8 декабря, 10.30 утра. Главное управление прокуратуры префектуры, третий этаж, кабинет прокурора Сасэ…
– Господин прокурор, ну что, звать его?
– Нет… Пока нет, – ответил Сасэ Морио, не поднимая головы.
Он пробегал глазами содержание десяти переплетенных листов линованной бумаги, в каждом из которых было 28 строчек. Периодически останавливал на чем-то свой взгляд и делал пометки. Внимательно всмотревшись в фотографию, приложенную к документу, опять вернулся к тексту. Постепенно взгляд его становился все более острым.
– Но, господин прокурор… – Сидящий за находящимся сбоку Г-образным столом помощник прокурора Судзуки, нахмурившись, подался вперед. – Уже час, как доставили подозреваемого. Это нормально?
– Ничего страшного. Они задержали его на целых три часа.
Центральное управление долго продержало доставленного под конвоем подозреваемого во временном изоляторе. Речь идет не о простом задержанном. Это Кадзи Соитиро. 49 лет. Со вчерашнего дня вступило в силу распоряжение об отстранении его от исполняемых обязанностей, но на момент совершения преступления он являлся инспектором полиции и занимал должность заместителя начальника учебного отдела главного полицейского управления префектуры. Подозревается в убийстве по просьбе потерпевшего. Задушил страдавшую от болезни Альцгеймера жену, которая рыдала и умоляла его дать ей умереть.
Сасэ проверял протокол признательных показаний Кадзи, доставленный раньше, чем сам задержанный. Этот протокол был составлен на основе допроса Кадзи одним из его коллег по полицейскому управлению. По мере того как Сасэ читал, он чувствовал, как сомнения внутри его перерастают в уверенность.
Сокрытие… Сотрудники полиции префектуры дружно пытаются утаить правду об этом происшествии.
Сасэ почувствовал боль в глубине глазных яблок. Признак гнева. Это обычно начинается с глаз.
Кадзи убил Кэйко вечером четыре дня назад. 4 декабря. Это был день памяти их единственного сына, умершего семь лет назад от острого лейкоза костного мозга. Вдвоем с женой они сходили на могилу, но вечером Кэйко забеспокоилась: кричала, что они не ходят к сыну. Болезнь Альцгеймера прогрессировала до такой степени, что частично затронула память. Кэйко впала в полубезумное состояние. Кричала, что хочет умереть, пока еще помнит сына. Пока она еще ощущает себя матерью. Прикладывала руки Кадзи к своей шее и умоляла. И он выполнил ее просьбу. Пожалев Кэйко, задушил ее…
До этого момента все шло гладко. Что же касается самого факта преступления, то здесь никаких сомнений нет. Протокол тоже написан очень подробно и, будучи составлен в строгом соответствии с правдивыми показаниями, несомненно, очень убедителен.
Проблема была в том, что происходило «после» происшествия.
Убив Кэйко вечером 4 декабря, Кадзи через три дня, утром 7 декабря, то есть вчера, явился с повинной в центральное полицейское управление. 5 и 6 декабря. Эти два дня вызывают сомнение. Согласно протоколу, 5-го он был в состоянии рассеянности и порывался повеситься. 6-го бродил по окрестностям в поисках места, чтобы умереть. Но Сасэ не верил в это. В особенности он был уверен в том, что показания Кадзи о событиях 6 декабря – не что иное, как «сочинение», сфабрикованное полицией.
Вчера все издания, после изложения деталей произошедшего, окончили свои вечерние выпуски следующим: «Поскольку обстоятельства того, что происходило в течение двух дней после убийства Кэйко, и до его явки с повинной, остаются невыясненными, полиция продолжает активно допрашивать задержанного Кадзи».
Другими словами, к моменту окончания срока подачи материалов для публикации в вечерних выпусках полиция еще не располагала показаниями Кадзи, касающимися «двух дней неизвестности». И это странно. Убийство собственной жены инспектором полиции… Нетрудно предположить, что его руководство было чрезвычайно озабочено тем, как сложившаяся ситуация будет представлена в СМИ. Но, несмотря на это, у них не был готов ответ на вопрос, который, как можно было догадаться, будет интересовать журналистов больше всего: о действиях Кадзи в течение двух этих дней. Короче говоря, получается, что тот во время допроса давал подробные показания о том, что касалось самого происшествия, а о том, что произошло в следующие два дня, ничего не рассказал. Как ни крути, ситуация необъяснимая. Бродил, чтобы найти место, где умереть… Если предположить, что это правда, то почему им не удалось получить эти показания у Кадзи сразу после ареста?
