Доар меня узнал.
И это была первая мысль, возникшая в голове при виде высокого мужчины в дорогущем костюме. Цветная карточка, полученная от сыщика-афериста, не передала ни уверенности, ни элегантности, ни мощной ауры, окружавшей хозяина дома. В ушах звенело, словно он пытался с помощью метальной магии пробраться ко мне в голову. Может, правда, пытался? Мол, иди подобру-поздорову, не оглядывайся. Вещички не забудь забрать у слуг, чтобы не было предлога вернуться.
– Доар, ты больше ничего не хочешь рассказать гостям? – с нажимом уточнил седовласый высокий риат, за локоть которого цеплялась юная особа. По крайней мере, со спины она показалась юной девицей с идеальной осанкой, способной вызвать зависть у любой родовитой эссы. В общем, стояла незнакомка так, будто кол проглотила.
– Конечно, – отмер Доар, переводя взгляд на говорившего. – Приятного всем вечера.
Народ загудел. В воздухе разливалось недоумение. Видимо, хозяин дома упустил в своей короткой речи нечто необычайно важное.
– Айдер, познакомь нас со своей подругой? – послышался рядышком невыносимо ехидный голосок. Невольно я оглянулась. Возле меня и разноглазого Айдера терлась парочка аристократок в вечерних нарядах. Веки у дамочек блестели от золотистой краски, платья – от украшений, а глаза – от почти удушающего любопытства.
Светлые боги! Разве миссия «развод», начавшаяся встречей с бывшим женихом и его новой пассией, могла продолжиться по-человечески, а не через то самое место, которое нормальные люди пристраивают на стулья? Или только я на это место вечно нахожу приключения?
– Ох, эсса – не моя подруга, а подруга нашего уважаемого хозяина, – отозвался насмешник. – По-моему, самое время подойди и поздороваться?
Но стало ясно, что подходить не надо. «Уважаемый хозяин» надвигался на нас, словно вагонетка со сломанным рычагом тормоза. Кто-то попытался его окликнуть, но он приближался, не видя и не слыша ничего вокруг, и при этом буравил меня ледяным взглядом. Нашел кого пугать! Я тоже умела превращаться в высокомерную стерву… в смысле, эссу, когда требовали обстоятельства. Неважно, что ладони предательски вспотели от волнения.
Ладно, кому я вру? Какое, к злобным горгульям, волнение? Я сейчас скончаюсь от страха!
Доар остановился от меня в полушаге, то есть почти неприлично близко для чужих людей, и тихо вымолвил:
– Вы здесь, эсса Хилберт.
– Не ждали, риат Гери? – едва заметно улыбнулась я, не отводя глаз. Пусть не думает, будто он здесь сильнейший хищник.
– Не то слово, – изогнул он бровь. – Какой, право, странный сюрприз.
– У вас чудесный дом, – попыталась я изобразить светскую беседу двух давних приятелей, неожиданно встретившихся после пяти лет разлуки (неожиданно для Доара). – Особенно мне понравился фонтан. Выше всяких похвал!
Мы разом осознали, что в комнате царит подозрительная тишина, и гости ловят на подлете каждое наше слово. Аристократы всегда чувствуют приближение задорного скандала каким-то особым чутьем, видимо, впитываемым с молоком матери.
– Эсса Хилберт, раз вы так неожиданно нагрянули, то позвольте показать вам дом, – вымолвил Доар с мягкой улыбкой, и его стальные пальцы впились в мою руку чуть повыше локтя.
– Сейчас? – без особого успеха попыталась я освободиться. – Остальные гости не обидятся?
– Они его уже разглядели, – процедил Доар, увлекая меня к раскрытым дверям. – Особенно мне хочется вам еще разок продемонстрировать фонтан.
Он же не даст мне пинок под зад, когда особняк полон местной знати? Или все-таки даст?
– Думаю, что фонтан мы еще разок посмотрим завтра, – ласковым голосом намекнула я, что без боя из дома не выйду. Сама себя прикую льдом к дверному косяку, но не сдвинусь с места, пока не заберу обратно брачную клятву.
– Я настаиваю, – одними губами улыбнулся он.
– Не стоит, – процедила сквозь зубы я, надеясь, что со стороны все это выглядит, будто иду по собственному желанию – легкая, воздушная. А что платье путается между ног, так просто очень тороплюсь удивиться роскошной обстановке риорского особняка.
Мы не вышли, скорее, вылетели из комнаты под ошеломленное молчание. Стоило нам исчезнуть из поля зрения, как аристократы загалдели, точно гуси и индюки на птичьем дворе.
– Сюда.
Без особого пиетета Доар впихнул меня в дорогой кабинет с эркерным окном и плотно закрыл дверь. Некоторое время в абсолютном молчании мы не сводили друг с друга глаз.
– Что ты здесь делаешь? – наконец вымолвил он.
– Ну как же? – издевательски развела я руками. – В письме ты послал меня…
– В задницу, – услужливо напомнил Доар.
– Именно! – быстро улыбнулась. – Так вот я здесь. Кстати, благодарю, дорога действительно была легкой.
Он сощурился, на скулах заиграли желваки. От знакомого выражения на почти незнакомом лице екнуло сердце. После нашего с Доаром неудачного побега матушка оскорбляла его в кабинете ректора, называя грязным риорцем, покусившимся на чистокровную эссу, а он щурил глаза и молчал. Скукожившись на краешке дивана, с ног до головы вымазанная в грязи, я тогда умышленно промолчала, что в ту минуту он был чище этой самой чистокровной эссы.
