1895 г.

Фридрих Энгельс {1}

Какой светильник разума погас,

Какое сердце биться перестало! {2}

Написано осенью 1895 г.

Впервые напечатано в 1896 г. № 12 в сборнике «Работник»

Печатается по тексту в сборнике «Работник»сборника «Работник»


Титульный лист сборника «Работник», в котором впервые была напечатана статья-некролог В. И. Ленина «Фридрих Энгельс». – 1896 г.


5-го августа нового стиля (24 июля) 1895 года скончался в Лондоне Фридрих Энгельс. После своего друга Карла Маркса (умершего в 1883 г.) Энгельс был самым замечательным ученым и учителем современного пролетариата во всем цивилизованном мире. С тех пор, как судьба столкнула Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом, жизненный труд обоих друзей сделался их общим делом. Поэтому, для того чтобы понять, что сделал Фридрих Энгельс для пролетариата, надо ясно усвоить себе значение учения и деятельности Маркса в развитии современного рабочего движения. Маркс и Энгельс первые показали, что рабочий класс с его требованиями есть необходимое порождение современного экономического порядка, который вместе с буржуазией неизбежно создает и организует пролетариат; они показали, что не благожелательные попытки отдельных благородных личностей, а классовая борьба организованного пролетариата избавит человечество от гнетущих его теперь бедствий. Маркс и Энгельс в своих научных трудах первые разъяснили, что социализм не выдумка мечтателей, а конечная цель и необходимый результат развития производительных сил в современном обществе. Вся писаная история до сих пор была историей классовой борьбы, сменой господства и побед одних общественных классов над другими. И это будет продолжаться до тех пор, пока не исчезнут основы классовой борьбы и классового господства – частная собственность и беспорядочное общественное производство. Интересы пролетариата требуют уничтожения этих основ, и потому против них должна быть направлена сознательная классовая борьба организованных рабочих. А всякая классовая борьба есть борьба политическая.

Эти взгляды Маркса и Энгельса усвоены теперь всем борющимся за свое освобождение пролетариатом, но, когда два друга в 40-х годах приняли участие в социалистической литературе и общественных движениях своего времени, такие воззрения были совершенной новостью. Тогда было много талантливых и бездарных, честных и бесчестных людей, которые, увлекаясь борьбой за политическую свободу, борьбой с самодержавием царей, полиции и попов, не видели противоположности интересов буржуазии и пролетариата. Эти люди не допускали и мысли, чтобы рабочие выступали как самостоятельная общественная сила. С другой стороны, было много мечтателей, подчас гениальных, думавших, что нужно только убедить правителей и господствующие классы в несправедливости современного общественного порядка и тогда легко водворить на земле мир и всеобщее благополучие. Они мечтали о социализме без борьбы. Наконец, почти все тогдашние социалисты и вообще друзья рабочего класса видели в пролетариате только язву, с ужасом смотрели они, как с ростом промышленности растет и эта язва. Поэтому все они думали о том, как бы остановить развитие промышленности и пролетариата, остановить «колесо истории». В противоположность общему страху перед развитием пролетариата, Маркс и Энгельс все свои надежды возлагали на беспрерывный рост пролетариата. Чем больше пролетариев, тем больше их сила, как революционного класса, тем ближе и возможнее социализм. В немногих словах заслуги Маркса и Энгельса перед рабочим классом можно выразить так: они научили рабочий класс самопознанию и самосознанию и на место мечтаний поставили науку.

Вот почему имя и жизнь Энгельса должны быть знакомы каждому рабочему, вот почему в нашем сборнике, цель которого, как и всех наших изданий, будить классовое самосознание в русских рабочих, мы должны дать очерк жизни и деятельности Фридриха Энгельса, одного из двух великих учителей современного пролетариата. Энгельс родился в 1820 году в г. Бармене, в Рейнской провинции прусского королевства. Отец его был фабрикантом. В 1838 году Энгельс семейными обстоятельствами был вынужден, не кончив гимназии, поступить в приказчики одного бременского торгового дома. Занятия купеческим делом не помешали Энгельсу работать над своим научным и политическим образованием. Еще гимназистом возненавидел он самодержавие и произвол чиновников. Занятия философией повели его дальше. В то время в немецкой философии господствовало учение Гегеля, и Энгельс сделался его последователем. Хотя сам Гегель был поклонником самодержавного прусского государства, на службе которого он состоял в качестве профессора Берлинского университета, – учение Гегеля было революционным. Вера Гегеля в человеческий разум и его права и основное положение гегелевской философии, что в мире происходит постоянный процесс изменения и развития, приводили тех учеников берлинского философа, которые не хотели мириться с действительностью, к мысли, что и борьба с действительностью, борьба с существующей неправдой и царящим злом коренится в мировом законе вечного развития. Если все развивается, если одни учреждения сменяются другими, почему же вечно будут продолжаться самодержавие прусского короля или русского царя, обогащение ничтожного меньшинства на счет огромного большинства, господство буржуазии над народом? Философия Гегеля говорила о развитии духа и идей, она была идеалистической. Из развития духа она выводила развитие природы, человека и людских, общественных отношений. Маркс и Энгельс, удержав мысль Гегеля о вечном процессе развития [1], отбросили предвзятое идеалистическое воззрение; обратившись к жизни, они увидели, что не развитие духа объясняет развитие природы, а наоборот – дух следует объяснить из природы, материи… В противоположность Гегелю и другим гегельянцам Маркс и Энгельс были материалистами. Взглянув материалистически на мир и человечество, они увидели, что как в основе всех явлений природы лежат причины материальные, так и развитие человеческого общества обусловливается развитием материальных, производительных сил. От развития производительных сил зависят отношения, в которые становятся люди друг к другу при производстве предметов, необходимых для удовлетворения человеческих потребностей. И в этих отношениях – объяснение всех явлений общественной жизни, человеческих стремлений, идей и законов. Развитие производительных сил создает общественные отношения, опирающиеся на частную собственность, но теперь мы видим, как то же развитие производительных сил отнимает собственность у большинства и сосредоточивает ее в руках ничтожного меньшинства. Оно уничтожает собственность, основу современного общественного порядка, оно само стремится к той же цели, которую поставили себе социалисты. Социалистам надо только понять, какая общественная сила, по своему положению в современном обществе, заинтересована в осуществлении социализма, и сообщить этой силе сознание ее интересов и исторической задачи. Такая сила – пролетариат. С ним Энгельс познакомился в Англии, в центре английской промышленности, Манчестере, куда он перебрался в 1842 году, поступив на службу в торговый дом, одним из пайщиков которого был его отец. Здесь Энгельс не только сидел в фабричной конторе, – он ходил по грязным кварталам, где ютились рабочие, сам своими глазами видел их нищету и бедствия. Но он не удовольствовался личными наблюдениями, он прочел все, что было найдено до него о положении английского рабочего класса, он тщательно изучил все доступные ему официальные документы. Плодом этих изучений и наблюдений была вышедшая в 1845 году книга: «Положение рабочего класса в Англии» {3}. Мы уже упомянули выше, в чем главная заслуга Энгельса как автора «Положения рабочего класса в Англии». И до Энгельса очень многие изображали страдания пролетариата и указывали на необходимость помочь ему. Энгельс первый сказал, что пролетариат не только страдающий класс; что именно то позорное экономическое положение, в котором находится пролетариат, неудержимо толкает его вперед и заставляет бороться за свое конечное освобождение. А борющийся пролетариат сам поможет себе. Политическое движение рабочего класса неизбежно приведет рабочих к сознанию того, что у них нет выхода вне социализма. С другой стороны, социализм будет только тогда силой, когда он станет целью политической борьбы рабочего класса. Вот основные мысли книги Энгельса о положении рабочего класса в Англии, мысли, теперь усвоенные всем мыслящим и борющимся пролетариатом, но тогда совершенно новые. Эти мысли были изложены в книге, увлекательно написанной, полной самых достоверных и потрясающих картин бедствий английского пролетариата. Книга эта была ужасным обвинением капитализма и буржуазии. Впечатление, произведенное ею, было очень велико. На книгу Энгельса стали всюду ссылаться, как на лучшую картину положения современного пролетариата. И действительно, ни до 1845 года, ни позже не появлялось ни одного столь яркого и правдивого изображения бедствий рабочего класса.

Социалистом Энгельс сделался только в Англии. В Манчестере он вступил в связь с деятелями тогдашнего английского рабочего движения и стал писать в английских социалистических изданиях. В 1844 году, возвращаясь в Германию, он по пути познакомился в Париже с Марксом, с которым уже раньше у него завязалась переписка. Маркс в Париже под влиянием французских социалистов и французской жизни сделался тоже социалистом. Здесь друзья сообща написали книгу: «Святое семейство, или критика критической критики» {4}. В этой книге, вышедшей за год до «Положения рабочего класса в Англии» и написанной большей частью Марксом, заложены основы того революционно-материалистического социализма, главные мысли которого мы изложили выше. «Святое семейство» – шуточное прозвание философов братьев Бауэров с их последователями. Эти господа проповедовали критику, которая стоит выше всякой действительности, выше партий и политики, отрицает всякую практическую деятельность и лишь «критически» созерцает окружающий мир и происходящие в нем события. Господа Бауэры свысока судили о пролетариате, как о некритической массе. Против этого вздорного и вредного направления решительно восстали Маркс и Энгельс. Во имя действительной человеческой личности – рабочего, попираемого господствующими классами и государством, они требуют не созерцания, а борьбы за лучшее устройство общества. Силу, способную вести такую борьбу и заинтересованную в ней, они видят, конечно, в пролетариате. Еще до «Святого семейства» Энгельс напечатал в «Немецко-Французском Журнале» {5} Маркса и Руге «Критические очерки по политической экономии» {6}, в которых с точки зрения социализма рассмотрел основные явления современного экономического порядка, как необходимые последствия господства частной собственности. Общение с Энгельсом бесспорно содействовало тому, что Маркс решил заняться политической экономией, той наукой, в которой его труды произвели целый переворот.

Время от 1845 по 1847 г. Энгельс провел в Брюсселе и Париже, соединяя научные занятия с практическою деятельностью в среде немецких рабочих Брюсселя и Парижа. Тут у Энгельса и Маркса завязались отношения с тайным немецким «Союзом коммунистов» {7}, который поручил им изложить основные начала выработанного ими социализма. Так возник напечатанный в 1848 году знаменитый «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Эта небольшая книжечка стоит целых томов: духом ее живет и движется до сих пор весь организованный и борющийся пролетариат цивилизованного мира.

Революция 1848 г., разразившаяся сперва во Франции, а потом распространившаяся и на другие страны Западной Европы, привела Маркса и Энгельса на родину. Здесь, в Рейнской Пруссии, они стали во главе демократической «Новой Рейнской Газеты» {8}, издававшейся в Кёльне. Оба друга были душой всех революционно-демократических стремлений в Рейнской Пруссии. До последней возможности отстаивали они интересы народа и свободы от реакционных сил. Последние, как известно, одолели. «Новая Рейнская Газета» была запрещена, Маркс, потерявший за время своей эмигрантской жизни права прусского подданного, был выслан, а Энгельс принял участие в вооруженном народном восстании, в трех сражениях бился за свободу и после поражения повстанцев бежал через Швейцарию в Лондон. Там же поселился и Маркс. Энгельс вскоре снова сделался приказчиком, а потом и пайщиком того торгового дома в Манчестере, в котором он служил в 40-х годах. До 1870 года он жил в Манчестере, а Маркс в Лондоне, что не мешало им находиться в самом живом духовном общении: они почти ежедневно переписывались. В этой переписке друзья обменивались своими взглядами и знаниями и продолжали сообща вырабатывать научный социализм. В 1870 г. Энгельс перебрался в Лондон и до 1883 г., когда скончался Маркс, продолжалась их совместная духовная жизнь, полная напряженной работы. Плодом ее были – со стороны Маркса – «Капитал», величайшее политико-экономическое произведение нашего века, со стороны Энгельса – целый ряд крупных и мелких сочинений. Маркс работал над разбором сложных явлений капиталистического хозяйства. Энгельс в весьма легко написанных, нередко полемических работах освещал самые общие научные вопросы и разные явления прошлого и настоящего – в духе материалистического понимания истории и экономической теории Маркса. Из этих работ Энгельса назовем: полемическое сочинение против Дюринга (здесь разобраны величайшие вопросы из области философии, естествознания и общественных наук) [2], «Происхождение семьи, собственности и государства» {9} (переведено на русский язык, издано в С.Петербурге, 3-е изд., 1895), «Людвиг Фейербах» {10} (русский перевод с примечаниями Г. Плеханова, Женева, 1892), статья об иностранной политике русского правительства (переведена на русский язык в женевском «Социал-Демократе» {11} №№ 1 и 2), замечательные статьи о квартирном вопросе {12}, наконец, две маленькие, но очень ценные статьи об экономическом развитии России («Фридрих Энгельс о России», перев. на русский язык В. И. Засулич, Женева, 1894) {13}. Маркс умер, не успев окончательно обработать свой огромный труд о капитале. Вчерне, однако, он был уже готов, и вот Энгельс после смерти друга принялся за тяжелый труд обработки и издания II и III тома «Капитала». В 1885 г. он издал II, в 1894 г. III том (IV том он не успел обработать {14}). Работы над этими двумя томами потребовалось очень много. Австрийский социал-демократ Адлер верно заметил, что изданием II и III томов «Капитала» Энгельс соорудил своему гениальному другу величественный памятник, на котором невольно неизгладимыми чертами вырезал свое собственное имя. Действительно, эти два тома «Капитала» – труд двоих: Маркса и Энгельса. Старинные предания рассказывают о разных трогательных примерах дружбы. Европейский пролетариат может сказать, что его наука создана двумя учеными и борцами, отношения которых превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе. Энгельс всегда – и, в общем, совершенно справедливо – ставил себя позади Маркса. «При Марксе, – писал он одному старому приятелю, – я играл вторую скрипку» {15}. Его любовь к живому Марксу и благоговение перед памятью умершего были беспредельны. Этот суровый борец и строгий мыслитель имел глубоко любящую душу.