Эта странная ситуация, не поддающаяся логическому объяснению, не изменилась и вчера вечером, после того, как прошло уже полдня с момента ареста Кадзи. Впервые узнав о «двух днях неизвестности» из вечерних газет, Сасэ, желая узнать, как обстоят дела с расследованием, позвонил в полицейское управление. Трубку взял Сики Кадзумаса, старший следователь по особо важным делам первого отдела расследований. Честный малый, профессионал своего дела из департамента уголовных дел полицейского управления префектуры, заслуги которого признает даже местная прокуратура. Судя по тому, как говорил следователь, было очевидно, что он проводит допрос. Относительно действий Кадзи 6 декабря Сики сказал, что «подчиненный сейчас выясняет это». К моменту, когда вечерние газеты сообщили о «двух днях неизвестности», в показаниях Кадзи не было и намека на то, что он искал место, где умереть.
И вот наступило утро сегодняшнего дня. Местная газета «Кэнмин таймс» в самом верху раздела местных новостей поместила сенсационную новость. Утром того самого 6 декабря Кадзи видели на станции К., на платформе синкансэна, идущего в сторону Токио. Потрясшая всех сенсация. Если то, что говорится в статье, правда, получается, что Кадзи, оставив тело Кэйко дома, собрался ехать в направлении столицы.
Сасэ мог себе представить, какая шумиха поднялась в руководстве полицейского управления. В то же время это заставило его задуматься о том, что существует опасность подделки показаний Кадзи в соответствии с намерением полиции. Прочитав дома «Таймс», он сразу же позвонил в центральное управление и приказал срочно доставить задержанного Кадзи в прокуратуру. При этом принял меры, чтобы предотвратить возможное противодействие полиции. Однако Кадзи был доставлен только в 9.30 утра, то есть через почти три часа после того, как Сасэ отдал распоряжение. В течение этого времени прокурор несколько раз звонил в управление, но каждый раз трубку брали разные люди, и под всевозможными правдоподобными предлогами – «он ест», «его повторно фотографируют» и тому подобное – Кадзи продолжали удерживать.
Можно не сомневаться, что именно в это время осуществлялась либо подделка показаний Кадзи, либо его принуждали дать ложные показания. В конце доставленного прямо перед прибытием самого Кадзи протокола показаний было добавлено «признание» с включенной сенсационной новостью из «Таймс».
Написано было следующее.
«6 декабря примерно в 6 часов утра я вышел из дома, сел в машину и поехал на станцию К. Собирался искать место, где умереть. На станции я купил билет в северном направлении и дошел до платформы синкансэна, но вдруг понял, что мне невыносимо покинуть место, где я родился, оставив Кэйко, поэтому, не сев в синкансэн, я пошел в город. Бесцельно бродил, заходя в универмаги, детские парки, выходил к высохшему руслу реки. Все-таки я не смог решиться умереть. Точно не помню, где и как я ходил. Неожиданно обнаружил, что вернулся домой. Подумав, что ничего не остается, как явиться с повинной, на следующее утро я пришел в полицейское управление».
«Они что, за идиота меня держат?»
Сасэ воткнул ручку в протокол показаний. Жгучая боль перешла из глубины глазных яблок в область лба. Ему 43 года. Полтора года прошло с тех пор, как он был направлен сюда из отдела особых расследований Токийской прокуратуры. В местной прокуратуре он выполнял функции государственного обвинителя, занимая пост следом за заместителем прокурора. И вот полиция, вопреки его приказаниям, задержала доставку подозреваемого, да еще подсунула ему подделанный протокол показаний…
Это означает только то, что полицейские делают все возможное для защиты собственных интересов. Под протоколом стояла подпись не Сики, а Тацуми Ютака, следователя по межрегиональным делам из первого отдела расследований. Сасэ слышал, что эта должность была сомнительной. Ее занимали и коренные выходцы из департамента уголовных дел, но часто бывали случаи, когда с целью осуществления контроля над служебными функциями департамента эту должность, в обмен на обещания будущих перспектив, занимали представители административного департамента и верхушка подразделения охраны. Тацуми, скорее всего, относился ко второй категории. «Я курсирую между администрацией и охраной» – Сасэ когда-то слышал эту шутку от него самого.