– Не то чтобы кто-то считает Риор или твой дом задницей, – поспешно оговорилась я. – Фонтан, конечно, спорный…
– Аделис? – обманчиво мягким тоном перебил он меня.
– Что?
– Ты превратилась в изумительно красивую женщину.
– Что? – вдруг снова испугалась я.
– Пошла вон.
Он услужливо раскрыл дверь кабинета и сделал приглашающий жест рукой. Мол, легкой дороги, дорогая Аделис, осторожнее, не поломай ногу на парадной лестнице, иначе придется добираться до башни перемещений ползком.
– Так… – почесала я кончик носа. – Видимо, мирно договориться не выйдет.
Ткань платья протестующе хрустнула, когда я резко вздернула рукав и продемонстрировала брачную метку.
– Смирись, Доар, мы женаты. И эту проблему придется решать.
В следующую секунду дверь кабинета с треском захлопнулась. Я вздрогнула и прикусила язык, в прямом смысле этого слова. На глаза навернулись слезы, а во рту появился металлический привкус. От грохота в настенных светильниках почти потухли живые огни, и кабинет погрузился в интимный полумрак.
– Мы – это кто? – Доар сорвал гнев на безответной двери и теперь изображал любезный тон.
– А что, много вариантов?
– Тебе лучше знать, – издевательски усмехнулся он уголком рта.
С ума сойти, кое-что в этом мире действительно остается неизменным: смена времен года, отвратительные дороги на западной стороне Эсхарда и ироничная ухмылка Доара Гери, заставлявшая меня беситься до красной пелены в глазах. Убила бы! Кстати, отличная возможность избавиться от ненужного замужества.
В напряженном молчании Доар расстегнул пиджак и сдернул его с плеч. Тут я почувствовала глухую тревогу и на всякий случай уточнила:
– Ты что делаешь?
В ответ меня прожег испепеляющий взгляд.
Доар вытащил из петелек запонки, со стуком швырнул их на кофейный столик и закатал рукава. Сначала один, потом второй. На сильных предплечьях с прожилками вен не было ничего похожего на брачные метки.
– Какого демона? – Я стремительно приблизилась к бывшему любовнику и принялась лихорадочно развязывать галстук, чтобы добраться до пуговиц на его белой рубашке.
Он не сопротивлялся, лишь с любопытством следил за внезапным нападением, а потом, щекоча дыханием, вымолвил:
– Полагаешь, если набросишься на меня, то получишь то, для чего пришла?
– А? – подняла я голову и не сразу сообразила, что мы стоим буквально нос к носу.
– Зачем так откровенно предлагать себя?
– Ты в своем уме? – вытаращилась я. – У вас, риорцев, все не как у нормальных людей. Может, у вас метки выступают на спине или на животе.
– Или ниже, – ухмыльнулся он, покосившись на то самое место, которое приличные эссы никак не называют, чтобы не сдохнуть от стыда во время разговора.
Знаете ли, умирать, когда ведешь светскую беседу, ужасно неприлично.
Я замерла, посмотрела Доару в глаза.
– Появились свежие мысли? – откровенно насмехался он.
– Не перебивай меня! – огрызнулась я.
– Ты ничего пока не сказала.
Я принялась завязывать галстук, стараясь не думать ни о божественном запахе мужского одеколона, который дразнил обоняние, ни о едва заметной усмешке Доара, в прошлом вызывавшей у меня паралич мозгов. Только ступора сейчас не хватало, когда жизнь, можно сказать, висела на волоске, а я почти записалась в ряды старых дев и отправилась покупать первую из сотни кошек.
– Метка появилась во время брачного обряда, – терпеливо объяснила я, только усилием воли заставляя себя не затягивать вивернов галстук до удушения. – Тебе следует опустить руки в святую воду венчальной чаши. Уверена, рисунок проявится.
– А если нет? – выгнул темную бровь Доар.
– Согласись, несколько нелогично полагать, будто я замужем за тобой, а ты свободен, – сухо вымолвила я и похлопала по кривому вздыбленному узлу галстука, надеясь его придавить (хлопнула от души, Доар даже кашлянул). – Предлагаю спокойно добраться до храма, вернуть брачные клятвы, и я растворюсь в тумане.
– Вернуть брачные клятвы, говоришь? – Он вдруг резко опустил голову, едва не прикасаясь губами к моим губам, а я от неожиданности позорно смутилась и машинально отклонилась. – Аделис…
– Да? – выдохнула.
– Просто растворись в тумане. Без всяких прелюдий.
– Ри…риат Гери? – прозвучал заикающийся женский голосок. В дверях, раскрывшихся абсолютно неслышно, судорожно сжимая тонкими пальцами бронзовую ручку, стояла та самая девица с отличной осанкой. Увлеченные азартным спором, мы с Доаром не заметили, как она появилась.
В нашем с матушкой доме подобной неловкости произойти просто не могло: скрипели и петли на дверях, и старый, местами проваленный паркет. В светильниках при малейшем шуме сами собой зажигались или гасли живые огни. Сидишь, бывает, читаешь, а за окном собака залает, и все – гостиная погружена во мрак.
– Что здесь происходит? – неожиданно требовательно вопросила девчонка, справившись с замешательством. – Риат Гери, почему вы…
– Чуточку раздет? – фыркнула я себе под нос.
