Понедельник начался с ритуала, зарожденного всего три дня назад, но уже ставшего незыблемым – Веру спрашивали о сновидениях.
– Да опять ничего особенного! – она начала с тоже традиционного бурчания.
– Но ты это «ничего» помнишь? – прищурился Женька. – Тогда рассказывай.
– Ты приснился. Ничего не делал, ничего не говорил, выглядел как сейчас – в этих же брюках и этой же рубашке. Хотя погоди… – она сосредоточенно нахмурилась. – Не в этой же. Рубашка была зеленая, а не синяя.
Николай рассмеялся:
– Вер, так у него три рубашки, которые он постоянно меняет: синяя, зеленая, синяя, зеленая, а в пятницу – белая. Так универ, собственно, и узнает, когда пора расходиться по домам. Он завтра по своему расписанию в зеленой придет! Ты предсказала то, что тебе любой здесь предскажет.
И Женька тоже был немного разочарован:
– И все? Видимо, что-то про завтрашний день. Что я говорил? Где стоял?
– Больше ничего, – подумав, твердо ответила Вера. – Вообще.
– Этого не может быть! – Женька не сдавался. – В предсказании должна быть хоть какая-то дельная подсказка, как цвет машины, например. Не может же быть подсказкой то, что ты увидишь меня завтра?
Но Вера не была согласна:
– С чего вы придумали, что в каждом моем сне будет важный смысл? Какой смысл заключался в игрушечном медвежонке? Тот сон не предупредил нас ни о какой опасности и ничего не дал, он просто сбылся с искажениями и поперек здравому смыслу.
Друзья вынуждены были остановить споры, чтобы не раздражать недоделанную прорицательницу сильнее. Хотя Женька подумал о том, что и в первом сне был важный смысл: ведь именно после него они узнали о ее способности. Что произошло значимее за последнюю неделю? А после реализации второго сна они выяснили, что банда Марата зачем-то следит за Базукой. Пусть и опосля, но хоть какое-то ничтожное новое знание они получали – значит, должны получить и из завтрашней рубашки, как бы бессмысленно это сейчас ни звучало.
После второй пары они встретились с Андреем и Захаром на пятачке третьего этажа – для того же самого допроса и того же ответа, над которым теперь посмеялись еще двое. Но Базука быстро отвлекся на свое:
– Эх, последняя неделька – и свобода!
– В каком смысле? – заинтересовался Ник.
Ей ответил Андрей:
– Назвать преддипломную практику свободой может только Захар Максимович, право слово. Но он имел в виду, что наши пары заканчиваются, весь наш курс рассосется по производствам.
Это Веру немного испугало – все-таки спокойнее знать, что в случае чего на общий сбор уйдет пара минут.
– Вы и в институт приходить не будете? – ужаснулась она.
– Гляди-ка, она уже по мне скучает, – погладил себя неизлечимый идиот по груди. – Будем. Но еще реже, чем обычно. Раз в неделю в лучшем случае. Но для начала же надо еще определиться, где ту самую практику проходить.
– Все уже в сентябре определились, – Короленко просто не мог выносить такого халатного отношения к образованию. – Кроме тебя. Ты и диплом купишь, как покупал до сих пор все курсовые?
– Ну да, найму кого-нибудь, – тот и не думал отрицать, хотя начал с интересом рассматривать всех по очереди. – У меня даже есть кандидатуры. Три второкурсника смогут потянуть диплом одного неподъемного выпускника? Натурой оплату возьмете?
Шахматисты обещали подумать и поплелись на третью пару. В аудитории Ника сразу оттащили девчонки и облепили со всех сторон, не позволяя продохнуть, но к такой ситуации все давно привыкли. Вот одногруппники мужского пола недоумевали недельку-другую, потом хором рыжего ненавидели, а потом гуськом поодиночке потянулись к нему с расспросами, в каком зале качается и чем вообще занимается, что так сильно изменился. Ник с серьезной рожей врал о своих спортивных достижениях, хотя на самом деле он внешне-то почти и не похорошел. Но получил лишнее подтверждение древней мысли: люди видят только то, что хотят видеть, а если чего-то не видят, то придумают и поверят. Вот так, ничуть не подкачавшись, он стал секс-символом даже для тех, кто его силе не поддавался.
Когда шли после пар на выход, жаловался:
– Эх, как же надоела эта фальшивая страсть. Зря я с Надей не продолжил отношения. Ведь она меня до этого всего разглядела, снизошла. Правда, она меня и не слишком ценила, но хоть в той низкой оценке была искренна…
– Это она с тобой не продолжила отношения, – напомнила Вера. – А почему ее на третьей паре не было? Она ж староста, обычно не пропускает.
