Статья подготовлена на основе исследования, проводимого в рамках Программы «Научный фонд Национального исследовательского университета “Высшая школа экономики” (НИУ ВШЭ)» в 2017–2018 гг. и в рамках государственной поддержки ведущих университетов Российской Федерации «5–100», проект № 17-01-0034.
Малинова Ольга Юрьевна, доктор философских наук, профессор, профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», главный научный сотрудник ИНИОН РАН, e-mail: omalinova@hse.ru
Malinova Olga, National Research University Higher School of Economics (Moscow, Russia), Institute of Scientific Information for Social Sciences, Russian Academy of Science (Moscow, Russia), e-mail: omalinova@hse.ru
Миф основания (foundation myth) – это история о моменте «начала» группы, политической системы или какой‐то области деятельности, которая открывает перспективу определенного будущего. Мифы этого типа несут в себе идею, что «потом» все будет по-другому (лучше) и что новая система избавлена от того, что было неприемлемо в старой [Schöpflin, 1997, p. 33]. «Великая Октябрьская социалистическая революция» выполняла функцию такого мифа для Советской России.
Под историческим нарративом здесь понимается смысловая схема, которая описывает генеалогию макрополитического сообщества / нации и «объясняет», каким образом его прошлое «определяет» его настоящее и будущее. Официальным, на наш взгляд, может считаться нарратив, который представлен в текстах и актах, освященных авторитетом государства [подробнее см.: Малинова, 2016]. Процесс принятия решений, формирующих такой нарратив, – в отличие от его результата – не является публичным. Акторов этого процесса я называю властвующей элитой, имея в виду совокупность должностных лиц, участвующих в выработке политики памяти, осуществляемой от лица государства [см.: Малинова, 2015, с. 27–29].
Термином коммеморация принято обозначать совокупность публичных актов, направленных на «увековечивание», точнее – актуализацию памяти об исторических событиях и фигурах.
Два других пункта этого раздела плана – программа «Памяти погибших. Февраль. Трагедия. Уроки истории. 1917 год», проходившая в храме Христа Спасителя 18–19 февраля 2017 г. по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла (она включала научную конференцию и литургию) и издание серии художественных почтовых марок.
Мне представляется, что, хотя коллективная травма часто выступает определяющим фактором такой политики памяти, неверно сводить ее к этому аспекту: речь идет о более комплексном процессе, который имеет разные векторы для разных групп.
Вот пример подобной аргументации, взятый из выступления Ельцина: «Россия хорошо знает, что такое право силы. Осознать силу права только предстоит…Тем самым зреет опасное для нашего развития явление: права личности, никогда в отечественной истории не считавшиеся практическим государственным приоритетом, рискуют и впредь остаться декларативными» [Ельцин, 1995].
Проиллюстрируем эту логику характерным примером из публицистики тех лет: «То, что первый тоталитарный режим ХХ века возник именно у нас, неудивительно: традиция древняя, при Иване Грозном уже во всех основных чертах сложившаяся. Бедное население, слабая экономика, требующая постоянных расходов большая армия, отчасти расселенная по слободам на подножный корм. Странная при отсталости страны спесь, мессианство религиозное (потом – коммунистическое), болезненное недоверие к “западу” при склонности к компромиссам с “востоком”…» [Голованов, 1996].
Это не значит, что тема войны не была отражена в послании. Завершая его, Ельцин произнес: «Верю в свое поколение, мужавшее в годы войны и тяжелой мирной жизни, которое не сломить под грузом нынешних проблем» [Ельцин, 1996]. Таким образом, тема войны была представлена как бы в другой плоскости – как «живая память», а не «политическая история».
Эта инициатива так и не была реализована. В 2011 г. в предложениях об учреждении общенациональной государственно-общественной программы «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении», подготовленных рабочей группой Совета при президенте России по развитию гражданского общества и правам человека, вновь говорилось о необходимости создания «как минимум двух общенациональных мемориально-музейных комплексов рядом с обеими столицами и монументального памятника жертвам в центре Москвы» [Предложения… 2011].
Случаи обращения к ней первых лиц государства редки [см.: Малинова, 2015, с. 171–173]. В 2010 г. Д.А. Медведев дал однозначную официальную «государственную оценку» Сталину. Накануне Дня Победы он заявил в интервью «Известиям», что «Сталин совершил массу преступлений против своего народа. И несмотря на то, что… под его руководством страна добивалась успехов, то, что было сделано в отношении собственного народа, не может быть прощено» [Медведев, 2010]. Оценки же Путина, который время от времени поднимает эту тему в режиме произвольного диалога, всегда намеренно неоднозначны: не солидаризируясь с теми, кто настаивает на «возвращении» Сталина в пантеон героев, он неизменно демонстрирует понимание их точки зрения.