По-другому было всего ничего – три дня. Вася не пил, вёл себя тихо и не ругался. Но, как только у Ленки проявились первые признаки беременности, Иванов, загадав, что у него родится сын, сразу побежал к Петьке обмывать скорое прибавление в семействе. Вернувшись домой в полночь, он моментально преподал урок воспитания жене, успокоился и лёг спать.
Потирая разгоревшиеся от пощёчин щёки, Лена сидела на крыльце и жалобно всхлипывала, пытаясь понять, за что муж обрушился на неё с обвинениями по поводу беременности. Просидев на улице до двух часов ночи, она отправилась спать. Подойдя впотьмах к кровати, нащупала на своей половине Васькины плечи. Потрогав вторую половину, легла на диван, потому что муж развалился по диагонали, и не стоит его беспокоить, иначе проснётся и… пиши пропало.
В эту ночь Лена не спала. Ворочаясь с боку на бок, она вспоминала озлобленное лицо мужа, его слова, угрозы. Почему-то он часто упоминал Петьку. Неужели до такой степени вбил себе в голову глупость, мол Петька и Лена вместе, и безоговорочно верит в неё? А ведь с первых дней приезда в деревню Вася тычет ей соседом и несёт всякую чушь. Почему он не приписывает ей Гришку или, например, Мишу? Они ведь тоже молодые, но неженатые.
Вот и утро наступило, а сон так и не посетил уставшую от скандалов девушку. Пора вставать и идти в сарай. Поднимаясь с дивана, Лена почувствовала головокружение и лёгкий приступ тошноты. Но делать нечего, некому подоить корову, Васька ещё не проспался, а звать свекровь на подмогу не стоит. Она как-то высказалась по поводу помощи по хозяйству в нелицеприятной форме, поэтому лучше не нагнетать. Взяв ведро, Лена вышла на улицу, глотнула свежего воздуха и потопала к кормилице за парным молочком. Запах в сарае стоит специфический, вызывая рвотные позывы, но Лена, завязав на лице платок, задержала дыхание и принялась выкидывать через окошко навоз. Почистив у коровы, подоила её, положила свежей травы, принесла воды, а затем принялась готовить завтрак. Мутит, конечно, но это только начало. Странное дело, с Катькой такого не происходило. Не было и намёка на щекотливое положение. Пузо растёт и растёт, Лена округляется, щёки розовеют, а в этот раз хоть наизнанку вывернись: с каждым днём всё хуже и хуже.
Закончив с домашними делами, Елена накормила дочь и вывела её на улицу. Пока Катя копошилась в песочнице, Лену вывернуло несколько раз.
– Господи, когда ж это кончится? – шептала она, сидя на ступеньках крыльца. – Тяжко-то так…
Калитка скрипнула и перед измученной тошнотой девушкой предстала свекровь.
– Чего расселась? Я её там жду-жду, а она загорает, – зарычала Александра Константиновна, косясь на Катю. – Я позавчера тебе о чём говорила, а?
Лена вопросительно смотрела на недовольную женщину и сглатывала слюну.
– Погода будет, пойдём на картошку.
– Не могу я. Плохо мне, – прошептала невестка, вытирая подбородок.
– С чего это?
– Беременная я.
– И что? Беременность – не болезнь. Собирайся. Картоху полоть надо.
– Лучше Ваську попросите.
– Ишь ты-ы, – поставив руки на бока, Александра покачала головой. – Лодырь ты, а не невестка. И где это видано, чтоб мужики борозды пололи? Или, может, Ваську ещё у плиты поставить, чтоб тебе борщи варил, пока ты прохлаждаешься? Или пускай бельё твоё стирает, а ты будешь у телевизора лежать?
– Тошнит меня. Вот отпустит, тогда и приду.
– Знаешь, что, девонька, ты мне это брось. Я надумала картохи вам в подпол насыпать, чтоб не пропала, а ты нос воротишь? А если я сейчас Ваське доложусь, а? А если я ему всё о тебе выскажу? Ты подумала, как ты в свои года, будучи брошенкой, жить с девкой будешь? Да тебе все ребята забор переломают, и вся деревня будет знать, что ты не жена Василия, а обыкновенная гуляка. Куда тогда побежишь, а? К мамке с батькой? Да кому ты нужна после того, что в своём селе наворотила?