К ним наперерез шли Захар с Андреем, которые на сегодня тоже закончили. Впятером можно посидеть в кафе и заново подумать о том, что делать с бандитами и стоит ли от тех вообще прятаться. Николай сразу же продолжил предыдущую тему, так ему хотелось найти хоть какие-то способы повысить собственную важность:
– Базука, вот ты непредвзято скажи – мог я с Надей и дальше встречаться? В смысле, без суперсилы. Если уж она один раз смилостивилась, то с ней же был шанс?
– С голыми ягодичками? – вспомнил Бойков. – Нет, без вариантов, ты же ушлепок. Но я могу поинтересоваться, когда ее кувыркну. Обычно девочки становятся сговорчивее после хорошего кувырка. Андрюш, сегодня ночью во дворе на лавочке посидишь? У меня, кажись, свидание.
– Что?! – Ник от ярости залился краской. – Ты встречался с моей бывшей подружкой?! Это же против всех правил! Ты нарушил братский кодекс!
– Пока не нарушил, – утешил его бездушный гад. – Как раз собираюсь. У нее жопендель толстоват и сейчас мне вообще не до нее, но надо же тебя до полной тряски довести. Если не найду никого получше, то ею и отмечу свою последнюю учебную неделю.
– Не смей, козел! – орал на него Николай, как будто не понимал, что над ним просто издеваются. – У меня еще с Надей есть шанс на настоящую любовь, а не навязанную!
Они уже выходили в центральную дверь, когда позади раздались крики. Друзья застопорились, развернулись, как и весь студенческий поток, текущий в том же направлении. Где-то совсем далеко истошно орала какая-то женщина, потому людская волна потекла теперь в сторону шума, чтобы выяснить причину. Минут десять вообще ничего не было понятно – какая-то беготня, крики, потом рядом с Верой притормозила зеленая одногруппница и ненормальным шепотом произнесла:
– Тело нашли… В раздевалке за актовым залом. Кажется, это наша Надя… мне Матвей сказал… а наткнулся кто-то из театралки…
У Веры воздух застрял в горле и начал там больно расширяться. Впрочем, то же происходило и со всеми ее друзьями. Вдали кричали кураторы, чуть ближе и немного спокойнее отдавали распоряжения деканы.
– Вот теперь у тебя появился шанс… – очень неуместно выдавил Базука.
Николай – белый, как стена за ним – замахнулся на него, но тот и сам заткнулся. Кто-то из охраны прикрикнул и на них:
– Сейчас расходимся! Кого надо – вызовут в полицию для дачи показаний. Слухи не разносите, панику не сейте. После воровства в гардеробе несколько камер все-таки установили. Проверят записи, быстро вычислят ублюдка.
Но ноги не слушались, не хотели слушаться команд. Вся пятерка стояла потрясенная, ведь они только что обсуждали в шутку девчонку… которой больше нет. В университете! Разве убийства происходят в университете среди бела дня?!
– Это не я… не я… – Вера с трудом расслышала и не сразу поняла, что эту фразу, как заевшую присказку, повторяет Базука. – Блин, она мне очень нравилась! Вы же слышали, я сам говорил… это не я!
Она подалась к нему:
– Ты чего, Захар? С ума сошел? На тебя никто и не думает!
Но он посмотрел на нее сумасшедшими глазами и продолжил нести бред:
– Не я, Вер, честное слово! Я ее вообще там не видел… Подождите, она несколько месяцев назад в окно выпрыгнуть собиралась… Может, ее родители доконали, и девочка в петлю полезла?
Теперь рядом с ними остановился одногруппник Матвей, который трясся всем телом:
– Театралы говорят, что там крови полно… Кажется, ей горло перерезали… Вы можете представить?
– Она себе сама горло перерезала? – почти с надеждой спросил Базука.
Вера ударила его по губам.
– Прекрати немедленно! От твоего юмора сейчас тошнит!
– Да не юморю я… – он снова перевел взгляд на нее. – Это моя защитная реакция на стресс!
Она сразу сжалилась и захотела его обнять – как бы перекрыть недавний бессердечный удар:
– Ты так расстроился из-за смерти девочки, которую почти не знал?
– Да какое мне до нее дело? – опроверг он лучшие о себе предположения. – Просто камеры с коридора покажут меня. Я с пары сбежал и в каморке той отсиделся – хорошее тихое место. И никого больше я там не видел, ни единой души. Минут за десять до звонка оттуда ушел. Но это не я! Зачем мне вообще убивать именно ее, если бы даже приспичило кого-то прикончить?