Полное собрание сочинений. Том 4. 1898 ~ апрель 1901 - читать онлайн

К вопросу о нашей фабрично-заводской статистике. Новые статистические подвиги проф. Карышева{1}

Русская читающая публика довольно живо интересуется вопросом о нашей фабрично-заводской статистике и о главнейших выводах из нее. Этот интерес вполне понятен ввиду связи этого вопроса с более широким вопросом о «судьбах капитализма в России». К сожалению, однако, разработанность нашей фабрично-заводской статистики не находится ни в каком соответствии с общим интересом к ее данным. Поистине плачевно то состояние, в котором обретается у нас эта отрасль экономической статистики, и еще, пожалуй, плачевнее тот факт, что люди, пишущие о ней, проявляют зачастую удивительное непонимание характера обрабатываемых ими цифр, их достоверности и пригодности для тех или других выводов. Именно такой отзыв приходится сделать о новейшей работе г-на Карышева, напечатанной сначала в «Известиях Московского Сельскохозяйственного Института» (год IV, кн. 1), а затем вышедшей и отдельной брошюрой под громким заглавием: «Материалы по русскому народному хозяйству. I. Наша фабрично-заводская промышленность в половине 90-х годов» (Москва, 1898). Г-н Карышев пытается в этой работе сделать выводы из новейшего издания департамента торговли и мануфактур о нашей фабрично-заводской промышленности[1]. Мы намерены подвергнуть подробному разбору как выводы г. Карышева, так и особенно его приемы. Нам кажется, что такой разбор будет иметь значение не только для определения того, как обрабатывает материал г. профессор такой-то (об этом достаточно бы сказать в нескольких строках рецензии); но и для определения того, насколько достоверны данные нашей фабрично-заводской статистики, к каким выводам они пригодны и к каким непригодны, каковы главнейшие нужды нашей фабрично-заводской статистики и задачи лиц, изучающих ее.

Источник, которым пользовался г. Карышев, содержит, как видно и из названия, перечень фабрик и заводов в империи за 1894/95 год. Издание полного списка всех фабрик и заводов (т. е. сравнительно более крупных промышленных заведений, – с различным пониманием того, какие заведения считать крупными) не составляет новости в нашей литературе. Гг. Орлов и Будагов составляли уже с 1881 года «Указатель фабрик и заводов», последнее (3-ье) издание которого вышло в 1894 году. Гораздо раньше, еще в 1869 г., в 1-м выпуске «Ежегодника м-ва финансов» был напечатан список фабрик в примечаниях к статистическим ведомостям о промышленности. Материалом для всех этих изданий служили те ведомости, которые фабриканты и заводчики обязаны, по закону, ежегодно доставлять в министерство. Новое издание д-та торговли и мануфактур, отличаясь от прежних изданий этого рода несколько большим количеством сведений, имеет в то же время и громадные недостатки, которых не было в прежних изданиях и которые до последней степени затрудняют пользование им, как материалом по фабрично-заводской статистике. В введении к «Перечню» указывается именно на неудовлетворительное состояние этой статистики в прежнее время, и таким образом ясно определяется цель издания – служить не справочной только книгой, а именно материалом для статистики. Но, как статистическое издание, «Перечень» поражает абсолютным отсутствием каких бы то ни было сводных, итоговых цифр. Позволительно надеяться, что подобное издание, будучи первым в своем роде, будет и последним статистическим изданием без итогов. А для справочной книги является лишним балластом громадная масса сырого материала в виде груды цифр. Введение к «Перечню» резко критикует прежние ведомости, доставлявшиеся фабрикантами в м-во, говоря, что они «заключали в себе все одни и те же, из года в год повторявшиеся, сбивчивые сведения, не позволявшие определить точно даже количество выработанных товаров. Между тем, возможно полные и достоверные данные о производствах настоятельно необходимы» (стр. 1). Уж, конечно, мы не скажем ни одного слова в защиту совершенно устарелой, чисто дореформенной и по устройству, и по качеству, прежней системы нашей фабрично-заводской статистики. Но, к сожалению, улучшения в ее состоянии почти незаметно и поныне. Только что изданный громадный «Перечень» не даст еще права говорить о каких бы то ни было серьезных переменах в этой старой, всеми признанной за негодную, системе. Ведомости «не позволяли определить точно даже количество выработанных товаров»… Да, а вот в новейшем «Перечне» так и совсем никаких нет сведений о количестве товаров, хотя, напр., «Указатель» г. Орлова давал эти сведения по весьма многим фабрикам, по некоторым производствам даже о всех почти фабриках, так что и в итоговой табличке есть сведения о количестве продукта (производства кожевенное, винокуренное, кирпичное, крупяное, мукомольное, восковое, салотопенное, льнотрепальное, пивоваренное). А материал «Указателя» состоял именно из этих старых ведомостей. В «Перечне» нет никаких сведений об исполнительных механизмах, хотя «Указатель» давал для некоторых производств эти сведения. «Введение» так описывает происшедшую перемену в нашей фабрично-заводской статистике: прежде фабриканты доставляли сведения «по краткой и недостаточно ясной программе» через полицию, и никто этих сведений не проверял. «Получался материал, на котором нельзя было основать никаких более или менее точных выводов» (стр. 1). Теперь программа составлена новая, гораздо более подробная, а собирание и проверка статистических сведений о фабриках и заводах возложены на фабричных инспекторов. С первого взгляда можно бы подумать, что мы вправе ожидать теперь действительно сносных данных, ибо правильная программа и обеспечение проверки данных, это – два важнейшие условия успешной статистики. На самом же деле оба эти условия и по сю пору находятся в том же первобытно-хаотическом виде, в каком они были и раньше. Подробная программа с ее разъяснениями не напечатана во «введении» к «Перечню», хотя статистическая методология требует опубликования той программы, по которой собраны сведения. Из последующего разбора материала «Перечня» мы увидим, что основные программные вопросы фабрично-заводской статистики остаются совершенно невыясненными. Что касается до проверки данных, то вот отзыв лица, практически применявшего эту проверку, именно старшего фабричного инспектора Херсонской губ., г. Микулина, издавшего книгу, которая содержит обработку статистических данных, собранных по новой системе в Херсонской губернии.

«Проверить фактически все цифровые данные, сообщенные владельцами промышленных заведений в доставленных ведомостях, не представлялось возможным, а потому ведомости были отсылаемы обратно для исправления лишь в тех случаях, когда в них оказывалась явная несообразность в ответах, по сравнению с данными других подобных заведений или же со сведениями, полученными при осмотрах заведений. Во всяком случае ответственность за правильность цифровых данных, приведенных в списках для каждого заведения, лежит на лицах, их сообщавших» («Фабрично-заводская и ремесленная промышленность Херсонской губ.». Одесса, 1897, предисловие. Курсив наш). Итак, ответственность за точность данных лежит по-старому на самих фабрикантах. Представители фабричной инспекции не только не могли проверить всех данных, но и не обеспечили даже (как увидим ниже) их однородности и сравнимости.

Все недостатки «Перечня» и его материала мы перечислим подробно ниже. Основной же недостаток его, как мы уже сказали, – полное отсутствие итогов (частные лица, составлявшие «Указатель», приводили итоги и с каждым изданием расширяли их). Г-н Карышев, пользовавшийся сотрудничеством еще двух лиц, возымел благую мысль пополнить хоть отчасти этот пробел и подсчитать итоги нашей фабрично-заводской промышленности по «Перечню». Предприятие это очень полезное, и за осуществление его все были бы благодарны, если бы… если бы г. Карышев, во-первых, привел хоть некоторые полученные им итоги в полном виде, и, во-вторых, если бы он не проявил в обращении с материалом отсутствия критики, граничащего с бесцеремонностью. Невнимательно отнесшись к материалу и не обработав его статистически сколько-нибудь «обстоятельно»[2], г. Карышев поспешил делать «выводы», причем и впал, естественно, в целый ряд самых курьезных ошибок.