После движения 1848–1849 гг. Маркс и Энгельс в изгнании занимались не одной только наукой. Маркс создал в 1864 г. «Международное общество рабочих» {16} и в течение целого десятилетия руководил этим обществом. Живое участие в его делах принимал также и Энгельс. Деятельность «Международного общества», соединявшего, по мысли Маркса, пролетариев всех стран, имела огромное значение в развитии рабочего движения. Но и с закрытием в 70-х годах «Международного общества» объединяющая роль Маркса и Энгельса не прекратилась. Наоборот, можно сказать, что значение их, как духовных руководителей рабочего движения, постоянно возрастало, потому что непрерывно росло и само движение. После смерти Маркса Энгельс один продолжал быть советником и руководителем европейских социалистов. К нему одинаково обращались за советами и указаниями и немецкие социалисты, сила которых, несмотря на правительственные преследования, быстро и непрерывно увеличивалась, и представители отсталых стран, – напр., испанцы, румыны, русские, которым приходилось обдумывать и взвешивать свои первые шаги. Все они черпали из богатой сокровищницы знаний и опыта старого Энгельса.

Маркс и Энгельс, оба знавшие русский язык и читавшие русские книги, живо интересовались Россией, с сочувствием следили за русским революционным движением и поддерживали сношения с русскими революционерами. Оба они сделались социалистами из демократов, и демократическое чувство ненависти к политическому произволу было в них чрезвычайно сильно. Это непосредственное политическое чувство вместе с глубоким теоретическим пониманием связи политического произвола с экономическим угнетением, а также богатый жизненный опыт сделали Маркса и Энгельса необычайно чуткими именно в политическом отношении. Поэтому героическая борьба малочисленной кучки русских революционеров с могущественным царским правительством находила в душах этих испытанных революционеров самый сочувственный отзвук. Наоборот, поползновение ради мнимых экономических выгод отворачиваться от самой непосредственной и важной задачи русских социалистов – завоевания политической свободы – естественно, являлось в их глазах подозрительным и даже прямо считалось ими изменой великому делу социальной революции. «Освобождение пролетариата должно быть его собственным делом», – вот чему постоянно учили Маркс и Энгельс {17}. А для того, чтобы бороться за свое экономическое освобождение, пролетариат должен завоевать себе известные политические права. Кроме того, и Маркс и Энгельс ясно видели, что и для западноевропейского рабочего движения политическая революция в России будет иметь огромное значение. Самодержавная Россия всегда была оплотом всей европейской реакции. Необыкновенно выгодное международное положение, в которое поставила Россию война 1870 года, надолго поселившая раздор между Германией и Францией, конечно, только увеличило значение самодержавной России как реакционной силы. Только свободная Россия, не нуждающаяся ни в угнетении поляков, финляндцев, немцев, армян и прочих мелких народов, ни в постоянном стравливании Франции с Германией, даст современной Европе свободно вздохнуть от военных тягостей, ослабит все реакционные элементы в Европе и увеличит силу европейского рабочего класса. Вот почему Энгельс и для успехов рабочего движения на Западе горячо желал водворения в России политической свободы. Русские революционеры потеряли в нем своего лучшего друга.

Вечная память Фридриху Энгельсу, великому борцу и учителю пролетариата!

Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах {18}

Написано осенью 1895 г.

Напечатано в 1895 г. в Петербурге отдельной брошюрой

Печатается по тексту брошюры издания 1895 г., сверенному с изданием 1897 г.


Титульный лист брошюры В. И. Ленина «Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах». – 1895 г.


I. Что такое штрафы?

Если спросить рабочего, знает ли он, что такое штрафы, то он, пожалуй, удивится такому вопросу. Как же ему не знать штрафов, когда постоянно приходится платить их? Об чем тут спрашивать?

Но это только кажется, будто тут нечего и спрашивать. А на самом деле большинство рабочих не имеет правильного понятия о штрафах.

Обыкновенно думают, что штраф это – платеж хозяину за убыток, причиненный ему рабочим. – Это неверно. – Штраф и вознаграждение за убыток – две различные вещи. Если один рабочий причинил какой-нибудь убыток другому рабочему, – он может требовать вознаграждение за убыток (напр., за испорченную материю), но не может оштрафовать его. Точно так же, если один фабрикант причинит убыток другому (напр., не поставит в срок товара), то фабрикант может требовать вознаграждение, но не может оштрафовать другого фабриканта. – Вознаграждения за убыток требуют от человека равного, а штрафовать можно только человека подчиненного: Поэтому вознаграждение за убыток надо требовать судом, а штраф назначается хозяином без суда. Штраф назначается иногда в таких случаях, когда никакого убытка хозяину не было: напр., штраф за курение табака. Штраф есть наказание, а не вознаграждение за убыток. Если рабочий, скажем, заронил при курении и сжег хозяйскую материю, то хозяин не только оштрафует его за курение, но еще сверх того вычтет за сожженную материю. На этом примере ясно видно отличие штрафа от вознаграждения за убыток.

Назначение штрафов – не вознаграждать за убыток, а создать дисциплину, т. е. подчинение рабочих хозяину, заставить рабочих исполнять хозяйские приказания, слушаться его во время работы. – Закон о штрафах так и говорит: штраф есть «денежное взыскание, налагаемое в видах поддержания порядка собственной властью заведующих фабрикой». И величина штрафа зависит поэтому не от величины убытка, а от степени неисправности рабочего: штраф тем больше, чем больше неисправность, чем крупнее неповиновение хозяину, отступление от хозяйских требований. Если кто идет работать на хозяина, то понятно, что он становится человеком подневольным; он должен хозяина слушаться, и хозяин его может наказывать. – Крепостные крестьяне работали на помещиков, и помещики их наказывали. – Рабочие работают на капиталистов, и капиталисты их наказывают. – Разница вся только в том, что прежде подневольного человека били дубьем, а теперь его бьют рублем.

Против этого, пожалуй, возразят: скажут, что общая работа массы рабочих на фабрике или заводе невозможна без дисциплины: необходим порядок в работе, необходимо следить за этим порядком и наказывать нарушителей. Поэтому, скажут, штрафы берутся не потому, что рабочие – народ подневольный, а потому, что совместная работа требует порядка.

Такое возражение совершенно неправильно, хотя с первого взгляда оно могло бы ввести в заблуждение. Приводят это возражение только те, кто хочет скрыть от рабочих их подневольное положение. Порядок, действительно, необходим при всякой общей работе. Но разве необходимо, чтобы люди работающие подчинены были произволу фабрикантов, т. е. людей, которые сами не работают и сильны только потому, что забрали в руки все машины, орудия и материалы? Общей работы нельзя вести без порядка, без того, чтобы все подчинялись этому порядку; но общую работу можно вести и без подчинения рабочих фабрикантам и заводчикам. Общая работа требует, действительно, наблюдения за порядком, но она вовсе не требует, чтобы власть наблюдать за другими доставалась всегда тому, кто сам не работает, а живет чужим трудом. – Отсюда видно, что штрафы берутся не потому, что люди ведут общую работу, а потому, что при теперешних капиталистических порядках весь рабочий люд не имеет никакой собственности: все машины, орудия, сырые материалы, земля, хлеб находятся в руках богачей. Рабочие должны продаваться им, чтобы не умереть с голоду. А продавшись, они, разумеется, уже обязаны подчиняться им и терпеть от них наказания.

Это должен уяснить себе каждый рабочий, который хочет понимать, что такое штрафы. Необходимо знать это, чтобы опровергнуть обыкновенное (и очень ошибочное) рассуждение, будто штрафы необходимы, так как без них невозможна будто бы общая работа. Необходимо знать это, чтобы уметь объяснить каждому рабочему, чем отличается штраф от вознаграждения за убыток и почему штрафы означают подневольное положение рабочих, подчинение их капиталистам.

II. Как прежде налагались штрафы и чем были вызваны новые законы о штрафах?

Законы о штрафах существуют недавно: всего девять лет. До 1886 года не было никаких законов о штрафах. – Фабриканты могли брать штрафы за что хотели и в каком угодно количестве. Фабриканты брали тогда штрафы в безобразных размерах и наживали на штрафах громадные доходы. – Штрафы назначались иногда просто «по усмотрению хозяина», без указания причины штрафа. – Штрафы доходили иногда до половины заработка, так что рабочий из заработанного рубля отдавал хозяину пятьдесят копеек в виде штрафов. – Бывали такие случаи, что сверх штрафов назначалась еще неустойка; напр., 10 рублей за оставление фабрики. Всякий раз, когда у фабриканта дела шли плохо, – ему ничего не стоило сбавить плату вопреки условию. – Он заставлял мастеров строже брать штрафы и браковать товар: выходило на то же, как если бы рабочему сбавили плату.

Долго терпели рабочие все эти притеснения, но по мере того, как более и более развивались крупные заводы и фабрики, особенно ткацкие, вытесняя мелкие заведения и ручных ткачей, – возмущение рабочих против произвола и притеснений становилось все сильнее. Лет десять тому назад в делах купцов и фабрикантов наступила заминка, так называемый кризис: товар не шел с рук; фабриканты несли убытки и стали еще сильнее налегать на штрафы. Рабочие, заработки которых и без того были плохи, не могли уже снести новых притеснений, и вот в губерниях Московской, Владимирской и Ярославской начались в 1885–1886 годах рабочие бунты. Выведенные из терпения рабочие прекращали работу и страшно мстили притеснителям, разрушая фабричные здания и машины, иногда поджигая их, избивая администрацию и т. п.

Особенно замечательна из всех этих стачек – стачка на известной Никольской мануфактуре Тимофея Саввича Морозова (в местечке Никольском, у станции Орехово, Московско-Нижегородской ж. д.). С 1882 года Морозов стал сбавлять плату, и до 1884 года было пять сбавок. В то же время становились все строже и строже штрафы: по всей фабрике они составляли почти четверть заработка (24 копейки штрафов на заработанный рубль), а иногда доходили у отдельных рабочих до половины заработка. Чтобы скрыть такие безобразные штрафы, контора в последний год перед погромом поступала так: тех рабочих, у которых штрафы достигали половины заработка, она заставляла брать расчет, а потом хоть в тот же день рабочие эти могли опять поступать на работы и получать новую книжку. Посредством этого книжки, где были записаны очень уж большие штрафы, уничтожались. – При прогулах вычитали 3 дня за один прогульный день, за курение штрафовали по 3, 4 и 5 руб. за раз. Выведенные из терпения, рабочие 7 января 1885 г. бросили работу, и в течение нескольких дней разгромили фабричную лавку, квартиру мастера Шорина и некоторые другие фабричные здания. Этот страшный бунт десятка тысяч рабочих (число рабочих доходило до 11000 человек) чрезвычайно напугал правительство: в Орехово-Зуево явились тотчас же войска, губернатор, прокурор из Владимира, прокурор из Москвы. – Во время переговоров со стачечниками из толпы были переданы начальству «условия, составленные самими рабочими» {19}, в которых рабочие требовали, чтобы им вернули штрафы с пасхи 1884 г., чтобы штрафы впредь не превышали 5% заработка, т. е. составляли не более 5 коп. с заработанного рубля, чтобы за прогул одного дня брали не более 1 рубля. Кроме того, рабочие требовали возвращения к заработку 1881–1882 гг., требовали, чтобы хозяин платил за прогульные по его вине дни, чтобы полный расчет выдавался по предупреждению за 15 дней, чтобы прием товара производился при свидетелях из рабочих и т. д.

Эта громадная стачка произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования. Фабриканты тоже почуяли силу рабочих и стали поосторожнее. – В газете «Новое Время» {20} сообщали, напр., из Орехово-Зуева: «Прошлогодний погром (т. е. погром в январе 1885 г. у Морозова) имеет то значение, что сразу изменил старые фабричные порядки как на орехово-зуевских фабриках, так и в окрестности». Значит, не только хозяева Морозовской фабрики должны были изменить безобразные порядки, когда рабочие сообща потребовали их отмены, но даже соседние фабриканты пошли на уступки, боясь и у себя погромов. «Главное – то, – писали в той же газете, – что теперь установилось более человеческое отношение к рабочим, чем прежде отличались немногие из фабричных администраторов».