– Что? – у Лены вытянулось лицо.
– Знаю. Знаю я, как ты в своём краю хвостом мела. Земля слухами полнится, родимая. Вот и до меня дошли, как ты дочку-то прижила. Тьфу, и как только Васька на такую, как ты, позарился. Позор на всю округу. У сына моего сердце дюже доброе. Взял тебя под своё крылышко, а ты так с его матерью поступаешь. Тьфу, чтоб ты облезла, курица подколодная. Где он?
– Кто?
– Сын мой, кто ж ещё? В поле его нету, я уже узнавала.
Ну и мамаша-а-а. Проходу не даёт не только невестке, но и сыну. Каждый день справляется, где Васька, во сколько пришёл, во сколько ушёл, с кем беседы вёл и сколько времени.
– Спит он.
– А чего ж на работу не отправила? Я тебе самое дорогое доверила, а ты его перед людьми позоришь! – ещё чуть-чуть, и возгласы свекрови услышит вся деревня. – Бессовестная! Да какая из тебя жена? У тебя ж одни мужики на уме! Что, никак «наесться» не можешь? Я в твои годы за пятерых работала, а ты сидишь тут и спину греешь! А ну! Подымайся, кому говорю?! Картошка сорняком поросла, не уродится клубень по твоей милости!
– Александра Константиновна, это ваша картошка, свою я уже прополола. Дайте мне передохнуть, пожалуйста, токсикоз у меня… – взмолилась Лена, прикрывая рот ладонью.
– Я тебе сейчас передохну! Я тебе так передохну, что полетишь ты у меня обратно, в Сосновку, или откуда ты сюда прикатила!
– Ну, попросите кого-нибудь, мужа, например.
– Мужа? Мужа просить гряды полоть?! – глаза свекрови округлились размером с рублёвую монету. – Да ты ополоумела не иначе?! Ну я тебе сейчас покажу, как со свекровью разговаривать.
Константиновна рванула к крыльцу, чтобы пожаловаться Ваське, но не успела войти в дом, как на пороге столкнулась с сыном.
– Васенька, ты представляешь, что твоя жена учудила? – ещё не видя лица сына, она запричитала, как потерпевшая. – Ой божечки, – опешила, когда узрела не лицо, а месиво. – Что это с тобой?
– Чего орёте, аж в доме слышно? – зевнув, Васька вынул из трико пачку папирос.
– Кто ж тебя так, сынок? – запричитала мать, кинувшись на грудь парня. – Да я им всем руки обломаю за такое отношение! Да я на них порчу наведу и заставлю молить прощения!
– Мам, отстань, дай оклематься, – отодвинув мать в сторону, Вася спустился с крыльца. – Упал лицом вниз, быва-а-ает, – сладко зевнул и сунул папиросу в рот.
– Вася, признавайся, кто тебе физиономию попортил? У меня не заржавеет, я быстро тому рога пообломаю, – спустилась к сыну, чтобы поближе рассмотреть синяки.
– Не переживай, пройдёт, – закурив, Вася покосился на жену.
Лена всё также придерживала ладонь у рта, скукожившись от воплей свекрови. Выпустив первую струйку дыма, Василий перевёл заспанный взгляд на мать.
– Чего кричишь-то?
– Картохой заниматься некому, а твоя жена отмахивается. Вася, сердцем чувствую, по миру нас пустить хочет. У меня руки уже не те, не справляюсь. Батька твой в колхозе трудится, а жена загорает. Да где это видано, чтоб молодая девка баклуши била? Да кому скажи…
– Поднимай задницу и пошла на усадьбу, – грозно приказал муж, положив руку на плечо матери.
– Так её, так, миленькую! А то ишь перечить вздумала, – свекровь заулыбалась во все двадцать зубов и погладила сына по животу. – Только ты трогать её не вздумай, а то помнишь, что с Федором жёнка сделала? До сих пор сидит, окаянный, за бабскую натуру сварливую, – шепнула ему на ушко, поглядывая на ненавистную невестку.
