1911 г.
Развязка партийного кризиса
Два года тому назад в с.-д. печати можно было встретить речи об «объединительном кризисе» партии[1]. Развал и распад контрреволюционной эпохи вызвали новые перегруппировки и расколы, новое обострение заграничной борьбы, и немало маловеров или слабонервных людей падало духом при виде тяжелого внутреннего положения с.-д. рабочей партии. Теперь, с образованием Российской организационной комиссии (РОК){1}, наступает, явным образом, если не конец кризиса, то, во всяком случае, новый и решительный перелом к лучшему в развитии партии. Поэтому своевременна будет попытка бросить общий взгляд на пройденный этап внутрипартийной эволюции и на перспективы ближайшего будущего.
Революция оставила после себя РСДРП в виде трех отдельных, автономных, национальных с.-д. организаций и двух фракций российских в тесном смысле. Глубокие корни этих фракций в тенденциях развития пролетариата, в обстановке его жизни в данную эпоху буржуазной революции, доказаны опытом величайших по богатству событий 1905, 1906 и 1907 годов. Контрреволюция сбросила нас опять с горы, на которую мы уже высоко взобрались, в долину. Пролетариат должен был перестраивать ряды и собирать силы заново в обстановке столыпинских виселиц и веховских иеремиад.
Новая обстановка вызвала новую группировку тенденций внутри с.-д. партии. От обеих новых фракций стали отделяться – под тяжелым гнетом безвременья – наименее устойчивые с.-д. элементы, всякого рода буржуазные попутчики пролетариата. Два течения рельефнее всего выразили этот уход от социал-демократии: ликвидаторство и отзовизм{2}. Они же породили неизбежно тенденцию к сближению остающихся верными марксизму основных ядер обеих фракций. Таково было положение дел, из которого родился пленум января 1910 г. – исходный пункт плюсов и минусов, шагов вперед и шатании назад в дальнейшем развитии с.-д. партии{3}.
Неотъемлемую идейную заслугу дела, совершенного пленумом, и громадную «примиренческую» ошибку, допущенную им, многие не поняли хорошенько до сих пор. А не поняв этого, нельзя понять ровно ничего и в теперешнем положении партии. Поэтому еще и еще раз мы должны остановиться на выяснении исходного пункта теперешнего кризиса.
Следующая цитата из статьи «примиренца», писанной перед самым пленумом и напечатанной тотчас после него, может помочь этому выяснению больше, чем длинные рассуждения или цитаты из более непосредственных и более многочисленных «документов». Один из главарей господствовавшего на пленуме «примиренчества», т. Ионов, бундовец, писал в статье: «Возможно ли партийное единство?» в № 1 «Дискуссионного Листка»{4} (19 марта 1910 г.; на стр. 6 примечание редакции: «статья написана до пленума») следующее:
«Как бы отзовизм и ликвидаторство сами по себе ни были вредны для партии, их благотворное влияние на фракции, кажется, вне сомнения. Патология знает двоякого рода нарывы: злокачественные и доброкачественные. Доброкачественный нарыв считается болезнью, полезной для организма. В процессе нарывания он оттягивает к себе со всего организма всякие вредные элементы и таким образом способствует его оздоровлению. Я думаю, что такую же роль сыграло ликвидаторство по отношению к меньшевизму и отзовизм-ультиматизм – по отношению к большевизму».
Вот оценка дела, данная «примиренцем» во время пленума и обрисовывающая точно психологию и идеи восторжествовавшего на пленуме примиренчества. В приведенной цитате верна, тысячу раз верна основная мысль, и именно потому, что она верна, большевики (еще до пленума вполне развернувшие борьбу и с ликвидаторством и с отзовизмом) не могли разойтись с примиренцами на пленуме. Не могли потому, что в основной мысли было согласие; расхождение касалось формы проведения ее в жизнь; форма подчинится содержанию – думали большевики, и они оказались правы, хотя это «приспособление формы к содержанию» отняло у партии, благодаря ошибке примиренцев, два года жизни почти «задаром».
В чем состояла эта ошибка? В том, что вместо узаконения тех и только тех течений, которые очищаются (и лишь в мере, в какой они очищаются) от «нарывов», примиренцы узаконили всех и вся на основании голого обещания очиститься. И впередовцы{5}, и голосовцы, и Троцкий «подписали» резолюцию против отзовизма и ликвидаторства, – значит, обещали «очиститься», – и баста. Примиренцы «поверили» обещанию и запутали партию с непартийными, «нарывными», по их собственному признанию, группками. Это было ребячеством с точки зрения практической политики и безыдейностью, беспринципностью, интриганством с более глубокой точки зрения: в самом деле, кто был серьезно убежден, что ликвидаторство и отзовизм-ультиматизм суть нарывы, тот не мог бы не понять, что нарывы, назревая, должны оттягивать от организма вредные элементы, должны выводить их прочь из организма. Тот не мог бы помогать отравлению организма попытками загнать внутрь «нарывные» яды.
Первый год, прошедший после пленума, разоблачил на деле безыдейность примиренцев. Фактически работу партийную (– очищение, оздоровление от нарывов) вели большевики и плехановцы за весь этот год. И «Социал-Демократ»{6} и «Рабочая Газета»{7} (после изгнания Троцким представителя ЦК) доказывают этот факт. Некоторые, всем известные, легальные издания 1910 года{8} тоже доказывают этот факт. Тут не слова, а именно факты: совместная работа в руководящих органах партии.
И голосовцы, и «впередовцы», и Троцкий фактически за этот год (1910-ый) отошли от партии как раз к ликвидаторству и к отзовизму-ультиматизму. «Доброкачественные нарывы» оставались нарывами, которые вели себя недоброкачественно постольку, поскольку «вредные элементы» не удалялись ими из организма партии, а продолжали заражать этот организм, держать его в болезненном состоянии, делать его не способным к партийной работе. Эту партийную работу (в литературе, открытой для всех) вели большевики и плехановцы вопреки «примиренческим» резолюциям и коллегиям, созданным пленумом, против голосовцев и впередовцев, а не вместе с ними (ибо нельзя было работать вместе с ликвидаторами и отзовистами-ультиматистами).
А русская работа? За год ни единого собрания ЦК! Отчего? Оттого, что русские цекисты (примиренцы, удостоившиеся поделом поцелуев «Голоса ликвидаторов») всё «приглашали» ликвидаторов, да так за год, за год с четвертью, ни разу не смогли «пригласить» их! Институт «насильственного привода» в ЦК не был, к сожалению, предусмотрен на пленуме нашими добрыми примиренцами. Получилось именно то абсурдное, позорное для партии положение, которое предсказывали большевики на пленуме, борясь против доверчивости и наивности примиренцев: русская работа стоит, партия связана, а со страниц «Нашей Зари»{9} и «Вперед» льется отвратительный поток либеральных и анархистских нападок на партию! Михаил, Роман и Юрий, с одной стороны, отзовисты и богостроители{10}, с другой, изо всех сил разоряют с.-д. работу, а цекисты-примиренцы «приглашают» ликвидаторов и «ждут» их!
«Заявкой» 5-го декабря 1910 года большевики открыто и формально заявили, что договор со всеми остальными фракциями они расторгают. Срыв «мира», на пленуме заключенного, срыв его «Голосом»{11}, «Впередом», Троцким стал окончательно признанным фактом.
Около полгода (до июня 1911 г.) прошли в попытках созвать заграничный пленум, обязательный по договору, в срок не более трех месяцев. Ликвидаторы (голосовцы – бундовцы – Шварц) сорвали и заграничный пленум. Тогда блок трех групп, большевиков, поляков и «примиренцев», делает последнюю попытку снасти дело: созвать конференцию, создать Российскую организационную комиссию. Большевики по-прежнему имеют меньшинство: с января 1910 г. по июнь 1911 г. преобладание в руках ликвидаторов (в ЗБЦК{12} голосовцы – бундовец – Шварц; в России «приглашающие» ликвидаторов «примиренцы»); с июня 1911 г. по 1 ноября 1911 (срок, установленный третейским судом держателей){13} преобладание у примиренцев, к которым перешли поляки.
Вопрос встал так: и деньги и посылка агентов в руках Тышки и Марка (вожак парижских примиренцев); большевикам обеспечено лишь то, что и их соглашаются отправлять на работу. Разногласия, порожденные пленумом, свелись к последнему пункту, которого обойти было невозможно: работать ли вовсю, никого не «дожидаясь», никого не «приглашая» (кто хочет и может работать по-социалдемократически, тот в приглашениях не нуждается!), или продолжать торги и переторжки с Троцким, «Впередом» и т. п. Большевики выбрали первый путь, о чем и заявили прямо и ясно уже на совещании цекистов в Париже{14}. Тышка с Ко выбрал (и навязал и Технической комиссии и Заграничной организационной комиссии{15}) второй путь, объективно сводившийся – как было подробно показано в фельетоне № 24 «Социал-Демократа»[2] – к пустому и жалкому интриганству.
Результат теперь у всех перед глазами. К 1-му ноября Российская организационная комиссия была образована. На деле создали ее большевики и русские меньшевики-партийцы{16}. «Союз двух сильных (сильных своей идейной прочностью, своей работой очищения от «нарывов») фракций», против которого так бесновались слабоголовые люди на пленуме и после пленума (см. «Голос», «Вперед», «Отклики Бунда»{17}, «Правду»{18} и т. д.), оказался фактом. В таких образцовых и передовых для России 1910 и 1911 годов с.-д. организациях, как бакинская и киевская{19}, этот союз, к величайшей радости большевиков, превращался почти в полное слияние, в единый неразрывный организм с.-д. партийцев.
Хныканье о распущении «всех» фракций оказалось, после проверки двухлетним опытом, жалкой фразой пустоголовых людей, которых дурачили гг. Потресовы и гг. отзовисты. «Союз двух сильных фракций» сделал свое дело и подошел – в лице указанных передовых коллективов – вплотную к полному слиянию в единую партию. Колебания заграничных меньшевиков-партийцев уже бессильны изменить этот совершившийся факт.
Два года после пленума, которые кажутся многим маловерам или дилетантам в социал-демократии, не желающим понять дьявольской трудности задачи, годами никчемных, безысходных, бессмысленных склок, распада и развала, были годами выведения на дорогу с.-д. партии из болота ликвидаторских и отзовистских шатаний. 1910 год дал нам совместную работу большевиков и партийцев-меньшевиков во всех руководящих (и официальных и неофициальных, легальных и нелегальных) органах партии: это был первый шаг «союза двух сильных фракций», шаг идейной подготовки, собирания сил под одним знаменем, антиликвидаторским и антиотзовистским. 1911 год дал второй шаг: создание Российской организационной комиссии. Председательство партийца-меньшевика на первом собрании ее есть знаменательный факт: второй шаг, создание практически действующего русского центра, теперь сделан. Паровоз поднят и поставлен на рельсы.