Даже «Московские Ведомости» {21} (эта газета всегда защищает фабрикантов и винит во всем самих рабочих) поняли невозможность сохранить старые порядки и должны были признать, что произвольные штрафы – «зло, ведущее к возмутительнейшим злоупотреблениям», что «фабричные лавки – сущий грабеж», что необходимо поэтому установить закон и правила о штрафах.

Громадное впечатление, произведенное этой стачкой, усилилось еще благодаря суду над рабочими. За буйство во время стачки, за нападение на военный караул (часть рабочих была арестована во время стачки и заперта в одном здании, но рабочие сломали дверь и ушли) 33 рабочих было предано суду. Суд состоялся во Владимире в мае 1886 г. Присяжные оправдали всех подсудимых, так как на суде показания свидетелей, – в том числе хозяина фабрики, Т. С. Морозова, директора Дианова и многих ткачей-рабочих, – выяснили все безобразные притеснения, которым подвергались рабочие. Этот приговор суда явился прямым осуждением не только Морозова и его администрации, но и всех вообще старых фабричных порядков.

Защитники фабрикантов страшно переполошились и озлобились. Те самые «Московские Ведомости», которые после погрома признавали безобразие старых порядков, теперь заговорили совсем другое: «Никольская мануфактура принадлежит», дескать, «к числу лучших мануфактур. Рабочие не состоят к фабрике ни в каких крепостных или обязательных отношениях, приходят они добровольно и уходят беспрепятственно. Штрафы – но штрафы на фабриках необходимость; без них не было бы никакого сладу с рабочими, и фабрику хоть закрывай». – Вся вина, дескать, самих рабочих, «распущенных, пьяных и небрежных». Приговор суда может только «развращать народные массы» [3]. – «Но с народными массами шутить опасно, – восклицали «Московские Ведомости». – Что должны подумать рабочие ввиду оправдательного приговора Владимирского суда? Весть об этом решении мгновенно облетела весь этот мануфактурный край. Наш корреспондент, выехавший из Владимира тотчас после состоявшегося приговора, уже слышал о нем на всех станциях…»

Таким образом, фабриканты старались запугать правительство: если, дескать, уступить рабочим в одном, то они завтра потребуют другого.

Но погромы рабочих были еще страшнее, и правительству пришлось уступить.

В июне 1886 г. вышел новый закон о штрафах, который указал случаи, когда позволительно брать штрафы, определил крайнюю величину штрафов и постановил, что штрафные деньги должны идти не в карман фабриканта, а на нужды самих рабочих.

Многие рабочие не знают этого закона, а те, которые знают, думают, что облегчение в штрафах вышло от правительства, что надо быть благодарным за это облегчение начальству. Мы видели, что это неправда. – Как ни безобразны были старые фабричные порядки, – начальство ровно ничего не сделало для облегчения рабочих, покуда рабочие не начали бунтовать против них, покуда озлобленные рабочие не дошли до того, что стали ломать фабрики и машины, жечь товары и материалы, бить администрацию и фабрикантов. – Только тогда правительство испугалось и уступило. — Рабочие должны благодарить за облегчение не начальство, а своих товарищей, которые добивались и добились отмены безобразных притеснений.

История погромов 1885 года показывает нам, какая громадная сила заключается в соединенном протесте рабочих. – Необходимо только позаботиться о том, чтобы эта сила употреблялась сознательнее, чтобы она не тратилась даром, на месть тому или другому отдельному фабриканту или заводчику, на погром той или другой ненавистной фабрики или завода, чтобы вся сила этого возмущения и этой ненависти направлялась против всех фабрикантов, заводчиков вместе, против всего класса фабрикантов и заводчиков, и шла на постоянную, упорную борьбу с ним.

Рассмотрим теперь подробно наши законы о штрафах. Чтобы ознакомиться с ними, надо разобрать следующие вопросы: 1) В каких случаях или по каким поводам разрешает закон налагать штрафы? – 2) Каков по закону должен быть размер штрафов? 3) Каков порядок наложения штрафов указан в законе? – т. е. кто по закону может назначать штраф? можно ли жаловаться на это? каким образом рабочему должно наперед объявить табель о штрафах? как должно записывать штрафы в книгу? – 4) На что должны идти, по закону, штрафные деньги? где они хранятся? каким образом расходуются на нужды рабочих и на какие именно нужды? Наконец, последний вопрос 5) На всех ли рабочих распространяется закон о штрафах?

Когда мы разберем все эти вопросы, мы будем знать не только, что такое штраф, но и все особенные правила и подробные постановления русских законов о штрафах. А знать это необходимо рабочим, чтобы сознательно относиться к каждому случаю несправедливых штрафов, чтобы уметь разъяснить товарищам, почему существует та или другая несправедливость, – потому ли, что начальство фабрики нарушает закон, или потому, что в самом законе существуют такие несправедливые правила, – и чтобы сообразно с этим уметь выбрать подходящую форму борьбы против притеснений.

III. По каким поводам фабрикант может налагать штрафы?

Закон говорит, что поводы наложения штрафов, т. е. провинности, за которые хозяин фабрики или завода вправе штрафовать рабочих, могут быть следующие: 1) неисправная работа; 2) прогул; 3) нарушение порядка. «Никакие взыскания, – сказано в законе, – не могут быть налагаемы по другим поводам» [4]. Рассмотрим внимательно каждый из этих трех поводов отдельно.

Первый повод – неисправная работа. В законе сказано: «Неисправной работой считается производство рабочим, по небрежности, недоброкачественных изделий, порча им при работе материалов, машин и иных орудий производства». Надо запомнить тут слова: «по небрежности». Они очень важны. – Штраф можно налагать, значит, только за небрежность. Если изделие вышло недоброкачественным не по небрежности рабочего, а, например, потому, что хозяин дал плохой материал, – тогда фабрикант не имеет права налагать штраф. Необходимо, чтобы рабочие хорошо поняли это, и в случае наложения штрафа за неисправную работу, когда неисправность произошла не по вине рабочего, не по его небрежности, заявляли протест, потому что в таком случае штрафовать – прямо незаконно. – Возьмем еще пример: работает заводский рабочий на станке около электрической лампочки. Отлетает кусок железа, попадает прямо в лампочку и разбивает ее. Хозяин пишет штраф: «за порчу материалов». Имеет ли он на это право? Нет, не имеет, потому что рабочий не по небрежности разбил лампочку: рабочий не виноват, что ничем не защитили лампочку от кусков железа, которые всегда отлетают при работе [5].

Спрашивается теперь, достаточно ли охраняет этот закон рабочего? защищает ли он его от произвола хозяина и несправедливого наложения штрафов? Конечно, нет, потому что хозяин по своему усмотрению решает, доброкачественно изделие или недоброкачественно; всегда возможны придирки, всегда возможно, что хозяин усилит штрафы за недоброкачественность и станет посредством их выгонять больше работы за ту же плату. – Закон оставляет рабочего беззащитным, оставляет хозяину возможность притеснений. Ясно, что закон пристрастен, составлен к выгоде фабрикантов и несправедлив.

Каким образом следовало бы защитить рабочего? Рабочие давно уже указали это: ткачи на Никольской фабрике Морозова, во время стачки 1885 г., предъявили требование, между прочим, такое: «установлять доброкачественность или недоброкачественность товара при сдаче его, в случае разногласия, со свидетелями из рабочих, которые работают поблизости, с записью всего этого в товарную приемную книгу». (Это требование было записано в тетради, составленной «по общему согласию рабочих» и переданной из толпы во время стачки прокурору. – Тетрадь эта читалась на суде.) Требование это совершенно справедливое, потому что не может быть иного способа предупреждать произвол хозяина, как привлекать свидетелей, когда возникает спор о доброкачественности товара, и притом свидетели эти должны быть непременно из рабочих: мастера или служащие никогда не посмели бы идти против хозяина.

Второй повод наложения штрафов – прогул. Что называет закон прогулом? «Прогулом, – сказано в законе, – в отличие от несвоевременной явки на работу или самовольной отлучки с нее, считается неявка на работу в течение не менее половины рабочего дня». Несвоевременная явка на работу или самовольная отлучка считается по закону, как мы сейчас увидим, «нарушением порядка», и штраф налагается за это меньший. Если рабочий пришел в завод, опоздавши на несколько часов, но все-таки раньше полудня, это не будет прогулом, а только нарушением порядка; если же он пришел только к полудню, – тогда это прогул. – Точно так же, если рабочий самовольно, без разрешения, ушел с работы после полудня, т. е. пропустил несколько часов, – тогда это будет нарушением порядка, а если он ушел на целые полдня, – то это прогул. – В законе постановлено, что если рабочий прогуляет более трех дней подряд или в сложности более шести дней в месяц, – то фабрикант вправе рассчитать его. – Спрашивается, всегда ли пропуск половины или целого дня считается прогулом? – Нет. – Только тогда, когда не было уважительных причин неявки на работу. Уважительные причины неявки перечислены в законе. Они следующие: 1) «лишение рабочего свободы». Значит, если рабочего, например, арестуют (по приказу полиции или по приговору мирового судьи), то фабрикант не вправе при расчете поставить штрафа за прогул, 2) «внезапное разорение от несчастного случая», 3) «пожар», 4) «разлив рек». Напр., если рабочий при весенней распутице не может перебраться через реку, – то фабрикант не вправе штрафовать его, 5) «болезнь, лишающая возможности отлучиться из дому», и 6) «смерть или тяжкая болезнь родителей, мужа, жены и детей». Во всех этих шести случаях неявка рабочего считается уважительной. Чтобы не быть оштрафованным за прогул, рабочему только следует позаботиться о доказательстве: на слово ему не поверят в конторе, что он не явился по уважительной причине. Необходимо взять свидетельство врача (в случае, напр., болезни) или полиции (в случае, напр., пожара). Если нельзя достать свидетельство тотчас, следует принести его хотя бы и позже и требовать на основании закона, чтобы штраф не был назначаем, а если он уже назначен, то чтобы был сложен.

По поводу этих правил закона об уважительных причинах неявки необходимо заметить, что правила эти так суровы, как будто бы они относились к солдатам в казарме, а не к свободным людям. Правила эти списаны с правил о законных причинах неявки в суд: если кто-нибудь обвиняется в каком-нибудь преступлении, то его вызывает судебный следователь, и обвиняемый обязан явиться. Неявка разрешается только именно в тех случаях, когда разрешается неявка рабочих [6]. Значит, закон относится к рабочим так же строго, как ко всяким мошенникам, ворам и т. п. Всякий понимает, почему так строги правила о явке в суд, – потому что преследование преступлений касается всего общества. Но явка рабочего на работу вовсе не касается всего общества, а только одного фабриканта, и притом одного рабочего легко заменить другим, чтобы работа не останавливалась. Значит, не было никакой надобности в такой военной строгости законов. Но капиталисты не ограничиваются тем, что отнимают у рабочего все время для работы на фабрике; они хотят также отнять у рабочего всякую волю, всякие другие интересы и помыслы, как только о фабрике. С рабочим обращаются, как с человеком подневольным. – Поэтому и составляют такие казарменные, канцелярски-придирчивые правила. Напр., мы видели сейчас, что уважительной причиной неявки закон признает «смерть или тяжкую болезнь родителей, мужа, жены и детей». – Так сказано в законе о явке в суд. – Точно так же сказано и в законе о явке рабочего на работу. Значит, если у рабочего умрет, напр., не жена, а сестра, – то рабочий не смеет пропустить рабочего дня, не смеет тратить времени на похороны: время принадлежит не ему, а фабриканту. А похоронить может и полиция, – стоит ли об этом заботиться. По закону о явке в суд интерес семьи должен уступить интересам общества, для которого необходимо преследование преступников. – По закону о явке на работу интересы семьи рабочего должны уступить интересам фабриканта, для которого необходимо получить прибыль. – И после этого чистые господа, составляющие, исполняющие и защищающие такие законы, смеют обвинять рабочих в том, что они не ценят семейной жизни!..

