Выйдя во двор, Китаец с удовольствием вдохнул сырой утренний воздух, напрягая и расслабляя мышцы. Уже рассвело, и несколько собаковладельцев вывели своих четвероногих друзей на утреннюю прогулку. Или это питомцы выгуливали своих хозяев?
– У тебя прямо талант, мамуся, влипать во всякие истории, – недовольно пробормотал Бухман.
– Как бы ты смог раскрыть свои способности, если бы я не давал тебе возможности это сделать? – усмехнулся Китаец. – Подбросишь меня домой?
Они направились к «Опелю» Игоря, который стоял на маленькой площадке в конце двора.
– А что мне остается делать? – шутливо вздохнул Бухман. – Самый дорогой адвокат Тарасова служит шофером у частного детектива.
– С меня причитается, – улыбнулся Китаец. – Это само собой, мамуся, – кивнул Бухман, хотя денег он с Китайца не брал.
Когда-то Китаец спас семью Игоря от «наездов» братков, начавших «прессовать» Игоря, так как были недовольны исходом одного процесса, и Бухман был Китайцу за это очень благодарен. Танин в силу своей профессии действительно частенько попадал в нестандартные ситуации, и тогда ему на помощь приходил Игорь. Они даже подружились. Впрочем, время от времени Бухман не отказывался от ужина в ресторане за счет Китайца, но что такое даже очень дорогой ужин по сравнению с гонорарами Бухмана!
Они сели в машину, и Бухман запустил двигатель.
– Что думаешь делать? – посмотрел он на Китайца, трогаясь с места.
– Ты завтракал? – вопросом на вопрос ответил Китаец.
– Издеваешься, да? – усмехнулся Игорь. – Я даже зубы не успел почистить.
– Сейчас я угощу тебя какао и яичницей, – мечтательно улыбнулся Танин, доставая сигарету и закуривая. – Ты любишь глазунью или омлет?
– Ты не ответил на мой вопрос, – настаивал Бухман. – Ты собираешься что-нибудь предпринять?
– А что я должен предпринять? – пожал плечами Танин, опуская стекло.
– Ну не знаю. – Бухман достал из кармана пачку «Парламента». – Кто-то же стрелял в тебя...
Китаец помолчал немного. Он уже думал об этом, пока общался с героическими соседями и недоверчивым лейтенантом.
– Я оказался в этой квартире случайно, – после паузы угрюмо сказал он, – так что пули предназначались, скорее всего, Светлане.
– Но я так понимаю, мамуся, что вполне могли пристрелить и тебя?
– Могли...
– А зачем убили ее? И кто стрелял? Ты не знаешь?
– Ты задаешь слишком много вопросов, – поморщился Китаец.
– А как мне не задавать вопросов? – вскипел Бухман. – Мне же потом расхлебывать!
– Ты насчет похорон? – мрачно пошутил Китаец.
– Вот еще! – взмахнул рукой Бухман. – Я насчет таких вот подъемов ни свет ни заря. Пришьешь кого-нибудь, а мне голову ломать, как тебя вытаскивать.
Китаец видел, что Бухман еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.
– Не пойму, – нехотя сказал Танин, – что ты мне предлагаешь?
– Обо всем позаботиться заранее, – с тяжелым вздохом произнес Бухман.
– Каким же образом?
– Выяснить диспозиции. А, черт, что я говорю! Нет, Китаец, так рано подниматься с постели... Это неблагоприятно влияет на способность соображать, – Бухман с досадой покачал головой.
– Да, Игорь, ты сегодня, скажем мягко, возбужденный. Я, конечно, понимаю: напор, игра, артистизм и все такое, но... – Китаец тихо засмеялся. – Ты этого лейтенанта ошарашил!
– А с ними, мамуся, по-другому нельзя, – улыбнулся Бухман, – если их не ошарашишь, они не только на твоего суперневинного клиента убийство повесить могут, но и какой-нибудь угон самолета пришьют. Хваткие ребята!
– В любом случае ты меня выручил... Большое тебе спасибо! – искренне поблагодарил Китаец.
– Работа, мамуся, – расплылся в сладкой улыбке Бухман. – Анна-то как?
Китаец недовольно поморщился:
– Тебе непременно сейчас надо об этом спрашивать?
– А что? – неодобрительно скосил Бухман глаза на Танина.
– Главнее нам покой? – подковырнул он Китайца.
– Если ты насчет Светланы, – отвел Китаец глаза, – Анна в курсе, что я иногда сплю с другими женщинами.
