Интересно, что самое первое воспоминание Василия Михайловича Пескова было именно про природу, о которой он потом прекрасно нам рассказывал столько лет подряд! Даже не лет, а десятилетий.
В одной из книг о нем я прочитал: «Однажды Василий Песков спросил у мамы: «Когда это было – я сижу на соломе, на небе луна, а за полем – огни. Кусают меня комары. Ты и отец носите снопы… Потом едем. Луна мне нравится. На возу меня опять кусают комары, а я хочу спать… Когда это было?» Татьяна Павловна вспомнила: «Это когда мы от земли отказались, и отец пошел работать на железную дорогу. Значит, тебе было два года». Это самое важно, что осталось в памяти…»
То есть помнил он себя с двух лет, и не просто себя, а эти снопы, дорогу, комаров и эту луну.
Это осталось на всю жизнь – замечать детали всего, что окружало Пескова.
Интересно, что если Василия Михайловича о чем-то спрашивали, например о сороках (было дело!), он отвечал ужасно подробно и точно. И выходило, например, что сорока вовсе не воровка, что эти птицы почти ничего в гнезда не таскают, колец не крадут, что они иногда бывают поумнее ворон. Попутно рассказывал пару историй из жизни сорок, с деталями, которые приметить нам бы и в голову не пришло. И сказка о «Сороке-воровке» распадалась на глазах, зато появлялась новая история, покруче сказки. И так со всем.
Зачем я это говорю? А затем, что заметки Пескова интересны именно тем, что он даже в самое официальное время интересовался совсем не официальным. Если писал про космонавтов – то обязательно ехал вызнавать, как они в детстве жили, как живут сейчас их отец и мать, как селяне, соседями которых они были.
Если отправлялся в командировку в Антарктиду, то почему-то присылал оттуда не парадные репортажи, а, например, рассказ о том, как читают на макушке земли письма с материка, доставляемые редкими самолетами.
Даже в «Комсомолке» начала шестидесятых прошлого века это выделяло его. Если полистать газету того времени, будет интересное чувство. Все фотографии – со счастливыми людьми, все призывы – таковы, что вот-вот коммунизм наступит. Речи Никиты Сергеевича Хрущева – просто бесконечны. Страну несло в каком-то невероятном потоке возрождения после Сталина и войны. Куба и Фидель, Карибский кризис, едва не обернувшийся войной, новые ГЭС в Сибири, кукуруза как царица полей!..
Песков почти не писал уже про стройки коммунизма. Ему было это неинтересно. Он опять ушел к той земле, на которой росли эти люди, поднимавшие страну и поднявшиеся в космос.
Забавно: прочитав десятки его статей, я практически не нашел каких-то литых цитат, которыми так богаты соседние заметки на пожелтевших страницах «Комсомолки», там просто какой-то вечный бой.
А Пескову дороже было то самое поле из детства – снопы, комары и луна, которая ему, двухлетнему, так понравилась.
Луна, под которой жили люди, которые так его интересовали, которых он любил такими, какими они были. Без пафоса.