– Вась, помру я там. Ей-богу, помру, – заохала Лена, обхватив руками свои плечи. – Тошнит, спасу нет.
– А ведь и правда, что ты тут умирающую лебедь изображаешь? – выпустив клубы дыма, Вася выставил одну ногу вперёд. – У всех жёны, как жёны, а ты шлангом прикидываешься. Что люди скажут? Моя мать на старости лет и куска хлеба у тебя не допросится.
– Вась, – вновь зашептала Константиновна, – а синяк у неё откуда?
– А кто ж его знает. Шлындает где-то, вот и приходит с фингалом.
– У-у, стыд-то какой, а соседи подумают, что ты её таким образом приглаживаешь. Смотри мне, Вася, нам с милицией связываться ни в коем случае нельзя. Батька твой на первом счету в колхозе. Позору не оберёмся.
– Ну что ты, мам, я что, дурак что ли? Понимаю, каким трудом отец репутацию зарабатывал, – сплюнув в траву, Вася приблизился к жене, побледневшей до неузнаваемости. – Делай всё, что мать попросит. Она у меня одна, – ткнув пальцем ей в запястье, поднялся по ступенькам.
– А кто корову встретит? – охрипшим голосом спросила Лена.
– Ой, корову! – расхохоталась Александра. – И что за ней бегать? Сама придёт! Или в вашей деревне коровы обратной дороги не знают?!
Противный свекровкин хохот разлился по всему двору, и Лене стало ещё гаже. Знает ведь, что Бурёнка может уйти, куда глаза глядят. Её на верёвке надо домой вести.
– Ну? Долго ещё будешь принцессу из себя строить? – уперев руки в бока, Константиновна проводила хитрым взглядом сына, который уходил в сени. – Пока погода ладная, айда на усадьбу.
– Надо Катю с собой взять, чтобы рядом была.
– Ага, это будет не прополка, а одни гляденья за твоей девкой. Нет уж. Василий мой ответственный. И уложит, и накормит, а там и приглядит. Подымай свой зад и на картоху.
– Сейчас, только переоденусь.
Надев старенький летний сарафан, Лена повязала на голову косынку, взяла резиновые перчатки и искоса посмотрела на мужа, лежащего на кровати.
– За Катей в оба глаза смотри. Не забудь ей кашу сварить и…
– Иди уже, мораль она мне будет тут читать. Не маленький, справлюсь.
Лена вздохнула и вышла на улицу, а свекрови уже и след простыл.
– Александра Константиновна! – крикнула она, озираясь вокруг. – Где Вы?
– Не ори, не глухая, – свекровь вышла из сарая и вынесла полудохлую курицу. – Загубила птицу, хозяйка плешивая, – пробормотала сквозь зубы и бросила курицу на навозную кучу. – Всё правильно, всё верно. Вася пусть вкалывает, а ты будешь хозяйство разорять. Вот как дала бы, – замахнулась кулаком, зыркнув на невестку, и потопала к калитке, переваливаясь с одной ноги на другую, как жирная утка.
До усадьбы идти километра три, а то и все четыре. Солнце высоко, душно. Хоть бы ветерок подул, чтобы не так тяжко было. Знойное нынче лето, дождичка не дождёшься. Приходится огород поливать ежедневно. Лена шла позади свекрови, опустив голову, и думала о своей женской доле, самой свекрови, которая вроде бы и баба и должна войти в положение, но, видимо, ей аист Ваську в узелке принёс или она его нашла в капусте, если не знает, как трудно бывает беременным в такой сложный период – первый триместр. Волоча ватные ноги, девушка изредка поглядывала в спину грузной женщины и мысленно желала ей образумиться и по-доброму относится к невестке. Что ж за напасть такая? В доме матери ни одного хорошего словечка не слышала, а теперь и свекровь села на шею и ездит, и ездит… Учит Ваську, чтобы не дрался. Да если бы она знала, как он вечерами упражняется, что даже искры из глаз. И пожаловаться бы ей, да не примет она жалоб, наоборот – осудит.
Вот уже и часть пути пройдено, а свекровь всё молчит и топает, дыша через силу. Одышка у неё из-за жары и веса немалого.