Впервые после четырех лет развала и разброда собрался – вопреки невероятным преследованиям полиции и неслыханным «подножкам» голосовцев, впередовцев, примиренцев, поляков и tutti quanti[3] – русский с.-д. центр. Впервые вышел в России лис-ток к партии от этого центра{20}. Впервые работа по восстановлению нелегальных организаций на местах систематически и цельно охватила (за какие-нибудь три месяца, с июля по октябрь 1911 года) обе столицы, Поволжье, Урал, Кавказ, Киев, Екатеринослав, Ростов, Николаев, – ибо РОК собралась после объезда всех этих мест, ибо ее первое собрание имело место рядом с восстановлением Петербургского комитета и устройством им ряда рабочих митингов, с резолюциями московских районов за партию и т. д.
Конечно, было бы непростительной наивностью предаваться легковерному оптимизму; трудности предстоят еще гигантские; полицейская травля удесятерилась после опубликования первого русского листка от с.-д. центра; возможно предвидеть долгие и трудные месяцы, новые провалы, новые перерывы в работе. Но главное сделано. Знамя поднято; рабочие кружки по всей России потянулись к нему, и не свалить его теперь никакой контрреволюционной атакой!
Чем же ответили заграничные «примиренцы» и Тышка с Ледером на этот гигантский шаг вперед русской работы? Последней вспышкой мизерного интриганства: «процесс нарывания», столь пророчески предсказанный накануне пленума Ионовым, неприятен, что и говорить. Но кто не понимает, что этот неприглядный процесс оздоровляет социал-демократию, тому нечего и браться за революционную работу! ТК и ЗОК отказываются подчиниться РОК. – Большевики, конечно, с презрением отходят от заграничных интриганов. – Тогда начинаются колебания: в начале ноября обломкам ЗОК (два поляка плюс примиренец) доставлен доклад о созыве РОК. Доклад настолько обстоятельно рисует всю работу, что противники большевиков, расхваленные «Голосом» примиренцы вынуждены признать РОК. – Принимается резолюция ЗОК от 13-го ноября 1911 г.: «руководствоваться решениями РОК». Из имеющихся у ЗОК денег 4/5 передаются в кассу РОК – значит, сами поляки, сами примиренцы не в состоянии подвергать сомнению серьезность постановки всего дела.
И тем не менее – еще через несколько дней и ТК, и ЗОК опять отказываются подчиниться РОК!! Где разгадка этой игры?
В руках редакции ЦО есть документ{21}, который будет представлен конференции и из которого видно, что Тышка агитирует за неучастие в РОК, за неучастие в конференции.
Можно ли себе представить более гнусное интриганство? Взялись в ТК и ЗОК помогать созыву конференции и созданию РОК – нахвастали, что они пригласят «всех», и не пригласили никого (хотя имели право приглашать, будучи большинством, и ставить любые условия), – не нашли никаких работников, кроме большевиков и партийных меньшевиков, – потерпели полное поражение на арене, ими же выбранной, – и опустились до «подножек» той же самой РОК, которой по доброй воле выдали, как полномочному центру, 4/5 средств на конференцию!!
Да, нарыв – неприятная вещь, особенно «в процессе нарывания». Почему теоретикам союза всех и всяких заграничных группок ничего не осталось, кроме интриганства, это уже показано было в № 24 ЦО. И теперь российские с.-д. рабочие без труда сделают выбор: отстоять ли им свою РОК и свою конференцию или позволить Тышке, Лед еру и К интригами тормозить их конференцию. Интриганы погубили себя, это факт, – Тышка и Ледер уже вошли с бубновыми тузами в историю РСДРП, – а конференции им не затормозить, РОК им не подорвать.
А ликвидаторы? В течение целого года с половиной, с января 1910 до июня 1911, когда они имели большинство в ЗБЦК и верных «друзей» в лице примиренцев Русского бюро ЦК{22}, они ровно ничего, ровнехонько ничего для русской работы не сделали! Когда у них было большинство, работа стояла. Когда же большевики разрушили ликвидаторский ЗБЦК и приступили к созыву конференции, тогда ликвидаторы зашевелились. И прехарактерно наблюдать, в чем выразилось это «шевеление». Бундовцы, которые все время служат самую верную службу ликвидаторам, – захотели недавно воспользоваться теперешним «смутным временем» (у латышей, например, исход борьбы двух течений, ликвидаторского и партийного, еще не определился), достали откуда-то одного кавказца, и вся компания поехала в город Ζ., чтобы вырвать подпись для резолюций, составленных Троцким и Даном в Café Bubenberg (город Берн, август 1911 г.){23}. Но латышскую руководящую организацию и не разыскали, подписи не достали и никакой бумаги с громкой фирмой: «OK трех сильнейших организаций» не изготовили. Таковы факты[4].
Пусть ознакомятся русские рабочие с тем, как бундовцы пытаются вести дело срыва РОК в России! Подумайте только: в то время, когда работники над конференцией объезжают Урал, Поволжье, Петербург, Москву, Киев, Екатеринослав, Ростов, Тифлис, Баку, бундовцы «достают» «кавказца» (вероятно, из числа тех заседателей, которые владеют «печатью» Областного кавказского комитета{24} и которые посылали представителями на конференцию РСДРП в декабре 1908 г.{25} Дана и Аксельрода!) и едут «срывать подпись» у латышей. Немного недоставало, чтобы эта шайка интриганов, служащих ликвидаторам и абсолютно чуждых всякой работе в России, действительно выступила, как «OK» «трех организаций», в том числе двух «сильнейших» владельцев печати! Или, может быть, господа бундовцы и кавказец поведают партии, какие русские организации, когда именно они объезжали, где восстановляли работу, где делали доклады? Попробуйте-ка, любезные, расскажите!
А заграничные дипломатических дел мастера с важным видом знатока судят и рядят: «нельзя изолироваться», «надо переговорить с Бундом и с Областным кавказским комитетом».
О, комедианты! —
Пусть учатся, вдумываясь в значение истории партии на эти два года, те, кто колеблется теперь, жалея об «изоляции» большевиков. О, мы чувствуем себя лучше, чем когда-либо, от такой изоляции, когда мы отрезали заграничные интриганские коллекции нулей и когда мы помогли сплочению русских с.-д. рабочих Петербурга, Москвы, Урала, Поволжья, Кавказа и Юга!
Кто сетует насчет изоляции, тот ровно ничего не понял ни в идейном великом деле пленума, ни в его примиренческой ошибке. Полтора года после пленума была видимость единства за границей и полный застой с.-д. работы в России. Полгода или треть года в 1911 г. сделали то, что максимальная кажущаяся изоляция большевиков впервые двинула с места русскую с.-д. работу, впервые восстановила российский с.-д. центр.
Кто все еще не разобрал идейной гнилости и мертвенности таких «нарывов», как ликвидаторство и отзовизм, того доучит теперь история бессильной склоки и жалкого интриганства, до которого опустились группки «Голоса» и «Впереда», увлекая за собой – в свое падение – всех и всякого, пробовавшего защищать их.
За работу же, товарищи с.-д. партийцы! Отряхивайте от себя последние остатки связей с несоциал-демократическими течениями и с питающими их, вопреки решениям партии, группками. Сплачивайтесь вокруг РОК, помогайте ей созвать конференцию и укрепить работу на местах. РСДРП пережила тяжкую болезнь: кризис кончается.
Да здравствует единая, нелегальная, революционная Российская социал-демократическая рабочая партия!
«Социал-Демократ» № 25, 8 (21) декабря 1911 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
О лозунгах и о постановке думской и внедумской с.-д. работы
Запрос, внесенный с.-д. фракцией III Думы относительно гнусной провокации охранников, подстроивших каторжный процесс с.-д. депутатам II Думы{26}, знаменует, по-видимому, некий поворот и во всей нашей партийной деятельности, и в положении демократии вообще, и в настроении рабочих масс.
Едва ли не впервые с трибуны III Думы раздается такой решительный, революционный по тону и содержанию, протест против «хозяев 3-го июня», протест, поддержанный всей оппозицией вплоть до самой умеренной, либерально-монархической, веховской «оппозиции его величества», т. е. партии к.-д.{27}, вплоть даже до «прогрессистов»{28}. Едва ли не впервые в период лихолетия, с 1908 года, страна видит, чувствует, осязает, как в связи с революционным протестом депутатов революционного пролетариата в черной Думе шевелится рабочая масса, поднимается брожение в рабочих кварталах столицы, устраиваются рабочими митинги (снова митинги!) с революционными с.-д. речами (митинги на Путиловском, Кабельном и др. заводах), появляются толки и слухи о политической массовой забастовке (см. известие из Петербурга в октябристском «Голосе Москвы»{29} от 19 ноября).
Без сомнения, революционные выступления с.-д. депутатов в III Думе бывали не раз и прежде: наши товарищи из с.-д. фракции не раз превосходно исполняли свой долг, прямо, ясно, резко говоря с трибуны черно-желтого пуришкевичевского «парламента» о крахе монархии, о республике, о второй революции. Эту заслугу с.-д. депутатов III Думы тем определеннее необходимо подчеркнуть, чем чаще слышатся подленькие оппортунистические речи недовольных такими выступлениями лжесоциал-демократов из «Голоса Социал-Демократа» или «Дела Жизни»{30}.
Но такого сочетания политических симптомов поворота: присоединение всей оппозиции к с.-д., заявление в либерально-монархической, «лояльной», «ответственной» и трусливой «Речи»{31} о конфликтном положении, брожение в массах в связи с запросом в Думе, известия цензурной печати о «тревожном настроении» деревни, – такого сочетания еще не бывало. После прошлогодних демонстраций «муромцевских» и «толстовских» – после стачек 1910 и 1911 годов – после прошлогодней студенческой «истории», отмеченное явление, несомненно, еще подкрепляет убеждение в том, что первый период русской контрреволюции, период полного затишья, мертвого успокоения, виселиц и самоубийств, разгула реакции и разгула всяческого, особенно либерального, ренегатства, – этот период кончился. Начался второй период в истории контрреволюции: период, когда полное уныние и зачастую «дикий» испуг проходит, когда заметно крепнет в самых различных и в самых широких слоях сознание – или, если не сознание, то ощущение, что «так дальше нельзя», что «перемена» нужна, необходима, неизбежна, когда начинается тяготение, полуинстинктивное, сплошь да рядом не определившееся еще тяготение к поддержке протеста и борьбы.