Начнем с первого, основного вопроса промышленной статистики: какие заведения следует относить к «фабрикам и заводам»? Г-н Карышев даже и не ставит этого вопроса; он полагает, должно быть, что «фабрика и завод», это – нечто вполне определенное. Относительно «Перечня» он, со смелостью, достойной лучшего применения, утверждает, что это издание, в отличие от прежних, регистрирует не одни только крупные, а все фабрики. Утверждение это, повторенное автором дважды (стр. 23 и 34), прямо неверно. На самом деле, как раз наоборот, «Перечень» регистрирует лишь более крупные заведения сравнительно с прежними изданиями по фабрично-заводской статистике. Мы сейчас объясним, как мог г. Карышев «не заметить» подобной «мелочи», но сначала приведем одну историческую справку. До половины 80-х годов в нашей фабрично-заводской статистике не было никаких определений и правил, ограничивающих понятие фабрики более крупными промышленными заведениями. В статистику «фабрик и заводов» попадали все и всякие промышленные (и ремесленные) заведения, производя, разумеется, превеликий хаос в данных, так как полная регистрация всех подобных заведений абсолютно немыслима при наличных силах и средствах (т. е. без правильной промышленной переписи), и в одних губерниях или производствах считали сотни и тысячи самых мелких заведений, а в других – лишь более крупные «фабрики». Естественно поэтому, что лица, впервые попытавшиеся научно разработать данные нашей фабрично-заводской статистики (в 60-х годах), обратили все внимание на этот вопрос и направили все усилия на то, чтобы выделить производства с более или менее достоверными данными от производств с абсолютно недостоверными данными, чтобы выделить заведения, настолько крупные, что об них возможно получить удовлетворительные данные, от заведений, настолько мелких, что об них невозможно получить удовлетворительных данных. Бушен[3], Бок[4] и Тимирязев[5] дали такие ценные указания по всем этим вопросам, что если бы эти указания были тщательно соблюдены и развиты составителями нашей фабрично-заводской статистики, то мы имели бы теперь, вероятно, очень сносные данные. На деле же все эти указания остались, как водится, гласом вопиющего в пустыне, и фабрично-заводская статистика осталась в прежнем хаотическом виде. С 1889 года департамент торговли и мануфактур начал издавать «Своды данных о фабрично-заводской промышленности в России» (за 1885 и следующие годы). В этом издании был сделан маленький шаг вперед: были выбрасываемы мелкие заведения, т. е. имеющие сумму производства менее 1000 рублей. Само собою разумеется, что эта норма была слишком низка и слишком груба: о полной регистрации всех промышленных заведений с производством выше этой суммы смешно было бы и думать при собирании сведений через полицию. По-прежнему одни губернии и одни производства включали массы мелких заведений с 2–5 тыс. рублей производства, а другие губернии и другие производства – опускали их. Примеры мы увидим ниже. Наконец, новейшая система нашей фабрично-заводской статистики ввела совершенно иной признак для определения понятия «фабрики и завода». Признаны были подлежащими регистрации «все промышленные заведения» (из «находящихся в заведовании» фабричной инспекции), «имеющие не менее 15 рабочих, а равно и те, которые, при числе рабочих менее 15, имеют паровой котел, паровую машину или другие механические двигатели и машины или заводские и фабричные устройства»[6]. Мы должны подробно остановиться на этом определении (особенно неясные пункты его нами подчеркнуты), но сначала отметим, что устанавливаемое здесь понятие «фабрики и завода» является совершенной новостью в нашей фабрично-заводской статистике: до сих пор никогда не делалось попыток ограничить понятие «фабрики» заведениями с определенным числом рабочих или с паровым двигателем и т. п. Вообще говоря, строго ограничить понятие «фабрики и завода» безусловно необходимо, но приведенное сейчас определение страдает, к сожалению, крайней неточностью, неясностью и расплывчатостью. В нем указаны следующие признаки заведений, подлежащих регистрации в «фабрично-заводской» статистике: 1) Нахождение заведения в заведовании фабричной инспекции. Этим исключаются, по-видимому, заведения, принадлежащие казне и пр., заводы горные и т. д. Но в «Перечень» вошло много казенных и правительственных фабрик (см. Алфавитный список, стр. 1–2), и мы не знаем, во всех ли губерниях они регистрировались, подлежали ли данные об них проверке фабричной инспекции, и т. д. Вообще необходимо заметить, что пока наша фабрично-заводская статистика не высвободится из паутины различных «ведомств», к которым принадлежат различные промышленные заведения, – до тех пор она не может быть удовлетворительной: границы ведомств часто сливаются, подвергаются изменениям; применение даже одинаковых программ разными ведомствами никогда не будет одинаково. Рациональная постановка дела необходимо требует сосредоточения всех сведений о всех промышленных заведениях в одном чисто статистическом учреждении, тщательно наблюдающем за одинаковостью приемов собирания и обработки данных. Пока этого нет, необходимо с крайней осторожностью относиться к данным фабрично-заводской статистики, то включающим, то выключающим (в разное время и в разных губерниях) заведения «другого ведомства». Напр., горные заводы давно уже исключаются из нашей фабрично-заводской статистики, но тем не менее «Указатель» Орлова считал и в последнем издании немало горных заводов (почти все рельсовое производство, заводы Ижевский и Боткинский Вятской губ. и пр.), которых не считает «Перечень», регистрирующий, однако, в некоторых других губерниях горные заводы, которые раньше не считались в «фабрично-заводской» статистике (напр., медноплавильный завод Сименса в Елисаветпольской губ., стр. 330). В «введении» к «Перечню» указаны в отделе VIII производства железоделательное, чугуноплавильное, чугуно- и меднолитейное и пр. (стр. III), но не указано совершенно, как отделялись заводы горные от заводов, «подведомственных» департаменту торговли и мануфактур. 2) Регистрации подлежат лишь промышленные заведения. Этот признак вовсе не так ясен, как кажется с первого взгляда: выделение ремесленных и сельскохозяйственных заведений требует подробных и тщательных правил, составленных применительно к каждому производству. Примеры путаницы, порождаемой их отсутствием, мы увидим в изобилии ниже. 3) Число рабочих в заведении должно быть не менее 15-ти. Неясно, считаются ли лишь рабочие в заведении или также и рабочие на стороне; не разъяснено, как выделять тех и других (это тоже нелегкий вопрос), считать ли рабочих вспомогательных и т. д. Г-н Микулин в своей вышецитированной книге приводит примеры проистекающей из этой неясности путаницы. «Перечень» приводит не мало заведений, имеющих рабочих только на стороне, вне заведения. Само собою разумеется, что попытка обнять все заведения этого рода (т. е. все магазины, раздающие работы, всех давальцев работы в так называемых кустарных промыслах и т. д.) при современной системе собирания сведений может вызвать лишь улыбку, а отрывочные данные по некоторым губерниям и некоторым производствам лишены значения и вносят только путаницу. 4) К «фабрикам и заводам» относятся все заведения, имеющие паровой котел или паровую машину. Признак наиболее точный и наиболее удачно выбранный, так как применение пара действительно характерно для развития крупной машинной индустрии. 5) К «фабрикам и заводам» относятся заведения, имеющие «другие» (не паровые) «механические двигатели». Признак очень неточный и непомерно широкий: на основании этого признака можно отнести к числу фабрик заведения с водяным, конным, ветряным, даже топчаковым двигателем{2}. Так как о полной регистрации всех подобных заведений не может быть и речи, то неизбежно должна произойти путаница, примеры которой мы сейчас увидим. 6) К «фабрикам и заводам» отнесены заведения, имеющие «заводские и фабричные устройства». Этот последний, абсолютно неопределенный и расплывчатый признак уничтожает значение всех предыдущих и делает неизбежными хаотичность и несравнимость данных. В различных губерниях это определение неизбежно будут понимать различно, да и какое же это определение? Фабрикой или заводом называется заведение, имеющее фабричные или заводские устройства… Таково последнее слово новейшей системы нашей фабрично-заводской статистики. Неудивительно, что эта статистика так неудовлетворительна. Приведем примеры из всех отделов «Перечня», чтобы показать, как в отдельных губерниях и в отдельных производствах регистрируются самые мелкие заведения, вносящие путаницу в фабрично-заводскую статистику, так как о перечислении всех подобных заведений не может быть и речи. Вот отдел I: «обработка хлопка». На стр. 10–11 встречаем пять «фабрик», находящихся в селах Владимирской губернии и окрашивающих за плату чужую пряжу и холст (sic![7]). Вместо суммы производства указана плата за окраску от 10 руб. (?) до 600 р., при числе рабочих от 0 (значит ли это, что нет сведений о числе рабочих или что нет наемных рабочих, неизвестно) до 3-х. Двигателей никаких нет. Это – крестьянские красильни, т. е. самые примитивные ремесленные заведения, случайно зарегистрированные в одной губернии и опущенные, разумеется, в других. В отделе II (обработка шерсти) находим в той же Владимирской губернии ручные «фабрики», перебивающие чужую шерсть за плату 12–48 руб. в год, при 0–1 рабочих. Вот шелковая фабрика (отд. III, № 2517) в деревне, с 3 рабочими, с производством на 660 руб., ручная. Вот опять деревенские красильни в той же Владимирской губ., с 0–3 рабочими, ручные, с платой за обработку холста в 150–550 руб. (отд. IV, обработка льна, стр. 141). Вот рогожная «фабрика» (отд. V) с 6-ю рабочими, с производством на 921 руб., ручная (№ 3936), в Пермской губ. В других губерниях (напр., Костромской) подобных заведений тоже, разумеется, не мало, но они не считались фабриками. Типография (отд. VI) с 1 рабочим, с производством на 300 руб. (№ 4167): в других губерниях считали только крупные типографии, в третьих – вовсе не считали типографий. Лесопильный «завод» с 3 рабочими, с платой 100 руб. за выделку клепок (отд. VII, № 6274). Вот завод по обработке металлов (VIII отд.) с 3 рабоч., ручной, с производством на 575 руб. (№ 8962). В IX отделе (обработка минеральных продуктов) очень много самых мелких заведений, особенно кирпичных заводов, напр., с 1 рабочим, с производством на 48–50 руб. и т. п. В X отделе (обработка животных продуктов) – мелкие свечносальные, овчинные, кожевенные и т. д. заведения, ручные, с 0–1–2 рабоч., с производством в несколько сот рублей (стр. 489, 507 и др.). Но всего больше мелких заведений чисто ремесленного типа в отд. XI (обработка питательных веществ), в производстве маслобойном и особенно мукомольном. Именно в этом последнем производстве всего важнее строгое разграничение «заводов» от мелких заведений, но до сих пор этого не сделано, и во всех изданиях по нашей фабрично-заводской статистике царит полный хаос. Попытка упорядочить статистику мукомольной промышленности фабрично-заводского типа, сделанная первым съездом секретарей губернских статистических комитетов (в мае 1870 г.)[8], так и осталась втуне, и с тех пор составители нашей фабрично-заводской статистики как бы и не думают вовсе о полной негодности печатаемых ими данных. В число «фабрик и заводов» «Перечень» включил, напр., ветряные мельницы с 1 рабоч., с платой за работу от 0 до 52 руб. и т. д. (стр. 587, 589 и мн. др.), водяные мельницы с одним колесом, с 1 рабоч., с платой за работу 34–80 руб. и т. д. (стр. 589 и мн. др.) и т. п. Разумеется, такая «статистика» просто смешна, ибо перечнем подобных мельниц можно бы наполнить еще один и даже несколько томов и все же не дать полного перечня. Даже в отделе химических производств (XII) попали мелкие заведения, напр., деревенские смолокурни с 1–3 рабоч., с производством на 15–300 руб. (стр. 995 и др.). При таких приемах можно бы дойти и до той «статистики», которую дал в 1860-х годах известный «Военно-статистический сборник», насчитавший в Европейской России 3086 смоляных и дегтярных «заводов», в том числе 1450 в Архангельской губернии (с 4202 рабоч. и с производством в 156 274 руб., т. е. в среднем на «завод» меньше 3-х рабочих и немного более 100 руб.). Как нарочно, именно Архангельской губернии и нет вовсе в «Перечне» по этому отделу: должно быть, крестьяне не гонят там теперь смолы и не изготовляют дегтя! Заметим, что во всех указанных нами примерах зарегистрированы заведения, не подходящие под определения циркуляра от 7 июня 1895 г. Поэтому регистрация их чисто случайна: в одних губерниях (может быть даже уездах) они считались, в большинстве опускались. По статистике прежней (с 1885 года) подобные заведения исключались, как имеющие менее 1000 руб. производства.