– Может, передохнём? – жалобно спросила Лена, видя, как свекровь мается.
– Отдыхать ночью будешь. А сейчас полоть. Картохи много надо. Ай, да будто ты не знаешь? У меня столько скотины, что рук не хватает! – рявкнула Константиновна, повернув голову набок. – Чтобы зимой вкусно есть, надо летом от зари до зари шевелиться. От зари до зари…
Прищурив поросячьи глазёнки, Александра притормозила. Издалека она заприметила женщину, несущую два ведра. Женщина идёт устало, останавливается, ставит вёдра на дорогу, вытирает лоб от пота и вновь хватается за вёдра.
– Та-ак, – Константиновна будто хлебнула живой воды. Продолжив путь, она так бойко перебирала ногами, что даже не верилось, пару минут назад у неё не то, что ноги волоклись по земле – голос дрожал.
Спеша к путнице с вёдрами, Александра замахала руками, чтобы та обратила на неё внимание, потому что путница вот-вот свернёт с дороги и коротким путём сбежит в деревню.
– Погоди-и! – голосила свекровь, задыхаясь от спешки. – Посто-ой!
Женщина встала, как вкопанная, и поставила вёдра на пыльную дорогу.
– Что у тебя там? – добежав до местной зажиточной особы, Константиновна сунула любопытный нос в вёдра. – Краснюки!
– Агась, – довольная улыбка расплылась на блестящем от излишней влаги лице.
– Неужто ещё не обнесли? Сама набрала? А где? – засыпая вопросами замученного грибника, Александра вытерла краем косынки мокрый рот и вытянула шею.
Услышав, в каких местах нужно искать подосиновики, зловредная свекровь закрутила головой и вытаращила глаза.
– Бросаем полоть! Бегом в лес! А то я в этом году опять без грибных соленьев останусь!
Потерев распаренную шею, Лена стояла перед свекровью и думала, как она ей надоела до чёртиков, вот как дала бы по маковке, чтобы не хваталась за все дела сразу.
– Грибы никуда не уйдут, а Ваша картошка…
– Как раз-таки в прошлом году грибочков я и не увидела, – начала кривляться Александра, обвиняя невестку в пропаже прошлогодних подосиновиков. – Мой Васенька одним местом прирос к твоей Сосновке и в лес так и не сходил.
– В прошлом году я не была с ним знакома, – утвердительно сказала Лена, поглядывая на женщину с вёдрами.
– Да что ты? Тогда к кому он туда ездил?
– А мне откуда знать? – набравшись смелости, ни с того ни с сего Лена поставила ультиматум. – Или на картошку, или я иду домой.
– Ох ты, как заговорила, миленькая, – скорчив гадостливую рожицу, Константиновна скрючила пальцы и помахала ими перед лицом невестки. – Ты мне тут условия ставить будешь? – повернула голову на грибника и произнесла приторно-ласковым голосом. – Иди, Глашенька, и спасибо тебе.
Потом опять наехала на Лену.
– Ты почему меня перед людьми позоришь? А? Как тебе совести хватает мне такое говорить?
– А что я такого сказала? Поправила Вас, и всего-то. Вы, видимо, запамятовали, что я к вам приехала несколько месяцев назад, и в прошлом году я вашего Васю не знала.
– Да ты посмотри на неё! Я ей слово, а она в ответ дерзит!
– Неправда ваша, не дерзила я. Сами подумайте, вся деревня знает, что мы поженились недавно, а вы своего Ваську перед тётей Глашей дураком выставляете, вот я вас и остановила.
– Да каким дураком-то? – взбесилась женщина.
– Обыкновенным, – пожала плечами Лена. – А если не дураком, так себя – дурой.
– Да ты белены обожралась или тебя злая муха покусала?!
– Я что Вам объясняю. Вы не кричите, а прислушайтесь. Мы с Васей не знали друг друга в прошлом году, а Вы тёте Глаше другое рассказываете. Вот, что она сейчас подумала? Уверяю Вас, она решила, что у Вас болезнь старческая. Вы же сами знаете, как быстро расходятся сплетни в деревне.