Разумеется, было бы легкомысленно преувеличивать значение этих симптомов и воображать, что подъем налицо. Этого еще нет. В контрреволюции чувствуются не те черты, которые отличают первый ее период, но контрреволюция еще царит, мнит себя непоколебимой. На очереди дня по-прежнему стоит, говоря словами декабрьской 1908 года резолюции РСДРП, «длительная задача воспитания, обучения и организации» пролетариата{32}. Но начало поворота заставляет нас с особой внимательностью остановиться на отношении с.-д. партии к другим партиям и на ближайших задачах рабочего движения.
«Оппозиция его величества», вплоть до кадетов и прогрессистов, как бы признала на минуту гегемонию с.-д. и ушла вслед за рабочими депутатами из Думы помещиков и октябристов, Думы, созданной черносотенно-погромной монархией Николая Романова, – ушла на время издевательских проделок большинства, боявшегося огласки дела о провокации.
Что же это значит? Перестали кадеты быть контрреволюционной партией или они никогда ею не были, как уверяют оппортунисты с.-д.? Должны ли мы поставить своей задачей «поддержку» кадетов и подумать о каком-нибудь лозунге «общенациональной оппозиции»?
Противники революционной социал-демократии искони, можно сказать, пускали в ход прием доведения до абсурда ее взглядов и малевания ради удобств полемики – карикатурного марксизма. Так, во второй половине девяностых годов прошлого века, когда социал-демократия рождалась в России как массовое движение, народники малевали карикатурный марксизм в виде «стачкизма». И ирония истории сделала так, что карикатурные марксисты нашлись – в лице «экономистов». Честь и доброе имя соц.-дем. не могли быть спасены иначе как беспощадной борьбой с «экономизмом»{33}. Так, после революции 1905 г., когда большевизм, как применение революционного марксизма к особым условиям эпохи, одержал крупную победу в рабочем движении, победу, признаваемую теперь даже его врагами, наши противники малевали карикатурный большевизм в виде «бойкотизма», «боевизма» и т. п. И опять ирония истории сделала так, что нашлись карикатурные большевики – в лице «впередовцев».
Эти уроки истории должны предостеречь от карикатурного искажения взглядов революционных с.-д. на отношение к к.-д. (см., например, «Вперед» № 2). Кадеты, несомненно, контрреволюционная партия, отрицать это могут только совсем невежественные или недобросовестные люди, разъяснять это повсюду, в том числе и с думской трибуны, безусловный долг с.-д. Но кадеты партия контрреволюционных либералов, и эта их либеральная природа, как подчеркнуто и в резолюции о непролетарских партиях, принятой на Лондонском съезде (1907 г.) РСДРП{34}, обязывает нас «использовать» своеобразное положение, своеобразные конфликты или трения, им порождаемые, использовать, например, их фальшивый демократизм для проповеди истинного, последовательного, беззаветного демократизма.
Раз возник в стране контрреволюционный либерализм, демократия вообще, пролетарская демократия в особенности не может не отделять себя от него; она не должна ни на минуту забывать грани между ним и собой. Но из этого нисколько не следует, чтобы позволительно было смешивать контрреволюционный либерализм с контрреволюционным, скажем, феодализмом, – чтобы позволительно было игнорировать их конфликты, отстраняться, отмахиваться от них. Контрреволюционный либерализм именно потому, что он контрреволюционен, никогда не сможет сыграть роли гегемона в победоносной революции; но именно потому, что он либерализм, он неминуемо будет попадать в «конфликтное» положение с короной, с феодализмом, с нелиберальной буржуазией, отражая иногда косвенно своим поведением «левое», демократическое настроение в стране или начало подъема и т. п.
Припомним историю Франции; буржуазный либерализм уже во время великой революции обнаружил свою контрреволюционность – см., например, об этом в очень хорошей книге Кунова о революционной газетной литературе Франции. Но не только после великой буржуазной революции, а даже после революции 1848 года, когда контрреволюционность либералов довела до расстрела рабочих республиканцами, – эти либералы в эпоху конца второй империи, в 1868–1870 годах, своей оппозицией выразили перемену настроения и начало демократического, революционного, республиканского подъема.
Если кадеты теперь играют, как дразнят их октябристы{35}, в «равнение налево», то это один из признаков и один из результатов того, что «левеет» страна, что шевелится в утробе матери, готовясь снова выйти на свет божий, революционная демократия. Утроба-то пуришкевичевски-романовской России такова, что она не может не рожать революционной демократии!
Какой практический вывод отсюда? Вывод тот, что надо с величайшим вниманием следить за ростом этой новой революционной демократии. Именно потому, что она новая, что рождается она после 1905 г. и после контрреволюции, а не до нее, она, наверное, будет расти по-новому, – а чтобы уметь подойти к этому новому, уметь повлиять на него, уметь помочь его успешному росту, надо не ограничиваться старыми методами, надо искать и новых, надо вмешиваться в толпу, нащупывая пульс жизни, надо пробираться иногда не только в толпу, но даже и в либеральную гостиную.
Вот, например, газетка г. Бурцева «Будущее»{36} очень напоминает либеральную гостиную: там защищают по-либеральному либерально-глупый, октябристски-кадетский лозунг «пересмотра положения 3-го июня», там болтают охотно о шпиках, о полиции, о провокаторах, о Бурцеве, о бомбах. Но все же, когда г. Мартов поспешил залезть туда, то упрекнуть его можно бы было лишь в бестактной торопливости, а не в принципиальной фальши, если бы… если бы он не держал себя в ней по-либеральному. Ибо можно оправдать – а иногда даже похвалить – социал-демократа за выступление в либеральной гостиной лишь тогда, если он выступает как социал-демократ. А г. Мартов понес в либеральной гостиной либеральную ахинею о какой-то устанавливаемой «на время выборов» «солидарности в борьбе за самую свободу выборов и выборной агитации» («Будущее» № 5)!!
Растет в новой обстановке, по-новому, новая демократия; надо учиться подходить к ней – это бесспорно. Но подходить к ней надо затем, чтобы отстаивать и проповедовать лозунги действительной демократии, а не затем, чтобы сюсюкать с ней по-либеральному. Новой демократии социал-демократия должна проповедовать три лозунга, единственно достойных нашего великого дела, единственно соответствующих реальным условиям достижения свободы на Руси; лозунги эти – республика; 8-часовой рабочий день; конфискация всей помещичьей земли.
Такова единственно правильная общенациональная программа борьбы за свободную Россию. Кто не понял этой программы, тот еще не демократ. Кто отрицает эту программу, называя себя демократом, тот слишком хорошо понял необходимость надувать народ для осуществления своих антидемократических (т. е. контрреволюционных) целей.
Почему борьба за 8-часовой рабочий день есть реальное условие достижения свободы на Руси? Потому, что опыт показал невозможность свободы без самоотверженной борьбы пролетариата, а таковая борьба неразрывно связана с улучшением условий жизни рабочих. Образец этих улучшений, знамя их и есть 8-часовой рабочий день.
Почему борьба за конфискацию всей помещичьей земли есть реальное условие достижения свободы на Руси? Потому, что без коренных мер помощи миллионам крестьян, доведенных Пуришкевичами, Романовыми и Марковыми до неслыханного разорения, мучений и голодной смерти, нелепы, лживы насквозь всякие речи о демократии, о «народной свободе». А без конфискации помещичьих земель в пользу крестьян ни о каких серьезных мерах помощи мужику, ни о какой серьезной решимости покончить с Россией «мужиков», т. е. с крепостнической Россией, и создать Россию свободных земледельцев, демократическую буржуазную Россию, не может быть и речи.
Почему борьба за республику есть реальное условие достижения свободы на Руси? Потому, что опыт, великий, незабвенный опыт одного из величайших десятилетий русской истории, именно: первого десятилетия XX века, говорит с непререкаемой ясностью и очевидностью о несовместимости нашей монархии с какими бы то ни было элементарными гарантиями политической свободы. История России, многовековая история царизма сделала то, что в начале XX века у нас нет и не может быть иной монархии, кроме черносотенно-погромной монархии. Русская монархия не может в данной социальной, в данной классовой обстановке поступать иначе, как организовывать банды убийц, чтобы подстреливать из-за угла наших либеральных и демократических депутатов или поджигать дома, где собрались демократы. Русская монархия не может поступать иначе, как отвечать на демонстрации народа в пользу свободы устройством отрядов людей, хватающих за ноги еврейских детей и разбивающих им головы о камни, людей, насилующих еврейских, грузинских женщин и распарывающих животы старикам.
Либеральные дурачки болтают о примере конституционной монархии вроде Англии. Да если в такой культурной стране, как Англия, не знавшей никогда ни монгольского ига, ни гнета бюрократии, ни разгула военщины, если в такой стране понадобилось отрубить голову одному коронованному разбойнику, чтобы обучить королей быть «конституционными» монархами, то в России надо отрубить головы по меньшей мере сотне Романовых, чтобы отучить их преемников от организации черносотенных убийств и еврейских погромов.
Если социал-демократия чему-нибудь научилась из первой русской революции, то она должна теперь добиться того, чтобы ни в одной нашей речи, ни в одном листке не выставлялся доказавший свою негодность, свою неопределенность лозунг: «долой самодержавие», а выставлялся исключительно лозунг: «долой царскую монархию, да здравствует республика».
И пусть не говорят нам, что лозунг республики не соответствует стадии политического развития рабочих и крестьян. Десять-двенадцать лет тому назад не только такие были «народники», которые и думать не дерзали о лозунге «долой самодержавие», но даже находились социал-демократы – так называемые «экономисты», – восстававшие против своевременности этого лозунга. А в 1903–1904 годах лозунг «долой самодержавие» сделался «известной народной поговоркой»! Не может быть и тени сомнения в том, что систематическая, упорная республиканская пропаганда найдет теперь в России самую благодарную почву, ибо массы самые широкие и в частности массы крестьянские безусловно думают тяжелую и крепкую думу о значении разгона двух Дум, о связи царской власти с господской III Думой{37} и разорением деревни Марковыми и Ко. С какой быстротой будет расти брошенное в землю зерно республиканской пропаганды, этого никто не сможет теперь определить – но не в этом дело, дело в том, чтобы посев был сделан правильно, действительно демократически. Разбирая вопрос о лозунгах предстоящей избирательной кампании в IV Думу и о лозунгах всей нашей внедумской работы, нельзя не коснуться одного очень важного и очень неправильного выступления с.-д. депутата Кузнецова в III Думе. В шестилетнюю годовщину первой победы русской революции, 17 октября 1911 года{38}, Кузнецов выступал в Думе по вопросу о проекте страхования рабочих. Выступал он вообще, надо отдать ему справедливость, очень хорошо, энергично отстаивал интересы пролетариата, не обинуясь говорил правду в лицо не только большинству черной Думы, но и кадетам. Вполне признавая эту заслугу Кузнецова, надо отметить тоже без обиняков его ошибку.
