– На это время нужно…
– Аврора Александровна, я конечно, могу принять во внимание, что вы человек… творческий… Но, настоятельно требую, возьмите себя в руки! Займитесь этим проектом серьёзно. Иначе нам с вами просто придётся расстаться!
И снова, сгорая от стыда и позора, в полуобморочном состоянии, Аврора из последних сил собралась и пообещала «заняться этим проектом серьёзно». На негнущихся деревянных ногах она вышла из кабинета.
За окном громко чирикали воробьи, секретарь торопливо что-то заносила в компьютер, и в углу на столе закипал и шумел чайник. И лишь Аврора Кострова только что еле-еле удержалась на самом краю пропасти и ещё продолжая балансировать, острожно, нащупывая каждый шаг, медленно старалась отползти и вернуться на безопасную территорию. Чувствуя себя совершенно униженной и оскорблённой в самых высоких профессиональных и художественных способностях, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь, у него под дверью. За что он так её ненавидит? Что плохого она ему сделала? Чем заслужила такое высокомерное и пренебрежительное обращение, такую снисходительную и хлёсткую критику?
Стараясь редко и глубоко дышать, Аврора отлепилась от стены и пошла из приёмной. Только оказавшись на улице, под ещё жарким сентябрьским небом, Аврора смогла перевести дыхание и немного успокоиться.
Он и санаторий этот выкупил отчасти для того, чтобы сменить обстановку и уехать ненадолго из Москвы. Может быть, на юге душа его хоть немного отогреется, остынет и уляжется та боль, которая за три года так и не прошла.
*
Ничего не оставалось, как возвращаться на объект и снимать подробные замеры. Определяя в каждом помещении, какие из стен несущие и где на этажах проходят сантехнические разводки и вентиляционные короба. И прочее, и прочее и прочее.
Аврора побрела в левую часть люксового корпуса в разрушенный каким-то взрывом большой банкетный зал, у которого уцелел только каркас. Яркая сочная зелень, плотно подступившая к выцветшим снаружи руинам, только усугубляла впечатление. Пышущая здоровьем и жизненной силой флора крикливо контрастировала с мёртвыми безмолвными камнями, бывшими когда-то фрагментом архитектурной мысли. Её отдельной фразой, или даже словом.
Немного оробев при виде выжженных останков былого величественного помещения, Аврора тяжело вздохнула и полезла через пролом стены внутрь. В немом отчаянии застыли обугленные скелеты рам, приплавленные к уцелевшим в огне кирпичам. Она наощупь, трогая ногой обломки камней, усыпавшие пол и выбирая устойчивые, стала продвигаться вперёд. Стараясь ни до чего не дотронуться руками и одеждой, чтобы не испачкаться, внимательно рассматривала бывший ресторан. В зале было достаточно темно, несмотря на раннее время – всего-то одиннадцать часов дня! Но уничтоженный пожаром почерневший интерьер так скрадывал размеры и поглощал свет, что Авроре даже показалось, что она переступила временной порог, попав сразу в предвечерние сумерки.
И лишь только эта мысль пронеслась в её мозгу, как тут же произошли едва уловимые движения в воздухе, словно он поменял свою консистенцию. Аврора невольно вздрогнула и непроизвольно моргнула. Через мгновение, открыв глаза, обомлела от неожиданности.
Прямо перед её носом плотной стеной висела толстая портьера из бархата гранатового цвета. Нос уловил аппетитные ароматы свежей еды, в уши пробилась приглушённая музыка и голоса. Аврора тихонько осмотрелась. Так и есть: она стоит между прохладным стеклом в оконной раме и шторами, спрятавшись в складках свободно опущенной портьеры, заслоняющей зал от посторонних глаз с улицы. За окном плотными чернилами разлился летний вечер. Густые кусты олеандра, подступившие к корпусу, казались смазанными, лишь светлые головки цветов выделяли их из окружающего однородного тона.
Она бесшумно пододвинулась к краю окна – к откосу. Чуть отклонив в сторону край ткани, заглянула в зал.
В самом центре, окружённый дружной свитой стульев, царил длинный стол. Ослепительно белая скатерть контрастировала с темным тоном пола и окружения. Лишняя мебель сдвинули к стенам, чтобы не мешалась, освобождая остальную площадь банкетного зала. Всё уже было готово к предстоящему пиршеству. На снежной скатерти бликовали глянцем чистые молочные тарелки, переливались радужными искорками разнообразные хрустальные бокалы и мерцали тусклым блеском серебряные приборы. Даже бутылки с напитками – водкой, виски и коньяком уже прочно заняли свои места в середине стола между расставленными блюдами с холодными закусками и вазочками с хлебом.