– Ась? – обмозговав речь пламенную, Александра чуть не села на жопу, прямо тут, на дороге. – Ну-у девка… ну голова-а-а, – пробормотала она, уставившись в одну точку. – А ну их к лешему, грибули эти, пойдём-ка лучше домой.
– С чего вдруг? А как же усадьба?
– Пару деньков подождёт твоя усадьба, – махнула рукой свекровь. – Мы сейчас к вам пойдём. Хочу с Васенькой покалякать да кое-что узнать.
Константиновна обошла невестку и направилась в деревню, рассуждая вслух, у кого это её сынок гостил, когда в Сосновку наведывался. Неужели соврал матери, что познакомился там с девушкой и готовится сватов созывать? Или Ленка и правда что-то привирает, или Васенька из матери дурочку делал. Слишком уж дотошная Александра. Даже если с какого-нибудь события годы пройдут, и она узнает правду, всё равно будет допытываться, чтобы виновника вывести на чистую воду. Торопясь к сыну, женщина резво размахивала руками и продолжала бубнить. Лена шла позади, цепляясь взглядом за толстые ноги свекрови и думая о том, что они выглядят нездоровыми.
– Что с ней сделала тяжёлая работа, – нечаянно сказав вслух, мгновенно замолчала.
Но Александра не услышала её и слава богу. Свернув на улицу, где стоит дом сына, Константиновна пропустила мимо ушей оклик, а позади бежала молодая девушка и звала Лену.
Лена обернулась.
– Я вас зову-зову! – подбежав к Елене, она хватала ртом воздух и смотрела на неё округлившимися глазами.
– Чего тебе? – сердито спросила Александра.
– Лена, беги скорее, у тебя дома… беда.
– Какая ещё беда? – выдавила из себя Елена, крутя в голове различные страшные мысли.
– Дом у вас погорел. Пётр успел ребёнка вытащить, а вот Василий… – и девчушка замолкла, опустив глаза.
– Что с Васькой?! – заверещала Константиновна, схватив девчонку за плечи. – Говори! Не молчи, окаянная!
– Его в больницу забрали, – виновато прошептала она и попятилась назад.
– О-ой, Васенька-а! О-ой, родненьки-ий! – сорвав с головы косынку, Александра поспешила к дому сына.
Лена не отставала. Обогнав свекровь, она подлетела к калитке и взглянула наверх. Крыша дома дымилась еле-еле, будто её подожгли только что. Рамы на окнах почернели, а дом выглядит вполне целым. Забежав внутрь, она почувствовала запах горелого. Удушливая вонь пробралась в горло и вызвала частый кашель. Прикрыв рот рукой, Елена прошла в комнату. Перед её заслезившимися глазами предстала мрачная картина: изрядно подгоревшие одеяло и подушки валялись на кровати, покрытой копотью, детская кроватка тоже была задета огнём – все перегородки покрылись чёрным налётом, на полу лежали обгоревшие трико, а у ножки кровати стояла открытая бутылка водки.
– Господи, беда-то какая! – голосила свекровь, влезая на крыльцо. – Кто поджог? Кому руки переломать? Вася-а-а! Васенька-а-а!
Ввалившись в дом, Александра глотнула удушливого воздуха и сразу закашлялась. Слёзы потекли ручейкам по розовым щекам, женщина вломилась в комнату.
– Чего стоишь? Чего смотришь, чувырла сосновская? Если бы не ты, то жил бы мой Васенька в моей хате! Из-за тебя он в колхозе дом попросил, чтоб он сгорел дотла, домина это-от… Чего встала? Собирай целёхонькие вещи и пойдём к нам! – толкнула локтем девушку. – Здесь неделю будет выветриваться, а ты моего внучка носишь, чтоб у тебя руки-то поотсохли-и.
– Я к Пете, – сквозь руку прошептала Лена, после чего получила порцию обвинений, мол, правду люди говорят, что между ней и соседом что-то есть. – Разве Вы не слышали, что Вера сказала? Петька Катю из горящего дома вытащил.
– А-а, это ты сразу услыхала, а то, что мой Васенька обгорел, мимо ушей пропустила?! – завизжала свекровь, размахивая кулаком. – Где Васькины вещи? Сама соберу! А ты свои собирай собственноручно! Я тебе не рабыня!