Не разобравшись совершенно в этом основном вопросе фабрично-заводской статистики, г. Карышев не постеснялся однако делать «выводы» из полученных им при подсчете цифр. Первый из этих выводов гласит, что число фабрик в России уменьшается (стр. 4 и др.). Для получения этого вывода г. Карышев поступил очень просто: взял число фабрик за 1885 год по данным департамента торговли и мануфактур (17 014) и вычел из него число фабрик в Европ. России по «Перечню» (14 578). Оказывается уменьшение на 14,3 % – г. профессор подсчитывает даже величину процента, не смущаясь тем, что данные 1885 года не включают акцизных заводов; он ограничивается замечанием, что прибавление акцизных заведений усилило бы «сокращение» числа фабрик. И автор принимается рассматривать, в какой части России этот «процесс сокращения числа заведений» (стр. 5) происходит «быстрее». На самом деле никакого процесса сокращения не происходит, число фабрик в России не уменьшается, а увеличивается, а сочиненный г-ном Карышевым вывод получился оттого, что ученый профессор сравнивает совершенно несравнимые данные[9]. И несравнимость эта происходит вовсе не оттого, что за 1885 г. отсутствуют данные об акцизных заводах. Г-н Карышев мог бы взять и такие цифры, которые включают акцизные заводы (из цитированного уже «Указателя» Орлова, составленного по тем же ведомостям департамента торг. и мануф.), мог бы таким образом определить число «фабрик» в Европ. России в 27 986 для 1879 г., в 27 235 для 1884 г., в 21 124 для 1890 г., и «уменьшение» к 1894/95 г. (14 578) оказалось бы несравненно более сильным. Беда только в том, что все эти числа непригодны для сравнения потому, во-1-х, что понятие «фабрика» неодинаково в старых и в теперешних изданиях по фабричной статистике, и потому, во-2-х, что в число «фабрик» попадают случайно и беспорядочно (по некоторым губерниям, за некоторые годы) самые мелкие заведения, о полной регистрации которых при наличных средствах нашей статистики было бы смешно и думать. Если бы, напр., г. Карышев потрудился разобрать определение «фабрики» «Перечнем», то он увидел бы, что для сравнения числа фабрик по этому изданию с числом фабрик по другим изданиям необходимо взять одни только заведения с 15 и более рабочими, так как только этого рода заведения «Перечень» регистрировал вполне и без всяких ограничений по всем губерниям и по всем производствам. Так как подобные заведения принадлежат к числу сравнительно крупных, то регистрация их наиболее удовлетворительна и в прежних изданиях. Обеспечив таким образом однородность сравнимых данных, подсчитаем число фабрик с 16-ю[10] и более рабочими по «Указателю» за 1879 год и по «Перечню» за 1894/95 г. для Европ. России. Получаем следующие поучительные цифры:

**Некоторые недостающие сведения пополнены приблизительно: см. «Указатель», стр. 695.

Таким образом, сравнение тех чисел, которые только и могут быть признаны приблизительно однородными, сравнимыми и полными, показывает, что число фабрик в России увеличивается и притом довольно быстро; за 15–16 лет (1879–1894/95) с 4,5 тыс. до 6,4 тыс., т. с. на 40 % (типографии в 1879 и 1890 гг. не считались в числе фабрик). Что же касается до числа заведений, имеющих менее 16-ти рабочих, то сравнивать их за указанные годы было бы нелепо, потому что во всех этих изданиях приняты разные определения «фабрики», разные системы исключения мелких заведений. В 1879 г. никакие мелкие заведения не исключались; от этого в производствах, соприкасающихся с сельским хозяйством и крестьянскими промыслами (мукомольное, маслобойное, кирпичное, кожевенное, гончарное и пр.), считалась масса самых мелких заведений, отброшенных в позднейших изданиях. В 1890 г. отбрасывались уже некоторые мелкие заведения (с суммой производства менее 1000 руб.); от этого и мелких «фабрик» меньше. Наконец, в 1894/95 г. отбрасывалась масса заведений, имеющих менее 15-ти рабочих, вследствие чего число мелких «фабрик» и упало сразу почти вдвое против 1890 года. Числа фабрик за 1879 и 1890 гг. можно сделать сравнимыми еще иным способом, выделяя заведения с производством не менее 2-х тыс. руб. Дело в том, что итоги «Указателя», приведенные нами выше, относятся ко всем регистрируемым заведениям, тогда как в поименный список фабрик «Указатель» вносил лишь заведения с производством не менее 2-х тыс. руб. Число заведений этого рода можно признать приблизительно сравнимым (хотя полным список таких заведений при современном состоянии нашей статистики никогда не может быть), за исключением однако мукомольного производства. В этом производстве регистрация носит совершенно случайный характер и в «Указателе» и в «Своде» департамента торговли и мануфактур по разным губерниям и за разные годы. В одних губерниях к «фабрикам» относят только паровые мельницы, в других – присоединяют крупнейшие водяные, в третьих считают сотни ветрянок, в четвертых даже конные и топчаковые мельницы и т. п. Ограничение суммы производства нисколько не устраняет хаоса в статистике мельниц заводского типа, потому что вместо суммы производства здесь берут количество муки, которое и в очень мелких мельницах часто составляет более 2-х тыс. пудов в год. Поэтому число мельниц, попадающих в фабрично-заводскую статистику, делает невероятные скачки по годам, вследствие неоднородности приемов регистрации. Напр., «Свод» за 1889, 1890 и 1891 гг. считал в Европ. России 5073, 5605 и 5201 мельницу. В Воронежской губ. число мельниц с 87 в 1889 г. сразу поднялось до 285 в 1890 г. и 483 в 1892 г. вследствие случайного причисления ветрянок. В Донской области число мельниц с 59 в 1887 г. поднялось до 545 в 1888 г., до 976 в 1890 г. и затем упало до 685 в 1892 г. (ибо ветрянки то считались, то не считались) и т. д. и т. д. Понятно, что пользоваться такими данными непозволительно. Поэтому мы берем лишь паровые мельницы и, присоединяя к ним заведения остальных производств с суммой производства не менее 2-х тыс. руб., получаем число фабрик в Европейской России в 1879 г. около 11¹/₂ тысяч, а в 1890 г. – около 15¹/₂ тысяч[11]. Опять-таки, следовательно, мы видим увеличение числа фабрик, а не сочиненное г-ном Карышевым уменьшение. Теория г. Карышева о «процессе сокращения числа заведений» в фабрично-заводской промышленности России есть чистая басня, основанная на более чем недостаточном знакомстве с материалом, который он взялся обрабатывать. Г. Карышев говорил о числе фабрик в России еще в 1889 году («Юр. В.» № 9), сравнивая совершенно непригодные цифры, взятые из всеподданнейших отчетов гг. губернаторов и напечатанные в «Сборнике сведений по России за 1884–1885 гг.» (СПБ. 1887, табл. XXXIX) с курьезными цифрами «Военно-статистического сборника» (вып. IV. СПБ. 1871), который считал в числе «фабрик» тысячи самых мелких ремесленных и кустарных заведений, тысячи табачных плантаций (sic! см. стр. 345 и 414 «В.-стат. сборника» о табачных «фабриках» Бессарабской губернии), тысячи сельскохозяйственных мельниц и маслобоек и пр. и пр. Неудивительно, что «В-стат. сборн.» насчитал таким образом свыше 70 тыс. «фабрик» в Европ. России в 1866 г. Удивительно, что нашелся человек, до того невнимательно и без критики относящийся ко всякой напечатанной цифре, чтобы взять ее за основание для выкладок[12].

Здесь необходимо маленькое отступление. Из своей теории уменьшения числа фабрик г. Карышев выводит наличность процесса концентрации промышленности. Само собою разумеется, что, отвергая его теорию, мы отнюдь не отрицаем этого вывода, который только неправильно доказывается г-ном Карышевым. Для доказательства этого процесса необходимо выделить крупнейшие заведения. Возьмем, напр., заведения, имеющие 100 и более рабочих. Сопоставляя число таких заведений, число рабочих и сумму производства в них сравнительно с данными обо всех заведениях, получим такую табличку:

**Источники те же. За 1879 г., как уже указано, некоторые данные пополнены приблизительно. Общие данные «Указателей» и «Перечня» несравнимы, но мы сравниваем здесь лишь проценты к общему числу рабочих и к общей сумме производства, а эти данные в итогах гораздо достовернее (как мы скажем ниже), чем данные об общем числе фабрик. Подсчет крупных заведений взят из сочинения о «Капитализме в России», которое пишущий эти строки подготовляет к печати{3}.

Из этой таблички видно, что число очень крупных заведений возрастает, а равно и число рабочих на них и сумма производства, составляя все большую и большую часть из всего числа рабочих и всей суммы производства на официально регистрируемых «фабриках и заводах». Нам могут заметить, пожалуй, что если происходит концентрация промышленности, то, значит, крупные заведения вытесняют мелкие и число последних уменьшается, а следовательно, и число всех заведений. Но, во-1-х, этот последний вывод относится уже не к «фабрикам и заводам», а ко всем промышленным заведениям, о которых мы не имеем права говорить, так как никакой мало-мальски достоверной и полной статистики промышленных заведений у нас нет. Во-2-х, и с чисто теоретической точки зрения, a priori[13], нельзя сказать, чтобы в развивающемся капиталистическом обществе непременно и всегда должно было происходить сокращение числа промышленных заведений, ибо наряду с процессом концентрации промышленности идет процесс отвлечения населения от земледелия, процесс роста мелких промышленных заведений в отсталых частях страны вследствие разложения полунатурального крестьянского хозяйства и т. д.[14]