– Все в порядке, риата Сиана, – за вежливо-бесстрастным тоном он пытался скрыть раздражение. – Мы уже закончили.
– Риат Гери, это вы закончили, – немедленно поправила я, проворно скрывая метку под рукавом платья, – но не я.
– Кто эта женщина? – без особенной любезности кивнула девчонка.
– А вы? – не осталась я в долгу.
– Кто я? – переспросила она, вдруг страшно оскорбившись.
– Почему вы у меня переспрашиваете?
– Я невеста Доара! – выпалила та и смутилась: – Почти. Батюшка и риат Гери скоро подпишут соглашение.
– Брак по договоренности? Поздравляю! – я бросила на скотину… кхм… Доара ироничный взгляд.
– Возвращайтесь к гостям, риата Сиана. Аделис уже уходит, – не дал он мне открыть страшную тайну, что уже пять лет женат на другой женщине, но отчего-то упорно отвергает необходимость развода. А потом снова сжал мою руку чуть повыше локтя и вывел в коридор. Невеста поспешно подвинулась в дверях. Видимо, боялась оказаться сметенной с дороги.
– Пиджак не хочешь надеть? – полюбопытствовала я.
– Мне и так удобно, – буркнул Доар.
Мы повернули к холлу, но заскучавшие без хозяина гости разбрелись по дому. Выпроваживать бывшую пассию через парадные двери на глазах у публики Доар не захотел. Даже не знаю, отчего его желание выпнуть меня через черный вход показалось столь оскорбительным, будто расположение дверей меняло тот факт, что я не добилась ровным счетом ничего.
Видимо, лучшее решение – позволить этим двоим сгонять к венчальной чаше, а самой спокойно дождаться появления муженька в Эсхарде. Почему только я опозорилась перед толпой аристократов и прослыла изменницей? Пусть тоже вкусит прелести всеобщего порицания. Жаль, что у Доара нет мамаши, чистокровной эссы, которая после сорванной свадьбы зажжет поминальную курительницу с лавром и превратит его жизнь в чистилище, а шикарный особняк – в демонический чертог.
Когда под изумленными взглядами взмыленных слуг мы пересекли кухню, одурительно пахнущую едой, я сделала последнюю попытку достучаться до мужа:
– Доар, когда твоя свадьба по договоренности накроется медным тазом, ты все равно будешь меня искать. Обещаю не поступать, как ты, и накормить на дорожку эсхардскими пирогами.
– Нет.
– Нет – не накроется? – хмыкнула я. – Нет – в Риоре не найти медных тазов? Нет – ты не будешь есть пироги…
– Я никогда не буду тебя искать, – перебил он и раскрыл дверь, впуская в горячую кухню сквозняк: – Легкой дороги, эсса Хилберт.
– Повторяешься…
Он выпихнул меня на хозяйственный двор.
– Отдай хотя бы мои вещи! – возмутилась я, вздрогнув от ледяного холода, но дверь с треском захлопнулась.
Впрочем, мерзнуть не пришлось. Не успела я вызвериться и в сердцах совершить какую-нибудь магическую глупость, вокруг началась суета. Лакей вернул плащ и саквояж, подъехала дорогая карета, точно кучер был наготове в любую минуту доставить незваных гостей к башне перемещений. Подоспели стражники и с подозрительной любезностью помогли усесться в экипаж. Складывалось впечатление, что вышколенная прислуга до мелких бесов боялась, что я взбрыкну и попытаюсь взять дом штурмом. Или заморожу паршивый фонтан.
А у меня и впрямь чесались руки нарастить ледяные рога каменному грифону! Длинные, изогнутые. Один надломленный на острие, другой – торжественно указывающий в звездное небо. Это дополнение как нельзя точно подчеркнет принадлежность хозяина дома к блеющей парнокопытной братии.
– Риат, не надо к порталу, просто отвезите меня в гостевой дом, иначе скончаюсь по дороге, – устало попросила я у охранника и без сил откинулась на сиденье.
Гостевой дом оказался вполне сносным. Комната – чистой, пусть и без изысков. С большой кроватью и даже с ванной на изогнутых ножках, что расположилась за раскладной ширмой. Я попросила ужин в номер, но, завершив туалет, вырубилась, словно потушенный в ночнике живой огонек, и не услышала стука коридорного…
Это был даже не сон, а видение из прошлой жизни, когда ясно осознаешь, что спишь, но реалистичность происходящего снова заставляет погружаться в забытые мучительные чувства. За окнами бил ледяной ливень. Тяжелые, тугие струи дождя колотили по брусчатке, и мостовые моментально покрывались гладкой наледью. Неожиданно раздался стук дверь, требовательный, категоричный и спешный, словно гость являлся беглецом, которого вот-вот поймают.
Я ни секунды не сомневалась, что увижу на пороге Доара. С гулко стучащим сердцем выскочила из крошечной мастерской, где пыталась вырезать изо льда половинки разбитого сердца, но не успела открыть – его встретила матушка. Из холла неслись ледяные, как дождь на улице, голоса:
– Где она?
– Вы не пересечете порог моего дома, – ответила матушка.
– Уже пересек… Лиса! – выкрикнул он. – Лиса, ты где?
Задыхаясь, я ворвалась в тесный холл. Доар промок до нитки, от одежды и сапог налилась целая лужа. Глаза его лихорадочно блестели. Я была полна противоречий. Разве человек может одновременно испытывать ошеломительную радость и столь же ошеломляющий ужас?
