлеан сегодня вечером.
Внутри все сжимается.
– Хорошо.
– Боже, – говорит он. – Я вернусь. – Поднимает подбородок и смотрит в небо. – Не то чтобы у тебя есть причины мне верить.
Мое лицо вспыхивает. Я делаю еще один глоток газировки.
– Слушай, – говорит Фредерик, взяв в руки свое пиво. – Я уже отменил кучу выступлений. Но отмена следующего разозлит слишком многих важных людей. Однако надеюсь, мы закончим к воскресенью.
«Концерт? – думаю я. – Он будет хедлайнером на музыкальном фестивале?»
Позже могу глянуть на его сайте, как делаю обычно. Черт, даже использую для этого новый крутой телефон, что он подарил.
В момент смелости я задаю вопрос:
– Почему ты отменил что-то?
Он делает глоток.
– Чтобы побыть здесь, в Орландо пару недель.
– Да, но зачем? – Вопрос наконец вырывается изо рта Злой Рейчел. Я сжимаю челюсти, чтобы остановить еще пять вопросов, просящихся следом: «Тебя и правда заботит, что со мной будет? Ты был вообще знаком с моей мамой, прежде чем вы переспали? Почему ты не звонил нам почти восемнадцать лет?»
Фредерик изучает свою бутылку пива, будто ответ написан на ней.
– На прошлой неделе Ханна просила тебя сдать мазок…
– Для ДНК-теста. – Я была поражена, что такое можно провернуть с помощью ватной палочки, потертой о щеку изнутри. Как разочаровывающе скучно.
– Это было для суда. Я нанял адвоката, чтобы получить опеку.
Мое сердце начинает лихорадочно биться в груди.
– Но Ханна сказала, это не сработает.
– Но может, она ошибается. Ты ведь хочешь выбраться из того места, где сейчас живешь?
– Конечно.
– Адвокат, которого я нашел, был более чем рад попытаться. – Он достает что-то из заднего кармана. Сложенный листок. – Никаких сюрпризов, но я подумал, ты захочешь увидеть результат из лаборатории. – Разворачивает бумагу на столе.
Отчет называется: «Результаты теста на отцовство при отсутствии матери».
Отсутствии матери.
– Цифра – единственное, что здесь имеет значение, – говорит Фредерик, указывая на низ страницы. «Вероятность = 99,998». – Так что это значит…
– Я знаю, что значит вероятность, – обрываю его я.
– Конечно, знаешь, – отвечает он мягко.
Мне не нужно его заключение. Мне не нужен вообще этот тест. Если моя мама призналась, пусть и нехотя, что Фредерик – мой отец, то это так.
– Так… – Я прочищаю горло. – Если у тебя нет близнеца… – хочется добавить: «То тебе от меня не отделаться». Но, конечно, его нет. А он может исчезнуть в любое время.
Он снова складывает листок и убирает обратно.
– Это лишь для судьи, Рейчел. У меня никогда не было сомнений.
«Правда? Откуда ты знал? И тогда где же ты был?»
И величайший вопрос в моем сердце: «Как долго ты задержишься?»
Карлос появляется у столика.
– Семь десять, босс.
Я благодарю Фредерика за ужин, как хорошая девочка.