Посмотрим, справедлив ли закон о штрафах за прогул? Если рабочий бросает работу на день, на два, – это считается прогулом, рабочий наказывается за это, а при прогуле более трех дней сряду его могут прогнать. – Ну, а если фабрикант приостановит работу (напр., по неимению заказов) или станет давать работу только пять дней в неделю вместо установленных шести? Если бы рабочие были действительно равноправны с фабрикантом, тогда закон для фабриканта должен бы был быть такой же, как и для рабочего. – Если рабочий прекращает работу, он теряет плату и платит штраф. Значит, если фабрикант произвольно прекращает работу, он должен бы был, во-первых, платить рабочему полную заработную плату за все время простоя фабрики, а, во-вторых, должен бы подлежать и штрафу. Но ни того, ни другого в законе не постановлено. На этом примере ясно подтверждается то, что мы раньше говорили о штрафах, именно, что штрафы означают порабощение рабочих капиталистом, означают, что рабочие представляют из себя низший, подневольный класс, осужденный на всю жизнь работать на капиталистов и создавать их богатство, получая за это гроши, недостаточные для мало-мальски сносной жизни. О том, чтобы фабриканты платили штраф за произвольную остановку работ, не может быть и речи. Но фабриканты не платят рабочим даже заработной платы, когда работа приостанавливается не по вине рабочих. Это – возмутительнейшая несправедливость. Закон содержит только правило, что договор между фабрикантом и рабочим прекращается «за приостановкой в течение более 7 дней работ на фабрике или заводе, вследствие пожара, наводнения, взрыва паровика и тому подобного случая». Рабочие должны добиваться установления правила, обязывающего фабрикантов платить рабочим заработную плату во время остановки работ. – Требование это уже было выставлено публично русскими рабочими 11 января 1885 года, во время известной стачки у Т. С. Морозова [7]. В тетради рабочих требований стояло такое требование: «чтобы вычет за прогул не превышал одного рубля с тем, чтобы и хозяин платил за прогульные по его вине дни, как-то: за время простоя и переделки машин, и с этой целью каждый прогульный день чтобы записывался в расчетную тетрадь». – Первое требование рабочих (чтобы штраф за прогул не превышал одного рубля) исполнено и вошло в закон о штрафах 1886 года. Второе требование (чтобы хозяин платил за прогульные по его вине дни) не исполнено, и рабочим нужно еще добиваться его исполнения. Для того чтобы борьба за такое требование была успешна, необходимо, чтобы у всех рабочих было ясное понимание несправедливости закона, ясное понимание того, что нужно требовать. В каждом отдельном случае, когда какая-нибудь фабрика или завод стоят и рабочие не получают платы, – рабочие должны поднимать вопрос о несправедливости этого, они должны настаивать на том, что, пока договор с фабрикантом не расторгнут, фабрикант обязан платить за каждый день, заявлять это инспектору, разъяснения которого подтвердят рабочим, что закон действительно не говорит об этом, и вызовут обсуждение закона рабочими. Они должны обращаться в суд, когда есть возможность, с просьбой о взыскании с фабриканта задельной платы, – наконец, заявлять общие требования об уплате заработка за дни простоя.

Третий повод наложения штрафа – «нарушение порядка». – Закон относит к нарушениям порядка следующие 8 случаев: 1) «несвоевременная явка на работу или самовольная отлучка с нее» (мы сейчас уже говорили, чем отличается этот пункт от прогула); 2) «несоблюдение в заводских или фабричных помещениях установленных правил осторожности при обращении с огнем, в тех случаях, когда заведующий фабрикой или заводом не признает нужным расторгнуть, в силу примечания 1 к статье 105, заключенный с рабочими договор найма». – Это значит, что при нарушении рабочим правил об осторожном обращении с огнем закон предоставляет фабриканту на выбор либо оштрафовать рабочего, либо прогнать его («расторгнуть договор найма», как выражается закон); 3) «несоблюдение в заводских или фабричных помещениях чистоты и опрятности»; 4) «нарушение тишины при работах шумом, криком, бранью, ссорою или дракою»; 5) «непослушание». По поводу этого пункта следует заметить, что только тогда фабрикант вправе оштрафовать рабочего за «непослушание», когда рабочий не исполнил законного требования, т. е. требования, основанного на договоре. – Если предъявлено какое-нибудь произвольное требование, не основанное на договоре рабочего с хозяином, – тогда нельзя штрафовать за «непослушание». – Например, рабочий работает по условию о сдельной работе. Мастер зовет его бросить эту работу и сделать другую. Рабочий отказывается. – В этом случае неправильным был бы штраф за непослушание, потому что рабочий договорился об одной только работе и, так как он работает сдельно, то перейти на другое дело значит для него работать даром; 6) «приход на работу в пьяном виде»; 7) «устройство недозволенных игр на деньги (в карты, орлянку и т. п.)» и 8) «несоблюдение правил внутреннего на фабриках распорядка». Правила эти составляются хозяином каждой фабрики и завода и утверждаются фабричным инспектором. – Извлечения из них печатаются в расчетных книжках. – Рабочим следует читать эти правила и знать их, чтобы проверять, правильно или неправильно налагаются на них штрафы за неисполнение правил внутреннего распорядка. – Необходимо отличать эти правила от закона. Закон один для всех фабрик и заводов; правила внутреннего распорядка – различные на каждой фабрике. – Закон утверждается или отменяется властью государя; правила внутреннего распорядка – фабричным инспектором. – Поэтому, если правила эти оказываются притеснительны для рабочих, то отмены их можно добиться жалобой инспектору (на которого, в случае отказа, можно жаловаться фабричному присутствию). – Чтобы показать необходимость отличать закон от правил внутреннего распорядка, возьмем пример. Положим, рабочего штрафуют за неявку, по требованию мастера, на работу в праздник или в сверхсуточные часы. – Правилен такой штраф или нет? – Чтобы ответить на это, надо знать правила внутреннего распорядка. – Если в правилах не сказано ничего об обязанности рабочего являться по требованию на работу в неурочное время, – тогда штраф незаконный. Но если в правилах сказано, что рабочий обязан по требованию начальства являться на работу в праздники и в неурочное время, – тогда штраф будет законным. – Чтобы добиться отмены этого обязательства, рабочие должны жаловаться не на штрафы, а требовать изменения правил внутреннего распорядка. – Необходимо договориться всем рабочим, и тогда при дружном действии они смогут добиться отмены такого правила.

IV. Как велики могут быть штрафы?

Теперь мы знаем все случаи, когда закон дозволяет штрафовать рабочих. – Рассмотрим, что говорит закон о величине штрафов? Закон не определяет одной величины штрафов для всех фабрик и заводов. Он назначает только предел, выше которого штрафы назначать нельзя. Предел этот указывается отдельно для каждого из трех случаев наложения штрафов (неисправная работа, прогул и нарушение порядка). – Именно, для штрафов за прогул предел следующий: при поденной плате – не свыше суммы шестидневного заработка (считая штрафы за целый месяц), то есть в один месяц нельзя назначать штрафы за прогул более чем в размере шестидневного заработка [8]. Если же плата сдельная, то тогда предел штрафа за прогул – 1 рубль за день и всего не более 3-х рублей в месяц. Сверх того при прогуле рабочий теряет плату за все прогульное время. Далее, для штрафов за нарушение порядка предел – один рубль за каждое отдельное нарушение. Наконец, что касается штрафов за неисправную работу, то предел в законе не означен вовсе. – Указан еще один общий предел для всех штрафов в сложности: за прогул, за нарушение порядка и за неисправную работу вместе. Все эти взыскания, взятые вместе, «не должны превышать одной трети заработка, действительно причитающегося рабочему к установленному сроку расплаты». То есть, если рабочему надо получить, скажем, 15 рублей, то штрафов с него нельзя по закону взять больше 5 руб., – за все нарушения, прогулы и неисправности вместе. Если накопилось штрафов больше, то фабрикант должен скостить их. Но в этом случае закон дает еще другое право фабриканту: именно, фабрикант вправе расторгнуть договор, если с рабочего приходится штрафов более одной трети заработка [9].

Об этих правилах закона, насчет предельной величины штрафов, надо сказать, что они слишком суровы для рабочего и оберегают одного фабриканта в ущерб рабочему. – Во-первых, закон допускает слишком высокие штрафы – до одной трети заработка. Это безобразно высокие штрафы. Сравним этот предел с известными случаями особенно высоких штрафов. Фабричный инспектор Владимирской губернии г. Микулин (который написал книгу о новом законе 1886 г.) рассказывает, как высоки были штрафы на фабриках до этого закона. Всего выше были штрафы в ткацком производстве, и самые высокие штрафы на ткацкой фабрике составляли 10% заработка рабочих, т. е. одну десятую заработка. — Фабричный инспектор Владимирской губ. г. Песков в своем отчете [10] приводит примеры особенно высоких штрафов: самый высокий из них – штраф в 5 руб. 31 коп. при заработке в 32 руб. 31 коп. Это составляет 16,4% (16 копеек на рубль), т. е. менее одной шестой части заработка. Такой штраф называют высоким, и называет его так не рабочий, а инспектор. А наш закон позволяет брать вдвое более высокие штрафы, в одну треть заработка, 331/3 копейки на рубль! Очевидно, на фабриках более или менее порядочных не бывало таких штрафов, которые разрешены нашими законами. – Возьмем данные о штрафах на Никольской мануфактуре Т. С. Морозова перед стачкой 7-го января 1885 г. Штрафы были на этой фабрике, по словам свидетелей, выше, чем на окрестных фабриках. Они были так безобразны, что вывели совершенно из терпения 11000 человек. – Мы наверное не ошибемся, если возьмем эту фабрику за образец фабрики с безобразными штрафами. – Как же высоки были штрафы на ней? – Ткацкий мастер Шорин показывал на суде, как мы уже говорили, что штрафы доходили до половины заработка, и вообще были от 30 до 50%, от 30 до 50 копеек на 1 рубль. – Но это показание, во-первых, не подтверждено точными данными, а во-вторых, относится либо к отдельным случаям, либо к одной мастерской. – Па суде над стачечниками были оглашены некоторые данные о штрафах. – Были приведены заработки (месячные) и штрафы в 17 случаях: весь заработок составляет 179 руб. 6 коп., а штрафы 29 руб. 65 коп. Это дает 16 коп. штрафов на заработок в 1 руб. Самый высокий штраф во всех этих 17 случаях – 3 руб. 85 коп. из заработка в 12 руб. 40 коп. Это составляет 311/2 копейки на рубль – все-таки меньше того, что допускает наш закон. – Но лучше всего взять данные по всей фабрике. – Штрафы за 1884 г. были выше, чем за предыдущие года: они составляли 231/4 коп. на рубль (это самая большая цифра: штрафы были от 203/4 до 231/4%). Итак, на фабрике, получившей известность безобразной высотой штрафов, – штрафы были все-таки ниже, чем те, которые дозволяет русский закон!.. Хорошо защищает рабочих такой закон, нечего сказать! – Стачечники у Морозова требовали: «штрафы должны быть не выше 5% с заработанного рубля, причем необходимо, чтобы рабочий предупреждался о плохой работе и вызывался не более 2-х раз в течение месяца». Штрафы, разрешаемые нашими законами, можно сравнить только с какими-нибудь ростовщическими процентами. Едва ли какой-нибудь фабрикант решится довести штрафы до такой высоты; закон-то разрешает, да рабочие не позволят [11].

Наши законы о величине штрафов отличаются не только безобразной прижимистостью, но, кроме того, страшной несправедливостью. Если штраф слишком велик (более одной трети), то фабрикант может расторгнуть договор, а рабочему не предоставляется такое же право, т. е. право уйти с фабрики, если на него так много налагают штрафов, что они превышают треть заработка. Ясно, что закон заботится только о фабриканте, как будто бы штрафы вызываются только виною рабочих. А на самом деле всякий знает, что фабриканты и заводчики нередко налегают на штрафы без всякой вины рабочих, напр., для того, чтобы заставить рабочих напряженнее работать. Закон защищает только фабриканта от неисправного рабочего, но не защищает рабочего от слишком прижимистых фабрикантов. В этом случае, значит, не у кого искать защиты рабочим. Они должны сами подумать о себе и о борьбе с фабрикантами.

V. Каков порядок наложения штрафов?

Мы уже говорили, что по закону штрафы налагаются «собственной властью» заведующих фабрикой или заводом. Относительно жалоб на их распоряжения закон говорит: «Распоряжения заведующего фабрикою или заводом о наложении на рабочих взысканий обжалованию не подлежат. Но если при посещении фабрики или завода чинами фабричной инспекции будет обнаружено из заявлений, сделанных рабочими, несогласное с требованиями закона наложение на них взысканий, то заведующий привлекается к ответственности». – Постановление это, как видите, очень неясное и противоречивое: с одной стороны, рабочему говорят, что жаловаться на наложение штрафа нельзя. А с другой стороны, говорят, что рабочие могут «заявлять» инспектору о «несогласном с законом» наложении штрафов. «Заявлять о незаконности» и «жаловаться на незаконность», – человек, не имевший случая знакомиться с русскими законами, спросил бы, в чем же тут разница? Разницы нет, но цель этого кляузного постановления закона очень ясная: закон хотел стеснить рабочего в праве жаловаться на фабрикантов за несправедливое и незаконное наложение штрафов. Теперь, если какой-нибудь рабочий пожалуется инспектору на незаконный штраф, то инспектор может ответить ему: «Жаловаться на наложение штрафов закон не разрешает». – Много ли найдется рабочих, знакомых с хитрым законом, которые сумеют ответить на это: «Я не жалуюсь, я только заявляю». – Инспектора на то и поставлены, чтобы смотреть за соблюдением законов об отношениях рабочих к фабрикантам. Инспектора обязаны принимать всякие заявления о неисполнении закона. Инспектор, по правилу (см. утвержденный министром финансов «Наказ чинам фабричной инспекции» {22}), должен иметь приемные дни, не менее одного в неделю, для словесных объяснений с лицами, имеющими в них надобность, и об этих днях на каждой фабрике должно быть вывешено объявление. – Таким образом, если рабочие будут знать закон и твердо решат не позволять никаких отступлений от него, – тогда хитрость приведенного сейчас закона окажется напрасной, и рабочие сумеют добиться соблюдения закона. – Имеют ли они право получать обратно штрафные деньги, если они взысканы неправильно? Рассуждая по здравому смыслу, следовало бы, конечно, ответить: да. Нельзя же допустить, чтобы фабрикант мог неправильно штрафовать рабочего и не возвращать неправильно удержанных денег. Но оказывается, что, при обсуждении этого закона в Государственном совете, решено было нарочно умолчать об этом. Члены Государственного совета нашли, что предоставление рабочим права требовать обратно неправильно взысканные деньги «ослабит в глазах рабочих то значение, которое имеется в виду присвоить заведующему фабрикою, в видах поддержания среди рабочих порядка». Вот как судят государственные люди о рабочих! Если фабрикант неправильно взыскал деньги с рабочего, то рабочему не следует давать права вытребовать их назад. Почему же отнимать у рабочего его деньги? – Потому что жалобы «ослабят значение заведующих»! Значит, «значение заведующих» и «поддержание порядка на фабриках» держатся только на том, что рабочие не знают своих прав и «не смеют» жаловаться на начальство, хотя бы оно и нарушало закон! Значит, государственные люди прямо-таки боятся, как бы рабочие не вздумали следить за правильным наложением штрафов! Рабочие должны поблагодарить членов Государственного совета за их откровенность, которая показывает рабочим, чего они могут ждать от правительства. Рабочие должны показать, что они считают себя за таких же людей, как и фабриканты, и не намерены позволять обращаться с собой, как с бессловесным скотом. Поэтому рабочие должны поставить своей обязанностью не оставлять без жалобы ни одного случая неправильного наложения штрафа, предъявлять непременно требование о возвращении денег, – либо инспектору, либо, в случае его отказа, суду. – Пускай рабочие ничего не добьются ни от инспекторов, ни от суда, – все-таки их усилия не пропадут даром: они откроют глаза рабочим, покажут им, как относятся наши законы к правам рабочих.