«Я думаю, – говорил Кузнецов, – что рабочие, внимательно прислушиваясь к прениям, которые имели место как при обсуждении этих вопросов в целом, так и при обсуждении отдельных статей настоящего законопроекта, придут к тому заключению, что их очередным лозунгом теперь, в настоящее время, должен быть лозунг: «долой Думу 3 июня, да здравствует всеобщее избирательное право». Почему? Я скажу: да потому, что для рабочего класса его интересы правильно могут быть разрешены только тогда и в тех случаях, если рабочий класс путем всеобщего избирательного права пришлет в законодательное учреждение достаточное количество своих депутатов; исключительно они одни могут решить правильно вопросы страхования для рабочего класса».
С Кузнецовым случилось здесь несчастье, которого он, наверное, не подозревал, но которое давно было нами предсказано; это несчастье – совпадение ошибок, делаемых ликвидаторами и отзовистами.
Выставляя с думской трибуны лозунг, навеянный ликвидаторскими журналами «Нашей Зарей» и «Делом Жизни», Кузнецов не заметил, что первая (и существеннейшая) часть этого лозунга («долой III Думу») целиком повторяет лозунг, выдвинутый три года тому назад отзовистами открыто и защищавшийся с тех пор – прикровенно и тайком – только «впередовцами», т. е. трусливыми отзовистами.
Три года тому назад «Пролетарий»{39} № 38 от 1 (14) ноября 1908 года писал по поводу этого лозунга, выставлявшегося отзовистами:
«При каких условиях мог бы получить значение подобный лозунг, как «долой Думу»? Допустим, перед нами либеральная, реформаторская, соглашательская Дума в эпоху самого острого революционного кризиса, который уже назрел до прямой гражданской войны. Вполне возможно, что лозунгом могло бы стать в такой момент «долой Думу», т. е. долой мирные переговоры с царем, долой обманчивое учреждение «мира», призовем к непосредственному натиску. Допустим, наоборот, что перед нами архиреакционная Дума, выбранная на основе пережившего себя избирательного права, и отсутствие острореволюционного кризиса в стране; лозунг «долой Думу» мог бы стать тогда лозунгом борьбы за избирательную реформу. Ничего подобного ни тому, ни другому случаю мы не видим у нас»[5].
В приложении к № 44 «Пролетария» (от 4 (17) апреля 1909 г.) была приведена резолюция петербургских отзовистов, прямо постановлявшая «начать широкую агитацию в массах за лозунг долой III Государственную думу». Против этого предложения «Пролетарий» писал там же: «Этот лозунг, увлекший на некоторое время некоторых рабочих антиотзовистов, – неверен. Либо это кадетский лозунг избирательной реформы при самодержавии (вышло так, что это написано в начале 1909 года как раз против постановки вопроса Кузнецовым в конце 1911 года!)… либо это повторение заученного слова из той эпохи, когда либеральные Думы прикрывали контрреволюционный царизм, стараясь помешать народу ясно увидеть своего настоящего врага»[6].
Отсюда ясно, в чем ошибка Кузнецова. Он выставил в качестве обобщенного лозунга кадетский лозунг избирательной реформы, не имеющий никакого смысла при сохранении всех прочих прелестей монархии Романовых, Государственного совета, всевластия чиновников, черносотенно-погромных организаций царской шайки и т. д. Кузнецов должен бы был сказать – предполагая, что именно так подходим к вопросу, как он это сделал, предполагая неизменным общий тон его речи, – примерно следующее:
«Именно на примере законопроекта о страховании рабочие еще и еще раз убедятся, что ни непосредственные интересы своего класса, ни права и нужды всего народа не могут быть защищены без таких преобразований, как всеобщее избирательное право, полная свобода коалиций, печати и т. д. Но не ясно ли, что осуществления таких преобразований нечего ждать, пока остается неизменным современный политический строй России, – нечего ждать, пока могут быть ниспровергаемы какие угодно решения какой угодно Думы, – нечего ждать, пока остается в государстве хоть одна невыборная власть».
Мы прекрасно знаем, что с трибуны III Думы с.-д. депутатам удавалось – ив этом их заслуга – делать гораздо более прямые и ясные республиканские заявления. Депутаты Думы могут вполне легально вести из Думы республиканскую пропаганду и они должны это делать. Нашим примерным исправлением речи Кузнецова мы хотим лишь иллюстрировать, как мог бы он избегнуть ошибки, выдерживая общий тон речи, отмечая и подчеркивая громадное значение таких безусловно необходимых преобразований, как всеобщее избирательное право, свобода коалиций и т. д.
О республике всякий с.-д., который держит где бы то ни было политическую речь, должен говорить всегда. Но о республике надо уметь говорить: о ней нельзя говорить одинаково на заводском митинге и в казачьей деревне, на студенческом собрании и в крестьянской избе, с трибуны III Думы и со страниц зарубежного органа. Искусство всякого пропагандиста и всякого агитатора в том и состоит, чтобы наилучшим образом повлиять на данную аудиторию, делая для нее известную истину возможно более убедительной, возможно легче усвояемой, возможно нагляднее и тверже запечатлеваемой.
Не будем забывать ни на минуту главного: в России просыпается к новой жизни и новой борьбе новая демократия. Обязанность сознательных рабочих – этого авангарда русской революции и руководителя народных масс в борьбе за свободу – разъяснять задачи последовательной демократии: республика, 8-часовой рабочий день, конфискация всей помещичьей земли.
«Социал-Демократ» № 25, 8 (21) декабря 1911 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
Агентура либеральной буржуазии
Настоящий номер был уже почти совсем закончен, когда мы получили № 9 «Будущего». Мы назвали эту газету либеральной гостиной. Оказывается, что в этой гостиной выступают иногда агенты русской либеральной буржуазии, чтобы попытаться вести на поводу революционеров. Таким агентом написана передовица № 9, приветствующая решение кадетов идти на блоки с октябристами!! «Мы желали бы, – пишут либералы с бомбой, – чтоб в том же духе высказались и теми же началами руководствовались… все левые партии, не исключая и социалистических и революционных»!!
Еще бы не желать этого контрреволюционному либералу! Надо только, чтобы публика знала, в чем тут соль: когда передовик «Будущего» говорит: «мы социалисты», «мы революционеры» – надо читать: «мы либералы».
Сейчас получены газеты с известием об исключении Войлошникова на 15 заседаний{40}. Кадеты были за исключение на пять заседаний!! Да здравствует кадетско-октябристский блок – для исключения демократов и социал-демократов на 10 заседаний!!
«Социал-Демократ» № 25, 8 (21) декабря 1911 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
Из лагеря столыпинской «рабочей» партии
Крупнейшим событием в этом лагере является статья Η. Ρ—кова в № 9–10 ликвидаторской «Нашей Зари». Это – настоящее «Credo» или манифест либеральной рабочей партии. Начиная с начала, с оценки революции и роли всех классов, и доходя с замечательной последовательностью до конца, до проекта легальной рабочей (?) партии, Ρ—ков во всех своих рассуждениях подменяет марксизм либерализмом.
Какова объективная задача, стоящая перед Россией? Завершение смены полукрепостнического хозяйства «культурным капитализмом». – Это не по-марксистски, а по-струвенски или по-либеральному, ибо марксист различает классы с различным, октябристским, кадетским, трудовическим, пролетарским пониманием того, что есть «культурный» капитализм.
В чем гвоздь вопроса об оценке революции? Ρ—ков осуждает хныканье и ренегатство кричащих о «неудаче» революции и противопоставляет им… великую профессорскую истину, что и во время «реакций» зреют новые социальные силы. Ясно, что подобный ответ Ρ—кова прикрывает суть дела именно так, как это выгодно контрреволюционным либералам, которые вполне признают вновь открытую Ρ—ковым истину. Суть в том, какие классы в революции оказались способны к непосредственной, массовой, революционной борьбе и какие классы изменили ей, став прямо или косвенно на сторону контрреволюции. Эту суть Ρ—ков спрятал, подготовляя тем замалчивание разницы между революционной демократией и либерально-монархической «прогрессивной» оппозицией.
По вопросу о роли помещичьего класса Ρ—ков сразу благополучно договорился до абсурда. Недавно-де представители этого класса «были» настоящими крепостниками, теперь «они маленькой кучкой группируются еще вокруг Пуришкевича и Маркова 2-го и бессильно (!!) брызжут слюной, отравленной ядом отчаяния». Большинство дворян-помещиков «постепенно и неуклонно перерождается в сельскохозяйственную буржуазию».
На деле, как всякий знает, Марковы 2-ые и Пуришкевичи у нас всесильны, и в Думе, и еще более в Государственном совете, и еще более в черносотенной царской шайке, и еще более в управлении Россией. Именно «их власть и их доходы» (резолюция 1908 г. декабрьской конференции){41} обеспечивает шаг по пути такого превращения царизма в буржуазную монархию. Перерождение хозяйства крепостников в буржуазное отнюдь не устраняет непосредственно политической власти этих черносотенцев: это ясно и с точки зрения азбуки марксизма, это видно хотя бы из опыта Пруссии после 60-летнего «перерождения» (с 1848 года). У Ρ—кова выходит так, что в России нет ни абсолютизма, ни монархии! Ρ—ков применяет школьный либеральный метод: благодушное отсечение (на бумаге) социальных крайностей служит «доказательством» «неизбежности компромисса».
Современная аграрная политика означает, по Ρ—кову, «рисующийся впереди неизбежный (!) компромисс» – между кем? «Между разными группами буржуазии». Какая же социальная сила – спросим мы нашего «марксиста» – заставит пойти на компромисс Пуришкевичей, у коих в руках вся власть? Ρ—ков не отвечает на этот вопрос. Но так как рядом у него стоит указание на процесс консолидации крупной торговой и промышленной буржуазии, на «грядущее господство умеренно-прогрессивной» буржуазии, то вывод возможен лишь один: Ρ—ков рассчитывает на мирное отнятие власти у Пуришкевичей и Романовых умеренно-прогрессивной буржуазией.
Это невероятно, но это факт. Именно такая пошлейшая из либеральных утопий лежит в основе концепций Ρ—кова, похваляющегося, что у него нет «ни грана утопии». Между крайними ликвидаторами, которые все от Ларина до Череванина, Дана и Мартова преподносят под чуточку измененными формами и фразами именно эту основную мысль мирного завоевания власти буржуазией (самое большое: при давлении «снизу»), и Η. Ρ—ковым разницы на деле нет.