Как бы то ни было, но в полицейском управлении произошла рокировка дознавателей. Убрав Сики, аса из департамента уголовных дел, они заменили его на стоящего одной ногой в административном департаменте Тацуми. Это как раз в полной степени свидетельствует о панике и критической ситуации в управлении и является проявлением решительной позиции руководства, которое для защиты собственных интересов одобрило подделку показаний Кадзи.
– Господин прокурор!
В раздавшемся в кабинете голосе Судзуки чувствовалось нервное напряжение. Ему было 32 года. К работе относится серьезно, но нервы у него еще слабее, чем голос.
– В чем дело?
– Вы, похоже, будете ругаться с полицией…
Понятно, почему Судзуки беспокоится.
За исключением отделов особых расследований больших городов, прокуратура редко проводит свое личное расследование. Полиция, обладающая правом «первого слова», единолично берет на себя многочисленные дела, а неизменной функцией прокуратуры является «съедение» огромного количества переданных ей полицией подозреваемых, «пережевывание» их и передача «на скармливание» в суд. Ссоры с полицией неизбежно ведут к задержке в ведении дел, и становится довольно сложно выполнять повседневную работу. В регионах эта тенденция особенно сильна. По мере возможности лучше не доводить до разногласий с полицией. Прокуратуре как вышестоящему органу расследования желательно, сохраняя лицо, поддерживать с ней отношения мягкого сотрудничества. Это является истинным желанием всех работающих в регионах сотрудников прокуратуры.
Именно поэтому все это непростительно. Как полицейское управление, зная об этом истинном желании, могло недооценить ее и подсунуть очевидно подделанные показания?
«Не может такого быть, чтобы они заставили меня проглотить такую тухлую приманку!»
Сасэ сильно нажал пальцами на лоб. Колющая боль распространилась по всей голове.
– Зови!
Он верил, что в одном этом слове отражена вся сущность прокуратуры. Кем бы ни был его визави, что бы ни стояло за ним, – раз уж вызвал его, нельзя допустить свое поражение. Глядя вслед вышедшему из кабинета Судзуки, Сасэ почувствовал, как внутри закипает кровь, что не случалось с ним уже довольно давно.
Через несколько минут вслед за секретарем Судзуки в кабинет вошел Кадзи Соитиро. В наручниках, с веревкой на поясе. Его сопровождали два конвоира.
Сасэ знал всех конвоиров центрального управления. Он пристально посмотрел на мужчину справа. 30–35 лет. Рубашка и блестящие щеки напомнили прокурору куклу-марионетку из мультфильма «Буревестник», который когда-то шел по телевизору. Но он не припоминал этого человека.
– Ты откуда? Как зовут?
Под острым взглядом Сасэ по кукольному лицу пробежало напряжение.
– Курита. Департамент полиции главного управления.
– Какое подразделение? Содержания под стражей?
– Нет… Подразделение управления персоналом.
– В таком случае прошу покинуть помещение. Ты не должен здесь присутствовать.
Ему с самого начала было понятно, что обязанность этого парня – следить за Кадзи. Когда-то это было очень распространенной практикой. Ответственный за допрос следователь сидел за спиной подозреваемого и оказывал на него молчаливое давление, следя за тем, чтобы его показания прокурору не отличались от тех, которые тот давал в полиции.
Этот человек по имени Курита – из административного отдела. Следователя, который вел дело Кадзи, тоже поменяли на Тацуми Ютаку, близкого к административному департаменту. Если есть уже два таких совпадения, то сомнений быть не может. Махинации по подделке показаний – дело рук не департамента уголовных дел, а инициатива административного департамента.
– В чем дело? Быстро покинь кабинет!
– Но…
Наверное, получил указания свыше.