Итак, мы знаем теперь, что штрафы налагаются «собственной властью» заведующих. – Но на каждой фабрике могут быть различные размеры штрафов (так как закон указывает ведь только предел, выше которого нельзя назначать штрафа), могут быть различные правила внутреннего распорядка. Поэтому закон требует, чтобы все нарушения, облагаемые штрафами, и размер штрафа за каждое нарушение были указаны наперед в табеле взысканий. Этот табель составляется каждым фабрикантом и заводчиком отдельно и утверждается фабричным инспектором. Он должен быть выставлен, по закону, в каждой мастерской.

Для того, чтобы можно было следить за тем, правильно ли налагаются штрафы и сколько их налагается, необходимо, чтобы штрафы все без исключения были правильно записываемы. Закон требует, чтобы штрафы «не позднее трех дней со времени наложения» записывались в расчетную книжку рабочего. Эта запись должна указывать, во-первых, повод взыскания (т. е. за что оштрафован, – за неисправную работу и за какую именно, за прогул или за нарушение порядка и какое именно) и, во-вторых, размер взыскания. – Запись штрафов в расчетную книжку необходима для того, чтобы рабочие могли проверять правильность наложения штрафа и вовремя заявлять жалобу в случае какой-нибудь незаконности. Затем, штрафы должны записываться все в особую шнуровую книгу, которая должна быть на каждой фабрике или заводе для проверки штрафов инспекцией.

По этому поводу, может быть, не лишним будет сказать два слова о жалобах на фабрикантов и инспекторов, так как рабочие большею частью не знают, как и кому жаловаться. – По закону жаловаться на всякие нарушения закона на фабрике или заводе следует фабричному инспектору. Он обязан принимать словесные и письменные заявления неудовольствия. Если фабричный инспектор не уважит просьбы, тогда можно заявить старшему инспектору, который тоже обязан иметь приемные дни для выслушивания заявлений. – Сверх того, канцелярия старшего инспектора должна быть открыта ежедневно для лиц, имеющих надобность в справках или разъяснениях или заявлениях (см. «Наказ чинам фабричной инспекции», ст. 18). На решение инспектора можно жаловаться Губернскому по фабричным делам присутствию [12]. Для этих жалоб установлен в законе месячный срок, считая со дня объявления инспектором его распоряжения. Далее, на постановления Фабричного присутствия в такой же срок можно жаловаться министру финансов.

Как видите, очень много указано в законе лиц, которым можно жаловаться. И притом жаловаться имеют право и фабрикант, и рабочий одинаково. Беда только в том, что эта защита только на бумаге и остается. У фабриканта есть полная возможность приносить жалобы, – есть свободное время, есть средства нанять адвоката и т. п., и потому фабриканты действительно приносят жалобы на инспекторов, доходят до министра и добились уже различных льгот. А для рабочего это право приносить жалобы – одни слова, не имеющие никакого значения. Прежде всего, у него нет времени ходить по инспекторам да канцеляриям! он работает, и за «прогул» его штрафуют. У него нет денег на то, чтобы нанять адвоката. Он не знает законов и потому не может настоять на своем праве. А начальство не только не заботится о том, чтобы рабочим были известны законы, а, напротив, старается их скрыть от рабочего. Тому, кто не поверит этому, мы приведем следующее правило из «Наказа чинам фабричной инспекции» (наказ этот утвержден министром и разъясняет права и обязанности фабричных инспекторов): «Всякие разъяснения владельцу промышленного заведения или заведующему оным по предмету допущенных нарушений закона и изданных в его развитие обязательных постановлений делаются фабричным инспектором не иначе, как в отсутствии рабочего» [13]. Вот как. Если фабрикант нарушает закон, то инспектор не смеет говорить ему об этом при рабочих: министр запрещает! А не то, пожалуй, рабочие в самом деле узнают закон и захотят требовать исполнения его! Недаром писали «Московские Ведомости», что это был бы один только «разврат»!

Всякий рабочий знает, что жалобы, особенно на инспектора, им почти вовсе недоступны. Конечно, мы не хотим сказать, что рабочим не следует возбуждать жалоб: напротив, всегда, когда есть хоть какая-нибудь возможность, непременно следует жаловаться, потому что только таким образом рабочие будут знакомиться со своими правами и научатся понимать, в чьих интересах написаны фабричные законы. Мы хотим только сказать, что нельзя жалобами добиться никакого серьезного и общего улучшения положения рабочих. Для этого есть один только путь – чтобы рабочие соединились вместе для отстаивания своих прав, для борьбы с притеснениями хозяев, для достижения более сносного заработка и более короткого рабочего дня.

VI. Куда должны идти, по закону, штрафные деньги?

Обратимся теперь к последнему вопросу, относящемуся к штрафам: каким образом расходуются штрафные деньги? – Мы уже говорили, что до 1886 года деньги эти шли в карман фабрикантов и заводчиков. Но эти порядки приводили к такой массе злоупотреблений и до того раздражали рабочих, что сами хозяева стали сознавать необходимость уничтожить эту систему. На некоторых фабриках сам собой установился обычай выдавать из штрафных денег пособия рабочим. Напр., у того же Морозова еще до стачки 1885 г. было постановлено, что штрафы за курение и за пронос водки должны идти на пособия увечным, а штрафы за неисправную работу – хозяину.

Новый закон 1886 г. установил общее правило, что штрафы не могут идти в карман хозяина. В законе сказано: «Взыскания с рабочих обращаются на составление особого рода при каждой фабрике капитала, состоящего в заведовании фабричного управления. Капитал этот может быть употребляем, с разрешения инспектора, только на нужды самих рабочих, согласно правилам, издаваемым министром финансов по соглашению с министром внутренних дел». Итак, штрафы, по закону, должны идти только на нужды самих рабочих. Штрафные деньги, это – собственные деньги рабочих, вычеты из их заработка.

Правила расходования штрафного капитала, о которых говорится в законе, были изданы только в 1890 г. (4 декабря), т. е. целых 3½ года спустя после издания закона. В правилах сказано, что штрафные деньги расходуются на следующие, по преимуществу, нужды рабочих: «а) на пособия рабочим, потерявшим навсегда способность к труду или лишившимся возможности временно трудиться по болезни». В настоящее время рабочие, получившие увечье, остаются обыкновенно без всяких средств к жизни. Чтобы судиться с фабрикантом, они поступают обыкновенно на содержание к адвокатам, которые ведут их дела и, взамен подачек рабочему, берут себе громадные доли из присужденного вознаграждения. А если рабочий может получить по суду только небольшое вознаграждение, то он даже не найдет адвоката. Штрафными деньгами следует непременно пользоваться в этих случаях; посредством пособия из штрафного капитала рабочий перебьется некоторое время и сможет найти себе адвоката для ведения дела с хозяином, не попадая, по нужде, из кабалы хозяина в кабалу адвокату. Рабочие, потерявшие работу по болезни, тоже должны брать пособия из своего штрафного капитала [14]

В разъяснение этого первого пункта правил С.-Петербургское фабричное присутствие постановило, что пособия должны выдавать на основании свидетельства врача, в размере не более половины бывшего заработка. Заметим в скобках, что СПБ. фабричное присутствие сделало это постановление в заседании 26 апреля 1895 г. Разъяснение состоялось, значит, 41/2 года спустя после издания правил, а правила 31/2 года спустя после издания закона. Следовательно, всего понадобилось восемь лет только на то, чтобы закон был достаточно разъяснен!! Сколько же теперь потребуется лет, чтобы закон стал всем известен и стал применяться на самом деле?

Во-вторых, выдачи из штрафного капитала производят «б) на пособия работницам, находящимся в последнем периоде беременности и прекратившим работу за 2 недели до родов». По разъяснению Петербургского фабричного присутствия, выдача должна происходить только в течение 4-х недель (две до родов и две после) и в размере не более половины бывшего заработка.

В-третьих, пособия выдаются «в) в случае утраты или порчи имущества от пожара или другого несчастья». По разъяснению Петербургского присутствия, в удостоверение такого обстоятельства представляется свидетельство от полиции, и размер пособия должен быть не свыше 2/3 полугодового заработка (т. е. не свыше четырехмесячного заработка).

Наконец, в-четвертых, пособия выдаются «г) на погребение». По разъяснению СПБ. присутствия, пособия эти должны выдаваться только для рабочих, работавших и умерших на данной фабрике, или их родителей и детей. – Размер пособия от 10 до 20 рублей.

Таковы указанные в правилах 4 случая выдачи пособий. – Но рабочие имеют право получать пособия и в других случаях: в правилах указано, что пособия даются «по преимуществу» в этих 4 случаях. Рабочие вправе получать пособие на всякие нужды, а не только на перечисленные. Петербургское присутствие в своем разъяснении правил о штрафах (разъяснение это вывешено на фабриках и заводах) тоже говорит: «Назначение пособия во всех других случаях производится с разрешения инспекции», и при этом Присутствие добавило, что пособия не должны ни в каком случае уменьшать расходы фабрики на разные учреждения (напр., школы, больницы и т. п.) и обязательные траты (напр., на приведение в исправное состояние помещений для рабочих, на врачебную помощь и т. п.). Это значит, что выдача пособий из штрафного капитала не дает права фабриканту считать это своим расходом; это расход не его, а расход тех же рабочих. Расходы фабриканта должны остаться прежние.

Петербургское присутствие постановило еще следующее правило: «сумма выдающихся постоянных пособий не должна быть более половины годичного поступления штрафов». Тут различаются пособия постоянные (которые производятся в течение известного времени, напр., больному или увечному) от единовременных (которые выдаются один раз, напр., на погребение или по случаю пожара). Чтобы оставить деньги на единовременные пособия, постоянные пособия не должны превышать половины всех штрафов.

Каким образом получать пособия из штрафного капитала? Рабочие должны, по правилам, обращаться с просьбой о пособии к хозяину, который и выдает пособие с разрешения инспекции. В случае отказа со стороны хозяина, следует обращаться к инспектору, который может назначить пособие собственной властью.

Фабричное присутствие может разрешать благонадежным фабрикантам выдавать небольшие пособия (до 15 рублей), не испрашивая разрешения инспектора.

Штрафные деньги до 100 руб. хранятся у хозяина, а при большем количестве вносятся в сберегательную кассу.

Если какая-нибудь фабрика или завод закроется, то штрафной капитал передается в общий по губернии рабочий капитал. О том, каким образом расходуется этот «рабочий капитал» (о котором рабочие ничего даже не знают и не могут знать), – в правилах не сказано. Следует, дескать, хранить в Государственном банке «впредь до особого назначения». Если потребовалось даже в столице 8 лет для установления правил о расходовании штрафных капиталов на отдельных фабриках, – то, вероятно, придется подождать не один десяток лет, покуда составят правила для расходования «общего по губернии рабочего капитала».

Таковы правила о расходовании штрафных денег. Как видите, они отличаются чрезвычайной сложностью и запутанностью, и потому не удивительно, что до сих пор рабочие почти вовсе не знают об их существовании. В нынешнем году (1895) на петербургских фабриках и заводах развешиваются объявления об этих правилах [15]. Надо уже самим рабочим постараться, чтобы все знали эти правила, чтобы рабочие научились правильно смотреть на пособие из штрафного капитала – не как на подачки фабрикантов, не как на милостыню, а как на свои собственные деньги, составленные из вычетов из их заработка, и расходуются которые только на их нужду. Рабочие имеют полное право требовать выдачи им этих денег.

По поводу этих правил необходимо сказать, во-первых, о том, как они применяются, какие при этом возникают неудобства и какие злоупотребления. Во-вторых, надо посмотреть, справедливо ли составлены эти правила, защищают ли они достаточно интересы рабочих.

