– Не знаю с чего начать… Не думаю, что это хорошая идея.
Сосед начал было отворачиваться к стенке. Нужно что-то предпринять пока он не замкнулся в себе! Честно, я плохо понимал, чем вызван мой интерес к этому человеку, но не собирался упустить шанс его удовлетворить. Для меня это явление очень редкое…
В разговорах по душам важно не пропустить момент. Так однажды сказал преподаватель психологии. Голова работала быстро и через секунду я вспомнил нужную информацию и все лекции профессора. Мой мозг действует немного по-другому, чем у остальных. Я не вижу в этом повода для гордости, ведь нет в ней смысла, когда не с кем её разделить. Другие люди кажутся мне слишком плоскими и от этого я всегда испытывал обиду. Как там сказал кто-то из великих? Горе от ума? Только одному человеку это всегда льстило… Как говорит отец он породил гения и иногда видя его довольную физиономию, так и прет жалость, что не дурачком родился. Поубавилось бы самодовольства у родителя…
И все бы ничего, вот только, когда голова не находит ответа и мысли заходят в тупик, мозги посылают сигналы, и я начинаю задыхаться под приступами паники, хотя почти всегда мне удается вернуться в нормальное состояние ещё на первых секундах. Так что там говорил профессор?
– Когда я впервые остался наедине с отцом после смерти матери, он не попытался мне что-либо объяснить. Как будто шестилетний ребенок должен и так всё понимать… И то, что он тогда сказал я никогда не забуду! Он не пытался меня утешить, и не сказал эту грёбаную фразу: «Все будет хорошо». Нет! Он сказал, что теперь у меня на один изъян меньше! Он сказал: «Поздравляю». Чертов ублюдок… – На лекциях профессор говорил, чтобы человек вам доверился, нужно сначала самому раскрыться. Самому стать уязвимым и разрешить собеседнику разделить с вами какой-то важный момент из жизни. Лучше всего, если это будет горе, так как одним из сильнейших чувств человека является жалость.
Наконец сосед сел на своей койке и с пониманием посмотрел мне в глаза. От этого взгляда стало намного теплее, чем от одеяла. Впервые в жизни я рассказал об этом постороннему человеку. Нужно говорить дальше, о чём угодно, пока он не заговорит сам.
– Странно правда? С незнакомыми людьми говорить намного проще, когда рассказываешь тайны. Выговариваться проще. Это потому, что ты знаешь, что тебя не осудят, и этого человека ты больше не увидишь. Он заберет твои тайны с собой.
Наконец сосед тяжко вздохнул и начал свой рассказ.
– Я помню, как впервые лишился дома. Моих родителей тоже забрала ночь. – На секунду он умолк. Проглотил ком в горле и стал рассказывать дальше. Я отвернулся и уперся взглядом в потолок, чтобы ему было проще. – Я тогда был во втором классе. Мне только исполнилось семь лет. Буквально через месяц они, как бывало иногда оставили меня дома, а сами уехали за покупками в город. Мы жили в частном секторе недалеко. Больше я их не видел. Целую ночь я просидел в шкафу, слушая завывание ветра и стук тяжёлых капель о крышу. Думал, это никогда не кончится и стук никогда не прекратится. Знал, что родители не вернутся – поэтому и спрятался. Мне не было страшно, но впервые за всё время дом казался мне огромным и пустым, а в шкафу было место только для меня одного. Утром я узнал об аварии, и что в живых не осталось никого, кто смог бы обо мне позаботиться. Дальше детдом. И всё время я просто хотел домой…
Второй раз я потерял дом, когда вернулся. У родителей было много сбережений, и главным был огромный участок с уютным семейным гнёздышком. Но за годы моего отсутствия его несколько раз грабили. Подростки развлекались там и устраивали своего рода тусовки. Не таким я представлял себе возвращение… Ты даже не представляешь, как противно было от мысли, что эта единственная память о счастливом детстве превратилась едва ли не в помойку. Это был больше не мой дом и все воспоминания о нём, которые я хотел возродить вернувшись, канули в небытие.
Мне стало действительно интересно. Видимо над чем-то задумавшись сосед умолк и как-то нервно потер горло, а потом грудь.
– У меня в детстве не было мечты. Все хотели быть пожарными, полицейскими, или врачами, а я просто хотел, чтобы все шло своим чередом. Но когда за мной закрылись двери детдома я понял, что хочу одного – домой. Я был не похож на других ребят, которые просто не видели жизни и думали только о том где украсть еды, или как отлинять от уроков. Я же видел жизнь во всём.