– Идем со мной, – не обращая внимания на мою мать, Доар протянул руку. – Идем, Лиса. Ты никогда не пожалеешь, что выбрала меня.
Во рту пересохло. Я сглотнула. Светлые боги знали, каких усилий стоило удержаться на месте! С жадностью я рассматривала любимое лицо, мокрые от дождя завитки волос, обветренные крепко сжатые губы. Впитывала, высекала в сознании, словно на ледяном полотне, не догадываясь, сколь дырявой окажется девичья память. Как же мне хотелось протянуть руку в ответ, переплести пальцы, снова сбежать, чтобы больше никто не вернул. Но не в этой жизни. Тот человек, что приходил накануне, заявил, что Доар стоит в начале длинного пути к блестящему будущему в Риоре, и преграда в лице хорошенькой эссы ему ни к чему.
– Беги, – хриплым шепотом выдохнула я. – Беги отсюда!
– Что? – Он поменялся в лице, становясь белее савана. – Только с тобой.
– Немедленно! – заорала я, срывая голос.
Но дверь уже открылась. Из пелены ледяного дождя в дом вошли страшные люди…
Вздрогнув, я проснулась. За окном брезжило пасмурное утро. В комнате царил острый холод и восхитительно пахло свежим тэем. Я предпочитала сладкий чай, но, когда голова напоминала полую ледяшку, как сейчас, не отказалась бы от крепкого бодрящего напитка.
– Доброе утро, Аделис, – поприветствовали меня в тишине на риорский манер.
От неожиданности я подскочила на кровати, не хуже облитой кипятком кошки. В кресле с высокой спинкой, прихлебывая горячий тэй, восседал Доар. Он многозначительно разглядывал крошечные искры ледяного заклятья, потрескивающего на кончиках моих пальцев.
– Ты собиралась ударить магией? – вкрадчиво уточнил он.
– Какого демона ты забыл в моей комнате? – проворчала я, туша колдовство. – Как тебя вообще сюда пустили? Выметайся!
Вдруг вспомнилось, что на мне весьма легкомысленная ночная сорочка из тонкого кружева, купленная специально для первой брачной ночи. Сделав вид, что просто решила размять спину, я натянула одеяло до самого подбородка. Как назло, оно лежало поперек, и из-под края высунулись голые ступни. Пришлось подогнуть колени.
– Ты всегда такая милая по утрам или только когда не выспишься? – полюбопытствовал Доар, следя за моими постельными маневрами.
– Сказал человек, который выставил девушку, даже не напоив тэем, – издевательски фыркнула я.
– Поэтому я решил накормить тебя завтраком.
На столе действительно остывала еда, прикрытая серебряным колпаком. Никогда бы не подумала, что в гостевом доме средней руки имелись подобные сервировочные изыски.
– Сейчас умру от благодарности, – хмыкнула я. Пустой желудок напомнил, что скорее мне грозило умереть от голода.
– Так позавтракаешь со мной? – кивнул Доар в сторону стола.
– Дурной компании предпочитаю трапезу в одиночестве, – парировала я, пытаясь отогнать навязчивую мысль о еде. Светлые боги, неужели подали вкусную кашу или даже куриное яйцо всмятку? Булочку с маком, тающее масло… Я сглотнула слюну.
Доар поднялся с кресла и встал в изножье кровати.
– Я хорошенько обдумал твое вчерашнее заявление, – объявил он. – Что ты сделаешь, когда брачная метка не появится?
– Меня больше волнует, что сделаешь ты, когда она появится, – насмешливо парировала.
– Я суну руки в проклятую чашу, чтобы просто доказать, что нас с тобой больше ничего не связывает, Аделис Хилберт. После ты уберешься из Риора и никогда не посмеешь появиться на пороге моего дома или отправить сюда сыщиков. Знаешь ли, перекупать их выходит недешево.
– Можно подумать, кто-то заставлял тебя платить деньги, чтобы мне солгали, – закатила я глаза. – Скажу тебе по секрету, больше всего на свете я мечтаю избавиться от этой метки. Странно оказаться замужем за человеком, лица которого даже не помнишь.
На некоторое время в комнате воцарилось напряженное молчание.
– В таком случае, эсса Хилберт, – с непроницаемым видом вымолвил Доар, – жду вас внизу. Приятного аппетита.
Он вышел.
Утруждать себя торопливыми сборами я не собиралась: с аппетитом позавтракала, с удовольствием искупалась, наполнив до краев ванную, и с помощью особого заклинания, создающего пар, отгладила плащ и платье. Неторопливо накрасила угольной краской ресницы, отчего в глазах появилась таинственная поволока. Вернее, в одном глазу. Во второй я ткнула палочкой, когда красилась, пришлось утирать слезы, смывать черную кляксу и мазюкать заново. Глаз, к страшной досаде, покраснел. Быть настолько нелепой для эссы – смертельный позор! Хорошо, что никто не видел.
Когда я спускалась со второго этажа, Доар о чем-то тихо переговаривался с хозяином гостевого дома. Звучный стук каблуков невольно привлек внимание людей, и в столовой, кажется, стало чуточку тише. Перешептываясь, народ с любопытством рассматривал эссу с платиновыми волосами, намекавшими на кристальную чистоту крови. Мой муженек тоже оглянулся. В лице мгновенно отразилось особенное холодное равнодушие, но на горле нервно дернулся кадык.