Возвратимся к г-ну Карышеву. На наименее достоверные данные (именно данные о числе «фабрик и заводов») он обращает едва ли не больше всего внимания. Он делит губернии на группы по числу «фабрик», составляет картограмму с обозначением этих групп, составляет особую таблицу губерний с наибольшим числом «фабрик» по каждому отделу производств (стр. 16–17); вычисляет массу процентов погубернского числа фабрик к общему числу их (стр. 12–15). Г-н Карышев забыл при этом мелочь: он забыл поставить вопрос, сравнимы ли числа фабрик по разным губерниям? Вопрос этот должен быть разрешен отрицательно, и, следовательно, большая часть вычислений, сопоставлений и рассуждений г-на Карышева должна быть отнесена к области невинных статистических упражнений. Если бы г. профессор ознакомился с определением «фабрики и завода» по циркуляру 7 июня 1895 г., то он легко бы догадался, что столь неясное определение не может одинаково применяться в различных губерниях, и к такому же выводу его могло бы привести более внимательное ознакомление с самим «Перечнем». Приведем примеры. По числу заведений в XI отделе (обработка питательных продуктов; в этой группе наибольшее число фабрик) г. Карышев выделяет губернии Воронежскую, Вятскую, Владимирскую (стр. 12). Но обилие «фабрик и заводов» в этих губерниях объясняется прежде всего чисто случайной регистрацией именно в этих губерниях таких мелких заведений, которые не считались в других губерниях. Напр., в Воронежской губ. много «заводов» оказалось просто потому, что здесь считаны мелкие мельницы (из 124 мельниц только 27 паровых; много водяных с 1–2–3 колесами. Подобные мельницы в других губерниях не считались, да и нельзя было бы пересчитать их вполне), мелкие маслобойни (большею частью с конным двигателем), которые в других губерниях не считались. В Вятской губ. из 116 мельниц только 3 паровые, во Владимирской сосчитан десяток ветрянок и 168 маслобоек, большая часть которых с ветряным или конным двигателем или ручные. Если в других губерниях меньше заведений, то это, конечно, не значит, чтобы там не было ветрянок, мелких водяных мельниц и т. п. Там их только не считали. В целом ряде губерний считаны почти только одни паровые мельницы (Бессарабская, Екатеринославская, Таврическая, Херсонская и др.), а мукомольное производство дает 2308 «фабрик» из 6233 в Европейской России по XI отделу. Нелепо было говорить о погубернском распределении фабрик, не выяснивши неоднородности данных. Возьмем IX отдел, обработку минералов. Вот, напр., во Владимирской губ. 96 кирпичных заводов, а в Донской – 31, т. е. более чем втрое меньше. По «Указателю» (за 1890 г.) было наоборот: во Владимирской – 16, а в Донской – 61 завод. Оказывается, что во Владимирской губ., по «Перечню», из 96 заводов только 5 имеют 16 и более рабочих, а в Донской 26 (из 31). Ясно, что дело объясняется просто тем, что в Донской области не так щедро зачисляли мелкие кирпичные заведения в «заводы», как во Владимирской, вот и все (мелкие кирпичные заводы во Владимирской губ. все ручные). Г-н Карышев ничего этого не видит (стр. 14). Об отделе X (обработка животных продуктов) г. Карышев говорит, что число заведений почти во всех губерниях невелико, но «резким исключением служит Нижегородская с ее 252 фабриками» (с. 14). Происходит это прежде всего оттого, что в этой губернии считано очень много мелких ручных заведений (иногда с конным и ветряным двигателем), которые не считались в других губерниях. Например, в Могилевской губернии «Перечень» считает только 2 фабрики в этом отделе; в каждой более 15-ти рабочих. Мелких же заводов по обработке животных продуктов в Могилевской губ. тоже можно было насчитать десятки, как и насчитал «Указатель» за 1890 г., показывающий в ней 99 заводов по обработке животных продуктов. Спрашивается, какой смысл имеют после этого расчеты г-на Карышева о процентном распределении «фабрик», столь различно понимаемых?

Чтобы нагляднее показать различное понимание термина «фабрика» в различных губерниях, возьмем две соседние губернии: Владимирскую и Костромскую. В первой, по «Перечню», 993 «фабрики», во второй – 165. В первой во всех производствах (отделах) есть самые мелкие заведения, которые подавляют крупные своей численностью (только 324 заведения имеют по 16 и более рабочих). Во второй – очень немного мелких заведений (112 фабрик из 165 имеют по 16 и более рабочих), хотя всякий понимает, что и в ней можно бы насчитать не мало ветряных мельниц, маслобоек, мелких крахмальных, кирпичных, смолокуренных заводов и пр. и пр.[15]

Беззаботность г-на Карышева насчет достоверности употребляемых им цифр доходит до геркулесовых столбов, когда он сравнивает погубернские числа «фабрик» за 1894/95 г. (по «Перечню») и за 1885 г. (по «Своду»). С самым серьезным видом ведется здесь рассуждение о том, что в Вятской губернии число фабрик увеличилось, в Пермской – «значительно уменьшилось», в Владимирской – существенно увеличилось и пр. (с. 6–7). «И в этом можно видеть, – глубокомысленно заключает наш автор, – что указанный процесс уменьшения числа фабрик менее касается местностей с более развитой, более старой индустрией, чем тех, где она моложе» (с. 7). Подобный вывод звучит очень «по-ученому»; жаль только, что он совершенно вздорный. Цифры, употребляемые г-ном Карышевым, совершенно случайные. Например, в Пермской губернии число «фабрик» по «Своду» было в 1885–1890 гг.: 1001, 895, 951, 846, 917 и 1002, а затем к 1891 году это число вдруг падает до 585. Одна из причин этих скачков – зачисление в «фабрики» то 469 мельниц (1890 г.), то 229 (1891). Если «Перечень» считает в этой губернии лишь 362 фабрики, то надо принять во внимание, что в число «фабрик» он включает уже всего 66 мельниц. Если в Владимирской губернии число «фабрик» увеличилось, то надо вспомнить о регистрации «Перечнем» мелких заведений в этой губернии. В Вятской губернии «Свод» считал с 1887 по 1892 год 1–2–2–30–28–25 мельниц, а «Перечень» насчитал 116. Одним словом, предпринятое г-ном Карышевым сравнение доказывает только паки и паки его полное неумение разбираться в цифрах разных источников.

Приводя число фабрик по разным отделам (группам производств) и вычисляя проценты этих чисел к общему числу фабрик, г. Карышев опять-таки не замечает, что в разных отделах попадали неодинаковые количества мелких заведений (например, в текстильной и в металлургической промышленности их всего меньше, около ¹/₃ общего числа по Европейской России, а в промышленности по обработке животных и питательных продуктов их до ²/₃ общего числа). Понятно, что у него получается таким образом сравнение неоднородных величин, и процентные вычисления (с. 8) лишены всякого смысла. Одним словом, во всем вопросе о числе «фабрик» и распределении их г. Карышев проявил полное непонимание характера употребляемых им данных и степени их достоверности.

Переходя от числа фабрик к числу рабочих, мы должны прежде всего сказать, что общие числа рабочих в нашей фабрично-заводской статистике гораздо достовернее, чем числа фабрик. Путаницы, конечно, и здесь немало, а также пропусков и уменьшений действительного числа. Но здесь нет такой разнокалиберности данных, а непомерные колебания в числе мелких заведений, то включаемых в число фабрик, то исключаемых, отражаются очень мало на итоге рабочих по той простой причине, что даже очень значительный процент самых мелких заведений дает очень небольшой процент общего числа рабочих. Мы видели выше, что за 1894/95 год на 1468 фабриках (10 % всего числа) сосредоточено 74 % рабочих. Число мелких фабрик (имеющих менее 16-ти рабочих) составляет 7919 из 14 578, т. е. более половины, а рабочих на них будет примерно (считая даже по 8 рабочих в среднем на заведение) каких-нибудь 7 %. От этого и происходит такое явление, что при громадном различии в числе фабрик за 1890 г. (по «Указателю») и за 1894/95 – различие в числе рабочих оказывается незначительным: в 1890 г. их было 875764 в 50 губерниях Европейской России, а в 1894/95 г. 885 555 (мы считаем только рабочих в заведении). Вычитая из первого числа рабочих в рельсовом (24 445) и солеварном (3704) производствах, не считанных «Перечнем», а из второго числа рабочих в типографиях (16 521), не считанных «Указателем», получаем за 1890 г. – 847 615 рабочих, а за 1894/95 г. – 869 034, т. е. больше на 2,5 %. Разумеется, этот процент не может выразить действительного увеличения, так как в 1894/95 г. не считаны многие мелкие заведения, но вообще близость этих цифр показывает сравнительную пригодность общих данных о всем числе рабочих и сравнительную достоверность их. Г-н Карышев, у которого мы взяли общую цифру рабочих, не разбирает с точностью, какие именно производства считаны в 1894/95 г. сравнительно с прежними изданиями, и не указывает на опущение в «Перечне» многих заведений, считавшихся раньше в числе фабрик. Для сравнения с прежним он берет все те же нелепые данные «Военно-статистического сборника» и повторяет тот же вздор о сокращении будто бы числа рабочих сравнительно с населением, опровержение которого дал уже г. Туган-Барановский (см. выше). Ввиду большей достоверности данных о числе рабочих, данные эти заслуживали более тщательной обработки, чем данные о числе фабрик, но у г-на Карышева вышло наоборот. Он не дает даже группировки фабрик по числу рабочих, что было бы особенно необходимо ввиду того, что «Перечень» принял число рабочих за существенный признак фабрики. Из приведенных нами выше данных видно, что концентрация рабочих очень велика.

Вместо группировки фабрик по числу рабочих г. Карышев занялся более простыми расчетами: определением среднего числа рабочих на 1 фабрику. Так как данные о числе фабрик, как мы видели, особенно недостоверны, случайны и неоднородны, то все эти расчеты полны ошибок. Г-н Карышев сравнивает среднее число рабочих на 1 фабрику в 1886 и в 1894/95 г. и выводит, что «средний тип фабрики крупнеет» (с. 23 и 32–33), не зная того, что в 1894/95 г. и считались-то одни более крупные заведения, так что сравнение неправильно. Совсем курьезно сопоставление среднего числа рабочих на 1 фабрику в разных губерниях (с. 26); г. Карышев получает, например, тот вывод, что в Костромской губернии «оказывается наиболее крупный средний тип промышленности из всех прочих губерний» – 242 рабочих на 1 фабрику против 125, например, во Владимирской губернии. Ученому профессору и в голову не приходит, что это зависит просто от различных приемов регистрации, как было уже объяснено выше. Упустив из виду различие между числом крупных и мелких заведений в различных губерниях, г. Карышев придумал очень простой прием для обхода трудностей этого вопроса. Именно, он множит среднее число рабочих, приходящееся на 1 фабрику во всей Европейской России (а затем и в Польше и на Кавказе), – на число фабрик в каждой губернии и наносит полученные группы на особую картограмму (№ 3). Это ведь так просто, в самом деле! К чему группировать фабрики по числу рабочих, к чему рассматривать сравнительное количество крупных и мелких заведений в разных губерниях, когда мы можем таким простым способом искусственно приравнять «средние» размеры фабрик в разных губерниях к одной общей норме? К чему разбирать, много или мало мелких и мельчайших заведений попало в число фабрик Владимирской или Костромской губернии, когда мы можем «просто» взять среднее число рабочих на 1 фабрику по всей Европейской России и помножить на число фабрик каждой губернии? Что за беда, если такой прием приравнивает сотни случайно зарегистрированных ветряных мельниц и маслобоек к крупным фабрикам? – ведь читатель не заметит этого и, чего доброго, поверит в сочиняемую г-ном профессором «статистику»!