– Не понимаю я вас... – качнул головой Бухман. – Если бы моя Лара про меня такое узнала...
Он рассмеялся.
– А я не понимаю тех людей, которые втайне изменяют, – громко, словно это задевало его за живое, сказал Китаец, – уж лучше делать это открыто!
– Ага, – насмешливо посмотрел на Китайца Бухман, – полночи – с одной, полночи – с другой.
Он рассмеялся в бороду.
– Я не об этом, а о том, что очень редко кто не изменяет. Но хуже всего, когда изменить хотят, да боятся. Вот такую добродетель, которая веревкой душит тебя, я, прости, не понимаю, – нетерпеливо высказался Китаец.
– Ты проповедуешь моральный кодекс Донжуана, – усмехнулся Бухман.
– Скорее, аморальный, – пошутил Танин. – Поверь, Игорь, я давно понял, что я и кто я. Понял и избрал для себя оптимальный вариант поведения с женщинами.
– Да уж, оптимальный! – невесело усмехнулся Бухман.
– Я и сам виню себя в смерти Светы, хотя не знаю, в чем состоит моя вина, кроме того, что я спал с ней, – вздохнул Китаец.
– Нет, понятно, жена бизнесмена, – начал размышлять вслух Бухман. – Ну, допустим, муж ее в чем-то замешан, а ее-то зачем убивать?
– Сам не пойму. Но ясно одно: за нами, вернее, за ней следили. У преступника был ключ от квартиры. Отмычку я бы услышал. Не исключено, что этот стрелок или те, кто с ним заодно, раньше проникали в квартиру. Не исключаю также, что в квартире были установлены «жучки». Хотя... – Танин пожал плечами.
– Да-а, – одновременно сочувственно и неодобрительно протянул Бухман, – расслабился ты, мамуся.
«Опель» въехал во двор, образованный тремя «сталинками», и затормозил у первого подъезда самой высокой из них, рядом с красивым мощным джипом. О его мощности можно было судить даже по обводам; они были в меру плавными, и в них чувствовалась скрытая сила.
Джип был не слишком большим и не очень маленьким. С хромированными дугами безопасности спереди, с блестящими трубами по бокам, на которых крепились подножки, и трубами потоньше на крыше, которые могли использоваться в качестве багажника, на них же были закреплены четыре галогенные фары. Китаец купил его в Москве, когда продал квартиру отца после его смерти. Это был корейский джип «Массо»; удобный, маневренный и скоростной.
– Красавец, – восхищенно воскликнул Бухман, – кивая на джип. – Что ты ходишь пешком, когда у тебя такая тачка под дождем мокнет?
– Иногда удобнее не иметь машины. – Китаец выскочил на улицу.
Дворник угрюмо долбил ломом мокрый ледяной настил. На детской площадке весело бегали пудель и ризеншнауцер. Оба хозяина – парень в красной спортивной куртке и пожилой мужчина, одетый в потертое пальто, – молча наблюдали за игрой своих четвероногих друзей. Вскоре к породистым собратьям присоединилась громогласная беспризорница – довольно большая черная собака, прижившаяся во дворе.
Китаец смотрел на розовые стены своего жилища, на голые ветки деревьев, на дрожащие капли, стекавшие по ним, на кучи оледеневшего снега, на скользкий лед под ногами и... не узнавал. Впечатление чуждости и полусонной отрешенности было так велико, что он поспешно перевел взгляд на копающегося в салоне Бухмана, словно последний был единственным гарантом того, что у этого утра есть число, что оно занимает определенное место среди понедельников, вторников и сред.
– Пятница... – прошептал Китаец и глубоко вдохнул влажный туман закипающего капелью мартовского утра. Память с услужливой жестокостью рисовала ему несколько предыдущих дней. Он готовит кофе на кухне, приносит в постель, поцелуями будит Свету, та, не открывая глаз, улыбается, потягивается, едва не выбивая у него поднос из рук. Заставляет его опустить поднос на тумбочку, обвивает его шею горячими руками... Черт! Китаец сделал над собой усилие и прогнал это мучительное воспоминание.
– Иду, иду, – вылезающий из «Опеля» Бухман поймал нетерпеливый взгляд Китайца.
Они поднялись на третий этаж. Китаец отпер дверь.