Эффект неожиданности достигнут! Мысленно я поблагодарила матушку за то, что научила появляться с фанфарами, даже если эти самые торжественные фанфары звучат только у меня в голове и подозрительно напоминают издевательские бубны.
– Светлых дней, риаты, – громко поздоровалась я, и кто-то подавился едой.
– Едем, – скупо бросил Доар.
К счастью, добираться до храма оказалось недалеко, иначе бы салон экипажа, а заодно и мы, покрылись снежной изморозью, ведь обоюдным холодным молчанием, воцарившимся в карете, можно было замораживать огромные глыбы льда для монументальных статуй.
Риорское святилище не имело ничего общего с эсхардскими храмами. Крошечная часовенка с арочными окнами, затянутыми разноцветными витражами, остроконечной крышей и длинным шпилем, похожим не те, что торчали из башен властительского дворца. В молельном зале царил тяжелый полумрак, стылый воздух пах курениями. В центре громоздился алтарь из цельной каменной глыбы с углублением, заполненным святой водой.
Нас уже ждал молельщик в белой праздничной рясе, величественный и важный.
– Риат Гери, я счастлив… вас… в стенах храма… – начал запинаться он, глядя на то, как Доар невозмутимо принялся стягивать плащ. – Что вы делаете?
Одежда полетела мне в лицо, едва успела подхватить.
– Ты меня с вешалкой не перепутал? – буркнула я.
Он взялся за пиджак.
– Нет-нет, – замахал руками служитель храма. – Риат Гери, раздеваться необязательно.
– Поверьте, рядом с этой женщиной лучше подстраховаться, – процедил тот, расстегивая пуговицы.
– Держать не буду! – заупрямилась я, но вещь, пахнущая знакомым изысканным одеколоном, накрыла мне плечи. Когда Доар принялся закатывать рукава рубашки, то молельщик перестал понимать, что происходит.
– Ну, раз желаете обнажиться, то хотя бы не до исподнего, – обреченно вздохнул он, но едва «жених» попытался прикоснуться к прозрачной воде, то опомнился: – А как же воззвание к предкам? По правилам надо у них попросить разрешения, чтобы омыть кончики пальцев.
– Думаю, что на том свете не обидятся, – отозвался Доар и погрузил руки в чашу до запястий.
Никакого магического удара или вспышки, как случилось на моей свадьбе. Вода не потемнела и не вспенилась от возмущения, что всякие женатые типы пытаются полоскать руки в венчальной чаше.
– Что теперь, эсса Хилберт? – изогнул он бровь.
Ты у меня спрашиваешь?! Светлые боги, каким образом получить развод от человека, который немножко холост? Если не знаете точного ответа, то посоветуйтесь с сослуживцами из демонического чертога. Может, у них найдутся какие-нибудь мыслишки на этот счет.
В оцепенении я следила, как Доар вытащил руки из чаши и стряхнул ледяные капли. Он начал опускать рукава… а на наших глазах на правом предплечье медленно и неохотно начал проявлялся брачный орнамент. Пять нераскрытых бутонов, опутанных тонкими лозами. Густую тишину, на некоторое время опустившуюся на молельный зал, можно было резать ножом и раскладывать по тарелкам.
– Почему именно цветочки? – глядя на метку, сухо уточнил Доар.
– Так ведь жена – эсхардская эсса. Цветы эсхардские, лоза риорская, – пожал плечами молельщик, не совсем понимавший сути претензии. Видимо, решил, что если бы проявились похоронные кресты, – мол, я убил на эту женщину пять лет своей единственной жизни – риат остался бы доволен
– Ясно. – Доар оделся, с подчеркнутой аккуратностью застегнул пуговицы и обратился ко мне: – Ты готова?
– Готова! – решительно согласилась я. Разбираться, почему на пороге свободы от брачных клятв, высказанных по большой глупости, на душе вдруг стало до тошноты паршиво, времени не оставалось.
– Тогда поехали.
– Куда поехали? – с недоумением я оглянулась к служителю: – В Риоре особый храм, где возвращают брачные клятвы?
– А вы хотите развестись?! – не сумел скрыть удивления тот.
– Да! Нет! – в унисон ответили мы.
– Ты в своем уме?! – удивительно, как у меня не пропал дар речи. Более того, говорить хотелось много, цветисто и не очень прилично.
– Прошу прощения, риаты, но я что-то не очень понимаю, – с поразительным терпением вздохнул служитель: – Вы хотите вернуть брачные клятвы?
– Не сегодня, – немедленно отказался Доар.
– Чем тебя сегодня не устраивает? – прошипела я, прожигая муженька испепеляющим взглядом.
– У меня через час важная встреча. Добрых дней, святой брат, – попрощался он и с непробиваемым видом направился к раскрытым дверям храма.
Не веря собственным ушам, глазам и вообще всем чувствам, я следила за уходом Доара. Неожиданно он оглянулся и позвал:
– Ты идешь или остаешься помолиться за счастливую семейную жизнь?
– Замужней отсюда я не выйду! – рявкнула я, напрочь забыв о манерах.
– Как хочешь. – Он растворился в дверном проеме.
– Дорогая риата, позвольте напомнить, что устраивать сцены в храме большой грех, – вдруг высказался молельщик.
– Большой грех нам с этим… мужчиной оставаться женатыми, – процедила я сквозь зубы и бросилась следом за сбежавшим от развода мужем.