Часто ночами, когда не мог уснуть, я думал о том времени, когда смогу вернуться и эта мысль грела меня. Повзрослев понял, что всё время поддавался детским мечтам и что дом этот совсем не такой, каким я его запомнил, но это лишь помогло мне хотеть большего. Хотеть свой дом где не было бы плохих воспоминаний, а только те, которые я сам создам. Страх обычно парализует, блокирует сознание и ставит на колени, но меня он всегда подстрекал к действию. Когда я боялся пауков, то брал их в руки, когда боялся высоты, то залазил на самые высокие деревья. Однажды даже залез на крышу. Я всегда дрался до последнего ведь знал, что если отступлю, то потом буду всегда так делать.
Обстановка становилась всё более и более уютной. С каждым произнесенным словом мне казалось мы делали шаг навстречу друг к другу. Сокращали расстояние между нами от незнакомцев к собеседникам, которые делили общую тайну.
– Так ты собираешь деньги на дом?
– Уже нет. – Ответ прозвучал очень вяло, но спокойно. Мне даже показалось, что соседа это насмешило.
– Почему?
Теперь сосед улыбался в открытую.
– Потому что страх всегда подстрекает меня к действию. Мне больше не нужен дом.
– Так ты все же смертельно болен? – Задавая вопрос я рылся в рюкзаке пытаясь вытащить несколько яблок отчасти, чтобы скрыть едва заметное смущение.
– Смертельно, это да, а вот что до болезни, так это вряд ли.
На удивление ловко сосед поймал в воздухе яблоко и принялся тереть его о свитер. Ответ меня удивил.
– А что тогда?
– Отравление.
– Реальностью?
– Отчасти. – Сосед не выглядел больше удрученным, а во мне разыгрывался интерес. Когда мы доели яблоки я всё же не выдержал и спросил:
– Так что там с твоим домом?
– Он у меня был. Не долго правда… Если хочешь, чтобы что-то сохранилось навечно лучше это никому не показывать!
– А ты показал? – Мне и самому мой вопрос показался слишком настырным и наивным.
– Её звали Наташей. Моя вторая любовь. Первая предала меня ради денег, что я тяжело, но пережил, так как у меня была мечта. А вторая моя любовь предавая забрала и её.
Он сказал это так непринужденно, что сразу стало ясно насколько сильно его это задевает.
– Все бабы одинаковы!
– Ну не скажи… Одна была блондинкой, другая – брюнеткой. А ещё рост тоже был разным. И характер. Первая предала ради денег, вторая – хрен его знает почему…
– Не смогла ответить?
– А я и не спрашивал. – На этот раз было видно, что ему больно, но проведя рукою от горла к грудной клетке и приложив её к животу, ему вроде стало легче, и он продолжил. – Я приехал раньше, после встречи с заказчиком, и обрадовался, когда понял, что она дома. Это был наш дом! Не очень большой, но очень уютный. Сколько сил я в него вложил… Я подошел к двери в спальню и услышал её стоны. А потом смех какого-то парня.
– Я бы её убил. – Без преувеличения сказал я, пытаясь устроиться поудобней на полке. Ноги стали затекать, и я сменил позу.
– А я не смог… Ничего не смог… Знаешь, как иногда хочется простого человеческого счастья? Чтобы был хотя бы один человек, на которого можно положится, который прикроет тылы и о котором ты сам мог бы заботится. Именно такие отношения были у нас. Доверительные. – Сосед фыркнул и улыбнулся. Улыбка не была горькой, но в ней отразилась вся печаль его одиночества. – Поэтому я просто стоял за запертой дверью и молчал… Отчасти, потому что боялся увидеть всё своими глазами, а отчасти потому, что не верил. Увидеть воочию значило подтвердить факт предательства, а так можно было ещё на секунду притвориться, что это всё неправда. Помню, как прислонился к двери лбом и пытался унять рвущееся наружу сердце. Очень боялся, что она почувствует моё присутствие и мне придётся смотреть ей в глаза. Она непременно бы плакала… Я так страдал, когда она плакала… Мне пришлось бы что-то решать и что-то делать, ведь предательств я не прощаю, но сил просто не было. Я хотел лишь уйти подальше, раствориться в вечернем тумане, чтобы и имя мое унес ветер, чтобы никогда больше не слышать, как она его произносит.