– Ох-ха-ха! – издал радостный возглас Бухман, – хорошо жить одному. Никто тебе на нервы не действует, хочешь – лежи, хочешь – читай, хочешь – в ванне отдыхай. И никто под дверью не стоит и не требует дать ответ, когда ты выйдешь. А пыли, пыли-то!
Игорь вслед за Китайцем вошел в гостиную и опустил кейс на кресло. Китаец молча открыл бар, достал бутылку «Дербента», принес с кухни две пузатые рюмки и тарелку с лимоном. Поставил на журнальный столик.
– Какого года лимончик будет? – усмехнулся Бухман.
– Не бойся, не отравишься. – Танин отложил на край тарелки менее засохшие ломтики. – Вот, это тебе.
– Спасибо, конечно, мамуся, только не пойму, что ты Анну не позовешь, пожили бы вместе...
– Слушай, мне этих разговоров и без тебя хватает! – возразил Китаец. – Ты как женщина – все-то тебе обустраивать нужно. Давай лучше выпьем.
– За исход! – Бухман облизнул свои сочные губы и лукаво улыбнулся. – С таким тостом можно в любую компанию.
– Это верно, – тонко улыбнувшись, Китаец поднял рюмку.
Погрев немного коньяк в ладонях, они выпили.
– Хорош коньячок, – удовлетворенно крякнул Бухман, – я вот на днях в «Крымских винах» «Приз» пил – ни в какое сравнение с «Дербентом» не идет.
– А теперь я тебя ненадолго оставлю. – Китаец поднялся. – Пришел час сдержать обещание.
– Давай еще по одной махнем, – улыбнулся глазами Бухман.
Они выпили еще граммов по пятьдесят, и Китаец отправился готовить омлет и варить какао. Но Бухману, очевидно, скучно было сидеть в гостиной одному, и он приковылял на кухню.
– А это что за патриарх? – показал он глазами на висящий портрет Фу Си. – Хитрый такой, видать... Бровки так и играют. Весь в тебя, – пошутил он.
– Фу Си, – нехотя процедил Китаец, взбивая яйца.
– Ты вот говоришь: Фу Си, и все. Как будто это что-то мне объясняет, – с наигранной обидой сказал Бухман. – Вот, например, у наших были и Авраам, и Исаак, и Иаков – это понятно. Это сейчас в школе проходят. А Фу Си... Кто таков, где жил, что делал?
– Первый китайский император, – бросил Китаец, – третье тысячелетие до нашей эры. Первым начал изучать «все вещи на небе и на земле». Изучал астрономию, движение Солнца, планет и звезд, изучал почву – какая больше подходит для земледелия. Изучал погоду, приливы и отливы, регулярную смену времен года. Наряду с этим увлекался естественной историей, знал языки птиц и зверей. Создал восемь триграмм.
– Что мне у вас, у китайцев, нравится, так это то, что ваши императоры учеными и просвещенными были. Не то что здешние, нынешние... – меланхолично заметил Бухман.
– Не все были такими. – Танин принялся раскладывать омлет по тарелкам. – Вот, например, Цинь Ши-хуан, первый император династии Цинь, объединивший шесть других царств, которые существовали на территории страны, чтобы укрепить и увековечить буквальным образом свою династию, прибегнул к репрессивным мерам. Искоренял всяческую ученость, чтобы народ жил в невежестве и покорности. Приказал даже закопать заживо всех ученых, разыскать и уничтожить все литературные и философские труды. Не тронул только «И-Цзин». Потому что он нужен был ему и его сановникам для предсказания будущего и управления государством.
– Но все-таки сам-то он просвещенным был, – возражал Бухман.
Китаец достал с полки котелок, в котором обычно варил какао. Увидев эту грязную посудину, Бухман пришел в состояние чрезмерного возбуждения.
– Это ты в этом котле готовить какао собираешься? – он покатился со смеху. – Не-ет, Китаец, тебе определенно нужна женщина. Ты его хоть моешь иногда?
– Три раза в год. – Китаец слабо улыбнулся.
Услышав такой точный и серьезный ответ, Бухман захохотал еще самозабвеннее.
Котелок и впрямь чистотой не блистал. Его объем из-за накипи и засохших по стенкам пленок уменьшился до двух чашек.
Китаец считал, что все дело в этих пленках. Они придавали напитку особый, можно сказать, первозданный и неповторимый вкус. Он называл это чудо «два в одном», или «какао в какао». Бухман был незнаком с подобным взглядом на вещи, поэтому вид грязного котелка не вызвал у него ничего, кроме брезгливого отвращения и колик смеха.