Кроме рабочих в заведении «Перечень» имеет еще особую графу для рабочих «вне заведения, на стороне». Сюда попадали не только работающие по заказу фабрик на домах (Карышев, с. 20), но и вспомогательные рабочие и т. п. На число этих рабочих по «Перечню» (66 460 в империи) никак нельзя смотреть, как «на показатель того, насколько далеко подвинулось у нас развитие так называемого внешнего отделения фабрики» (Карышев, с. 20), ибо о сколько-нибудь полной регистрации подобных рабочих не может быть и речи при современной системе фабрично-заводской статистики. Очень легкомысленно говорит г. Карышев: «66¹/₂ тысяч на всю Россию с ее миллионами кустарей и ремесленников – немного» (ibid.[16]). Прежде чем написать это, надо было забыть, что из этих «миллионов кустарей», как констатируют все источники, если не большая, то очень большая часть работает на скупщиков, т. е. составляет таких же «рабочих на стороне». Стоит заглянуть в те страницы «Перечня», которые относятся к районам известных «кустарных» промыслов, чтобы убедиться в совершенной случайности и отрывочности регистрации «рабочих на стороне». Например, в отделе II (обработка шерсти) «Перечень» считает в Нижегородской губ. только 28 рабочих на стороне в городе Арзамасе и в подгородной Выездной слободе (с. 89), тогда как из «Трудов комиссии по исследованию кустарной промышленности в России» (вып. V и VI) известно, что здесь много сотен (до тысячи) «кустарей» работает на хозяев. В Семеновском уезде «Перечень» вовсе не показывает рабочих на стороне, тогда как из земской статистики известно, что здесь свыше 3-х тысяч «кустарей» работают на хозяев в валяльном и стелечном промысле. В гармонном промысле Тульской губ. «Перечень» считает только одну «фабрику» с 17-ью рабочими на стороне (с. 395), тогда как те же «Труды комиссии и т. д.» считали еще в 1882 г. 2–3 тысячи кустарей, работавших на гармонных фабрикантов (вып. IX). Ясно поэтому, что считать цифру – 66¹/₂ тысяч рабочих на стороне – хоть сколько-нибудь достоверной и толковать о распределении ее по губерниям и по производствам, как это делает г. Карышев, составляя даже картограмму, – просто смешно. Действительное значение этих цифр – вовсе не определение размеров капиталистической работы на дому (такое определение возможно только при полной промышленной переписи, учитывающей все магазины и другие заведения или отдельные лица, раздающие работу на дом), а отделение рабочих в заведении, т. е. фабричных рабочих в строгом смысле, от рабочих на стороне. До сих пор эти виды рабочих очень часто смешивались: даже в «Указателе» за 1890 г. встречаются неоднократно примеры этого смешения. Теперь в «Перечне» делается первая попытка положить конец этому смешению.

Цифры «Перечня», относящиеся к годовой производительности фабрик, разработаны у г. Карышева всего удовлетворительнее, главным образом потому, что здесь автор привел наконец группировку фабрик по величине производства вместо обычных «средних». Правда, от этих «средних» (величин производства на 1 фабрику) автор все же не может избавиться и даже сравнивает средние за 1894/95 г. со средними за 1885 г. – прием, как мы уже не раз говорили, совершенно неправильный. Заметим, что общие цифры годовой производительности фабрик несравненно достовернее, чем общие цифры числа фабрик по указанной уже причине малой роли мелких заведений. Например, по «Перечню» в Европейской России фабрик с производством более 1 миллиона рублей всего 245, т. е. 1,9 %, но они концентрируют 45,6 % всего годового производства всех фабрик Европейской России (Карышев, с. 38), тогда как фабрики с производством ниже 5 тысяч рублей – 30,8 % всего их числа, но они дают лишь 0,6 % всей производительности, т. е. самую ничтожную долю. Надо оговориться, однако, что г. Карышев при этих расчетах упускает из виду различие между суммой производства (= стоимостью продукта) и платой за обработку сырья. Это весьма важное различие впервые в нашей фабрично-заводской статистике проводится в «Перечне»[17]. Понятно, что обе эти величины совершенно несравнимы, и их следовало разделить. Г-н Карышев этого не делает, и можно думать, что такой низкий процент годовой производительности мелких заведений получался отчасти оттого, что сюда вошли заведения, показавшие не стоимость обрабатываемого ими продукта, а лишь плату за обработку его. Мы приведем ниже пример ошибки, в которую впал г. Карышев вследствие игнорирования этого обстоятельства. Это различение платы за обработку от стоимости продукта в «Перечне», а также невключение им суммы акциза в цену производства делает его цифры несравнимыми с цифрами прежних изданий. По «Перечню» производство всех фабрик Европейской России составляет 1345 миллионов рублей, а по «Указателю» за 1890 г. – 1501 миллион, но если бы мы вычли сумму акциза из второй цифры (по одному винокуренному производству около 250 миллионов рублей), то первая цифра оказалась бы значительно больше.

В «Указателе» (2-е и 3-ье изд.) было приводимо распределение фабрик и заводов на группы по размеру годового производства (без указания доли каждой группы в общем производстве), но это распределение несравнимо с данными «Перечня» вследствие указанных выше различий в приемах регистрации и определения величины годового производства.

Нам остается еще рассмотреть одно ошибочное рассуждение г-на Карышева. Приводя погубернские данные о сумме годового производства фабрик и заводов, он не удержался и тут от сравнений с данными 1885–1891 годов, т. е. с данными «Свода». В этих последних данных нет сведений об акцизных производствах, и потому г. Карышев выискивает лишь, нет ли губерний, в которых сумма выработки в 1894/95 г. меньше, чем в прежние годы. Таких губерний находится 8 (стр. 39–40), и г. Карышев рассуждает по этому поводу о «попятном движении в промышленности» в «наименее индустриальных» губерниях, о том, что это «может служить указанием на затруднительное положение мелких заведений в их конкуренции с крупными» и пр. Все эти рассуждения были бы, может быть, очень глубокомысленны, если бы…. если бы они не были все сплошь совершенно неверны. Г-н Карышев и здесь не заметил, что сравнивает совершенно несравнимые и неоднородные данные. Покажем эту несравнимость на данных о каждой из указываемых г-ном Карышевым губерний[18]. В Пермской губернии сумма выработки в 1890 г. – 20,3 млн. руб. («Указ.»), а в 1894/95 г. – 13,1 млн.; в том числе мукомольное производство 1890 г. 12,7 млн. (на 469 мельницах!), а в 1894/95 г. – 4,9 млн. (на 66 мельницах). Кажущееся «уменьшение» зависит, следовательно, просто от случайной регистрации различного числа мельниц. Число же паровых, например, мельниц возросло с 4 в 1890 и 1891 гг. до 6 в 1894/95 г. Так же объясняется «уменьшение» выработки и по Симбирской губернии (1890: 230 мельниц – 4,8 млн. руб.; 1894/95: 27 мельниц и 1,7 млн. руб. Паровых мельн. – 10 и 13). В Вятской губернии сумма выработки 1890 г. – 8,4 млн., 1894/95 – 6,7 млн., меньше на 1,7 млн. р. Но в 1890 г. считались здесь два горных завода, Боткинский и Ижевский, производство которых (вместе взятых) равняется именно 1,7 млн.; в 1894/95 г. эти заводы не считались, как «подведомственные» горному департаменту. Астраханская губерния – в 1890 г. – 2,5 млн. руб., в 1894/95 г. – 2,1 млн. Но в 1890 г. считалось солеваренное производство (346 тыс. руб.), а в 1894/95 г. оно не считалось, как относящееся к числу «горных». Псковская губерния – 1890: 2,7 млн. руб., а в 1894/95 г. – 2,3 млн. руб.; но в 1890 г. считались 45 льнотрепальных заведений с суммой производства 1,2 млн. р., а в 1894/95 г. только 4 льнопрядильных заведения с 248 тыс. р. Само собою разумеется, что льнотрепальные заведения в Псковской губернии не исчезли, а просто не вошли в список (может быть, потому, что большинство из них ручные, с числом рабочих менее 15). В Бессарабской губернии различным образом регистрировалось производство мукомольных мельниц, хотя число их и в 1890 и в 1894/95 гг. было сосчитано одинаковое (по 97); в 1890 г. считалось количество перемолотой муки – 4,3 млн. пуд. = 4,3 млн. руб., а в 1894/95 г. большинство мельниц показало лишь плату за помол, так что общая сумма их выработки (1,8 млн. руб.) несравнима с цифрой 1890 года. Вот парочка примеров, иллюстрирующих это различие. 2 мельницы Левензона считали в 1890 г. производство в 335 тыс. руб. («Указ.», с. 424), а в 1894/95 г. только 69 тыс. руб. платы за помол («Перечень», № 14231–2). Наоборот, мельница Шварцберга считала в 1890 г. стоимость продукта – 125 тыс. руб. («Указ.», с. 425) и в 1894/95 г. – 175 тыс. руб. («Перечень», № 14214); из всей суммы производства по мукомольной промышленности 1894/95 года 1,4 млн. руб. приходится на стоимость продукта, а 0,4 млн. руб. – на плату за помол. То же и по Витебской губернии: в 1890 г. – 241 мельница с суммой произ. 3,6 млн. руб., а в 1894/95 г. – 82 мельницы с суммой – 120 тыс. руб., причем большинство мельниц показали лишь плату за помол (число паровых мельниц было 37 в 1890 г., 51 в 1891 г. и 64 в 1894/95 г.), так что из этих 120 тыс. руб. больше половины составляет не стоимость продукта, а плата за помол. Наконец, в последней, Архангельской губернии, открытое г-ном Карышевым «попятное движение в промышленности» объясняется просто странной ошибкой в его вычислениях: на деле сумма производства архангельских фабрик, по «Перечню», не 1,3 млн. руб., как дважды показывает г. Карышев (стр. 40 и 39; против 3,2 млн. руб. в 1885–1891 гг.), а 6,9 млн. руб., в том числе б7 г млн. руб. на 18 лесопильных заводах («Перечень», с. 247).

Сводя вместе сказанное выше, мы приходим к тому выводу, что г. Карышев отнесся к обрабатываемому им материалу с поразительной невнимательностью и отсутствием критики и потому сделал целый ряд самых грубых ошибок. Относительно же тех подсчетов цифр «Перечня», которые он произвел вместе с своими сотрудниками, следует сказать, что их статистическая ценность много теряет от того, что г. Карышев не напечатал полных итогов, т. е. числа фабрик, рабочих, суммы производства по всем губерниям и отделам производств (хотя эти подсчеты, видимо, были им сделаны, и полное напечатание их, с одной стороны, давало бы возможность поверки, а с другой стороны, принесло бы большую пользу всем, кто пользуется «Перечнем»). Таким образом, чисто статистическая обработка материала оказалась крайне отрывочной, неполной, несистематичной, а выводы, к которым поспешил перейти г. Карышев, служат большей частью примером того, как не следует обращаться с цифрами.