– В шкафу найдёте, – развернувшись, Лена ушла к соседям.
Там её ждали презрительные взгляды Клавы и бабушки Нюры, которая самолично видела, как из хаты валил дым, и подняла крик. Войдя в дом, Лена бросилась к дочери, сидящей на коленях Клавы.
– Где тебя носило? – рыкнула озлобленная Клавдия, передав ребёнка из рук в руки. – Оставила Катьку Ваське… Ты что, забыла, что он пьющий?
– Меня свекровь на картошку позвала, – еле слышно ответила Лена.
– Какая картошка в такую-то жарень? – возмутилась Нюра, допивая прохладный морс. – Что-то ты мутишь, девонька. Вроде бы умная, а прикидываешься дурочкой. Я Шурку с детских лет знаю, она никогда в жару на картоху не ходила, даже, когда мамка её зазывала. Где была? Почему дитё без пригляду?
– Я же Вам говорю, свекровь приходила. Да она и сейчас в доме, Васькины вещи собирает, можете сходить и спросить.
– Ты посмотри на неё, ишь какая. – Нюра осматривала Лену с головы до ног и морщила лоб. – То-то в вашем дому нет сладу. Значит, Васька правильно делает, что изредка поколачивает. – Глядя на синяк под глазом, бабуля довольно улыбнулась.
Лена пристально посмотрела на старуху и спросила у Клавы о её муже.
– А зачем он тебе? – сердито спросила соседка, сощурив поросячьи глаза.
– Хочу сказать ему спасибо, – Лена прижимала к груди дочь и вдыхала запах дыма от её жидких волосёнок.
– Я сама передам, – сквозь зубы процедила Клавка. – Иди уже. И получше за ребёнком приглядывай.
Почувствовав неприязнь, исходившую от соседки, Лена вышла на улицу. Что это с Клавой? Почему вела себя так, будто Лена пришла денег занять, а прошлый долг не вернула? Лена медленно переставляла ноги и думала то о нервной соседке, то о психованной свекрови. Дал же бог родственничков, что и представить тошно: мать, отец, отчим, свекровь – все, как на подбор; злые, голосистые, завистливые и слишком хара́ктерные. Прижимая засыпающую дочь, Лена подходила к калитке и жутко боялась войти в дом, зная, что там, в шкафу, копошится Александра Константиновна. Сейчас увидит её, а та что-нибудь ляпнет, да ещё и проклятий нашлёт. Давно бы утопилась, да Катьку не бросишь. Кому нужна чужая девчонка, если только родной матери…
– Как же я устала, – прошептала Лена сквозь слёзы. – Никто меня не любит, никто не уважает. Знай себе орут, сплетничают и тыкает в лужу, как плешивого котёнка.
– Чего встала? – из окна выглянула свекровь. – Иди, помогай! Я что ли буду твоё тряпьё выбирать? Здесь вся одёжа провоняла! Тащи свои кости и перебирай: что с собой возьмёшь, а что выкинешь! Девку на землю опусти, большая уже, чтобы на руках таскать! У-у, чувырла! – помахала кулаком. – Такую же вырастишь, как и сама – дурынду неотёсанную!
Опустив глаза на дочь, Лена открыла калитку и вошла во двор, ощутив полнейшую пустоту в груди. Почему-то именно сейчас ей стало безразлично, что будет с этим домом, выживет ли Васька, и как громко будет вопить свекровь, если Лена возьмёт и даст заднюю.
– Катя, я тебя больше жизни люблю, – прошептала Лена, тихо роняя слёзы на белобрысую макушку девочки. – Знай, кроме тебя, роднее никого нет. И помни, я желаю тебе только добра.
Поставив ребёнка на ножки, Лена вытерла слёзы, выдохнула и собралась уходить.
– Мама, – подняв голову, еле слышно прошептала Катюша, будто чувствуя, что она оставляет её на попечительство дрянной старушки.
Но Лена, зайдя за калитку, даже не обернулась. Опустив глаза, она вышла на дорогу.
– Ты меня встречаешь? – раздался радостный женский возглас. – А я тут у вас заплуталась совсем! Пока старушку одну не встретила, и она подсказала, куда мне идти!