– Ты попро-обуй, – улыбался Китаец, – сам оценишь.
Водрузив котелок на огонь, он принялся помешивать молоко и растворенный в нем порошок.
– Нет, Танин... – устав смеяться, с наигранным сокрушением покачал головой Бухман, – женщина тебе все-таки нужна.
– Ты как заезженная пластинка, – усмехнулся Китаец.
– О! – воскликнул Бухман. – Я придумал, чем тебе заниматься! Гаданием на твоей «И-Цзин». А что, дай объявление. Помещение у тебя есть. Кстати, – уминая омлет, ухитрялся болтать без умолку Бухман, – та запертая на ключ комната... Что у тебя там? Тростник, татами? Признавайся, мамуся!
Бухман снова расхохотался.
– Вещи отца и тетки, – с достоинством ответил Китаец. – Книги, бумаги...
– Великий человек был твой отец, – причмокивал Бухман, – такого специалиста не оценили! Сколько он в Китае прожил?
– Семь лет, а потом еще приезжал, когда в Москве поселился.
– Да, мамуся, – вздохнул Бухман, – а ты не хочешь какому-нибудь культурному или научному ведомству продать кое-что из бумаг профессора? – хитро сощурил свои миндалевидные глаза Бухман. – Могу поспособствовать...
Китаец с молчаливым неодобрением посмотрел на друга.
– Ладно, ладно, – поднял Игорь вверх обе руки, – сдаюсь. Вас, китайцев, не поймешь... Скрытные вы какие-то. Какими мотивами руководствуетесь? Вот ты какого черта ушел из журналистики? Да еще сюда, в Тарасов, переехал. Из-за квартиры, что ли, этой?
– Приехал на теткины похороны и остался, – с упрямым выражением лица сказал Китаец, – и потом, не люблю, когда мной командуют. Не могу и не хочу ни от кого зависеть, – твердо произнес он.
– Наверное, женщины тебя за твою замкнутость и непредсказуемость и любят, за эту твою чертову независимость, – выразительно вздохнул Бухман, – умеешь ты таинственности напустить. Да я не завидую... Я и сам...
Бухман хихикнул.
– А ты не думал подрабатывать психологом-консультантом по вопросам взаимоотношения полов? – в тон ему едко пошутил Китаец.
Бухман загоготал:
– Я еще коньячку, мамуся, ладно? Прежде чем твоего «два в одном» попробуем, – он лукаво улыбнулся, вскочил и с резвостью школьника побежал в гостиную.
Вернулся с бутылкой «Дербента» и рюмками.
– Прости, мамуся, лимон замшелый твой не прихватил, – Бухман плюхнулся на кухонный диванчик, который оказался не таким мягким, как бы того хотелось Игорю.
– Забыл, что эта сволочь жесткая такая! – Он потер ягодицы, налил в обе рюмки коньяку. – Давай-ка приложимся.
Они выпили и принялись смаковать какао.
– Неплохо, – облизнул губы Бухман, качая головой, как заправский гурман, – очень даже неплохо, мамуся.
– А я что тебе говорил! – улыбнулся Китаец.
– Я вот что, мамуся, думаю... – Поделиться своей думой Бухману не дал телефонный звонок. – Наверное, Ли Зи, – шутливо, в китайской манере, назвал он секретаршу Танина.
Китаец снял трубку с висевшего на стене аппарата и услышал Лизино хныканье.
– Я тебе все утро звоню, где ты был?
– Что-нибудь случилось? – равнодушно поинтересовался Китаец.
– Ты за аренду думаешь платить? – плаксиво спросила Лиза.
– Думаю.
– Это нужно сделать сегодня.
– И как давно ты мне звонишь?
– Я тебе звоню со вчерашнего вечера. Я здесь недалеко, у подруги.
– Ну тогда приходи завтракать, как раз и обсудим наше финансовое положение, – невозмутимо произнес Китаец.
– Завтракать? – удивилась Лиза.
Дело в том, что Китаец остерегался пускать открыто симпатизировавшую ему Лизу к себе домой. Мотив был один – не дать Лизе окопаться в его квартире. Лиза была девушкой смелой и экспансивной, заботливой и горячей, а потому, думал Китаец, стоит ей попасть к нему, она сразу начнет наводить порядок, копаться в книгах, бумагах, вытирать пыль, чистить котелок и так далее.