Но в жизни, а не в либеральной утопии, мы видим господство пуришкевичевщины, умеряемой воркотней Гучковых и Милюковых. «Умеренно-прогрессивные» октябристы и кадеты увековечивают, а не подрывают это господство. Противоречие между этим господством и несомненно идущим вперед буржуазным развитием России становится все острее (а не слабее, как думают теоретики «неизбежного компромисса»). Движущей силой разрешения этого противоречия могут быть только массы, т. е. пролетариат, ведущий за собою крестьянство.
Бывший большевик, а теперь ликвидатор отодвигает прочь эти массы так легко, как будто бы столыпинские виселицы и веховская река помоев вытеснила их не только с арены открытой политики, не только со страниц либеральных изданий, но также и из жизни. Крестьянство слабо на выборах – говорит наш либерал в своем «анализе», – а рабочий класс он условно «оставляет в стороне»!!
Ρ—ков взялся доказать, что революция в России («буря»), хотя и возможна, не необходима. Если «оставить в стороне» – хотя бы условно, хотя бы «пока», хотя бы по случаю «слабости на выборах» – рабочий класс и крестьянство, то революция, разумеется, невозможна, а не только не необходима! Но от либерального благодушия из жизни не исчезнет ни всевластие Пуришкевича и Романова, ни революционный отпор, нарастающий в зреющем пролетариате и в голодном, истязуемом крестьянстве. Все дело в том, что линию марксиста, т. е. революционного социал-демократа, который при всяких обстоятельствах, в самых различных формах, и в речи на митинге, и с трибуны III Думы, и в Совете рабочих депутатов, и в самом мирном, легальном рабочем обществе отстаивает поддержку этого отпора, укрепление его, развитие, правильное направление к полной победе, – эту линию Η. Ρ—ков подменил везде и повсюду в своих рассуждениях линией либерала, который не хочет видеть того, что загнано в подполье, не хочет смотреть ни на что, кроме «перерождающихся» в «культурных юнкеров» Пуришкевичей или «умеренно-прогрессивных» Милюковых.
Это – именно та специфическая слепота, которая характерна для всей «Нашей Зари», для всей столыпинской рабочей партии. В неразрывной связи с этой ослепленной либеральными шорами концепцией стоит исключительное устремление внимания на легализацию рабочей партии. Если «компромисс неизбежен», то против неизбежного бороться нечего, остается рабочему классу – подобно остальным классам вполне установившегося буржуазного строя – вить себе скромное мещанское гнездышко в уголке этого строя. Таково реальное значение проповеди легалистов, как бы ни прикрывал ее «революционными» фразами Мартов, посаженный на это амплуа гг. Потресовыми, Юриями Чацкими, Лариными, Данами и Ко.
У Ρ—кова это реальное значение легального «общества защиты интересов рабочего класса» яснее ясного. Что такого общества – даже при гегемонии в нем Прокоповичей – «начальство» не разрешит и «фактического существования» не допустит, это ясно. Только либеральные слепцы могут не видеть этого. Но общество интеллигентов, несущих, под видом социализма, либеральную проповедь в рабочие массы, уже осуществлено фактически. Это «общество» и есть круг сотрудников «Нашей Зари» и «Дела Жизни»; их «знамя», идейное знамя либерализма, «развертывает» Η. Ρ—ков, когда уверяет, что без открытой организации борьба неизбежно (!!) приняла бы анархический характер, – что старые лозунги превратились в мертвые слова, – что тактику нельзя сводить к «драке», – что в новом «обществе» нет «ни мысли (!) о необходимости насильственного переворота» и т. п. Вот эта либеральная, ренегатская проповедь интеллигентов есть реальность, а открытое рабочее общество есть фраза. Общество либеральной защиты по-либеральному понимаемых интересов рабочего класса есть реальность, это «общество» и есть «Наша Заря», а «открытая и широкая политическая организация» рабочих в современной России – невинное, пустое, фальшивое либеральное мечтание.
Устраивать легальные профессиональные союзы, – понимая, что ни широкими, ни «политическими», ни прочными они ныне стать не могут, – дело полезное. Проповедовать либеральные вещи о политическом рабочем обществе без мысли о насилии – дело пустое и вредное.
В заключение два курьеза. Курьез первый. «Если бы кто-либо, – пишет Ρ—ков, – в ослеплении реакционным безумием, вздумал обвинять членов такого общества в стремлении к насильственному перевороту, вся тяжесть подобного бессмысленного, неосновательного, юридически-ничтожного обвинения пала бы на голову обвинителя». Картина: на голову Щегловитова и К падает тяжесть обвинений, юридически ничтожных, и «тяжестью» этой убивает их Η. Ρ—ков – а не Родичев…
Курьез второй. Рабочие – пишет Ρ—ков – «должны взять на себя задачу политической гегемонии в борьбе за демократический строй». Ρ—ков признает гегемонию после того, как он выпотрошил все содержание гегемонии. Рабочие, говорит Ρ—ков, вы не должны бороться против «неизбежного» компромисса, но вы должны называть себя гегемонами, – а быть гегемоном как раз и значит разъяснять фиктивность идеи о «неизбежности» компромисса и бороться по линии пролетарского и пролетарски-крестьянского отпора буржуазным недемократическим компромиссам.
Η. Ρ—ков принесет такую же пользу делу борьбы с ликвидаторами, как Ю. Ларин принес пользу делу борьбы с фальшивой идеей рабочего съезда{42}. Η. Ρ—ков и Ю. Ларин имели смелость показаться… голенькими. Ρ—ков – честный ликвидатор. Он заставит своей безбоязненностью думать об идейных корнях ликвидаторства. Он подтвердит еще и еще раз правильность декабрьских резолюций РСДРП 1908 года, ибо он систематически ставит (и сплошь фальшиво разрешает) как раз те вопросы, которые в этих резолюциях разобраны и решены правильно. Ρ—ков сделает особенно мизерными, в глазах рабочих, тех дипломатов ликвидаторства, которые, подобно редакторам «Нашей Зари» (или «Голоса»), вертятся и виляют, громоздят оговорочку на оговорочке, снимая с себя ответственность за «отдельные места» статьи Ρ—кова или за «конкретизацию» его плана. Как будто бы дело шло об отдельных местах и т. п., а не о единой, цельной, сплошной линии – линии либеральной рабочей политики!
«Социал-Демократ» № 25, 8 (21) декабря 1911 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
О дипломатии Троцкого и об одной платформе партийцев
Процесс умирания заграничных группок, пытавшихся построить свое существование на дипломатической игре с несоциал-демократическими течениями ликвидаторства и отзовизма, наглядно иллюстрируется вышедшим недавно, после долгого перерыва, № 22 газеты Троцкого «Правда».
Газета вышла 29 ноября нов. ст. – почти месяц спустя после выхода извещения Российской организационной комиссии. Троцкий о нем ни слова!
Для Троцкого РОК не существует. Троцкий называет себя партийцем на том основании, что для него русский партийный центр, созданный подавляющим большинством русских с.-д. организаций, есть ноль! Или, может быть, наоборот, товарищи, Троцкий с его заграничной группкой есть ноль для русских с.-д. организаций?
Самым жирным шрифтом печатает Троцкий свое заверение, – как божиться-то не лень? – что его газета «не фракционная, а партийная». Присмотритесь чуточку повнимательнее к содержанию № 22, и вы увидите сразу нехитрую механику игры с непартийными фракциями впередовцев и ликвидаторов.
Вот корреспонденция из Петербурга, подписанная С. В. и рекламирующая группу «Вперед». С. В. упрекает Троцкого, что он не напечатал давным-давно посланную ему резолюцию питерцев против петиционной кампании. Троцкий, обвиненный впередовцами в «узкой фракционности» (какая черная неблагодарность!), вертится и виляет, ссылаясь на бедность его газеты и редкий ее выход. Игра шита белыми нитками: мы вам – вы нам; мы (Троцкий) помолчим о борьбе партийцев с отзовистами и, обратно, мы (Троцкий) поможем рекламировать «Вперед», а вы (С. В.) уступите уж ликвидаторам «петиционную кампанию». Дипломатическая защита обеих непартийных фракций – разве же это не есть истинная партийность?
Вот фразистая передовица под громким названием: «Вперед!». «Сознательные рабочие! – читаем мы здесь, – у вас нет сейчас более важного (вот как!) и всеобъемлющего (зарапортовался бедняга) лозунга, как свобода союзов, собраний и стачек». «Социал-демократия, – читаем дальше, – зовет пролетариат на борьбу за республику. Но чтоб борьба за республику не была голым (!!) лозунгом немногих избранных, необходимо, чтобы вы, сознательные рабочие, научили массы на опыте понимать необходимость свободы коалиций и бороться за это кровное классовое требование».
Революционная фраза служит для того, чтобы прикрывать и оправдывать фальшь ликвидаторства, засоряя тем сознание рабочих. Почему лозунг республики есть голый лозунг для немногих, когда республика означает невозможность разогнать Думу? – свободу коалиций и печати? – свободу крестьян от насилий и грабежа Марковых, Романовых, Пуришкевичей? Не ясно ли, что дело обстоит как раз наоборот: «голым» и бессмысленным является в качестве «всеобъемлющего» лозунга лозунг «свободы союзов» вне связи с лозунгом республики?
Бессмысленно требовать от царской монархии «свободы союзов», если не разъяснять массам несовместимость такой свободы с царизмом и необходимость для такой свободы – республики. Внесение законопроектов в Думу о свободе союзов, запросы и речи на подобные темы должны служить нам, социал-демократам, как раз и поводом и материалом к агитации за республику.
«Сознательные рабочие должны научить массы на опыте понимать необходимость свободы коалиций»! Старая погудка старого, истасканного еще «экономистами», русского оппортунизма! Опыт масс есть то, когда министры закрывают их союзы, губернаторы и урядники ежедневно чинят насилия – вот это действительно опыт масс. А превознесение, в противовес республике, лозунга «свободы союзов» есть фраза оппортунистического интеллигента, чуждого массам. Это – фраза интеллигента, воображающего, что «опыт» с «петицией» (имеющей 1300 подписей){43} или с положенным под сукно законопроектом есть нечто, воспитывающее «массы». На деле их воспитывает иной, живой, а не бумажный, опыт, их просвещает агитация сознательных рабочих именно за республику – единственно всеобъемлющий в смысле политического демократизма лозунг.
Троцкий превосходно знает, что ликвидаторы в легальных изданиях как раз соединяют лозунг «свобода коалиций» с лозунгом: долой нелегальную партию, долой борьбу за республику. Задача Троцкого в том и состоит, чтобы прикрывать ликвидаторство, бросая песок в глаза рабочим.
С Троцким нельзя спорить по существу, ибо у него нет никаких взглядов. Можно и должно спорить с убежденными ликвидаторами и отзовистами, а с человеком, который играет в прикрытие ошибок и тех и других, не спорят: его разоблачают, как… дипломата самой мелкой пробы.