Перехватить Доара получилось на подходе к карете. Я вцепилась в его локоть.
– Я требую развода! Сейчас же! Немедленно! Раздевайся заново и пошли разводиться. Можешь даже одетым.
– Нет.
– Что значит «нет»?!
– А что именно непонятно в этом слове? – изогнул он бровь.
– Да все непонятно! – в сердцах топнула я ногой.
– Ты сейчас топнула ногой? – насмешливо уточнил Доар.
Настроение было муженька заморозить заклятьем, чтобы покрылся тонкой корочкой, а потом разморозить, выбить глаз или зуб. Можно все сразу. Жаль, взрослым девицам, тем более эссам, в блаженстве буйного помешательства отказывали.
– Вчера ты не желал меня видеть, а сегодня не хочешь разводиться. Почему, демон тебя дери?!
– За тобой должок, Аделис.
– За мной?! – от изумления я прижала руки к груди. Мол, риат Гери, вы меня ни с кем не перепутали?
– Из-за тебя мы оказались женатыми.
– Прости? – задохнулась от возмущения. – Я не ослышалась? Из-за меня?!
– Именно ты произносила клятвы над венчальной чашей, – напомнил Доар, ловко перекладывая вину на хрупкие женские плечи. Но тут он просчитался. Плечи у меня только выглядели хрупкими, а на деле – ледяные глыбы выдержат.
– Зато ты, если мне не изменяет память, их с большим удовольствием закреплял. И не раз.
– Аделис, не надо лицемерить. Удовольствие было взаимным, – с ухмылкой парировал он. – И коль мы уже женаты, то, милая эсса Хилберт, сердечно благодарю: вы помогли сэкономить кучу денег на свадьбе по договоренности.
– Ты сейчас о чем?
– Как я могу жениться на другой женщине, если моя супруга из Эсхарда не захотела возвращать брачную клятву? – развел он руками.
– Убью, – сжала я кулаки.
– Вряд ли, – хмыкнул в ответ Доар, а пока я, ошеломленная и онемевшая, переваривала новость, предложил: – Ты со мной или своим ходом?
Он кивнул кучеру. Слуга моментально открыл дверцу, демонстрируя дорогой салон экипажа, отделанный мягкой темной кожей. Скрипнув зубами, я уступила здравому смыслу и уселась в карету. Доар забрался следом. Экипаж мягко тронулся, отъезжая от храма. Для человека, только что обзаведшегося нежеланной женой, мой лучший враг выглядел слишком спокойным. Поглядывал себе в окно, наслаждаясь видами провинциального Риора.
Может, для него брачная метка явилась отличным поводом увильнуть от навязанной (судя по всему) свадьбы, но я-то вернуться в Эсхард замужней просто не могла. Да матушка меня со свету сживет и вместо семейного склепа похоронит под яблоней в саду, чтобы до бренных косточек не пришлось далеко добираться. Выглянул в окошко – и тут же высказал непутевой дочери, что паршивка испоганила родной матери жизнь и нервическую систему.
И ладно бы только матушка, ее неодобрение я уж как-нибудь переживу, но о нелюбви между Эсхардом и Риором ходят легенды. Жители каменного города считают риорцев людьми второго сорта, недалекими, невоспитанными, вымазанными в едкой каменной пыли рудников. Узнай кто, что чистокровная эсса, управляющая ледяной магией, вышла замуж за человека из занюханного Риора, зарабатывающего добычей и продажей триона, то о спокойной жизни в городе придется забыть. И уж точно никто и никогда больше не закажет ледяную статуэтку у бывшей «эсхардской жены».
– А если ты захочешь жениться по-настоящему? – вдруг вырвалось у меня.
– Сомнительное предположение, – отозвался он.
– Тебе двадцать семь. Вдруг ты влюбишься?
– Любовь? – с издевательской усмешкой протянул Доар.
Мы встретились глазами, и мне не понравилось то, что я в них увидела – гнев.
– Я уже был один раз влюблен, поэтому воздержусь, – пробирающим до мурашек голосом вымолвил мужчина и кивнул: – Ты приехала.
За окном действительно маячил фасад гостевого дома. Как по мановению волшебного жезла, экипаж остановился. Следом слуга любезно открыл дверь, и я оказалась стоящей на пешеходной мостовой в лучах жидкого осеннего солнца.
– Добрых дней, – пожелал Доар.
Я проводила карету пристальным взглядом.
Добрых дней? Ха! Для тебя, риат Гери, они точно закончились! Не хочешь разводиться по-хорошему? Тогда придется по-плохому.
Растрепанную девчонку с улицы, накануне выставленную через черный вход, никто бы не пустил в дом, но попробуй остановить чистокровную эсхардскую эссу, к которой на хромой козе даже с разбегом не подъедешь! Высокомерным дамочкам было по плечу без приглашения заявиться к завтраку во властительский дворец и попросить чашечку горячего тэя (жаль, никто не решился проверить, слабаки). У меня, к слову, задача оказалась посложнее: взять штурмом особняк собственного мужа и мгновенно там поселиться.
Стража, как ни странно, наемный экипаж пропустила без вопросов. Не очень понимаю, для чего магу, способному защитить территорию заклятьями, потребовалась охрана, но кто ж разберется в капризах риорских богачей. Может, им по статусу полагается?