Что касается применения правил, то прежде всего необходимо указать на такое разъяснение Петербургского фабричного присутствия: «Если в данный момент штрафных денег не имеется.., то рабочие не могут предъявлять никаких претензий к фабричным управлениям». Но спрашивается, каким образом будут знать рабочие, имеются ли штрафные деньги или нет, и сколько их, если они имеются? Фабричное присутствие рассуждает так, как будто рабочим это известно, – а между тем оно не потрудилось ничего сделать для сообщения рабочим о состоянии штрафного капитала, не обязало фабрикантов и заводчиков вывешивать объявления о штрафных деньгах. – Неужели Фабричное присутствие думает, что достаточно рабочим узнать об этом у хозяина, который будет гонять просителей, когда нет штрафных денег? Это было бы безобразием, потому что тогда с рабочим, желающим получить пособие, хозяева обращались бы, как с нищим. – Рабочим необходимо добиваться, чтобы на каждой фабрике или заводе было вывешиваемо ежемесячно объявление о состоянии штрафного капитала: сколько имеется денег налицо, сколько получено за последний месяц, сколько израсходовано «на какие нужды»? Иначе рабочие не будут знать, сколько они могут получить; не будут знать, могут ли быть удовлетворены из штрафного капитала все требования или только часть, – в этом случае было бы справедливо выбрать нужды самые насущные. Лучше устроенные заводы сами ввели кое-где такие объявления: в С.-Петербурге, кажется, делается это на заводе Сименс и Гальске и на казенном патронном заводе. Если рабочий при каждой беседе с инспектором будет настойчиво обращать внимание на это обстоятельство и заявлять о необходимости вывешивать объявление, тогда рабочие, наверное, добьются, чтобы это было введено везде. Далее, было бы очень удобно для рабочих, если бы заведены были на фабриках и заводах печатные бланки [16] для прошений о выдаче пособий из штрафного капитала. Такие бланки заведены, напр., во Владимирской губернии. Писать все прошение самому рабочему не легко, да притом он не сумеет написать все, что потребуется, а в бланке все указано и ему остается только вписать в оставленные пробелы несколько слов. Если не заведут бланков, то многие рабочие должны будут обращаться к писарям за составлением прошений, а это требует расходов. Конечно, самые просьбы о пособии могут, по правилам, быть и устные, но, во-первых, рабочему все равно нужно добывать требуемое правилами письменное удостоверение полиции или врача (при прошении на бланке – тут же, на этом бланке, пишется и удостоверение), а, во-вторых, на устную просьбу иной хозяин, пожалуй, и не ответит, а на письменную он обязан дать ответ. Печатные заявления, подаваемые в контору фабрики или завода, отнимут у прошений о выдаче пособий характер попрошайничества, который стараются придать им хозяева. Многие фабриканты и заводчики особенно недовольны тем, что штрафные деньги, по закону, идут не в их карман, а на нужды рабочих. Поэтому много придумывалось ухищрений и уловок, чтобы надуть рабочих и инспекторов и обойти закон. Мы расскажем, в предупреждение рабочим, о некоторых таких уловках.

Некоторые фабриканты записывали штрафы в книгу не как штрафы, а как выданные рабочему деньги. Оштрафуют рабочего на рубль, а в книгу запишут, что рабочему выдан рубль. Когда этот рубль вычитают при получке, то он остается в кармане хозяина. Это уже не только обход закона, а прямо обман, подлог.

Другие фабриканты вместо штрафов за прогул записывали рабочему не все рабочие дни, то есть, если рабочий прогулял, скажем, один день в неделю, то ему ставят не пять дней, а четыре: заработная плата за один день (которая должна бы составить штраф за прогул и идти в штрафной капитал) достается хозяину. Это опять-таки грубый обман. Заметим кстати, что рабочие совершенно беззащитны против таких обманов [17], потому что им не объявляют о состоянии штрафного капитала. Только при ежемесячных подробных объявлениях (с указанием количества штрафов за каждую неделю по каждой мастерской отдельно) рабочие могут следить за тем, чтобы штрафы поступали действительно в штрафной капитал. Кто же будет следить за правильностью всех этих записей, если не сами рабочие? Фабричные инспектора? Но каким же образом узнает инспектор, что вот эта именно цифра поставлена в книге обманом? Фабричный инспектор, г. Микулин, рассказывая об этих обманах, замечает:

«Во всех таких случаях открывать злоупотребления было чрезвычайно трудно, если на то не было прямых указаний в виде жалоб рабочих». Сам инспектор признает, что ему нельзя открыть обмана, если не укажут рабочие. А рабочие не могут указать его, если фабриканты не будут обязаны вывешивать объявления о штрафах.

Третьи фабриканты придумали гораздо более удобные способы обманывать рабочих и обойти закон, – такие хитрые и кляузные способы, что нелегко было придраться к ним. Многие хозяева бумаготкацких фабрик во Владимирской губ. представляли на утверждение инспектора не один расценок на каждый сорт ткани, а два или даже три расценка; в примечании к расценку было сказано, что ткачи, сработавшие безукоризненно товар, получают за него плату по высшей цене, сработавшие товар похуже – по второму расценку, а тот товар, который будет считаться браком, расценивается по самой низкой цене [18]. Ясно, с какой целью придумана была такая хитрая штука: разница между высшим и низшим расценком доставалась в карман хозяину, тогда как эта разница на самом деле означала взыскание за неисправную работу и должна была поэтому идти в штрафной капитал. Ясно, что это был грубый обход закона, и не только закона о штрафах, но также и закона об утверждении расценка; расценок утверждается для того, чтобы хозяин не мог произвольно изменять заработной платы, а если расценок будет не один, а несколько, то понятно, что тогда хозяину предоставляется полнейший произвол.

Фабричные инспектора видели, что такие расценки «направлены, очевидно, к обходу закона» (все это рассказывает тот же г. Никулин в вышеупомянутой книге), но тем не менее «не считали себя вправе» отказать почтенным «господам» фабрикантам.

Еще бы. Легкое ли это дело – отказать фабрикантам (такую штуку придумал не один фабрикант, а несколько сразу!). Ну, а если бы попытались обойти закон не «господа» фабриканты, а рабочие? Интересно бы знать, нашелся ли бы тогда во всей Российской империи хоть один фабричный инспектор, который бы «не счел себя вправе)) отказать рабочим в попытке обойти закон?

Таким образом, эти двух- и трехэтажные расценки были утверждены фабричной инспекцией и введены в действие. Но оказалось, что интересуются вопросом о расценке не одни господа фабриканты, выдумывающие способы обойти закон, и не одни господа инспектора, не считающие себя вправе мешать фабрикантам в их благом намерении, а еще сверх того… рабочие. У рабочих не оказалось такой нежной снисходительности к мошенничествам господ фабрикантов, и они «сочли себя вправе» помешать этим фабрикантам объегоривать рабочих.

Эти расценки, повествует г. инспектор Микулин, «возбудили такое неудовольствие среди рабочих, что оно было одною из главных причин разразившихся беспорядков с буйством, потребовавших вмешательства вооруженной силы».

Вот как идут дела на свете! Сначала «не сочли вправе» помешать гг. фабрикантам нарушать закон и надувать рабочих, – а когда возмущенные такими безобразиями рабочие подняли восстание, тогда «потребовали» вооруженную силу! Почему же эта вооруженная сила «потребовалась» против рабочих, которые защищали свои законные права, а не против фабрикантов, которые явно нарушали закон? Как бы там ни было, но только после восстания рабочих «распоряжением губернатора расцепки такого рода были уничтожены». Рабочие настояли на своем. Закон был введен не господами фабричными инспекторами, а самими рабочими, которые доказали, что они не позволят издеваться над собой и сумеют постоять за свои права. «В дальнейшем уже, – рассказывает г. Микулин, – фабричная инспекция отказывалась утверждать такие расценки». Таким образом, рабочие научили инспекторов применять закон.

Но наука эта досталась только одним владимирским фабрикантам. А между тем фабриканты везде одни: и во Владимире, и в Москве, и в Петербурге. Попытка владимирских фабрикантов перехитрить закон – не удалась, но придуманный ими способ не только остался, но был даже усовершенствован одним гениальным петербургским заводчиком.

В чем состоял способ владимирских фабрикантов? В том, чтобы не употреблять слова штраф, а заменять его другими словами. Если я скажу, что рабочий по случаю неисправности получает рублем меньше, – тогда это будет штраф и его придется отдать в штрафной капитал. Но если я скажу, что рабочий по случаю неисправности получает плату по низшему расценку, – тогда это не будет штрафом, а целковый попадет в мой карман. Так рассуждали владимирские фабриканты, которых, однако, опровергли рабочие. Можно и еще несколько иначе рассуждать. Можно сказать: рабочий по случаю неисправности получает плату без наградных, тогда это опять не будет штрафом, и целковый попадает в карман хозяина. Вот такое рассуждение и придумал хитроумный петербургский заводчик Яковлев, хозяин механического завода. Он говорит так: вы будете получать по рублю в день, но если за вами не будет никаких провинностей, ни прогулов, ни грубостей, ни неисправностей, то вы получите по 20 коп. «наградных». А если окажется провинность, то хозяин удерживает двугривенные и кладет их, конечно, себе в карман, – потому что ведь это не штраф, а «наградные». Все законы о том, за какие провинности можно назначать взыскание и в каком размере, как их нужно расходовать на нужды рабочих, – оказываются для г. Яковлева несуществующими. Законы писаны про «штрафы», а у него «наградные». Ловкий заводчик до сих пор надувает рабочих посредством своей кляузной выходки. Петербургский фабричный инспектор тоже, вероятно, «не счел себя вправе» помешать ему обходить закон. Будем надеяться, что петербургские рабочие не отстанут от владимирских и научат инспектора и заводчика, как следует соблюдать закон.

Чтобы показать, какие громадные деньги составляются из штрафов, приведем сведения о величине штрафных капиталов во Владимирской губернии.

Выдача пособий начала производиться там с февраля 1891 г. До октября 1891 г. было выдано пособий 3665 лицам на сумму 25458 руб. 59 коп. Штрафной капитал к 1 октября 1891 г. составлял 470052 руб. 45 коп. Следует сказать, кстати, еще об одном употреблении, сделанном из штрафных денег. На одной фабрике штрафной капитал составлял 8242 руб. 46 к. Фабрика эта обанкротилась, и рабочие остались зимой без хлеба и без работы. Тогда из этого капитала было роздано 5820 руб. в пособия рабочим, которых было до 800 человек.

С 1-го октября 1891 г. по 1-ое октября 1892 г. было взыскано штрафных денег 94055 руб. 47 коп., а выдано в пособия 45200 руб. 52 коп. – 6312 лицам. По отдельным статьям пособия эти распределялись так: 208 лицам было выдано ежемесячных пенсий по случаю неспособности к труду на сумму 6198 руб. 20 коп., значит, в среднем на 1 человека приходится в год 30 руб. (назначают такие нищенские пособия в то время, как десятки тысяч штрафных денег лежат без употребления!). Далее, по случаю потери имущества 1037 лицам было выдано 17827 руб. 12 коп., в среднем по 18 руб. на человека. Беременным женщинам выдано 10641 руб. 81 коп. в 2669 случаях, в среднем по 4 руб. (это за три недели, одну до родов и две после родов). По болезни выдано 877 рабочим 5380 руб. 68 коп., в среднем по 6 руб. На похороны 4620 руб. – 1506 рабочим (по 3 рубля), и в разных случаях 532 руб. 71 коп. – 15 лицам.

Теперь мы познакомились вполне с правилами о штрафных деньгах и с тем, как эти правила применяются. Посмотрим, справедливые ли эти правила и достаточно ли охраняют они права рабочих.

Мы знаем, что в законе постановлено, что штрафные деньги не принадлежат хозяину, что они могут идти только на нужды рабочих. Правила о расходовании денег должны были утвердить министры.

Что же вышло из этих правил? Деньги эти собраны с рабочих и расходуются на их нужды, – а в правилах не сказано даже, что хозяева обязаны объявлять рабочим состояние штрафного капитала. Рабочим не предоставлено права избирать выборных, чтобы следить за правильным поступлением денег в штрафной капитал, чтобы принимать заявления от рабочих и распределять пособия. В законе сказано было, что пособия выдаются «с разрешением инспектора», а по правилам, которые изданы министрами, вышло так, что с просьбой о пособии должны обращаться к хозяину. Почему же следует обращаться к хозяину? Ведь деньги эти не хозяйские, а деньги рабочих, составившиеся из вычетов из их заработка. Хозяин сам не имеет права трогать этих денег: если он израсходует их – то отвечает за это, как за присвоение и растрату, все равно как если бы он израсходовал чужие деньги. Очевидно, министры потому издали такое правило, что они хотели услужить хозяевам: теперь рабочие должны просить у хозяина пособия, как будто подачки. Правда, если хозяин откажет, – инспектор может сам назначить пособие. По инспектор ведь сам ничего не знает – скажет ему хозяин, что рабочий этот такой-сякой, что он не заслуживает пособия, и инспектор поверит [19]. Да и много ли найдется рабочих, которые станут обращаться с жалобами к инспектору, терять рабочее время на хождение к нему, писание прошений и тому подобное? В действительности, благодаря министерским правилам, получится только новая форма зависимости рабочих от хозяев. Хозяева получат возможность притеснять тех рабочих, которыми они недовольны, может быть, за то, что они не дают себя в обиду: отказывая в прошении, хозяева наверное причинят такому рабочему массу лишних хлопот, а может быть, даже добьются того, что он вовсе не получит пособия. Напротив, тем рабочим, которые угождают хозяину и лакействуют перед ним, которые фискальничают ему на товарищей, – хозяева могут разрешать выдачу особенно больших пособий и в таких случаях, когда другой рабочий получил бы отказ. Вместо уничтожения зависимости рабочих от хозяев по штрафным делам получится новая зависимость, разъединяющая рабочих, создающая прислужничество и пролазничество. А потом обратите еще внимание на ту безобразную волокиту, которой обставлено, по правилам, получение пособий: каждый раз рабочий должен обращаться за удостоверением то к врачу, от которого он наверное встретит грубость, то к полиции, которая ничего не делает без взяток. Повторяем, ничего этого нет в законе; это установлено министерскими правилами, которые явно составлены в угоду фабрикантам, которые явно направлены на то, чтобы сверх зависимости от хозяев создать еще зависимость рабочих от чиновников, чтобы отстранить рабочих от всякого участия в расходовании на их нужды с них же взятых штрафных денег, чтобы сплести паутину бессмысленной казенной формалистики, отупляющей и деморализующей [20] рабочих.