Переходя к поставленному выше вопросу о современном состоянии нашей фабрично-заводской статистики, мы должны сказать прежде всего, что, если «настоятельно необходимы» «полные и достоверные статистические данные о производствах» (так говорит «введение» к «Перечню», и с этим нельзя не согласиться), то для получения их необходима правильно поставленная промышленная перепись, регистрирующая все и всякие промышленные заведения, предприятия и работы и повторяемая через известные промежутки времени. Если данные первой народной переписи 28 января 1897 г.{4} о занятиях населения окажутся удовлетворительными и будут обстоятельно разработаны, то они сильно облегчат производство промышленной переписи. До тех же пор, покуда таких переписей нет, речь может идти только о регистрации некоторых крупных промышленных заведений. Современная система собирания и обработки статистических сведений о таких крупных заведениях («фабриках и заводах», по господствующей терминологии) должна быть признана в высшей степени неудовлетворительной. Первым недостатком ее является раздробление фабрично-заводской статистики между различными «ведомствами» и отсутствие специального, чисто статистического учреждения, централизирующего собирание, проверку и обработку всех сведений о всех фабриках и заводах. Обрабатывая данные современной фабрично-заводской статистики в России, находишься на территории, пересеченной во всех направлениях границами разных «ведомств» (имеющих особые приемы и способы регистрации и пр.). Бывает даже так, что эта граница проходит через известную фабрику или завод, так что одно отделение завода (например, чугунолитейное) подведомственно горному департаменту, а другое (например, выделка железных изделий) – департаменту торговли и мануфактур. Понятно, как затрудняет это пользование данными и в какие ошибки рискуют впасть (и впадают) те исследователи, которые не обращают достаточно внимания на этот сложный вопрос. В частности относительно проверки сведений надо сказать, что фабричная инспекция, разумеется, никогда не будет в состоянии проверять соответствие с действительностью всех показаний всех фабрикантов. При системе современного типа (то есть когда сведения собираются не посредством переписи, производимой особым штабом агентов, а посредством рассылки вопросных листов фабрикантам), главное внимание должно быть обращено на то, чтобы центральное статистическое учреждение непосредственно сносилось со всеми владельцами фабрик и заводов, – чтобы оно систематически контролировало единообразие сведений и заботилось о полноте их, о рассылке вопросных листов во все мало-мальски значительные центры промышленности, – чтобы оно не допускало случайного включения неоднородных данных, не допускало различного применения и толкования программы. Вторым основным недостатком современной системы является полная неразработанность программы собирания сведений. Если такая программа будет вырабатываться в канцеляриях, не подвергаясь критике специалистов и (что особенно важно) всестороннему обсуждению прессы, то сведения никогда не могут быть сколько-нибудь полными и единообразными. Мы видели, например, как неудовлетворительно разрешается теперь даже основной вопрос программы: что такое «фабрика и завод»? При отсутствии промышленных переписей, при системе собирания сведений от самих промышленников (через полицию, фабричную инспекцию и т. п.) понятие «фабрики и завода» необходимо должно быть определено с безусловной точностью и ограничено одними настолько крупными заведениями, которые можно было бы надеяться зарегистрировать все и повсюду, без пропусков. Основные элементы определения «фабрично-заводских заведений», принятого в настоящее время, по-видимому, выбраны довольно удачно: 1) число рабочих в заведении не менее 15-ти (причем должен быть разработан вопрос о разграничении рабочих вспомогательных от рабочих фабрично-заводских в собственном смысле, об определении среднего числа рабочих за год и т. д.) и 2) наличность парового двигателя (хотя бы и при меньшем числе рабочих). К сожалению, к этим признакам прибавлены другие, совершенно неопределенные, тогда как при расширении этого определения необходима крайняя осторожность. Если, например, нельзя опускать и крупнейших заведений с водяным двигателем, то надо с полнейшей точностью указать, какие именно заведения этого рода подлежат регистрации (при двигателе не ниже такой-то силы, или при числе рабочих не ниже такого-то и т. п.). Если по некоторым производствам считается необходимым считать и более мелкие заведения, то надо с полнейшей точностью перечислить эти производства и указать другие ясные признаки понятия: «фабрично-заводское заведение». На такие производства, в которых «фабрично-заводские» заведения сливаются с «кустарными» или «сельскохозяйственными» (войлочное, кирпичное, кожевенное, мукомольное, маслобойное и мн. др.), должно быть обращено особое внимание. Мы полагаем, что указанные сейчас два признака понятия «фабрики и завода» не должны быть расширяемы ни в каком случае, потому что при современной системе собирания сведений даже и такие сравнительно крупные заведения вряд ли могут быть зарегистрированы без всяких пропусков. А преобразование этой системы может выразиться либо в частичных и несущественных изменениях, либо в введении полных переписей промышленности. Что касается до вопроса о широте сведений, т. е. до количества вопросов, предлагаемых промышленникам, то и здесь приходится провести коренное различие между промышленной переписью и статистикой современного типа. Только в первом случае возможно и необходимо стремиться к полноте сведений (вопросы об истории заведения, об его отношении к окрестным заведениям и окрестному населению, о торговой стороне дела, о сырых и вспомогательных материалах, о количестве и виде продукта, о заработной плате, рабочем дне, сменах, ночной и сверхурочной работе и пр. и пр.). Во втором же случае приходится быть очень осторожным: лучше получить немного сравнительно достоверных, полных и единообразных сведений, чем много сведений отрывочных, сомнительных и несравнимых. Безусловно необходимо только прибавление вопросов об исполнительных механизмах и о количестве изделий.

Говоря о том, что наша фабрично-заводская статистика в высшей степени неудовлетворительна, мы отнюдь не хотим сказать этим, чтобы ее данные не заслуживали внимания и разработки. Совсем напротив. Мы подробно разбирали недостатки современной системы, чтобы подчеркнуть необходимость особенно тщательной разработки данных. Главной и основной целью этой разработки должно быть отделение плевелов от пшеницы, отделение сравнительно годного материала от негодного. Как мы видели, главная ошибка г-на Карышева (и многих других) состоит именно в том, что он не производил такого отделения. Цифры «фабрик и заводов» наименее достоверны и ни в каком случае не могут быть употребляемы без тщательной предварительной обработки (выделения более крупных заведений и пр.). Число рабочих и суммы производства гораздо более достоверны в общих валовых итогах (причем, однако, необходим строгий разбор того, какие производства и как считались, как определялась сумма производства и пр.). Если же брать более детальные итоги, то возможно, что данные окажутся несравнимыми и употребление их поведет к ошибкам. Только игнорированием всех этих обстоятельств и можно объяснить возникновение басен об уменьшении числа фабрик в России и об уменьшении числа фабрично-заводских рабочих (сравнительно с населением), – басен, которые так усердно распространялись народниками.

Что касается до самой разработки материала, то в основу ее безусловно необходимо положить сведения о каждой отдельной фабрике, т. е. карточные сведения. Эти карточки должны быть группированы прежде всего по территориальным единицам. Губерния – единица слишком крупная. Важность вопроса о размещении промышленности требует группировки по отдельным городам, пригородам, селам и группам сел, образующих промышленные центры или районы. Затем необходима группировка по производствам. В этом отношении новейшая система нашей фабрично-заводской статистики ввела, по нашему мнению, нежелательное изменение, радикально порвав со старым подразделением производств, господствовавшим с самых 60-х годов (и ранее). «Перечень» по-новому разгруппировал производства на 12 отделов: если брать при этом только данные по отделам, то получаются непомерно широкие рамки, обнимающие самые разнохарактерные производства и смешивающие их вместе (суконное и войлочное, лесопильное и мебельное, писчебумажное и типографское, чугунолитейное и ювелирное, кирпичное и фарфоровое, кожевенное и восковое, маслобойное и сахарорафинадное и пивоваренное и табачное и т. д.). Если же подразделить подробно все эти отделы на производства, то получаются (см. у Микулина в цит. соч.) крайне дробные группы, числом свыше трехсот! Старая система, имевшая 10 отделов и около 100 производств (91 по «Указ.» за 1890 г.), представляется нам гораздо более удачной. Далее, необходима группировка фабрик по числу рабочих, по роду двигателей и по величине производства. Эта группировка особенно необходима и с чисто теоретической точки зрения, для изучения состояния и развития промышленности, и для выделения в наличном материале сравнительно годных и негодных данных. Отсутствие такой группировки (которая необходима внутри групп территориальных и групп по производствам) – самый существенный недостаток теперешних наших изданий по фабрично-заводской статистике, которые позволяют определять лишь «средние числа», сплошь и рядом совершенно фиктивные и ведущие к грубым ошибкам. Наконец, группировка по всем этим признакам не должна ограничиваться определением числа заведений в каждой группе (и подгруппах), а должна необходимо сопровождаться вычислением для каждой группы и числа рабочих и суммы производства, как в паровых, так и в ручных заведениях и т. д. Другими словами, кроме групповых таблиц необходимы еще и комбинационные.

Было бы ошибкой думать, что подобная разработка потребует неимоверного количества труда. Земско-статистические бюро, с их скромным бюджетом и составом лиц, исполняют гораздо более сложные работы по каждому уезду; они обрабатывают 20, 30 и 40 тысяч отдельных карточек (а число сравнительно крупных, «фабрично-заводских» заведений во всей России оказалось бы, вероятно, не более 15–16 тысяч); и притом объем сведений в каждой карточке несравненно шире: в земско-статистических сборниках вертикальных граф бывает по нескольку сот, тогда как в «Перечне», напр., их меньше двадцати. И несмотря на это лучшие земско-статистические сборники дают не только групповые таблицы по различным признакам, но и комбинационные, т. е. показывающие сочетание различных признаков.

Такая разработка данных представила бы, во-первых, необходимый материал для экономической науки. А во-вторых, она бы решила окончательно вопрос о выделении сравнительно годных и негодных данных. При такой разработке сразу бы обнаружился случайный характер данных по некоторым производствам, губерниям, по некоторым пунктам программы и пр. Получилась бы возможность выделить сравнительно полный, достоверный и единообразный материал. Получились бы ценные указания на то, каким образом можно обеспечить эти качества на будущее время.