План был рассчитан исключительно на внезапность. Я вошла в раскрытые лакеем парадные двери с видом коронованной властительницы. В замешательстве он следил за тем, как белокурая эсса без лишних слов, приветствий или высказываний развязывает ленты верхней одежды. Окончательно растерявшись, поймал небрежно брошенный плащ и уточнил:
– Риата, а вы…
– Расплатитесь с извозчиком, – нанизала я слугу на острый, как иголка, взгляд. – И попросите кого-нибудь забрать из гостевого дома мой багаж.
– Немедленно сделаем, – смутился он.
– Где Доар? – уточнила я, поправляя выбившийся из прически локон. Пятнадцать минут перед зеркалом корпела, расчесывала волосок к волоску и закрепляла заговоренными булавками. Если бы Руфь увидела, то охнула. Я вечно ношусь со спутанной гривой. Обрезать бы, но даже у меня не хватит смелости расхаживать по Эсхарду с короткой стрижкой.
– В приемной с риатами, – выдал как на духу слуга.
– Угощения уже подавали? – деловитым тоном уточнила я.
– Какие угощения?
– Перекус.
– Так ведь приказа не было, – забеспокоился лакей.
– Теперь есть, – кивнула я. – Готовьте. К слову, а где приемная?
– Недалеко от гостиной, – подсказал слуга.
Еще бы вспомнить, где в этом чудовищно огромном доме гостиная.
– Благодарю. Когда будете готовы подать гостям тэй, позовите меня.
С уверенностью я направилась в комнаты. Главное, при слуге не открыть дверь в какой-нибудь гардероб для верхней одежды или охотничью комнату, заставленную чучелами убитых животных. Как вспоминаю голову кабана со стеклянными глазами, висящую над камином в доме Гидеона, так вздрагиваю.
– Риата… – остановил меня оклик лакея, видимо, вернувшего способность здраво мыслить.
– Да? – оглянулась я.
– А вы, собственно, кто?
– Я?
– Как вас представить риату Гери?
– Вы считаете, что стоит представлять риату Гери его супругу? Думаете, мы с ним незнакомы? – выразительно выгнула я бровь. – Что ж, отнесите гостям угощение и скажите Доару, что жена уже дома и жаждет знакомства с прислугой.
У бедняги одновременно отвалилась челюсть, выпучились глаза, а из рук выпал плащ.
– Мне искренне жаль!
– За то, что вы топчитесь по моему плащу? Или за извозчика, который все еще ждет оплаты?
– Простите! Я мигом, вот прямо сейчас…
С трудом подавив ухмылку, я следила, как в панике он поскакал к закрытой двери, видимо, ведущей в помещения для прислуги, но вдруг резко затормозил и неуклюже проехал по блестящему мрамору.
– Кхм… – повернулся он ко мне и окинул очень подозрительным взглядом: – Я абсолютно уверен, что с утра господин Гери женат не был.
– Вы же не просите меня обнажить руку и продемонстрировать брачную метку? – ледяным, как айсберг в Белом море, тоном спросила я.
– Не-ет? – медленно переспросил он.
– Нет.
Светлые боги! Я была столь хороша в роли чистокровной эссы, не желавшей возиться с простыми смертными, что матушка прослезилась бы от гордости. Сколько лет вколачивала властительские замашки в непрошибаемую дочь!
После приема в доме не осталось гостей. Помнится, когда Анкели устраивали званые вечера, то народ еще седмицу, пока не пустел винный погреб, шарахался по коридорам и занимал спальни. Гостиную, как ни странно, я нашла без проблем. Обстановка в ней отличалась подчеркнутой строгостью и аккуратностью. Ни портретов, ни карточек с изображениями в рамочках – абсолютно обезличенная комната, пусть и обставленная с шиком.
Не успела я толком оглядеться, как угощение для гостей было готово. На специальных сервировочных тележках стояли серебряные чайники с тэем, травяным крепким напитком и многоуровневые подставки с крошечными воздушными пирожными.
Возглавлять процессию к приемной мне пришлось самой. Горничные старались откровенно не таращиться на неожиданно возникшую жену хозяина, но полные любопытства взгляды украдкой кидали. Я подчеркнуто не замечала этого бесхитростного интереса. По дороге случился конфуз, ведь в лабиринте комнат новая хозяйка была впервые. Я повернула направо, а девушки – налево. Пришлось разворачиваться и с самым независимым видом следовать за прислугой.
У двустворчатых дверей в приемную всех, в том числе меня, разом покинула смелость. Вломиться в кабинет, где разговаривали мужчины, решилась бы только самоубийца. На роль таковой выбрали меня, тем более что из замочной скважины шел голубоватый дымок заклинания. Вероятно, помещение опечатали от желающих подслушать, подсмотреть или потревожить. Никто же не догадывался, что в мирном доме, пока хозяин преспокойно творил великие дела, поселилась беда… в смысле, эсхардская жена.
С непроницаемым видом я постучалась. От каждого прикосновения костяшек к двери сыпались голубоватые мерцающие снежинки. Стены особняка сотрясал замечательный грохот, словно исходящий из глубокого колодца. В воображении возникла забавная картина, как напыщенные риаты, сидящие за столом переговоров, замолкают и синхронно оборачиваются. У одного падает пенсне…
Громкий щелчок отпертого замка прозвучал почти мгновенно. Дверь приоткрылась, продемонстрировав кусочек залитой солнцем залы. Из щели на меня разноцветными глазами в изумлении вытаращился Айдер Эббот.
– Эсса?!