Поспорить надо с авторами тезисов платформы, попавших в № 22 «Правды». Их ошибка происходит либо оттого, что они не знакомы с декабрьскими (1908 г.) резолюциями РСДРП, либо оттого, что они не вполне освободились от некоторых ликвидаторских и «впередовских» шатаний мысли.
Тезис 1-ый говорит, что 3-июньский режим есть «фактическое неограниченное господство дворян-помещиков феодального типа», причем дальше указывается, что они «прикрывают самодержавно-бюрократический характер своего господства лжеконституционной маской фактически бесправной Гос. думы».
Если помещичья Дума «фактически бесправна» – а это справедливо – то как же может быть «неограниченным» господство помещиков?
Авторы забывают, что классовый характер царской монархии нисколько не устраняет громадной независимости и самостоятельности царской власти и «бюрократии», от Николая II до любого урядника. Эту ошибку – забвение самодержавия и монархии, сведение ее непосредственно к «чистому» господству верхних классов – делали отзовисты в 1908–1909 году (см. «Пролетарий», приложение к № 44){44}, делал Ларин в 1910 году, делают некоторые отдельные писатели (например, М. Александров), делает ушедший к ликвидаторам Η. Ρ—ков.
В декабрьских (1908 г.) резолюциях дан как раз такой анализ господства феодалов при поддержке буржуазии, который подсекает корни этой ошибки.
Тезис 2-й состоит в ссылке на программу-минимум РСДРП, причем «особенно видное место» отводится многим требованиям, вроде свободы коалиций и конфискации помещичьих земель, но не упоминается о республике. Мы думаем, что это неправильно. Вполне признавая безусловную необходимость агитации за свободу коалиций, мы думаем, что лозунг республики надо ставить на самое видное место.
Тезис 3-ий: «Необходимость новых революционных выступлений широких народных масс», без чего невозможно осуществление наших требований.
Последнее архиверно, но это только половина истины. Марксисты не могут ограничиться ссылкой на «необходимость» новых выступлений масс, они должны сначала показать, какие причины вызывают (если вызывают) наступление нового революционного кризиса. Без такого кризиса «выступления» – они всегда, если хотите, «необходимы»! – невозможны.
У авторов самые лучшие революционные намерения, но в их образе мыслей есть некоторый пробел. Декабрьские (1908 г.) резолюции выводят «необходимость» новых выступлений не так просто, но зато более правильно.
Тезис 4-ый: «Возможность такого нового революционного выступления масс в более или менее ближайшем будущем и беспощадная критика… контрреволюционной роли буржуазии» и т. д.
Критика нужна всегда, независимо от «возможности выступлений», даже в такое время, когда выступления масс заведомо невозможны. Связывать возможность выступлений и критику значит смешивать всегда обязательную линию марксизма с одним из видов борьбы (особенно высоким). Это первая ошибка. А вторая та, что «не хвались едучи на рать, а хвались едучи с рати»: о возможности выступлений говорить не к чему, надо доказать ее делами. В платформе достаточно отметить начало подъема и подчеркнуть важность агитации и подготовки выступления масс. В ближайшем или неближайшем будущем выступления масс наступят, это покажут события.
Тезис 5-ый превосходен, ибо подчеркивает огромное значение Государственной думы как агитационной трибуны.
Мы не знаем, кто авторы листка. Но если это – русские впередовцы (как можно думать по некоторым признакам), то их надо горячо приветствовать за избавление от одной ошибки группки «Вперед». У таких впередовцев есть совесть партийцев, ибо они дают прямой, ясный ответ на один из «больных» вопросов. Группа же «Вперед» обманывает партию самым бессовестным образом, защищая, прикрывая отзовизм и до сих пор, до декабря 1911 года, не давая прямого ответа на вопрос об участии в IV Думе. Признавать такую группу социал-демократической значит издеваться над социал-демократизмом.
«Социал-Демократ» № 25, 8 (21) декабря 1911 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
Итоги третейского суда «Держателей»
На пленуме ЦК в январе 1910 г. представители фракции большевиков (единогласно признанные, как представители этой фракции, всеми членами пленума) заключили, как известно, договор со всеми остальными фракциями нашей партии. Договор этот опубликован в № 11 ЦО и сводится к тому, что большевики распускали свою фракцию и отдавали ее имущество в ЦК под условием распущения всех остальных фракций и ведения ими партийной, т. е. антиликвидаторской и антиотзовистской, линии. В случае нарушения этих условий договор, принятый ЦК прямо предусматривал возвращение денег большевикам (см. резолюцию, опубликованную в № 11 ЦО).
Известные всем факты нарушения этого договора остальными фракциями заставили большевиков год тому назад, 5 декабря 1910 г., подать заявку, т. е. заявление о расторжении договора и требовать вернуть им деньги.
Рассмотрение этого требования подлежало разбору третейского суда «держателей»: Каутского, Меринга и Цеткиной. Третейский суд постановил: предварительно, до 1 ноября 1911 г., отдать часть денег в подотчетное расходование Технической комиссии и Заграничной организационной комиссии, состоявших из представителей большевиков, примиренцев и поляков.
В течение октября 1911 г. двое третейских судей, Меринг, Каутский, сложили с себя свою должность. Третий судья не имел права после этого оставаться судьей один и, после некоторых колебаний, тоже сложил с себя свою должность.
Большевистская фракция, 5-го декабря 1910 года расторгнувшая договор с остальными фракциями, оказалась таким образом с 2-го ноября 1911 года вне договорных отношений с бывшими держателями. Поэтому она вступила во владение своей типографией и вступает во владение остальным фракционным имуществом.
Само собою разумеется, что, освободившись от «связи» с ликвидаторскими, отзовистскими и просто интриганскими заграничными группами, большевистская фракция все силы употребит – как доказала уже работа ее членов по созданию Российской организационной комиссии – на сплочение всех партийных элементов вокруг РОК и созываемой ею общепартийной конференции.
Представители большевистской фракции, заключившие договор на пленуме в январе 1910 г.{45}
P. S. Настоящее заявление было уже сдано в редакцию ЦО, когда мы прочли листок так называемого ЗБЦК с письмом двух бывших третейских судей от 18 ноября 1911 года. Кого хотят обмануть Игорев и Либер, изображая из себя ЗБЦК, когда латыши и даже Тышка ушли из него? Почему молчат они об этом уходе? Почему молчат, что с 18-го ноября прошло уже 21/2 недели после того, как суд перестал существовать? что поэтому никакого значения письмо от 18-го ноября 1911 г. не имеет и иметь не может? Или, может быть, гг. Игорев и Мартов не признавали третейский суд до 1-го ноября 1911 года? Скажите же и докажите это, господа! Может быть, вы признаете третейский суд после 1-го ноября 1911 года? До 1-го ноября 1911 г. третейский суд, всеми признанный, осудил вас, ибо ни сантима не дано было ни вам, ни Троцкому, вопреки вашим просьбам и требованиям и «протестам». Господа, осужденные законным, всеми признанным третейским судом, пытаются спрятаться теперь за частное мнение бывших третейских судей, ни для кого не обязательное. После 1-го ноября 1911 г. третейского суда нет, и мы все вернулись в этом смысле в то положение, которое было до пленума. Удержание большевистских денег бывшим держателем было бы противозаконным удержанием.
Но в том-то и суть, что гг. Игорев и Либер гонятся за «сенсацией», а изложить историю суда на основании точных документов они боятся. Не обманешь – не продашь, вот их девиз.
«Социал-Демократ» № 25, 8 (21) декабря 1911 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
Избирательная кампания в IV Государственную думу
I. Основные принципиальные вопросы
Кадетская партия, лучше обставленная из так называемых оппозиционных партий в смысле открытого существования, только что сделала крайне важный шаг по определению своей политики в избирательной кампании. Кадетская политика, как свидетельствуют наилучшие доступные нам и сочувствующие кадетам источники, определена следующим образом:
1) К.-д. проводят своих кандидатов там, где выбор их обеспечен.
2) Там, где нельзя рассчитывать на абсолютное большинство голосов в пользу кадетского кандидата, – к.-д. поддерживают того прогрессивного кандидата, без различия партий, который может собрать максимум голосов.
3) В том случае, если кандидат оппозиции не имеет никаких шансов и существует черносотенная опасность, поддержка октябристского кандидата допускается лишь тогда, если он является настоящим конституционалистом, что иногда, к удивлению, случается.
4) Ни с правыми октябристами, ни с националистами и монархистами ни в какие избирательные соглашения к.-д. не входят. Вообще же, не забывая интересов партии, они не приносят им в жертву высших интересов оппозиции, в широком смысле слова.
Такова кадетская политика. Рабочая демократия должна с величайшим вниманием отнестись к ней, разобрав действительную классовую сущность и настоящее значение ее, прикрываемые обычными условными фразами. Эти фразы о «высших интересах оппозиции» и т. п. сразу бросаются в глаза при чтении кадетских решений. Суть же дела в том, что кадетская политика определена теперь вполне и окончательно, как политика октябристско-кадетского блока. Эту суть надо понять, надо выделить ясно из шелухи казенно-либеральных словечек.
1) Ни слова о блоках с левыми, с демократами. 2) Запрещены блоки только с правыми октябристами – это ничтожное меньшинство октябристов, «гололобовцы». 3) Фраза о «высших интересах оппозиции в широком смысле слова» может означать на деле только одно: фактическое разрешение (и рекомендацию!) блоков с октябристами, как общего правила.
Эти три вывода относительно действительной политики к.-д. надо твердо усвоить.
Каково их значение? «Левый центр» буржуазного либерализма определил свою политику, как политику блока с правым центром буржуазного, с позволения сказать, либерализма, – открыто говоря о своей вражде к черносотенцам и выражая свою вражду к левым, к демократии, посредством умолчания о каких бы то ни было блоках с трудовиками, беспартийными левыми и рабочими кандидатами.
Сказанное нами в № 28 «Звезды» в статье «Два центра» подтвердилось полностью[7].
В России есть три основные политические силы и, следовательно, политические линии: черносотенцы (классовые интересы крепостников-помещиков) и «бюрократия» рядом с ними и над ними; затем либерально-монархическая буржуазия, «центр» – левый (к.-д.) и правый (октябристы); наконец, демократия буржуазная (трудовики{46}, народники, беспартийные левые) и пролетарская. Правильность именно такого и только такого деления подтверждена всем опытом первого десятилетия XX века, а это десятилетие было необыкновенно важным и богатым событиями.
