О хитроумном устроении хитромудрого Мсковского государства и о дотошном сбирании чужих земель Иваном Очередным.
О горняя нирвана!
Мы взяли ревеню,
Узревши Иоанна
Сто Третьего клешню.
Как только эта цаца,
Мослы спустив с печи,
Начнет зубами клацать —
Хоть караул кричи!
(Могу отбросить орды!
Мне это по плечу!
Но строить Рим Четвёртый?
Я… Третий – не хочу!)
О век ужасный адов!
Московский альгвазил
Брать пленных депутатов
В заложники любил.
– Народ!
Стоять!
Не дрейфить!
Помазник у руля!
В Московском Третьем Рейхе
Я – Государь Всея!
Хоть и весьма далече
Аж триста лет подряд
Сбираются на Вече,
Начальство тормошат!
Развратная картина!
Но коли захочу,
У наглого павлина
Я хвост укорочу!
Я этим вставлю рожны!
Проверю их дела! —
Лик дикий, безнадёжный
Москва приобрела…
А вот и Дума!
Мимо!
Скорей под отчий кров
От своры подхалимов,
Врунов и молчунов.
Скажу вам не в обиду:
«Для друга и врага
Один почётный титул —
Царюревый слуга!»
Играть не будем в прятки!
Все вместе возопим:
«Простой вопрос без взятки
В России нерешим!»
Увы, мир одинаков,
И я рыдать готов
Пред ложью думских дьяков —
Сверхалчных, злых котов.
Бродили, кичась саном,
Нувориши вдоль гряд
С до блеска бритым чаном
И бородой до пят.
Мы знали: пряник сладок,
Коль сам стремится в рот
И мерили достаток
Тем, сколь велик живот!
Цвет лиц смоваров медных
И этот алчный взгляд
О подлости бессмертных
Столь явно говорят,
Что спор здесь неуместен…
Где властвует ворьё,
Кто прям и добр, и честен —
Тому здесь не житьё!
День гас.
Дома,
Соборы,
Остроги
И ларьки
Скрывались за запоры,
Тесовые заборы,
Задвижки
И замки.
Радетеля и друга
Забыв во тьме ночной,
Голодная прислуга
Сбиралась на разбой.
Читатель мой! На веру
Прими разбойный суд:
То в горнице насерут,
То сени подожгут!
В проулках недоумки
(О стрёмные миры!)
Ножами рвали сумки
У дам и детворы.
Дела убийц кровавы!
И тут бессильна рать!
Я слаб, чтоб эти нравы
Достойно описать!
С наивной, глупой рожей
Бредущий Симеон,
На вервия похожий,
Заране обречён!
Днём дремлет Мельпомена,
Прикольно знать, каков
Люд, жмущийся по стенам
От царских повозков?
Да, вид у паствы жалок,
Когда в фаворе вор!
Мы жмёмся от мигалок
По стенам до сих пор!
Бездомного страдальца
Напомнит сей народ —
Он сам себя вкруг пальца
Три раза обведёт!
Обставит!
Обмишулит!
Бардак произведёт!
Уделает!
Обжулит!
И трижды обкрадёт!
У русских женщин ножки —
Гармония сама!
Пурпурные сапожки
Сводили их с ума!
Я (Друг, давай завоем!)
Их лиц не различил
Под штукатурным слоем,
И залежью белил!
Чтобы не слышать писка,
Что тощи закрома,
Царь начал дело с сыска
И преуспел весьма.
Мы злились то и дело,
Видать нам Бог сулил
Вложить в сыскное дело
Тьму денег, лет и сил.
Удел высокий, друже:
Как (Надо изучить!)
Рвать ногти,
Резать уши,
Кромсать,
Рубить,
Членить?
Откуда столько злости
У братьев и сестёр?
Мы складывали кости
В один большой костер.
– Сведя к трем фазам знанье,
Я должен заявить:
«Костёр колесованье
Не может заменить!».