У Лизы был свой взгляд на происходящее. Она считала, что Китайца беспокоит общественное, то бишь соседское мнение, а также мнение его постоянной подруги Анны. Поэтому приглашение Китайца на завтрак повергло ее сначала в недоумение, а потом – в сладостное волнение. Она уже готова была простить ему его ночные отлучки, равнодушие к офисным делам, забывчивость, менторский тон, который у него прорезался всякий раз, когда Лиза позволяла себе дерзить или прозрачно намекать на то, как было бы хорошо им обоим... вдвоем...
– Ладно, – в счастливом замешательстве промямлила она.
Китаец повесил трубку, а Бухман продолжил прерванный разговор.
– Я тебя хотел спросить. Это твоей любовницы, что ли, квартира, где вы с ней... – Игорь кашлянул.
– Она сказала, что от матери досталась.
– А сама она с мужем, надо понимать, где-то еще живет, – допил какао Бухман и вновь обратил свое пристальное внимание на коньяк.
– Если судить по канонам, принятым у богачей, то квартира... да ты сам был в ней... довольно скромная.
– Ну-у, обставлена она неплохо, люксово, можно даже сказать, – со знанием дела сказал Бухман. – Я, конечно, понимаю, что для тебя это не имело значения, но ты же, в конце концов, детектив, на все должен обращать внимание.
– Спасибо, что напомнил мне, – иронично взглянул на Игоря Китаец.
– А муж, значит, у нее в командировке... – задумался Бухман.
– Надеюсь, что он еще не приехал, – мрачно сказал Китаец.
– Думаешь, что его тоже... – Бухман понимающе посмотрел на друга.
В этот момент в прихожей защебетал звонок.
– Ли Зи? – лукаво улыбнулся Бухман.
– Она самая, – Китаец пошел открывать.
– Какой у тебя милый звоночек... – Лиза во всем блеске своей молодости стояла на пороге и застенчиво улыбалась.
Стройная, с лицом, утопающим в светлых кудряшках, с высоким выпуклым лбом, живыми синими глазами... Китаец невольно залюбовался, чем окончательно смутил это очаровательное создание.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросила она.
– Ты хороша, как мандариновое дерево в цвету, – изрек он. – Проходи, у меня в гостях мамуся.
Нужно было видеть, как погас счастливый Лизин взор. «Вот почему он меня пригласил, он не один», – горько подумала она, но тут же забыла о своем огорчении, потому что ей было приятно даже просто видеть своего галантного начальника.
– Вот как? – Ее брови взметнулись ввысь, во взгляде появилась тревога. – С тобой что-нибудь случилось?
– Как видишь – нет, – соврал Китаец, разведя руками, мол, вот я, все в порядке.
– Так я тебе и поверила. – Лиза расстегнула короткое пальто-разлетайку, которое Китаец помог ей снять и повесить на вешалку, скинула изящные замшевые ботики и направилась на кухню.
– Привет, Ли Зи, – Бухман немного неуклюже привстал и, поймав Лизину руку, чмокнул ее.
– Да-а, – Лиза встала посреди кухни, уперев кулачки в бедра, – вижу, что-то не так. Ну-ка, мальчики, колитесь, что у вас произошло?
Китаец молча обошел ее, придержав за талию, и сел к другому краю стола.
– Хочешь выпить? – он поднял на Лизу невинный взгляд.
– Фу, коньяк, – поморщилась она, заметив на столе бутылку «Дербента».
– Я знаю, ты любишь шампанское, – с сожалением произнес Китаец, – но чем богаты, как говорится.
– Не сбивай меня с толку, Танин, колись, все равно ведь я узнаю.
– Все равно узнает, – Китаец посмотрел на Бухмана.
– Все равно узнает, – Игорь пожал плечами.
– Ладно, – махнул рукой Китаец, – ты ведь моя секретарша, тебе положено знать обо всем, что касается моей работы. Я буду говорить, а ты пока свари себе какао. Хорошо?
Увидев котелок, Лиза презрительно повела носиком, но в предвкушении чего-то интересненького перечить не стала. И вообще, она была замечательной секретаршей: на работу приходила по возможности вовремя, в бумагах и в компьютерных файлах у нее всегда был полный порядок, она напоминала своему шефу, когда наступали сроки очередных платежей за газ, за электричество и за телефон. Кроме этого, она являлась лицом фирмы, как говорил Китаец, потому что всегда модно одевалась, хотя и от природы выглядела весьма эффектно.