Разумеется, все грани и в природе и в обществе подвижны, в известной степени условны, изменчивы, а не мертвы. Переходные формы и колебания партий и групп, стоящих «на границе» основных делений, неизбежны, но суть дела, порожденная соотношением классовых сил в России начала XX века, несомненно, определяется именно указанным «тройственным» делением. Смешение буржуазного либерализма (к.-д. во главе его) с буржуазной демократией принесло не мало вреда русскому освободительному движению, и надо приложить все усилия, чтобы опыт великого десятилетия (1900–1910) помог всей демократии окончательно усвоить себе ошибочность и гибельность такого смешения. Перед рабочей демократией нашей эпохи стоят поэтому две, неразрывно связанные одна с другой, задачи: во-первых, самостоятельная политическая организация класса наемных рабочих, отдельная от всех хозяев и хозяйчиков, хотя бы самых демократических, и соподчиненная всему международному, мировому движению указанного класса; а во-вторых, развитие и укрепление сил русской демократии (во главе ее также неизбежно стоят рабочие, как во главе буржуазного либерализма неизбежно стоят социальные элементы типа к.-д.). Эта последняя задача не может быть выполнена без неуклонного разъяснения самым широким массам классовых корней и политического значения грани между буржуазным либерализмом (к.-д.) и буржуазной демократией (трудовики и т. п.).
Либеральная буржуазия не хочет и не может обойтись без Марковых и Пуришкевичей, господство которых она стремится лишь умерять. Буржуазная демократия и рабочие не могут не стремиться, с большей или меньшей последовательностью и сознательностью, к уничтожению всех экономических и политических основ этого господства.
Таково основное содержание избирательной кампании в IV Государственную думу с точки зрения рабочей демократии. Именно это содержание и должно быть выдвинуто на первый план в противовес кадетской политике, запутывающей умышленно все коренные принципиальные вопросы посредством общих фраз о «прогрессивности» и «оппозиционности».
Кадетско-октябристский блок не новость. Его давно предвидели марксисты, указывая на внутреннее, классовое родство обеих составных частей этого блока еще в 1905–1907 годах. В III Думе сразу определилось два большинства, и уже в конце 1907 года марксисты сделали этот вывод краеугольным камнем своей политики. Пятилетие III Думы подтвердило этот вывод. В крупных чертах состав этой Думы таков[8]:
Все время III Дума опиралась на два эти большинства, являющиеся необходимыми составными элементами всей третьеиюньской системы: первое большинство есть полное сохранение у власти «старого», – второе означает «шаг по пути» к буржуазной монархии. Первое нужно третьеиюньской системе, чтобы удерживать «власть и доходы» за Марковыми, Пуришкевичами и Ко, второе – чтобы умерять это господство и двигаться по-буржуазному вперед (по формуле: шаг вперед, два назад). Опыт показал теперь ясно, что такое движение вперед равняется застою, а «умерения» пуришкевичевщины не получается.
Целый ряд голосований III Думы был голосованием «второго большинства»; недавно «Речь» признала это определенно, говоря, что «ряд голосований» в начале последней сессии «фактически воспроизводит в Думе господство левого центра» (читай: кадетско-октябристского блока). Такие голосования возможны лишь потому, что и второе большинство, подобно первому, стоит на контрреволюционной почве: достаточно вспомнить «Вехи»{47}, или богомольные речи Караулова, или «лондонские» лозунги, чтобы иллюстрировать это.
А где результаты этих «побед» второго большинства? Где факты, подтверждающие то поистине удивительное открытие кадетской партии, что среди октябристов есть «настоящие конституционалисты»? Не свидетельствует ли это открытие о безмерном принижении в сознании кадетов понятия о «настоящем конституционализме»?
Первый и основной вопрос избирательной кампании есть вопрос о политическом содержании ее, об идейной линии, выражающейся в ней. Решение кадетской партии еще и еще раз показывает ее антидемократическую природу, ибо содержание избирательной кампании к.-д. сводится к дальнейшему принижению понятия «конституционализма» в сознании масс. Учить народ тому, что среди «левых» октябристов могут быть настоящие конституционалисты, – вот что хочет делать к.-д. партия, вот смысл ее избирательной политики.
Задача демократии иная: не принижать понятия конституционализма, а разъяснять всю фиктивность его, дондеже власть и доходы остаются у Марковых и К. Содержание избирательной кампании рабочих демократов определяется задачей выяснять отличие либерализма от демократии, группировать силы этой последней, сплачивать ряды наемных рабочих во всем мире.
Кадеты еще более отдаляются от демократии решениями своей конференции. Наша задача – собирать силы демократии против всякого средневековья и в противовес кадетско-октябристским блокам.
II. Роль рабочих выборщиков в избирательной кампании
Избирательная кампания по выборам в IV Думу открыта. Открыло ее правительство своими циркулярами насчет содействия «национальной» партии, своими «мероприятиями» насчет цензов для правительственных кандидатов и насчет устранения кандидатов оппозиции вообще и демократии в особенности.
Открыла избирательную кампанию и оппозиционная печать. Открыла эту кампанию и кадетская партия своими решениями насчет блока с «левыми» октябристами.
Рабочей демократии следует поэтому немедленно уделить величайшее внимание вопросу о выборах и заранее, не откладывая дела ни на неделю, систематически обсудить свою тактику, заранее подготовить всех и всяческих сторонников демократии к выполнению их важной и ответственной роли.
В настоящей статье мы намерены остановиться на вопросе о роли рабочих выборщиков. Разумеется, на первый план выдвигается и здесь, как и всегда, содержание работы, т. е. идейно-политическая линия кампании. Просвещение и организация рабочего класса, сплочение его в самостоятельную партию, солидарную с западноевропейскими, выяснение ему его исторических целей преобразования коренных условий товарного хозяйства и капитализма, неуклонное отграничение его партии от всех направлений буржуазной демократии, хотя бы «левых», народнических и т. д. – такова основная задача.
Эта основная задача одинакова для рабочей демократии всех стран. И именно поэтому применение ее к современной эпохе в одной из стран, в России, требует учета – во имя этой общей задачи – особых, конкретных задач нашего времени. Из области этих задач русской рабочей демократии выдвигаются сейчас – в силу объективных условий – на первый план две, неразрывно между собою связанные, задачи. Эти задачи следующие: во-первых, ясное сознание связи ликвидаторского течения (представленного, как известно, журналами «Наша Заря» и «Дело Жизни») с широко распространенным буржуазным контрреволюционным течением, «веховством». Ясное сознание вреда от буржуазного влияния на пролетариат необходимо для преодоления этого влияния и для решения тех очередных, ближайших целей, касающихся самого существования рабочей демократии, которые отрицаются ликвидаторами. Во-вторых, это – задача организации левой демократии, при ясной размежевке демократии (буржуазной) от буржуазного либерализма. Без этого неосуществима гегемония рабочей демократии – одно из необходимых условий всякого шага вперед на пути освободительного движения вообще.
Смешение либерализма (партия к.-д.) с демократией (трудовики, «народники» левого толка) принципиально в корне фальшиво и на практике ведет к измене интересам демократии. На рабочих выборщиков ложится задача отстаивать правильное понимание освободительного движения, разъяснять классовую сущность партий (не давая себя обманывать «вывескам», громким словам и эффектным названиям), ясно разделять правых (от черной сотни до октябристов), буржуазных либералов (к.-д. и все, иже с ними) и демократию (буржуазные демократы суть трудовики и родственные им течения; затем марксисты представляют демократию пролетарскую).
Рабочие выборщики, в системе выборов по закону 3 июня 1907 года{48}, играют особенную роль в губернских избирательных собраниях. Добиться того, чтобы все эти выборщики были верными, надежными представителями рабочей демократии, – такова ближайшая практическая задача.
По шести губерниям, как известно, из состава рабочих выборщиков обеспечено по одному депутату в Думу. Губернии эти: Петербургская, Московская, Владимирская, Екатеринославская, Костромская и Харьковская. Но выбор депутата производится всем составом губернского избирательного собрания, т. е. почти всегда правыми выборщиками, землевладельцами и крупными буржуа, октябристами. Чтобы обеспечить рабочих демократов в депутаты Думы, надо добиться, чтобы все без исключения рабочие выборщики принадлежали к рабочей демократии и твердо стояли на одном определенном кандидате из своей среды. Достаточно одного «перебежчика» или одного либерального, «правого» выборщика, чтобы октябристы провели именно его, вопреки большинству рабочих выборщиков!
Но рабочие выборщики имеются в составе губернских избирательных собраний не только по этим шести губерниям. Всего имеются 112 рабочих выборщиков в 44 губерниях (из 53 губерний).
Какова роль этих выборщиков? Во-первых, они должны всегда вести идейную линию, организуя демократию (в особенности крестьянскую), высвобождая ее из-под влияния либералов. Поприще деятельности тут крайне важное. Во-вторых, рабочие выборщики могут (и должны стремиться к этому) пройти в Думу при разделении голосов правых и либералов.
Поясним эту последнюю задачу примером. От Вятской губернии в III Думе два депутата с.-д.: Астраханцев и Путятин. Между тем в Вятской губернии, по закону, депутата от рабочей курии нет. Выборщиков в Вятском губернском избирательном собрании 109, из них 4 от рабочих. Каким же образом четверо рабочих (из 109) провели двоих в Думу? Вероятно, голоса в губернском избирательном собрании разделились, и либералы не могли победить правых без помощи рабочих. Вынужденные блокироваться с рабочими, либералы должны были поделиться с рабочими местами, и они провели в Думу двух с.-д. Состав депутатов Думы от Вятской губ. получился такой: 1 прогрессист, 3 кадета, 2 трудовика, 2 с.-д. – 4 либерала и 4 демократа. В этой губернии рабочие могли бы завоевать себе и три места, если бы удалось отделить демократических выборщиков от либеральных при условии большинства первых над вторыми. Допустим, что из 109 выборщиков 54 правых (50 из 53 выборщиков от землевладельцев и 4 из 17 выборщиков от 1-го съезда городских избирателей). Допустим далее, что из остальных 55 – либералов 20 (трое землевладельцев, 13 перворазрядных горожан и 4 горожан второразрядных); демократов 35 (23 крестьянских выборщика, 8 второразрядных горожан и 4 рабочих). При таких условиях демократы должны бы получить 5 мест из 8, и рабочие могли бы добиться себе трех мест при доверии к ним крестьянской демократии.
В Уфимской губернии все депутатские места захвачены либералами (относя сюда и мусульман). Демократов ни одного. Между тем трое рабочих выборщиков Уфимской губ., при 30-ти выборщиках от крестьян, несомненно могли бы, при большем умении организовывать демократию, отвоевать места и трудовикам и себе.