– Это мое решение. Так и передай начальству. В восьмидесятом году на совещании по законодательству руководство полицейского управления ясно высказалось о разделении обязанностей конвоя.
Очень неохотно Курита удалился. Сасэ показалось, что, уходя, он обменялся многозначительными взглядами с молодым конвоиром. Наверное, это означало просьбу.
Сасэ опять посмотрел на Кадзи. Тот сидел прямо перед ним на складном стуле. Среднего телосложения, среднего роста. Светлая кожа. Доброе лицо. Производит впечатление ясный глубокий взгляд.
Еще несколько дней назад он был уважаемым представителем руководства полицейского управления префектуры. Стаж больше, чем у Сасэ. Однако у подозреваемого не может быть звания.
– Начинаем допрос, – властным голосом объявил Сасэ. – Имя?
– Кадзи Соитиро.
– Дата рождения?
– Двадцать третье марта тысяча девятьсот пятьдесят второго года.
Негромкий голос соответствовал внешности.
Согласно протоколу, он родился на севере префектуры, в заброшенной деревне. После окончания старшей школы в городке, расположенном недалеко от родных мест, получил назначение полицейским в полицейское управление префектуры. 31 год службы. В течение длительного времени преподавал в школе полиции. Мастер каллиграфии, участвует в выставках на уровне префектуры. Сейчас ему 49 лет. Родители умерли. Был старший брат, но три года назад умер от рака легких. Единственный сын скончался от болезни семь лет назад. Четыре дня назад убил жену Кэйко…
У Сасэ невольно вырвался тяжелый вздох.
– Родственники есть?
– В городе живет старшая сестра жены.
– И всё?
– Да…
– Ты признаёшь, что убил свою жену?
– Да.
– Как ты ее убил?
– Двумя руками… задушил…
В экспертном заключении осмотра трупа в графе «причина смерти» написано «смерть от асфиксии в результате удушения». Протокол показаний и приложенное фото не противоречат друг другу.
– Почему ты убил ее?
Сасэ показалось, что Кадзи съежился.
– Ты же убил единственного близкого человека, и теперь у тебя никого не осталось.
– Из жалости… У нее происходил распад личности…
Распад. У него сжало грудь.
Но какой бы ни была причина, сидящий перед ним мужчина лишил другого человека жизни. Надо убедиться, что он раскаивается.
– Распадающийся человек все равно остается человеком. По всей Японии огромное количество семей ухаживает и за больными с Альцгеймером, и за прикованными к постели. И все они изо всех сил заботятся о них.
– Я очень виноват… Об этом я не думал… – ответив хриплым голосом, Кадзи опустил глаза.
Сасэ был поражен.
Он плакал?..
Прокурор заметил, что веки Кадзи слегка покраснели. Но это случилось не сейчас. Если присмотреться внимательнее, веки были не только красные, но и опухшие.
Он плакал до того, как пришел сюда. Где же? Очевидно, в допросной комнате центрального управления. В голове Сасэ отчетливо всплыла фигура Кадзи, которого заставляют дать ложные показания. «Я ходил и искал, где мне умереть…» Расчетливые, лживые показания, которые навязали Кадзи, с тем чтобы убедить всех.
Боль в голове исчезла… Нет, в глубине глазных яблок зародилась новая колющая боль; она перешла в область середины лба и вскоре опять распространилась по всей голове.
И вызвана она была, несомненно, тем, что за спиной Кадзи он четко увидел соперника, с которым нужно сражаться.
Конвойный бросил взгляд на свои часы. Думает, что все вот-вот закончится… Допрос у прокурора в момент, когда задержанный доставлен из полиции, называют «дебютом». Просматривая протокол, переданный из полиции, прокурор задает несколько дополнительных вопросов подозреваемому, после чего составляется простой протокол. Затем принимается решение о том, будет ли прокурор обращаться в суд с требованием заключения под стражу или нет, и на этом все заканчивается. Как правило, основной допрос проходит уже потом.
Сегодня единственная возможность.
Сасэ принял решение.