Известь свободу вправе
Свирепый божий сын…
Волк Курицын,
Рукавин,
Неистовый Башкин —
Свободы юной дети,
Взвиваясь головой,
Горели в чёрной клети,
«Язык извесив свой»!
Военное искусство
Московских воевод
Скорее тешит чувство,
Чем строем отдает!
Визг труб в широком поле!
Гудки со всех сторон,
Похожие до боли
На звуки похорон!
Характер этой рати
Едва ли уловим —
Свирепый натиск сзади
И бегство вслед за ним!
Поставщиков канальство!
Картонные курки!
И воевод бахвальство,
Мол, мы не дураки!
Вздымаются над прахом
С вервиями в руках
Попы в больших папахах
И бонзы в шишаках.
– Гоните прочь посольство!
Довольно трудно ведь
Солдатское довольство
Без лупы рассмотреть!
Солдат!
Ты служишь ловко!
Работаешь, как чёрт!
Гроб – шмоб – экипировка
За твой, голуба, счёт!
Зарплата – три полушки!
В год!
В год, мой дорогой!
В обед шрапнель и сушки!
На ужин – хлеб с водой!
Отбросившим копыта
От хворей и трудов
Паёк: три ложки жита…
За выслугу годов!
Тут было два солдата —
Рогвельд и Мисаил,
Но запах сервелата
Их сразу развратил!
Мы честно полагали,
Что лучший раб – живой,
И часто убегали
Из лагеря домой!
Колокола звонили
И было ясно нам —
Рекрутов псы ловили
Сетями по холмам.
Для пойманного – тризна!
Орал сержант Мордин:
– Блин!
Родина!
Отчизна!
Стоять!
Куда ты?
Блин!
Иван,
Арнольд
И Отто
(Я видел это сам!)
Махнув на идиотов,
Попрятались в болотах
По норам и лесам.
Преображала тризну,
Как ныне, так истарь,
Накачка: «Мол… отчизна!..
Мол… Бог!…
Народ!..
И Царь!..
Мол, твой удел – работа,
Молитва и посты,
А кушать будет кто-то!
Но кто сказал, что ты?!
Саксоны лили в ухо:
«Beschuvstvenni narod…
Ih fucking pokazuha
Vo grob slavian svedёt!
Im chto, urokov malo,
Im malo prazdnih slov,
Falshivih ritualov
I Lzhi iz vseh uglov?
Pora bi uzh, vzrosleia,
Poniat vpolne, gde zlo!
Ne mozhet eta sheia
Terpet vsue iarmo!
– Иди, служивый в поле,
Там майся, гоноши
И там, в бою на воле,
Каков ты, покажи!
Признаюсь вам, о Боже,
Доныне отдает
Дух сыромятной кожи
От этих воевод…
Начальники, как дети,
Тень чёрного кота
В неосвещённой клети
Поймает кто? Когда?
В грязи и в глине нега,
Издевки подлеца,
От кухни – до побега —
Путь честного бойца!
Начальники безбожно
Качали головой:
Купить все званья можно,
А честь – ни в зуб ногой!
Бросая решку ловко,
Наёмники войны —
Поляки нас с издёвкой
Прозвали «свистуны».
В ответ, за то, что немы,
В речах – ни в зуб ногой,
Пришельцев звали все мы
«Заречной немчурой».
Мы думали: «Оравы
Как мёд, сюда влечёт,
А немцы, вроде, здравы?
И… деньгам знают счет?
Давно бы сделал ноги
Приличный человек!»
Вот здесь лежат истоки
Величья «Мобитек»!
О выводы благие:
Ведению войны
Наемники чужие
Учить стрельцов должны!
– Вы знать должны: отныне,
Спалив врагов дотла,
Ромейские святыни
Москва переняла!
У вас портки с дырою!
Христос почти воскрес!
А я вам Кремль построю
Шпилями до небес!
Вы – бедные засранцы!
Я вам – отец родной!
Пусть брушат иностранцы,
Гоняясь за мошной!