Предоставление хозяину разрешать выдачу пособий из штрафных денег – это вопиющая несправедливость. Рабочие должны добиваться того, чтобы им дано было по закону право выбирать депутатов (выборных), которые бы следили за поступлением штрафов в штрафной капитал, принимали и проверяли заявления рабочих о выдаче пособий, давали отчет рабочим о состоянии штрафного капитала и расходовании его. На тех заводах, на которых существуют в настоящее время депутаты, они должны обратить внимание на штрафные деньги, требовать, чтобы им сообщали все данные о штрафах, они должны принимать заявления рабочих и передавать их начальству.

VII. На всех ли рабочих распространяются законы о штрафах?

Законы о штрафах, как и большинство других русских законов, распространяются не на все фабрики и заводы, не на всех рабочих. Издавая закон, русское правительство всегда боится обидеть им господ фабрикантов и заводчиков, боится, что хитросплетения канцелярских правил и чиновнических прав и обязанностей столкнутся с какими-нибудь другими канцелярскими правилами (а их у нас бесчисленное множество), с правами и обязанностями каких-нибудь других чиновников, которые смертельно обидятся, если в их область вторгнется какой-нибудь новый чиновник, и изведут бочки казенных чернил и стопы бумаги на переписку о «разграничении ведомства». Редкий закон поэтому вводится у нас сразу для всей России, без изъятий, без трусливых отсрочек, без предоставления министрам и другим чиновникам дозволять отступления от закона.

Особенно сильно сказалось все это на законе о штрафах, который, как мы видели, возбудил такое неудовольствие господ капиталистов, который был проведен только под давлением грозных рабочих восстаний.

Во-первых, закон о штрафах распространяется только на небольшую часть России [21]. Закон этот издан, как мы говорили, 3 июня 1886 г. и введен в действие с 1 октября 1886 г. только в трех губерниях: Петербургской, Московской и Владимирской. Чрез пять лет закон распространен на губернии Варшавскую и Петроковскую (11 июня 1891 года). Затем еще чрез три года он распространен еще на 13 губерний (именно: из центральных губерний – Тверская, Костромская, Ярославская, Нижегородская и Рязанская; из остзейских губерний – Эстляндская и Лифляндская; из западных – Гродненская и Киевская; из южных – Волынская, Подольская, Харьковская и Херсонская) – по закону 14 марта 1894 года. В 1892 году правила о штрафах распространены на частные горные заводы и промыслы.

Быстрое развитие капитализма на юге России и громадный рост горного дела собирает там массы рабочих и заставляет правительство поторапливаться.

Правительство, как видно, очень медленно отказывается от старых фабричных порядков. Необходимо заметить при этом, что отказывается оно только под давлением рабочих: усиление рабочего движения и стачки в Польше вызвали распространение закона на Варшавскую и Петроковскую (к Петроковской губ. относится город Лодзь) губернии. Громадная стачка на Хлудовской мануфактуре в Егорьевском уезде Рязанской губернии вызвала тотчас же распространение закона на Рязанскую губернию {23}. Правительство, – видимое дело, – тоже «не считает себя вправе» отнять у господ капиталистов право бесконтрольного (произвольного) штрафования, покуда не вмешаются сами рабочие.

Во-вторых, закон о штрафах, как и все правила о надзоре за фабриками и заводами, не распространяется на заведения, принадлежащие казне и правительственным установлениям. На казенных заводах имеется свое «попечительное» о рабочих начальство, которое закон не хочет утруждать правилами о штрафах. В самом деле, к чему надзирать за казенными заводами, когда начальник завода сам чиновник? Рабочие могут жаловаться на него ему же. Неудивительно, что среди этих начальников казенных заводов попадаются такие безобразники, как, например, командир Петербургского порта, г. Верховский.

В-третьих, правила о штрафных капиталах, расходуемых на нужды самих рабочих, не распространяются на рабочих в мастерских тех железных дорог, на которых есть пенсионные или сберегательно-вспомогательные кассы. Штрафные деньги идут в эти кассы.

Всех этих изъятий показалось все-таки еще недостаточным, и в законе постановлено, что министры (финансов и внутренних дел) имеют право, с одной стороны, «устранять от подчинения» этим правилам «незначительные фабрики и заводы, в случаях действительной надобности», а с другой стороны, распространять эти правила на «значительные» ремесленные заведения.

Таким образом, мало того, что закон поручил министру составлять правила о штрафных деньгах, – он еще дал право министрам освобождать некоторых фабрикантов от подчинения закону! Вот до какой степени доходит любезность нашего закона к господам фабрикантам! В одном из разъяснений министра говорится, что он освобождает только таких фабрикантов, о которых фабричное присутствие «уверено, что владелец заведения не будет нарушать интересов рабочих». Фабриканты и фабричные инспектора – такие близкие друзья-приятели, что верят друг другу на слово. К чему отягощать фабриканта правилами, когда он «уверяет», что не будет нарушать интересов рабочих? Ну, а если бы рабочий попробовал просить у инспектора или министра освободить его от правил, «уверяя», что он не нарушит интересов фабриканта? Такого рабочего сочли бы, вероятно, за сумасшедшего.

Это называется «равноправностью» рабочих и фабрикантов.

Что касается до распространения правил о штрафах на значительные ремесленные заведения, то до сих пор, насколько известно, правила эти были распространены только (в 1893 году) на раздаточные конторы, раздающие работающим на дому ткачам основу. Министры не торопятся распространять правила о штрафах. Вся масса рабочих, работающих на дому на хозяев, на большие магазины и т. п., остается до сих пор на старом положении, в полном подчинении произволу хозяев. Рабочим этим труднее соединиться вместе, столковаться о своих нуждах, предпринять общую борьбу с притеснениями хозяев, – поэтому на них и не обращают внимания.

VIII. Заключение

Мы познакомились теперь с нашими законами и правилами о штрафах, со всей этой чрезвычайно сложной системой, которая отпугивает рабочего своею сухостью и неприветным канцелярским языком.

Мы можем теперь опять обратиться к вопросу, поставленному в начале – о том, что штрафы порождены капитализмом, т. е. таким общественным устройством, когда народ разделяется на два класса, на собственников земли, машин, фабрик и заводов, материалов и припасов – и на людей, которые не имеют никакой собственности, которые должны поэтому продаваться капиталистам и работать на них.

Всегда ли было так, что рабочие, работавшие на хозяина, должны были платить ему штрафы за всякие неисправности?

В мелких заведениях, – напр., у городских ремесленников или у рабочих, – штрафов нет. Там нет полного отчуждения рабочего от хозяина, они вместе живут и работают. Хозяин и не думает вводить штрафы, потому что он сам смотрит за работой и всегда может наставить исправить, что ему не правится.

По такие мелкие заведения и производства постепенно исчезают. Кустарям и ремесленникам, а также мелким крестьянам, невозможно выдержать конкуренции крупных фабрик, заводов и крупных хозяев, употребляющих лучшие орудия, машины и соединяющих вместе труд массы рабочих. Поэтому мы видим, что кустари, ремесленники и крестьяне все больше и больше разоряются, идут в рабочие на фабрики и заводы, бросают деревни и уходят в города.

На крупных фабриках и заводах отношения между хозяином и рабочими уже совсем не такие, как в мелких мастерских. Хозяин стоит настолько выше рабочего по богатству, по своему общественному положению, что между ними находится целая пропасть, они часто даже не знают друг друга и не имеют ничего общего. Рабочему нет никакой возможности пробиться в хозяева: он осужден вечно оставаться неимущим, работающим на неизвестных ему богачей. На место двух-трех рабочих, которые были у мелкого хозяина, является теперь масса рабочих, приходящих из разных местностей и постоянно сменяющихся. На место отдельных распоряжений хозяина являются общие правила, которые делаются обязательными для всех рабочих. Прежнее постоянство отношений между хозяином и рабочим исчезает: хозяин вовсе не дорожит рабочим, потому что ему легко найти всегда другого из толпы безработных, готовых наняться к кому угодно. Таким образом, власть хозяина над рабочими усиливается, и хозяин пользуется этой властью, загоняет рабочего в строгие рамки фабричной работы штрафами. Рабочий должен был подчиниться этому новому ограничению своих прав и своих заработков, потому что он теперь бессилен перед хозяином.

Итак, штрафы явились на свет божий не очень давно – вместе с крупными фабриками и заводами, вместе с крупным капитализмом, вместе с полным расколом между богачами-хозяевами и босяками-рабочими. Штрафы явились результатом полного развития капитализма и полного порабощения рабочего.

Но это развитие крупных фабрик и усиление давления со стороны хозяев повело еще к другим последствиям. Рабочие, оказавшиеся совершенно бессильными перед фабрикантами, стали понимать, что их ожидает полное падение и нищенство, если они будут оставаться разъединенными. Рабочие начали понимать, что для спасения от голодной смерти и вырождения, которым грозит им капитализм, у них есть одно только средство – соединиться вместе для борьбы с фабрикантами за заработную плату и лучшие условия жизни.

Мы видели, до каких безобразных притеснений рабочих дошли наши фабриканты в 80-х годах, как они превратили штрафы в средство понижения заработной платы рабочим, не ограничиваясь одним понижением расценки. Гнет капиталистов над рабочими дошел до своего высшего развития.

Но этот гнет вызвал и сопротивление рабочих. Рабочие восстали против притеснителей и одержали победу. Напуганное правительство уступило их требованиям и поспешило издать закон об уничтожении штрафов.

Это была уступка рабочим. Правительство думало, что, издавая законы и правила о штрафах, вводя пособия из штрафных денег, оно сразу удовлетворит рабочих и заставит их забыть о своем общем рабочем деле, о своей борьбе против фабрикантов.

Но такие надежды правительства, выставляющего себя защитником рабочих, не оправдаются. Мы видели, как несправедлив к рабочим новый закон, как малы уступки рабочим сравнительно хотя бы с теми требованиями, которые были выставлены Морозовскими стачечниками; мы видели, как оставлены были повсюду лазейки фабрикантам, желающим нарушить закон, как в их интересах составлены правила о пособиях, присоединяющие к произволу хозяев произвол чиновников.

Когда такой закон, такие правила будут применяться, когда рабочие ознакомятся с ними и начнут узнавать из своих столкновений с начальством о том, как притесняет их закон, – тогда они начнут понемножку сознавать свое подневольное положение. Они поймут, что только нищета заставила их работать на богатых и довольствоваться грошами за свой тяжкий труд. Они поймут, что правительство и его чиновники держат сторону фабрикантов, а законы составляются так, чтобы хозяину было легче прижимать рабочего.

И рабочие узнают, наконец, что закон ничего не делает, чтобы улучшить их положение, покуда будет существовать зависимость рабочих от капиталистов, потому что закон всегда будет пристрастен к капиталистам-фабрикантам, потому что фабриканты всегда сумеют найти уловки для обхода закона.

Понявши это, рабочие увидят, что им остается только одно средство для своей защиты – соединиться вместе для борьбы с фабрикантами и с теми несправедливыми порядками, которые установлены законом.

Гимназические хозяйства и исправительные гимназии{24} («Русское богатство»){25}

Давно известно решение вопроса о капитализме в России, предлагаемое народниками и представляемое в последнее время всего рельефнее «Русским Богатством». Не отрицая наличности капитализма, будучи вынуждены признать его развитие, народники считают, однако, наш капитализм не естественным и необходимым процессом, завершающим вековое развитие товарного хозяйства в России, а случайностью, не имеющей прочных корней, означающей лишь уклонение с пути, предписываемого всей исторической жизнью нации. «Мы должны, – говорят народники, – выбрать иные пути для отечества», сойти с пути капитализма и «обмирщить» производство, пользуясь наличными силами «всего» «общества», которое-де начинает уже убеждаться в несостоятельности капитализма.