Танин плеснул себе коньяку и изложил суть произошедшего. Опуская, естественно, незначительные подробности, которые могли бы ранить Лизину душу. Но Лиза сделала из вышеизложенного только один вывод.
– Значит, ты спал с ней, – заключила она.
– Ну-у, понимаешь, Лиза, – нехотя протянул Китаец, доставая сигарету, – мужчины и женщины иногда делают это. Не веришь, спроси у Игоря.
– Я не об этом, Танин, – Лиза поджала губки, – и ты прекрасно это понимаешь.
– Допустим, – согласился Китаец, – и что же мне теперь делать?
– Ничего, – огрызнулась Лиза, поставленная в тупик.
Она хоть и очутилась в трудной ситуации, но сдаваться не собиралась.
– Между прочим, – решила она отыграться на другом, – сегодня десятое число.
– В каждом месяце есть десятое число. – Китаец был невозмутим, хотя и знал, что это было последним сроком обязательных платежей.
– Хочу поставить тебя в известность, – заявила Лиза, что на нашем счету денег осталось на одну канистру бензина для твоего джипа.
– Значит, еще немного можно поездить. – Китаец насмешливо взглянул на Лизу. – Поступлений ниоткуда не предвидится?
– Хм, – усмехнулась она, – если только продать твою квартиру или джип.
– А что? – Танин наморщил лоб. – Это идея. Сколько, ты думаешь, я могу за него выручить? – Он посмотрел на Бухмана, который задремал, облокотившись на стол. – Игорь Юрьевич! – Китаец повысил голос.
– Что? Что? – Бухман заморгал глазами.
– Сколько мне дадут за мой «Массо»?
– Ты что, мамуся, хочешь продать свою тачку? – недоверчиво посмотрел на него Бухман.
– Угу, – кивнул Китаец, – все равно я им почти не пользуюсь.
– Не вздумай, – решительно сказала Лиза, не ожидавшая такого поворота разговора, – как-нибудь прорвемся.
– Так сколько? – не обращая внимания на ее возгласы, Китаец уставился на Игоря.
– Игорь Юрьевич, не слушайте его, – торопливо проговорила Лиза и повернулась к шефу: – Если ты продашь машину, считай, что я у тебя не работаю.
Она выбежала из кухни, с силой захлопнув за собой дверь.
– Тебе че, деньги, что ли, нужны? – понизил голос Бухман. – Сколько?
– Налоги, коммунальные платежи, зарплата Бедной Лизе... – начал перечислять Китаец, но Бухман, сделав недовольное лицо, прервал его:
– И из-за такой ерунды, мамуся, ты собрался продавать «Массо»? Да такая тачка одна во всем Тарасове.
Китаец пожал плечами.
– Погоди-ка, – сказал Бухман и вышел на минуту в гостиную, откуда вернулся со своим кейсом, – со мной вчера вечером один клиент рассчитался на дому. Держи.
Он достал из «дипломата» две банковские упаковки пятисотрублевок и бросил их на стол.
– Если будет мало, – добавил он, – звякни мне в контору, что-нибудь придумаем.
– Но...
– Отдашь, когда разбогатеешь, – перебил его Бухман.
– Ну, я пошел, мамуся, уже полдевятого – меня клиенты ждут.
– Спасибо, Игорь, – Китаец взял деньги и сунул в боковой карман пиджака.
– Чао, Ли Зи, – Бухман заглянул в гостиную, где сидела Лиза, и, надев свой шикарный, привезенный из Италии пуховик, вышел из квартиры.
Китаец прошел в ванную, разделся и встал под душ. Тугие струи, врезаясь в его тренированное тело, смывали напряжение и усталость. После душа он почистил зубы, побрился, протер лицо лосьоном и, накинув халат, прошел в спальню. Там надел свежее белье и закурил, раскинувшись на неразобранной кровати.
«Светлана сказала, – вспомнил он, – что ее муж завтра прилетает из Москвы. Надо бы встретиться с ним».
Он бросил окурок в пепельницу, стоящую на полу рядом с кроватью, полежал еще несколько минут, расслабляя каждую мышцу, и, пружинисто поднявшись, направился в гостиную.
Лиза сидела на кресле перед телевизором и щелкала пультом, переключаясь с канала на канал.
– Поехали, – сказал он ей, – на работу пора.
– Вспомнил наконец-то о работе, – ехидно заметила Лиза, но послушно поднялась и, выключив телевизор, направилась к двери.
Они молча оделись и вышли во двор.