Если сейчас упустить ее, неизвестно, когда в следующий раз он сможет допрашивать Кадзи. Задержанный обычно содержится в полицейском изоляторе. Если даже попробовать вызвать его, в полицейском управлении, как и сегодня, несомненно, будут придумывать разные причины, только чтобы удержать Кадзи у себя. Так у них будет достаточно времени, чтобы довести протокол с описанием «двух дней неизвестности» до совершенства и после этого предъявить Сасэ. «Молчи и ешь».
И тогда уже ничего нельзя будет сделать. Они могут совсем не считаться с его чувствами, но Кадзи – сотрудник полицейского управления, поэтому вряд ли возможно, что он переметнется к ним и даст показания, которые будут невыгодны его организации.
Однако если сделать это сейчас…
Протокол, лежавший перед ним, был составлен наспех, поэтому в нем осталось полно пробелов. Независимо от желания Кадзи, посредством вопросов и ответов, возможно, получится найти способ раскрыть махинации полиции с подделкой признания.
Сасэ уже строил в голове порядок допроса.
– С твоего позволения хочу спросить о том, что было после того, как все произошло.
Судзуки, делавший пометки за соседним столом, замер и украдкой взглянул на конвойного. Было заметно, как тот изменился в лице – в мгновение ока покраснел и тут же сглотнул слюну.
Ну что ж. Будь готов услышать правду.
Сасэ сверкнул глазами в сторону конвойного и опять перевел взгляд на Кадзи.
– Согласно протоколу, на станции К. ты купил билет в северном направлении. Это правда?
– Да.
– Куда ты купил билет?
– Этого… – глаза Кадзи забегали, – я не помню.
– У тебя есть какое-то памятное место на севере?
– Особо нет…
– Разве ты не собирался поехать на юг? В сторону Токио?
– …
– Ты стоял на платформе синкансэна в направлении Токио. Такие показания дал свидетель.
– Я не помню…
Сасэ тут же пошел в наступление.
– В какой универмаг ты заходил?
– Что?
– Название универмага. Ты же заходил туда?
– А, ну да… Универмаг «Санмару» около станции.
– И что ты там делал?
– Поднимался на крышу.
– Какая игровая площадка там была?
– Что?
– Какая игровая площадка была на крыше?
– …Не помню.
– Где был детский парк?
– Несколько… Я ходил в разные парки.
– Что была за река, к которой ты ходил?
– Касумигава…
– Уровень воды?
– По-моему, небольшой. Но точно не помню…
– Какая была погода?
– Было ясно… по-моему.
Сасэ сделал паузу. Убедившись, что Судзуки успевает записывать, он ударил в самое больное место.
– Ты бродил и не заметил, как вернулся домой. Так?
– Да.
– А что было с машиной?
– С машиной?..
– Ты же поехал на станцию К. на машине? Я спрашиваю, что ты сделал с машиной?
У Кадзи был измученный вид. Губы его слегка дрожали.
– На машине… я вернулся домой.
– То есть после того, как ты побродил по городу, вернулся на станцию К.?
– Да…
– Какое удивительное самообладание!
Сказав это, Сасэ слегка скрестил руки на груди.
«Бескорыстное лицо»… Побледневшее лицо Кадзи было именно таким. Во время службы в отделе особых расследований Сасэ ненавидел такие. Это сильнее, чем лицо человека, защищающего себя. Это лицо человека, готового даже отказаться от себя ради того, чтобы пытаться защитить что-то важное. Лицо человека, твердо поклявшегося себе, что он будет прикрывать кого-то…
На лицо Кадзи внезапно наложилось женское лицо.
«Господин прокурор, ради кого вы живете?»
Токийская прокуратура, отдел особых расследований. Кабинет прокурора Сасэ. Длинные черные волосы. Трепещущие веки. Дрожащий голос…
Сасэ стряхнул морок.
– В котором часу начался сегодняшний допрос?
– …Я не смотрел на часы.
– Сегодня утром ты рассказывал о том, что делал шестого декабря, так?
– Да…
– А почему вчера молчал?
– …
Значит, все-таки молчал.
Сасэ теперь был уверен. События 6 декабря Кадзи держал в тайне даже от своих, от полиции.
Прокурор пристально посмотрел ему в глаза.
– «Бродил, чтобы найти место, где умереть»… Это действительно твои слова?
– Да.
– Может быть, тебя заставили так сказать?