Очевидно, что ежели возможно выбрать иной путь для отечества, ежели все общество начинает понимать необходимость этого, тогда «обмирщение» производства не представляет больших трудностей и не требует известного подготовительного исторического периода. Стоит только выработать план такого обмирщения и убедить кого следует в его осуществимости, – и «отечество» свернет с ошибочного пути капитализма на дорогу обобществления.

Всякий понимает, какой громадный интерес должен представлять подобный план, обещающий столь радужные перспективы, а потому русская публика должна быть очень благодарна г-ну Южакову, одному из постоянных сотрудников «Рус. Богатства», за то, что он взял на себя труд разработать подобный план. В майской книге «Русского Богатства» находим его статью: «Просветительная утопия» с подзаголовком: «План всенародного обязательного среднего образования».

Какое же отношение имеет это к «обмирщению» производства? – спросит читатель. Самое непосредственное, так как план г-на Южакова очень широк. Автор проектирует учреждение в каждой волости гимназии, включающей все население мужского и женского пола школьного возраста (8–20 лет, maximum и до 25 лет). Такие гимназии должны представлять собой производительные ассоциации, ведущие земледельческое и нравственное хозяйство, не только содержащие своим трудом население гимназий (составляющее, по г. Южакову, пятую часть всего населения), но дающие сверх того средства для содержания всего детского населения. Подробный расчет, сделанный автором для одной типичной гимназии-волости (она же – «гимназия-ферма», «гимназическое хозяйство» или «земледельческая гимназия»), показывает, что всего-навсего гимназия будет содержать свыше половины всего местного населения. Если мы примем во внимание, что каждая такая гимназия (всего их проектируется на Россию 20 000 двойных гимназий, т. е. 20 000 мужских и 20 000 женских) снабжается землей и средствами производства (имеется в виду выпустить земские с правительственной гарантией облигации с 41/2% платежа и 1/2% погашения), – то мы поймем, насколько в самом деле «план» г-на Южакова является «огромным». Производство обобществляется для целой половины населения. Сразу, значит, выбирается иной путь для отечества! II это достигается «без всяких затрат (sic! [22]) со стороны правительства, земства и народа». Это «кажется утопией только с первого взгляда», а на самом деле «гораздо осуществимее всенародного начального образования». Г-н Южаков свидетельствует, что необходимая для этого финансовая операция «не представляется химерой и утопией», и достигается не только, как мы видели, без затрат, без всяких затрат, но даже без изменения «установившихся учебных планов»!! Г-н Южаков совершенно справедливо замечает, что «все это имеет немаловажное значение при желании не ограничиться одним опытом, но достигнуть действительно всенародного образования». Он говорит, правда, что он «не задавался целью составить исполнительный проект», но его изложение дает и предполагаемое число учеников и учениц на гимназию, и расчет рабочих сил, потребных для содержания всего населения гимназий, и перечисления педагогического и административного персонала, с указанием как довольствия членов гимназии натурой, так и денежного жалованья педагогам, врачам, техникам и мастерам. Автор подробно рассчитывает число рабочих дней, необходимых для земледельческих работ, количество земли, необходимой для каждой гимназии, и денежных средств, требующихся для первоначального обзаведения. Он предусматривает судьбу, с одной стороны, инородцев и сектантов, которые не смогут воспользоваться благами всенародного среднего образования, а с другой стороны, лиц, удаляемых из гимназий за порочное поведение. Расчеты автора не ограничиваются одной типической гимназией. Ни в каком случае. Он ставит вопрос об осуществлении всех 20 000 двойных гимназий и дает указания на то, как добыть потребное для этого количество земли и как обеспечить «удовлетворительный персонал учащих, администраторов и хозяев».

Понятно, какой захватывающий интерес представляет подобный план, – интерес не только теоретический (очевидно, что столь конкретно разработанный план обмирщения производства должен окончательно убедить всех скептиков и уничтожить всех отрицающих осуществимость подобных планов), но и живой практический интерес. Было бы странно, если бы на проект организации всенародного обязательного среднего образования не обратило внимание высшее правительство, особенно когда автор предложения решительно утверждает, что дело обойдется «без всяких затрат» и «встретит препятствия не столько со стороны финансовых и экономических условий задачи, сколько со стороны условий культурных», которые, однако, «не непреоборимы». Такой проект непосредственно затрагивает не только министерство народного просвещения, но равным образом и министерство внутренних дел, министерство финансов, министерство земледелия и даже, как мы увидим ниже, министерство военное. В министерство юстиции должны будут отойти, по всей вероятности, проектируемые «исправительные гимназии». Нельзя сомневаться, что и остальные министерства будут заинтересованы этим проектом, который, по словам г. Южакова, «ответит всем вышеперечисленным потребностям (т. е. образования и содержания), а вероятно, и многим другим».

Мы уверены поэтому, что читатель не посетует на нас, если мы займемся подробным рассмотрением этого высоко замечательного проекта.

Основная мысль г. Южакова заключается в следующем: летнее время освобождается совершенно от учебных занятий и посвящается земледельческой работе. Далее, ученики, кончившие гимназию, оставляются на некоторое время при ней в качестве работников; они исполняют зимние работы и употребляются на работы промысловые, которые дополняют собой земледельческие и дают возможность каждой гимназии трудами рук своих содержать всех учеников и рабочих, весь персонал учащих и администрации и покрывать расходы на образование. Подобные гимназии, справедливо говорит г. Южаков, явились бы большими земледельческими артелями. Это последнее выражение не оставляет, между прочим, уже ни малейшего сомнения в том, что мы вправе рассматривать план г. Южакова, как первые шаги народнического «обмирщения» производства, как часть того нового пути, который должна выбрать Россия, чтобы избегнуть перипетий капитализма.

«В настоящее время, – рассуждает г. Южаков, – оканчивают гимназию в возрасте 18–20 лет, а порой запаздывают на 1–2 года. При обязательном обучении… запаздывание станет еще распространеннее. Оканчивать будут позже, а три старших класса будут состоять из возрастов от 16 до 25 лет, если именно 25 лет будет предельный возраст для увольнения без окончания курса. Таким образом, принимая во внимание добавочный контингент великовозрастных пятиклассников, можно смело считать около трети учащихся в гимназии… в возрасте рабочем». Если даже процент этот понизить до четверти, как рассчитывает далее автор, присоединяя к 8 классам гимназии 2 класса для приготовительной начальной школы (принимались бы восьмилетние безграмотные ребята), – все-таки получим очень большое число рабочих, которые, с помощью полурабочих, справятся с летней работой. Но «десятиклассная гимназия-ферма, – основательно замечает г. Южаков, – потребует необходимо известный контингент зимних рабочих». Откуда же взять их? Автор предлагает два выхода: 1) наем рабочих («из которых некоторые заслуженные могли бы приобщаться к доходам»). Гимназическое хозяйство должно быть доходным хозяйством и оправдать такой наем. Но автору «представляется важнее другой выход»: 2) окончившие курс гимназии будут обязаны отработать затраты на их учение и содержание в младших классах. Это их «прямая обязанность», – добавляет г. Южаков, – разумеется, обязанность только для тех, кто не может уплатить стоимость учения. Они-то составят необходимый контингент зимних рабочих и дополнительный контингент летних.

Такова первая черта проектируемой организации, долженствующей «обмирщить» в земледельческие артели одну пятую часть населения. Мы уже на ней можем видеть, какого качества будет выбор иного пути для отечества. Наемный труд, служащий в настоящее время единственным источником жизни для лиц, которые «не могут уплатить стоимости учения» и жизни, заменяется обязательным даровым трудом. Но мы не должны смущаться этим: не следует забывать, что за это население будет пользоваться благами всеобщего среднего образования.

Пойдем далее. Автор проектирует отдельные мужские и женские гимназии, снисходя к господствующему на континенте Европы предубеждению против совместного обучения, которое собственно было бы рациональнее. «50 учеников на класс, или 500 на все десять классов, или 1000 на гимназическое хозяйство (500 мальчиков и 500 девочек) будет вполне нормальным составом» средней гимназии. В ней будет 125 «пар рабочих» и соответствующее число полурабочих. «Если я замечу, – говорит Южаков, – что это число рабочих способно обработать, напр., в Малороссии 2500 дес. культурной полевой земли, то всякий поймет, какую громадную силу представляет труд гимназии»!..

Но сверх этих рабочих будут еще «постоянные рабочие», «отрабатывающие» образование и содержание. Сколько их будет? Ежегодный выпуск будет 45 учеников и учениц. Треть учеников будет отбывать воинскую повинность (ныне отбывает четверть. Автор увеличивает это число до трети, сокращая срок службы до 3-х лет) в течение 3-х лет. «Не будет несправедливостью поставить в те же условия и остальные две трети, т. е. удерживать их при гимназиях для отработки цены собственного образования, а также образования товарищей, ушедших под знамена. Все девушки также могут быть удержаны для того же».

Организация новых порядков, устраивающихся в отечестве, выбравшем иной путь, обрисовывается все с большей определенностью. Ныне все русские подданные считаются обязанными нести воинскую повинность, и так как число лиц призывного возраста более числа требуемых воинов, то последние выбираются по жребию. В обмирщенном производстве рекруты будут тоже выбираться по жребию, но остальных предполагается «поставить в те же условия», т. е. обязать провести три года на службе, не военной, правда, а в работах на гимназию. Они должны отрабатывать цену содержания товарищей, ушедших под знамена. Все ли должны отрабатывать? Нет. Только те, кто не может уплатить стоимости учения. Автор выставил уже выше эту оговорку, а ниже мы увидим, что для лиц, которые в состоянии платить за учение, он вообще проектирует особые гимназии, сохраняющие старый тип. Почему же, спрашивается, отработка содержания товарищей, ушедших под знамена, возлагается на тех, кто не может уплатить стоимости учения? а не на тех, кто может? Очень понятно, почему. Если гимназисты будут разделяться на платящих и даровых, то очевидно, что современное строение общества реформой не затрагивается: это сознает прекрасно и сам г. Южаков. А если так, то понятно, что общие расходы государства (на солдат) будут нести те, которые не имеют средств к жизни [23], – точно так же, как они и теперь несут их в форме, напр., косвенных налогов и т. п. В чем же отличие нового строя? В том, что ныне не имеющие средств могут продать рабочую силу, а в новом строе они будут обязаны работать даром (т. е. за одно содержание). Не может подлежать ни малейшему сомнению, что Россия избегает таким образом все перипетии капиталистического строя. Вольнонаемный труд, грозящий «язвой пролетариата», изгоняется и уступает место… даровому обязательному труду.

И нет ничего удивительного, что люди, поставленные в отношения дарового обязательного труда, оказываются в условиях, соответствующих этим отношениям. Слушайте, что говорит нам народник («друг народа») непосредственно вслед за предыдущим:

«Если при этом будут разрешены браки между такими окончившими курс и оставшимися на 3 года при гимназии молодыми людьми; если будут устроены отдельные помещения для семейных рабочих; и если доходы гимназии дозволят при их удалении из гимназии выдавать хотя скромное пособие деньгами и натурой, то такое трехлетнее пребывание при гимназии будет далеко менее обременительно, чем воинская повинность…»

Не очевидно ли, что такие льготные условия заставят население всеми силами души стремиться попасть в гимназию. Посудите сами: во-первых, разрешено будет вступить в брак. Правда, по ныне действующим гражданским законам, такого разрешения (от начальства) вообще не требуется. Но примите во внимание, что ведь это будут гимназисты и гимназистки, — правда, достигающие 25-летнего возраста, но все-таки гимназисты. Если студентам университета не разрешаются браки, то можно ли было разрешить их гимназистам. И притом ведь разрешение будет зависеть от начальства гимназии, следовательно, от людей с высшим образованием: ясно, что нет оснований бояться злоупотреблений. Кончившие гимназию и оставшиеся при ней постоянными рабочими, однако, уже не гимназисты. И тем не менее и по отношению к ним идет речь о разрешении браков – по отношению к лицам 21–27 лет. Нельзя не сознаться, что новый путь, выбранный отечеством, сопряжен с некоторым уменьшением гражданской правоспособности русских граждан, но надо признаться, что блага всеобщего среднего образования не могут же быть приобретены без жертв. Во-вторых, для семейных рабочих будут устроены отдельные помещения, вероятно, не хуже тех каморок, в которых живут в настоящее время фабричные рабочие. И в-3-х, постоянные рабочие получают за это «скромное пособие». Несомненно, население предпочтет эти льготы спокойной жизни под крылышком начальства треволнениям капитализма, предпочтет до такой степени, что некоторые рабочие постоянно останутся при гимназии (вероятно, в благодарность за то, что им разрешили брак): «Небольшой контингент постоянных рабочих, совсем оставшихся при гимназии и к ней приобщившихся (sic! !), дополнит эти рабочие силы гимназического хозяйства. Таковы возможные и отнюдь не утопические рабочие силы нашей земледельческой гимназии».

Помилуйте! Что же тут «утопического»? Постоянные даровые рабочие, «приобщившиеся» к хозяевам, разрешающим им браки, – да спросите любого старого крестьянина, и он вам по собственному опыту расскажет о полнейшей осуществимости всего этого.

(Продолжение будет [24].)

Написано осенью 1895 г.

Напечатано 25 ноября 1895 г. газете «Самарский Вестник» № 254 Подпись: К. Τ

Загрузка...