Пусть едут к нам золовки
С своих немецких круч!
Сыр в нашей мышеловке
Приятен и пахуч!
Должны мы твердо править,
А… сельский раб готов
Сырьё и корм доставить
На нужды городов!
Колокола звонили.
Последние порты
Мы нехотя вложили
В кремлёвские торты.
Все дело под вопросом,
В ивановом раю
Опять крестьянам с носом
Вращаться на khuiu!
По Ване плачет плаха,
Поскольку ни шиша
В кармане у феллаха,
В котомке дервиша!
Восплачем же над теми,
Кто на горбу везёт
Налоговое бремя
Ивановых щедрот…
Мы ждали перемены…
Молитвам вопреки,
Все деньги шли на стены,
Форпосты,
Тёс,
Дольмены,
На башни и крюки.
Невиданные виды:
Москва парчу несла,
Ковры и аксамиты
К ногам месьё посла.
Те с кротостью терпели
Обычай чудаков —
Квартиры без постели,
Шкафов и потолков.
– Uzhasno! Nevozmozhno
V puti nochleg imet,
I eto bezdorozhie
Za god preodolet!
V Moskvu ya pribil v maike,
Napivshis revenia —
Grabitelskie shaiki
Obchistili menia!!!!!
Vsё!
Moi vizit posledniy!
Pust slushaet Kharon
Ikh roskazni i spletni
Pro chestnost i zakon!
Послы пером водили
Писали вензеля…
Их письма доходили
До Musorki Кремля.
– Живешь в довольстве, пакость?
Вдали от наших ям?
Строчишь доносы?
Накость!
На, выкуси!
К kuiam!
Испуганные стражи
Вздымали в крике грудь,
А люд боялся даже
На эту фрязь взглянуть!
Высокую породу
Обидеть не хочу —
Дедков седобородых,
Обряженных в парчу.
Я знаю, без сомненья,
Как мёд кому-нибудь
Московское уменье
Молчать и щеки дуть!
Посланцы веселились,
От ужаса дрожа,
Поскольку обходились
Без вилки и ножа.
Узрев сии баранки,
Приимет ли душа
Насильственные пьянки
Близ царского ковша?
На итальянцев исто
Кричал глухой старик:
«Попав в Москву, туристы,
Забудьте свой язык!»
Пустила отчего-то
(О, как произнесу?)
Казанская Икота
Алмазную слезу.
Здесь несть числа обидам,
Запомнил я одну:
Вослед иезуитам
Царь сплевывал слюну.
Икал. Глядел сердито
То искоса, то вкривь
Туда, где жуя жито,
Опричники паслись.
Выл, бился, делал трюки,
Как фокусник в кино,
И мыл всё время руки
Антильским гуано.
Всегда здесь были, друже.
Цари – поводыри —
Смесь хамского радушья
С презрением внутри!
Безумец одинокий
Чудовищ изобрел:
Троящиеся Боги,
Раздвоенный Орёл,
Наивно полагая-
Венец первопричин
Есть Троица Святая,
Тость Бог+Дух+Сын.
Могли б родить и хлеще,
Как пропись – эта муть,
В одном мешке – три вещи!
Эк, братцы, как загнуть!?
Прослушав, скажем строго,
Всю эту ektiniu,
Воображаю Бога
Смеющимся в Раю!
Мы знали в полной мере,
Чем страшен Страшный Суд,
И что такое ересь,
И с чем её жуют!
Мы (Подлое канальство!),
Сложив персты в бреду,
Чтоб видело начальство,
Крестились на виду!
Достаточно ль молиться?
Нет! Опытный святой
Умел уединиться
С крестьянкой молодой!
– Мне церковь, как невеста!
Нигде я не найду
Попа, чей сан и место
Добыты не за мзду!
Христос воскрес! В начале
Божественных чудес
Симонией прозвали
Продажу святых мест!
А эти богомилы,
На коих наплевать —
Плюются, что есть силы
В святую церковь – мать!