Написано в августе, ранее 26 (7 сентября) 1898 г.

Напечатано в 1898 г. в сборнике: Владимир Ильин: «Экономические этюды и статьи». СПБ.

Печатается по тексту сборника

Рецензия. А. Богданов. Краткий курс экономической науки. (Москва. 1897. Изд. кн. склада А. Муриновой. Стр. 290. Ц. 2 р.)

Книга г-на Богданова представляет замечательное явление в нашей экономической литературе; это не только «не лишнее» руководство в ряду других (как «надеется» автор в предисловии), но положительно лучшее из них. Мы намерены поэтому в настоящей заметке обратить внимание читателей на выдающиеся достоинства этого сочинения и отметить некоторые незначительные пункты, в которых могли бы быть сделаны, по нашему мнению, улучшения при следующих изданиях; следует думать, что при живом интересе читающей публики к экономическим вопросам следующие издания этой полезной книги не заставят себя долго ждать.

Главное достоинство «курса» г-на Богданова – полная выдержанность направления от первой до последней страницы книги, трактующей о весьма многих и весьма широких вопросах. Автор с самого начала дает ясное и точное определение политической экономии, как «науки, изучающей общественные отношения производства и распределения в их развитии» (3), и нигде не отступает от такого взгляда, нередко весьма плохо понимаемого учеными профессорами политической экономии, сбивающимися с «общественных отношений производства» на производство вообще и наполняющими свои толстые курсы грудой бессодержательных и не относящихся вовсе к общественной науке банальностей и примеров. Автор чужд той схоластики, которая побуждает часто составителей учебников изощряться в «дефинициях» и в разборе отдельных признаков каждой дефиниции, причем ясность изложения не только не теряет у него от этого, а прямо выигрывает, и читатель, напр., получит отчетливое представление о такой категории, как капитал, и в его общественном, и в его историческом значении. Воззрение на политическую экономию, как на науку о развивающихся исторически укладах общественного производства, положено в основу порядка изложения этой науки в «курсе» г-на Богданова. Изложив в начале краткие «общие понятия» о науке (стр. 1–19), а в конце краткую «историю экономических воззрений» (стр. 235–290), автор излагает содержание науки в отделе «В. Процесс экономического развития», излагает не догматически (как это принято в большинстве учебников), а в форме характеристики последовательных периодов экономического развития, именно: периода первобытного родового коммунизма, периода рабства, периода феодализма и цехов и, наконец, капитализма. Именно так и следует излагать политическую экономию. Возразят, пожалуй, что таким образом автору неизбежно приходится дробить один и тот же теоретический отдел (напр., о деньгах) между разными периодами и впадать в повторения. Но этот чисто формальный недостаток вполне искупается основными достоинствами исторического изложения. Да и недостаток ли это? Повторения получаются весьма незначительные, полезные для начинающего, потому что он тверже усваивает себе особенно важные положения. Отнесение, напр., различных функций денег к различным периодам экономического развития наглядно показывает учащемуся, что теоретический анализ этих функций основан не на абстрактной спекуляции, а на точном изучении того, что действительно происходило в историческом развитии человечества. Представление об отдельных, исторически определенных, укладах общественного хозяйства получается более цельное. А ведь вся задача руководства к политической экономии состоит в том, чтобы дать изучающему эту науку основные понятия о различных системах общественного хозяйства и о коренных чертах каждой системы; вся задача состоит в том, чтобы человек, усвоивший себе начальное руководство, имел в руках надежную путеводную нить для дальнейшего изучения этого предмета, чтобы он получил интерес к такому изучению, поняв, что с вопросами экономической науки самым непосредственным образом связаны важнейшие вопросы современной общественной жизни. В девяносто девяти случаях из ста именно этого-то и недостает руководствам по политической экономии. Не столько еще в том их недостаток, что они ограничиваются обыкновенно одной системой общественного хозяйства (именно капитализмом), сколько в том, что они не умеют концентрировать внимание читателя на коренных чертах этой системы; не умеют отчетливо определить ее историческое значение, показать процесс (и условия) ее возникновения, с одной стороны, тенденции ее дальнейшего развития, с другой; не умеют представить отдельные стороны и отдельные явления современной хозяйственной жизни, как составные части определенной системы общественного хозяйства, как проявления коренных черт этой системы; не умеют дать читателю надежного руководства, потому что не придерживаются обыкновенно со всей последовательностью одного направления; не умеют, наконец, заинтересовать учащегося, потому что крайне узко и бессвязно понимают значение экономических вопросов, размещая «в поэтическом беспорядке» «факторы» экономический, политический, моральный и т. д. Только материалистическое понимание истории вносит свет в этот хаос и открывает возможность широкого, связного и осмысленного воззрения на особый уклад общественного хозяйства, как на фундамент особого уклада всей общественной жизни человека.

Выдающееся достоинство «курса» г-на Богданова и состоит в том, что автор последовательно держится исторического материализма. Характеризуя определенный период экономического развития, он дает обыкновенно в «изложении» очерк политических порядков, семейных отношений, основных течений общественной мысли в связи с коренными чертами данного экономического строя. Выяснив, как данный экономический строй порождал определенное разделение общества на классы, автор показывает, как эти классы проявляли себя в политической, семейной, интеллектуальной жизни данного исторического периода, как интересы этих классов отражались в определенных экономических школах, как, напр., интересы восходящего развития капитализма выразила школа свободной конкуренции, а интересы того же класса в позднейший период – школа вульгарных экономистов (284), школа апологии. Совершенно справедливо указывает автор на связь с положением определенных классов исторической школы (284) и школы катедер-реформеров («реалистической» или «историко-этической»), которую должно признать «школой компромисса» (287) с ее бессодержательным и фальшивым представлением о «внеклассовом» происхождении и значении юридико-политических учреждений (288) и т. д. В связь с развитием капитализма ставит автор и учения Сисмонди и Прудона, основательно относя их к мелкобуржуазным экономистам, – показывая корни их идей в интересах особого класса капиталистического общества, занимающего «среднее, переходное место» (279), – признавая без обиняков реакционное значение подобных идей (280–281). Благодаря выдержанности своих воззрений и уменью рассматривать отдельные стороны хозяйственной жизни в связи с основными чертами данного экономического строя, автор правильно оценил значение таких явлений, как участие рабочих в прибыли предприятия (одна из «форм заработной платы», которая «слишком редко может оказаться выгодной для предпринимателя» (стр. 132–133)), или производительные ассоциации, которые, «организуясь среди капиталистических отношений», «в сущности только увеличивают мелкую буржуазию» (187).

Мы знаем, что именно эти черты «курса» г-на Богданова возбудят не мало нареканий. Недовольны останутся, само собою разумеется, представители и сторонники «этико-социологической» школы в России{5}. Недовольны будут те, кто полагает, что «вопрос об экономическом понимании истории есть вопрос чисто академический»[19], и еще многие другие… Но и помимо этого, так сказать партийного, недовольства, будут указывать, вероятно, на то, что широкая постановка вопросов вызвала чрезвычайную конспективность изложения «краткого курса», рассказывающего на 290 страничках и о всех периодах экономического развития, начиная от родовой общины и дикарей и кончая капиталистическими картелями и трестами, и о политической и семейной жизни античного мира и средних веков, и об истории экономических воззрений. Изложение г. А. Богданова действительно в высшей степени сжато, как он указывает и сам в предисловии, называя прямо свою книгу «конспектом». Нет сомнения, что некоторые из конспективных замечаний автора, относящихся чаще всего к фактам исторического характера, а иногда и к более детальным вопросам теоретической экономии, будут непонятны для начинающего читателя, желающего ознакомиться с политической экономией. Нам кажется, однако, что за это нельзя винить автора. Скажем даже, не боясь обвинений в парадоксальности, что наличность подобных замечаний мы склонны считать скорее достоинством, а не недостатком разбираемой книги. В самом деле, если бы автор вздумал подробно излагать, разъяснять и обосновывать каждое такое замечание, его труд разросся бы до необъятных пределов, совершенно не соответствующих задачам краткого руководства. Да и немыслимо изложить ни в каком курсе, хотя бы и самом толстом, все данные современной науки о всех периодах экономического развития и об истории экономических воззрений от Аристотеля до Вагнера. Если он выкинул бы все подобные замечания, тогда его книга положительно проиграла бы от сужения пределов и значения политической экономии. В настоящем же своем виде эти конспективные замечания принесут, думается нам, большую пользу и учащим, и учащимся по этому конспекту. О первых нечего и говорить. Вторые увидят из совокупности этих замечаний, что политическую экономию нельзя изучать так себе, mir nichts dir nichts[20], без всяких предварительных познаний, без ознакомления с весьма многими и весьма важными вопросами истории, статистики и пр. Учащиеся увидят, что с вопросами общественного хозяйства в его развитии и его влиянии на общественную жизнь нельзя ознакомиться по одному или даже по нескольким из тех учебников и курсов, которые отличаются часто удивительной «легкостью изложения», но зато и удивительной бессодержательностью, переливанием из пустого в порожнее; что с вопросами экономическими неразрывно связаны самые животрепещущие вопросы истории и современной действительности и что корни этих последних вопросов лежат в общественных отношениях производства. Такова именно главная задача всякого руководства: дать основные понятия по излагаемому предмету и указать, в каком направлении следует изучать его подробнее и почему важно такое изучение.

Обратимся теперь ко второй части наших замечаний, к указанию тех мест книги г. Богданова, которые требуют, по нашему мнению, исправления или дополнения. Надеемся, что почтенный автор не посетует на нас за мелкость и даже придирчивость этих замечаний: в конспекте отдельные фразы и даже отдельные слова имеют несравненно более важное значение, чем в обстоятельном и подробном изложении.