– Светлых дней, – коротко поздоровалась я и почти смела парня с дороги. – Подержите дверь, нам надо завезти тележки.
За длинным столом переговоров сидело четверо, а Доар возглавлял собрание. Нахальное вторжение ознаменовалось оглушительным молчанием. Сказать, что при появлении чистокровной эссы на лицах мужиков отразилось замешательство, было бы преступным преуменьшением. У одного из риатов действительно звякнуло на стол пенсне. Когда он попытался незаметно приставить окуляр к глазу, то оказалось, что стеклышко выпало из круглой оправы.
– Здравствуй, Доар. Не ждал? – с едва заметной улыбкой уточнила я.
«Ты даже не представляешь – насколько!» – читалось в позе, лице, и том, как он до побелевших костяшек сжал перьевую ручку.
– Уважаемые риаты, почему бы вам не сделать паузу? – тоном гостеприимной хозяйки, умеющей встречать любых гостей, даже властительских кровей, вымолвила я.
Подозреваю, что никто из присутствующих делать перерывов не собирался, но попробуй воспротивиться насильственному кормлению, когда горничные уже вкатили звенящие посудой тележки. На столе как по взмаху волшебного жезла выросли этажерки с пирожными, а напряженный разговор превратился в умиротворенное тэепитие. Надеюсь, когда оно закончится, в запале риаты не примутся швыряться сладостями. Выйдет очень неловко, если какое-нибудь пирожное прилипнет к стенной ткани.
Доар следил за представлением с холодной яростью. Я бесстрашно встретилась с ним глазами и улыбнулась.
– Тэй?
Полная чашечка, звякнув на блюдце, бухнулась аккурат на какие-то бумаги. При виде темной кляксы, растекшейся на документе, муж выразительно кашлянул. Не сомневаюсь, что он мечтал затолкать этот самый тэй вместе с чашкой мне в глотку.
– Доар, представишь свою… кхм… гостью? – самым первым пришел в себя Эббот.
– Эсса… – Он поднял голову и посмотрел мне в лицо. – Аделис…
– Его супруга, – быстро перебила я.
– И когда ты успел обзавестись женой? – в ошеломленной тишине, некоторое время висевшей в зале, резко заговорил один из риорцев.
– Пять лет назад, Якоб, – с потрясающей невозмутимостью ответил Доар.
– Но ты же планировал жениться на дочери Улрича!
– Обещать – не значит жениться, не правда ли? – сыронизировал тот. – Моя объявленная погибшей дражайшая супруга вдруг воскресла.
Воскресла?! Что за странная некромантская версия появления второй половины? Этажеркой с пирожными, что ли, в тебя запустить? С другой стороны, проще будет объяснить мое исчезновение после скорого развода: сначала появилась, потом исчезла. Такая внезапная эсхардская жена с ветром в голове. А что? Эссы тоже бывают разные.
– И сегодня мы решили жить вместе, – исключительно удачно ввинтила я.
Все, дело сделано! Ошеломительная новость прозвучала перед свидетелями, теперь пусть попробует выставить бедняжку-жену из дома. Нас разлучит только развод!
Время делать ноги и прятаться за портьерами в единственной известной мне комнате – гостиной. Пока муженек меня отыщет, возмущение поутихнет, и придет смирение, и он поймет, что избавиться от фальшивой супружницы можно исключительно через храм.
На старт, внимание, марш!
За спиной резко отодвинулся стул. Доар дышал буквально затылок, но я была на пару шагов впереди. Если бы в дверях не застряла горничная с опустевшей тележкой, мне удалось бы и сбежать, и затаиться.
– Извините нас, уважаемые риаты, – любезным тоном вымолвил муж, подхватывая меня под локоток, – позвольте нам с супругой перекинуться парой слов. По-семейному.
Едва проход освободился, как мы вывалились в коридор.
– Что ты делаешь, Аделис? – прошипел он.
– Просто дай мне развод и живи спокойно.
Неожиданно настроение Доара изменилось. Он тихонечко сжал мои плечи и склонился, отчего наши лица оказались на одном уровне. Я не ожидала такого поворота. Ярость, возмущение, претензии были понятны, но не обезоруживающая улыбка, волшебным образом преобразившая мрачную физиономию. Умел он заставить даму понервничать.
– Что… ты что делаешь? – самой стало противно от неуверенности, прозвучавшей в голосе.
– Хочешь жить вместе? – тихо вымолвил Доар.
– На самом деле, я хочу вернуть брачную клятву!
– Этот дом слишком большой для одного человека, – точно не услышал он. – Можешь выбрать любую спальню на свой вкус, их почти двадцать.
– Даже твою?
– Желаешь разделить со мной ложе?
– Рехнулся? Я желаю разделить с тобой развод!
Со странным блеском в глазах он отпустил мои плечи и легким, ласкающим касанием, отозвавшимся мурашками, заправил за ухо невидимую прядку. Я позорно сдалась и попятилась.
– Добро пожаловать, Аделис, – прошептал он. – Думаю, нас ждет много незабываемых минут.
О, да! Пока ты даже не представляешь, милый, насколько незабываемых!
Настороженная неожиданным поворотом я следила за тем, как Доар возвращался в светлую приемную. По факту я добилась цели и не вылетела из особняка, как новорожденная горгулья, по глупости нагадившая в домашние туфли хозяину. Но почему внутри поселилось подленькое чувство, будто меня ловко обыграли?