Пока Аврора изумлённо рассматривала убранство, до неё вдруг дошло, что откуда-то из глубины помещения доносится музыка, популярная в самом начале 90-х годов: «Не плачь…» Тани Булановой. Но она не успела додумать эту мысль. В зал стремительно вошли двое, и Аврора отпрянула за штору, распластавшись по стене, затаив дыхание.
Двое вошедших не переговаривались. Только по тихим звукам она с трудом определяла, что отодвинули стул, прошелестела скатерть. Не выдержав, Аврора снова прижалась к краю шторы и выглянула в зал.
Двое крепких мужчин в чёрных водолазках и таких же чёрных пиджаках и брюках, присев почти напротив неё, что-то прилаживали под столешницей. Через пару минут один выпрямился. Стремительно промелькнула его кисть и смахнула на место подвёрнутый край скатерти. Второй не спеша поднялся на ноги и отступил в сторону, оглядывая стол. Первый отошёл к окну, у которого притаилась Аврора.
Она едва успела слиться со своей портьерой и замереть, зажмурившись и растворившись в складках ткани. В ушах громко ухала кровь, ладони вспотели и дыхание оборвалось.
Рядом что-то тихо пискнуло. Но Авроре показалось, что от этого внезапного звука у неё разорвались перепонки. И тут же, чтобы окончательно добить её, прямо над ней раздался мужской голос:
– Нормально. Отлично берёт.
Она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть от неожиданности.
– Достанет из-за окна? – напряжённо спросил второй
– Да, конечно, ещё на десяток метров можно отойти, чтобы не палиться.
– Нет уж, лучше поближе, чтобы ничего не сорвалось. Наверняка!
Тот, что был рядом с портьерой, за которой ни жива, ни мертва, распласталась Аврора, вернулся к столу и более тихо усмехнулся:
– Не боись! Рванёт так, что мало не покажется!
И шаги поспешно удалились. Только тут Аврору стал отпускать страх разоблачения. Она ощутила себя иностранным шпионом, оказавшимся на волосок от провала, и который только что чудом избежал рассекречивания. Постепенно стал доходить и смысл происходящего. Страх резидента сменился ужасом понимания неизбежности катастрофы.
Неужели это тот самый момент, когда была заложена взрывчатка? Которая потом разнесла в клочья банкетный зал и всех участников застолья?
Мозг напряженно заработал, выискивая варианты спасения.
От напряжения у неё даже притупилось чувство опасности. Аврора высунулась из своего укрытия. Мужчины ушли. Ей же нестерпимо захотелось заглянуть под стол туда, где они только что возились. Нужно срочно вытащить из-под стола то, что они там прицепили и выкинуть прочь! И она сделала шаг из-за шторы, примеряясь как бы незаметно прошмыгнуть.
Но ей помешали. Через противоположные двери, похоже, со стороны кухни, внесся какой-то суетливый круглый мужчинка, за ним два официанта. Толстяк, размахивая руками, посыпал указаниями, куда и что ещё поставить и как распределить. Аврора едва успела отшатнуться и укрыться за пологом портьеры. Пришлось опять распластаться вдоль оконного откоса и вытянуться по стойке смирно. Она терпеливо приготовилась ждать другого удобного момента.
В голове её лихорадочно бились мысли, одна несуразнее другой. Сердце отозвалось, быстрыми толчками сопровождая охватившее её возбуждение. Кто эти люди? Что они делали под столом? И неужели, правда – они вот так просто пришли и заложили бомбу? А если её сейчас удастся вытащить? Может быть, получится этим кого-то спасти? И тогда не случится никакого взрыва, никто не погибнет, а зал не сгорит? Путаясь в нахлынувших эмоциях, она так разволновалась, что чуть не вывалилась из своего укрытия, неловко переступив затёкшими от неподвижности ногами. Это неуклюжее движение отбросило её тело на стену, и Аврора даже больно стукнулась головой об откос, угодив как раз шишкой о каменный угол. Глаза резануло всполохом красного цвета, и она зажмурилась, стиснув зубы, чтобы не застонать. Когда острая реакция утихла, Аврора снова открыла веки.
Старые обугленные стены мрачными остовами торчали перед ней. Яркий день плескался за спиной, и пригревало плечи жаркое по-летнему солнышко. Через обрушившийся потолок просматривался второй этаж. А кое-где сквозь дыры в верхних перекрытиях видны были и помещения на третьем уровне. Никакого накрытого стола с взрывчаткой под крышкой больше не было. Только пульс всё ещё ускоренно бился, словно она неслась в незримой гонке или участвовала в каком-то спринтерском соревновании.