Г-н Богданов придерживается вообще терминологии той экономической школы, которой он следует. Но, говоря о форме стоимости, он заменяет этот термин выражением: «формула обмена» (с. 39 и ел.). Это выражение кажется нам неудачным; термин «форма стоимости» действительно неудобен в кратком руководстве, и вместо него лучше бы, пожалуй, сказать: форма обмена или ступень развития обмена, а то получаются даже такие выражения, как «господство 2-ой формулы обмена» (43) (?). Говоря о капитале, автор напрасно упустил указать на общую формулу капитала, которая помогла бы учащемуся усвоить однородность торгового и промышленного капитала. – Характеризуя капитализм, автор опустил вопрос о росте торгово-промышленного населения на счет земледельческого и о концентрации населения в крупных городах; этот пробел тем ощутительнее, что, говоря о средних веках, автор подробно остановился на отношении деревни и города (63–66), а о современном городе сказал всего пару слов о подчинении им деревни (174). – Говоря об истории промышленности, автор весьма решительно ставит «домашнюю систему капиталистического производства»[21] «на средине пути от ремесла к мануфактуре» (стр. 156, тезис 6-ой). По данному вопросу такое упрощение дела представляется нам не совсем удобным. Автор «Капитала» описывает капиталистическую работу на дому в отделе о машинной индустрии, относя ее прямо к преобразующему действию этой последней на старые формы труда. Действительно, такие формы работы на дому, какие господствуют, напр., и в Европе, и в России в конфекционной индустрии, никак нельзя поставить «на средине пути от ремесла к мануфактуре». Они стоят дальше мануфактуры в историческом развитии капитализма, и об этом следовало бы, думается нам, сказать пару слов. – Заметным пробелом в главе о машинном периоде капитализма[22] является отсутствие параграфа о резервной армии и капиталистическом перенаселении, о его порождении машинною индустриею, о его значении в циклическом движении промышленности, о его главных формах. Те самые беглые упоминания автора об этих явлениях, которые сделаны на стр. 205 и 270-ой, безусловно недостаточны. – Утверждение автора, что «за последние полвека» «прибыль возрастает гораздо быстрее ренты» (179), слишком смело. Не только Рикардо (против которого делает это замечание г. Богданов), но и Маркс констатирует общую тенденцию ренты к особенно быстрому росту при всех и всяких условиях (возможен даже рост ренты при понижении цены хлеба). То понижение хлебных цен (и ренты при известных условиях), которое вызвано в последнее время конкуренцией девственных полей Америки, Австралии и т. п., наступило резко лишь с 70-х годов, и примечание Энгельса в отделе о ренте («Das Kapital», III, 2, 259–260[23]), посвященное современному земледельческому кризису, формулировано гораздо осторожнее. Энгельс констатирует здесь «закон» роста ренты в цивилизованных странах, объясняющий «удивительную живучесть класса крупных землевладельцев», и далее указывает лишь на то, что эта живучесть «постепенно исчерпывается» (allmählich sich erschöpft). – Параграфы, посвященные земледелию, отличаются тоже чрезмерной краткостью. В параграфе о (капиталистической) ренте лишь самым беглым образом указано, что условие ее есть капиталистическое земледелие. («В периоде капитализма земля продолжает оставаться частного собственностью и выступает в роли капитала», 127, – и только!) Об этом следовало бы сказать несколько слов поподробнее, во избежание всяких недоразумений, о нарождении сельской буржуазии, о положении земледельческих рабочих и об отличиях этого положения от положения фабричных рабочих (более низкий уровень потребностей и жизни; остатки прикрепления к земле или различных Gesindeordnungen[24] и т. д.). Жаль также, что автор не коснулся вопроса о генезисе капиталистической ренты. После тех замечаний, которые он сделал о колонах{6} и зависимых крестьянах, далее об аренде наших крестьян, – следовало бы охарактеризовать вкратце общий ход развития ренты от отработочной ренты (Arbeitsrente) к натуральной ренте (Produktenrente), затем к денежной ренте (Geldrente), и от нее уже к капиталистической ренте (ср. «Das Kapital», III, 2, Kap. 47[25]). – Говоря о вытеснении капитализмом подсобных промыслов и о потере вследствие этого устойчивости крестьянским хозяйством, автор выражается так: «крестьянское хозяйство становится в общем беднее, – общая сумма производимых им стоимостей уменьшается» (148). Это очень неточно. Процесс разорения крестьянства капитализмом состоит в вытеснении его сельской буржуазией, образуемой из того же крестьянства. Г-н Богданов едва ли мог бы, напр., описать упадок крестьянского хозяйства в Германии, не коснувшись Vollbauer'ов[26]. В приведенном месте автор говорит о крестьянах вообще, но вслед за этим приводит пример из русской жизни, 00 ну, а говорить о русском крестьянине «в общем» более чем рискованно. Автор на этой же странице говорит: «Крестьянин либо занимается одним земледелием, либо идет на мануфактуру», то есть, – добавим от себя, – либо превращается в сельского буржуа, либо в пролетария (с клочком земли). Об этом двустороннем процессе следовало бы упомянуть. – Наконец, как общий недостаток книги, мы должны отметить отсутствие примеров из русской жизни. По весьма многим вопросам (хотя бы, напр., об организации производства в средние века, о развитии машинного производства и рельсовых путей, о росте городского населения, о кризисах и синдикатах, об отличии мануфактуры от фабрики и т. д.) подобные примеры из нашей экономической литературы были бы очень важны, а то усвоение предмета сильно затрудняется для начинающего отсутствием знакомых ему примеров. Нам кажется, что пополнение указанных пробелов очень незначительно увеличило бы книгу и не затруднило бы ее широкого распространения, которое во всех отношениях является весьма желательным.

Написано между 7 и 14 (19 и 26) февраля 1898 г.

Печатается по тексту журнала

Напечатано в апреле 1898 г. в журнале «Мир Божий» № 4

Заметка к вопросу о теории рынков (по поводу полемики гг. Туган-Барановского и Булгакова){7}

Вопрос о рынках в капиталистическом обществе занимал, как известно, в высшей степени важное место в учении экономистов-народников с гг. В. В. и Н. —оном во главе их. Вполне естественно поэтому, что экономисты, отрицательно относящиеся к теориям народников, сочли необходимым обратить внимание на этот вопрос и выяснить прежде всего основные, абстрактно-теоретические пункты «теории рынков». Попытку этого выяснения сделал в 1894 году г. Туган-Барановский в своей книге: «Промышленные кризисы в современной Англии», гл. I части второй: «Теория рынков», а затем в прошлом году этому же вопросу посвятил г. Булгаков свою книгу: «О рынках при капиталистическом производстве» (Москва, 1897 г.). Оба автора сошлись между собою в основных воззрениях; у обоих центр тяжести состоит в изложении замечательного анализа «обращения и воспроизводства всего общественного капитала», анализа, данного Марксом в III отделе второго тома «Капитала». Оба автора согласились в том, что теории гг. В. В. и Н. —она о рынке (особенно внутреннем) в капиталистическом обществе безусловно ошибочны и основаны либо на игнорировании, либо на непонимании анализа Маркса. Оба автора признали, что развивающееся капиталистическое производство само создает себе рынок главным образом на счет средств производства, а не предметов потребления; — что реализация продукта вообще и сверхстоимости{8} в частности вполне объяснима без привлечения внешнего рынка; – что необходимость внешнего рынка для капиталистической страны вытекает отнюдь не из условий реализации (как полагали гг. В. В. и Н. —он), а из условий исторических и пр. Казалось бы, что при таком полном согласии гг. Булгакову и Туган-Барановскому не о чем спорить и они могут совместно направить свои силы на более подробную и дальнейшую критику народнической экономии. Но на деле между названными писателями завязалась полемика (Булгаков, назв. соч., стр. 246–257 и passim[27]; Туган-Барановский в «Мире Божьем» 1898 г., № 6: «Капитализм и рынок», по поводу книги С. Булгакова). По нашему мнению, и г. Булгаков, и г. Туган-Барановский зашли несколько далеко в своей полемике, придав своим замечаниям слишком личный характер. Попробуем разобрать, есть ли между ними действительное разногласие и если есть, то кто из них более прав.

Прежде всего г. Туган-Барановский обвиняет г. Булгакова в том, что он «мало оригинален» и слишком любит jurare in verba magistri[28] («M. Б.», 123). «Изложенное у меня решение вопроса о роли внешнего рынка для капиталистической страны, целиком принимаемое г-ном Булгаковым, отнюдь не взято у Маркса», – заявляет г. Туган-Барановский. Нам кажется, что это заявление неверно, ибо решение вопроса взято г-ном Туган-Барановским именно у Маркса; оттуда же, несомненно, взял его и г. Булгаков, так что спор может вестись не об «оригинальности», а о понимании того или другого положения Маркса, о необходимости так или иначе излагать Маркса. Г-н Туган-Барановский говорит, что Маркс «во II томе вопроса о внешнем рынке совершенно не затрагивает» (1. с.[29]). Это неверно. В том самом отделе (III) второго тома, в котором изложен анализ реализации продукта, Маркс совершенно определенно выясняет отношение к этому вопросу внешней торговли, а следовательно, и внешнего рынка. Вот что говорит он об этом:

«Капиталистическое производство вообще не существует без внешней торговли. Но если предположить нормальное годичное воспроизводство в данных размерах, то этим уже предполагается, что внешняя торговля только замещает туземные изделия (Artikel – товары) изделиями другой потребительной или натуральной формы, не затрагивая ни тех отношений стоимости, в которых обмениваются между собой две категории: средства производства и предметы потребления, ни отношений между постоянным капиталом, переменным капиталом и сверхстоимостью, на которые распадается стоимость продукта каждой из этих категорий. Введение внешней торговли в анализ ежегодно воспроизводимой стоимости продукта может, следовательно, только запутать дело, не доставляя нового момента ни для самой задачи, ни для решения ее. Следовательно, ее совсем не надо принимать во внимание…» («Das Kapital», II¹, 469[30]. Курсив наш){9}. «Решение вопроса» г-ном Туган-Барановским: – «… в каждой стране, ввозящей товары из-за границы, капитал может быть в избытке; внешний рынок для такой страны безусловно необходим» («Пром. кризисы», стр. 429. Цит. в «М. Б.», 1. с, 121) – есть простая перефразировка положения Маркса. Маркс говорит, что при анализе реализации нельзя брать в расчет внешней торговли, ибо она только замещает одни товары другими. Г-н Туган-Барановский говорит, разбирая тот же вопрос о реализации (гл. I части второй «Пром. кризисов»), что страна, ввозящая товары, должна и вывозить товары, т. е. иметь внешний рынок. Спрашивается, можно ли после этого сказать, что «решение вопроса» у г. Туган-Барановского «отнюдь не взято у Маркса»? Г-н Туган-Барановский говорит далее, что «II и III томы «Капитала» представляют собой лишь далеко незаконченный черновой набросок» и что «по этой причине мы не находим в III томе выводов из замечательного анализа, представленного во II томе» (цит. ст., 123). И это утверждение неточно. Помимо отдельных анализов общественного воспроизводства («Das Kapital», III, 1, 289{10}