От Пермской губ. в III Думе 6 либералов и 3 демократа, из них только один с.-д. Между тем число крестьянских выборщиков здесь 26 – из них либералами, которые имели большинство в губернском избирательном собрании, выбран трудовик, значит, крестьянскую курию можно считать сплошь трудовической (будь хоть один из крестьян перебежчиком от демократов к либералам, либералы выбрали бы перебежчика!). То же относится к второразрядной курии (13 выборщиков), ибо от нее тоже выбран либералами трудовик. Итого, значит, число демократов среди выборщиков можно принять в 26 + 13 + 5 рабочих = 44. Всего выборщиков 120, в том числе 59 от землевладельцев и 17 от перворазрядных горожан. Если даже все, кроме демократов, либералы, то их число = 76, т. е. менее двух третей. Вероятнее, конечно, что часть выборщиков были правые. Значит, либералы захватили две трети мест в Думе, не имея двух третей выборщиков. Отсюда вытекает неизбежный вывод, что демократия, будь она сознательнее и лучше организована (а об этом надо позаботиться в первую голову рабочим!), не дала бы себя в обиду либералам. Социал-демократ Егоров выбран от Пермской губ. общим съездом выборщиков, т. е. либералами, значит, либералы нуждались в помощи рабочих, и рабочие делали прямую ошибку, нарушали прямо интересы демократии, оказывая эту помощь без того, чтобы добиться пропорциональной доли депутатских мест для демократии.
Мы приводим эти расчеты, подчеркивая их примерное, пояснительное значение, ибо точных данных о партийном составе выборщиков вообще и выборщиков каждой курии в отдельности у нас не имеется. В действительности дело обстоит сложнее, пестрее, чем рисуется по нашим примерным данным. Но рабочие должны усвоить себе основные соотношения сил в нашей «хитрой механике» третьеиюньских выборов, а усвоив главное, они сумеют разобраться и в частностях.
Две курии, наиболее демократические (после рабочей курии, конечно, которая может и должна быть сплошь марксистской, сплошь антиликвидаторской), это – курия крестьянская и второразрядная, городская. Из них первая более демократична, чем вторая, – несмотря на неизмеримо большее отсутствие свободы выборов в деревне, неизмеримо худшие условия агитации и организации у крестьян, по сравнению с горожанами.
В самом деле, особые депутаты от 2-го съезда городских избирателей выбраны в III Думу от 28 губерний. Выбрано 16 правых, 10 либералов и 2 демократа (Розанов от Саратовской губ. и Петров 3-й от Пермской). Особые депутаты от крестьян имеются по всем 53 губерниям: выбрано 23 правых, 17 либералов, 5 демократов и 8 беспартийных. Деля беспартийных поровну между правыми и оппозицией, получаем следующие сравнительные данные:
От второразрядной городской курии прошло 43 проц. депутатов оппозиции, а от крестьянской – 49 проц. Если принять во внимание, что крестьянские депутаты III Думы внесли, как известно, аграрный законопроект, который по содержанию своему демократичнее кадетского, причем подписались под этим законопроектом и беспартийные и правые крестьяне{49}, то станет ясно, что в действительности демократизм крестьянской курии еще больше превышает демократизм второразрядной городской курии, чем это видно из наших данных.
Значит, больше всего внимания рабочие вообще и рабочие выборщики в особенности должны обратить именно на крестьянскую курию и на крестьянских выборщиков. Как организаторы демократии, рабочие должны действовать в первую голову среди крестьян, затем среди второразрядных горожан. В обеих этих куриях смешение либералов с демократами особенно сильно, особенно часто наблюдается, особенно усердно культивируется кадетами, которые прямо обманывают политически неразвитых людей, пользуясь своей «парламентской» опытностью «дельцов» и своей «демократической» кличкой («конституционные демократы», «партия народной свободы»), прикрывающей антидемократическую, веховскую, контрреволюционную, сущность.
Идейно-политическая задача рабочих в данный момент русского освободительного движения состоит в организации демократии. Этой задаче должна быть подчинена избирательно-техническая деятельность. Отсюда – главное внимание на крестьянскую, затем на второразрядную городскую курию. В губернском избирательном собрании первая задача рабочего выборщика – сплочение демократов. Чтобы выставить свою кандидатуру, нужно иметь три голоса: необходимо найти двух демократов из крестьян, а в крайнем случае убедить двух либералов, которые ничем не рискуют, выставляя кандидатуру рабочего. Демократы должны в губернских избирательных собраниях блокироваться с либералами против правых. Если такой блок сразу не может состояться (в большинстве случаев, вероятно, бывает именно так в силу незнакомства выборщиков друг с другом), то демократы должны сначала проваливать с либералами правых, с правыми либералов. Тогда ни те, ни другие пройти не могут (при условии, что ни правые, ни либералы не имеют одни абсолютного большинства; если нет этого условия, то демократам в Думу не попасть). На основании ст. 119 положения о выборах назначается перерыв. Демократы, подсчитав результаты голосований, блокируются с либералами, имея уже точные данные и добиваясь пропорционального дележа депутатских мест. При этом необходимо, чтобы сначала либералы выбирали демократа, а не обратно, ибо вся история и весь опыт Европы свидетельствует, что либералы часто обманывали демократов, демократы же никогда не обманывали либералов.
Зная, какие курии дают демократов, умея отделять демократов от либералов, рабочие выборщики в 44-х губерниях могут сыграть громадную роль и в деле организации демократии вообще, и в деле проведения в Думу большого числа рабочих демократов и буржуазных демократов (трудовиков). Теперь первых 15, вторых 14. При правильной тактике рабочих можно добиться, в случае благоприятном, удвоения числа тех и других. Либералам обеспечена в IV Думе сильная группа, человек в 100 и свыше, «ответственной», способной блокироваться с октябристами, «оппозиции» (лондонского типа). Надо добиваться, чтобы оппозиция действительно демократическая, а не веховская, составила группу в несколько десятков человек, и этого можно добиться.
Закон дает рабочим право избирать выборщиков в 44 губерниях. Сознательные рабочие на каждой фабрике должны немедленно ознакомиться с законом, обдумать свои задачи и свое положение, озаботиться о том, чтобы выборщиками от них были настоящие рабочие демократы, а не ликвидаторы.
Сто двенадцать рабочих выборщиков, если их провести именно таким образом, сознательно, заботливо, систематично, могут принести громадную пользу и в деле сплочения рабочего класса, стремящегося к великим, мировым целям повсюду в Европе, и в деле организации демократии в России.
Время не ждет. На всякого сознательного рабочего ложится трудная, но трижды благодарная задача.
III. Крестьянство и крестьянские выборщики в избирательной кампании
В предыдущей статье («Звезда» № 34) мы говорили о роли рабочих выборщиков в избирательной кампании[9]. Итог наших рассуждений был тот, что главная задача рабочей демократии двоякая: сплочение класса наемных рабочих и развитие его сознания, понимания его великих исторических целей, а затем организация демократии.
Перейдем к разбору вопроса о непролетарской, т. е. буржуазной, демократии. Какова ее главная классовая опора в России? в чем ее особенности? ее ближайшие задачи? какова роль на выборах?
Главная классовая опора буржуазной демократии в России есть крестьянство. Положение громадной массы его настолько тяжелое, гнет помещичьего землевладения над ним так силен, экономические условия так отчаянно плохи, бесправие так необычайно велико, что демократические настроения и стремления порождаются в этой среде с неуловимой, стихийной неизбежностью. Такого выхода из этого положения, какой рисуется либеральной буржуазии (с кадетской партией во главе ее), именно: раздел власти с Пуришкевичами, совместное господство Пуришкевичей и Гучковых (или Милюковых) над массами, – этого выхода для миллионов крестьян быть не может. Вот почему именно классовое положение крестьянства, с одной стороны, крупной буржуазии, с другой – неминуемо порождает глубокую разницу между демократизмом и либерализмом.
Полной определенности того и другого политического направления, полной сознательности обыкновенно не бывает, но тяготение крестьян к демократизму, буржуазии – к монархическому либерализму есть факт, доказанный окончательно столь богатым событиями первым десятилетием XX века в России. Не только в освободительном движении 1905 года, не только в этих первых Думах крестьянская масса показала себя демократической, но даже и в господской III Думе сорок три крестьянских депутата, в том числе правые и беспартийные, внесли земельный проект, более демократический, чем кадетский.
Вообще земельный вопрос есть главный вопрос современного русского крестьянства. В Европейской России менее чем 30 000 помещиков владеют 70 миллионами десятин земли, и почти столько же находится у 10 миллионов беднейших крестьянских дворов. С одной стороны, в среднем по 2300 десятин на хозяйство, с другой – по семи. Экономический результат, на данном уровне исторического развития России, не мог быть иной, как самое широкое распространение всяческих видов «отработочного» хозяйства, т. е. пережитков старой барщины. Крестьянская кабала, нищета, давно уже нигде не виданная в Европе, и средневековые голодовки – вот последствия этого.
Кадетская буржуазия хочет решить аграрный вопрос по-либеральному, сохраняя помещичьи землевладения, выкупая часть земель по «справедливой оценке», давая перевес помещикам над крестьянами в учреждениях, осуществляющих «реформу». Крестьяне не могут не склоняться к демократическому решению аграрного вопроса. Это демократическое решение нисколько не затрагивает и не может затронуть – даже при полном переходе всей земли к крестьянству без выкупа – основ капиталистического общества, власти денег, товарного производства, господства рынка. Крестьянам дело рисуется большею частью довольно туманно, и народники создали целую идеологию, целое учение, представляющее этот туман в виде чего-то «социалистического», – тогда как ничего социалистического в наиболее даже радикальном аграрном перевороте нет.
Но чем шире и сильнее становится крестьянское движение, тем на практике меньше значение этого тумана, тем больше выступает действительное, демократическое, содержание крестьянских земельных стремлений и требований. И в этой области, и еще более в области вопросов политических, всего важнее роль рабочей демократии, ее борьба против подчинения крестьян либеральному руководству. Не будет преувеличением сказать, что все успехи русской демократии вообще – ив прошлом, и в будущем – неразрывно связаны с переходом политического руководства крестьянством к рабочей демократии от либералов. Без такого перехода невозможны сколько-нибудь серьезные успехи демократии в России.
Избирательный закон 3-го июня 1907 г., как известно, всего больше «разгромил» выборные права именно крестьян. Достаточно напомнить, что число выборщиков от землевладельцев этот закон увеличил с 1952 до 2594, т. е. на 32,9 %, а число выборщиков от крестьян и казаков уменьшил более чем вдвое: с 2659 до 1168, т. е. на 56,1 %. Кроме того, по закону 3-го июня, депутаты в Думу от крестьянской курии (официальное название: «от съездов уполномоченных от волостей») выбираются не крестьянскими только выборщиками, как прежде, а всем составом губернских избирательных собраний, т. е. большинством помещиков и крупных капиталистов.