Сектанты?
Это мило!
Всем дам я тумаков!
Тут смердов затошнило
От запаха попов.
(Церковный Агрикола
В кругу своих старух
Похож на богомола,
Терзающего мух!)
Бубнил он под нос: «Слаще
Тамбовских калачей
Невылазные чащи
И труд рабов… Ни-чей!»
Люд нищий чуть не спятил… —
(Ну ладно, князь в седле!)
Святой Сиргей, как дятел,
Пять лет сидел в дупле,
На завтрак кушал книги,
Спал сидя, лик склонив,
И не снимал вериги,
Пока, увы, был жив!
Был заслан этот леший
Общинный знать изъян…
Он отсылал депеши
О мнении крестьян:
«Хвала Бенедиктину —
Тот вздумал в середу
Подвесить Буратину
С монетами во рту!)
Холопи корчат мину,
Но еж ли поднажмём,
Святую десятину,
Шутя, с рабов сорвём!
Когда бы дурни знали,
Что стоит божий чих!
Исусом запугали
До полусмерти их!»
Дельцов в скитах и челядь
Не будем обижать!
Но инок слаб был сеять
И очень ловок – жать!
Нам чудились во мраке
Болотные огни,
Приметы,
Кости,
Знаки,
Горящий зрак собаки,
Видения и пни.
Все дети склонны к чуду
За это их люблю…
Народ? Он верит всюду
В любую ектинью!
Откуда хап без меры?
Откуда эта прыть
На рваных жилах смердов
Монастыри плодить?
Повсюду зря измену,
Мечтала Неясыть
К московскому колену
Нов-город преклонить!
– Ещё один распорот!
Увы, другой утёк!
Распутный Нове-Город
Топорщит хохолок!
Хоть я товарищ светский,
Клянусь, князья и рать,
Над Марфою Борецкой
К среде возобладать!
Оружием ощерясь,
Я дам торговцам в дых
За дьявольскую прелесть
Порядков вечевых!
Идти готовы к ляху
Все смерды на Руси,
Кричаху и лаяху,
На Моску, яко пси!
Учить непросто бестий!
Отправлю всех ко сну!
Изъятые ж поместья
Вали кулём в казну!
Мы так хотели мира!
Склонив головки, мы
Просили Казимира
Избавить от Москвы!
Ах, лучше б выпить яду!
Казимеш был игрок,
И Новгороду-брату
В несчастье не помог!
Что ж, многие народы
Изведали гуртом
Трагедию свободы,
Бессильной пред клинком!
– Да плюньте на свободу!
Вам доля суждена
Пить огненную воду
Кувшинами до дна!
Московские страдальцы
Умели до зари
Высасывать из пальца
Большие пузыри!
В Москве – основа духа,
Куда тут не попрёшь,
Подставка,
Показуха,
Гниль,
Фальшь,
Обман
И ложь.
О город вый без вырвей!
О древний комсомол!
Мне почему-то Ширвинд
С Державиным пришёл
На ум… С ума, однако,
Сошли два москвича:
Иван Большой и Раков
По кличке Каланча.
Прекрасная услуга!
Решилась вся страна
Крошить сто лет друг друга
Без продыха и сна!
И всё? – читатель спросит…
И всё!
И всё, мой друг!
История уносит
Равно и песнь,
И пук…
Рублева приняв хмуро,
Змеиное своё
Звенигородский Юра
В Москву метнул копьё.
– Находятся кретины…
Скривясь, Рублёв сказал, —
Приписывать картины,
Каких я не писал!
Слоны нам снились кряду,
Верблюд в Ростов приплыл,
Никита Шахразаду
В Бомбее прибомбил.
Хоть вера в Бога крепла,
Под троном (Вот дела!)
Нашли мы кучу пепла
И мёртвого орла…
От птицы двухголовой
И блудоляс его
Нам перепал целковый
И больше ничего!
Отметим павших лица,
Спалённые дотла…
Пусть чистая страница
Останется бела!..