Подняв голову, Лена вначале улыбнулась, а затем расстроилась, увидев младшую сестру Нюру.
«Зря ты приехала», – подумала она, сглотнув комок в горле.
– А это ещё кто? – а вот и свекровушка, будто нутром чувствует, выползла на свет божий. – Ленка, ты что там лясы точишь? Быстро сумки выноси! Я уже не в том возрасте, чтобы за тобой котомки таскать! Чего стоишь? Я кому сказала? Мне надо Васеньку навестить, а ты время тянешь, как кота за причиндалы! Быстро за манатками, иначе я за себя не отвечаю!
– Свекруха что ль твоя? – с сарказмом задала вопрос Нюра. – Сразу видно, её рожа просит кирпича. А вы что, переезжаете?
– Ленка, в мозгах твоих пенка! Оглохла или прикидываешься?! – верещала Константиновна, выглядывая в открытое окно.
– Ну точно, свекруха, – хихикнула девушка и взяла сестру за руку. – Достала, да? Не переживай, я её сейчас быстро на место поставлю.
– Ты зачем приехала? – Лена смотрела как будто сквозь сестру и не верила своим глазам.
– Как зачем? А вообще… – замялась Нюра и втянула губу. – Ты знаешь, я там отчима чуть не пришибла. Короче, мне теперь жить негде.
– Как?
– Да он пристал, а мамки дома не было. Ну я и… в печке сковорода стояла. Я её схватила, размахнулась и…
– Покалечила?
– Да что с ним станет? Так. Слегка мозги на место вставила. Видимо, они у него скособочились, а теперь лежат, как надо, – хихикала девушка, косясь на бабу, орущую в окне. – А чего ей надо-то? Ты с ней что ль живёшь?
– Дом внутри обгорел. Теперь придётся к свекрови переходить на несколько дней, – разочарованно произнесла Лена и обернулась.
Константиновна махала кулаком, орала, как потерпевшая, и грозила оттаскать Лену за сивые патлы, если та не вернётся и не вынесет сумки. Заметив дочь, прижавшуюся лицом к прутьям, Елена наконец пришла в себя.
– Катюша! – побежала к ребёнку, который смотрел на маму и тихонько всхлипывал.
Подхватив дочь на руки, Лена начала рьяно целовать её и приговаривать:
– Никогда тебя не брошу, солнышко ты моё. Никому тебя не отдам.
Подойдя к сестре, Нюра смотрела на племянницу с интересом. Вроде всё такая же, но что-то в ней изменилось. А вот что – непонятно.
– Слышь, чувырла?! – высунувшись по пояс из окна, Александра заорала ещё громче. – Ну только Вася приедет, я ему всё доложу! Я всё о тебе скажу, какая ты на самом деле есть! Только муж за порог, так жёнка зубы начала его матери показывать! Вот ехидна же ты, а! В тихом омуте! Перед Васенькой кроткую овечку из себя разыгрывает, а как его рядом нет, так сразу бесовщина из тебя и лезет!
– Да закрой ты свой рот! – терпение у Нюры лопнуло. Ей в родном доме склоки между матерью и отчимом надоели, а тут ещё какая-то сморщенная квашня голосит так, что уши сворачиваются.
– А ты ещё кто такая?! – понизив тон, Константиновна вылупилась на хамоватую девицу. – Пошла вон со двора! Ты кто есть-то?
– Я-то? – поставив руки на бока, Нюра приподняла увесистую грудь. – Сестра Лены, вот кто!
– А кто тебя сюда звал? Кому ты сдалась, малахольная?! Иди подобру-поздорову! А то я за себя не отвечаю!
Обойдя вокруг ссутулившейся Лены, Нюра цокнула языком и натянула самодовольную ухмылку.
– Не пугай! Пуганая!
– Ты посмотри на неё, а! Ишь какая ехидна выискалась! Совести у тебя нет! Как ты со старшими разговариваешь, а? Мамка, что, не научила уважению? – визг свекрови стоял на всю улицу, и из своих домов повыглядывали соседи, те, что давно на пенсии и дюже любят наблюдать за ссорами со стороны.