Острая мысль кипятком ошпарила сознание: она так и не смогла прокрасться к столу и отвести удар. Пока малодушничала и пряталась, пока прикидывала, как бы половчее это проделать – всё переменилось и она снова здесь, а бомба так и осталась там. Чтобы неминуемо взорваться и забрать с собой чьи-то жизни…
Мир спасти не удалось…
Аврора так расстроилась, что ещё долго бесцельно блуждала между руинами стен, и осколками того, что ещё когда-то было целым, красивым и несущим своё гордое название интерьер.
Потом она три часа в правом крыле корпуса терпеливо обходила бывшие жилые помещения. Тщательно промеряла все размеры – высоту, длину, ширину и всевозможные выступы и ригели. Все полученные данные аккуратно заносила в блокнот, вычерчивая схемы и перепроверяя по сто раз точность и правильность записей.
Вернувшись домой, засела за ноутбук. До глубокой ночи переносила все дневные измерения в новый чертёж в программе архикад. Только когда на экране вырисовался похожий на действительность план первого этажа, она немного успокоилась и отправилась спать.
*
Шуманский тяжёлым взглядом проводил эту горе-дизайнершу, которая спотыкаясь и сбиваясь, только что неуклюже вывалилась из его кабинета. И как только его угораздило согласиться, чтобы такой ответственный и крупный объект отдали этой пигалице? Хоть и убеждал его Гришков, что она грамотный специалист и сделает всё на высшем уровне – Шуманскому как-то слабо верилось, что какая-нибудь представительница слабого пола в состоянии осилить столь масштабный и пафосный объект.
Он бы ни за что по собственной воле не выбрал бы дизайнера – женщину. Только мужчину, в конце концов, архитектура – наука точная, там математика, начертательная геометрия, сопромат и физика – разве женских мозгов это дело? Трудно даже представить, чтобы за всякими там завитушками волос, торчащими из причёски, старательно расчёсанными и уложенными прядками, в легкомысленной дамской головке помещалось что-нибудь ещё кроме забот о собственной внешности. Разве молодая барышня способна на серьёзную работу, а тем более – на такой значительный и важный проект? И тем более – такая женщина, как эта курица, Кострова!
Единственное, что пока удерживало Шуманского от кардинального отказа от её кандидатуры – это поразившие его идеи эпатажного образа для санатория. И её реплика на тему «чтобы народ туда, как на экскурсию валил». В этом что-то есть. Хотя и это может быть лишь только случайно промелькнувшая крошечная искорка, по ошибке затесавшаяся в её сознание. А как дойдёт до дела – то окажется, что Кострова не в состоянии ни вытянуть эти идеи, ни просто качественно их объяснить. И все её заманчивые предложения останутся только красивой сказкой, не подкреплённой ни чертежами, ни расчётами. Пустыми словами.
Владислав Шуманский к противоположному полу с некоторых пор относился с большим недоверием. А точнее – он их просто недолюбливал.
Всё началось давно. Сначала он влюбился. Ещё в студенческие годы, на предпоследнем курсе института. Элеонору он тогда считал воплощением совершенства. Он надолго запомнил ту её юную свежесть губ, и постоянно ускользающую, как предутренний сладкий сон, гибкую фигурку, вечно стремящуюся то на какие-то занятия, то в секцию аэробики или в бассейн. В ней прекрасным было всё, как по Чехову: «и лицо и одежда и душа и мысли». Владислав тогда от любви просто одурел. Но самым поразительным было то, что она ответила ему взаимностью. Он всё никак поверить не мог своему счастью. И ему казалось, что он просто не достоин такой красавицы, что она вот-вот рассмотрит его, разочаруется и обязательно бросит. Но она не бросала. И даже на последнем курсе вышла за него замуж. Причём, как-то так всё получилось, что вроде бы это была его инициатива, но подвела Славу Шуманского к такой мысли, чётко осознанной и сформулированной в виде предложения руки сердца, сама Эля.
А он был просто счастлив. Они поженились и это его счастье – быть рядом с ней теперь всегда – разлилось на долгие годы. На девять лет почти. Жаль только, что ребёнка Эля ему не родила. Сначала говорила, что не до детей им – нужно на ноги встать. Потом, когда финансовое положение укрепилось и стало стабильным, Эля занялась карьерой и ей опять не до детей сделалось. А потом…
Потом однажды он совершенно случайно, в разгар рабочего дня наткнулся на свою жену в городе. Владислав подъехал к огромному торговому центру по работе – хотел глянуть на место предполагаемой реконструкции перед тем, как новый проект начнут обсуждать в офисе с инвесторами и партнёрами. Шуманский всегда стремился получить максимальную информацию до начала переговоров. Он старался заранее понять, какие могут возникнуть трудности или наоборот, убедиться в разумности и перспективности текущих предложений.
Он парковал джип на площади перед торговым центром, когда случайно, через лобовое стекло заметил Элеонору. Она шла в обнимку с молодым парнем, похожим ожившую статую какого-то древнегреческого бога. Впереди себя они везли тележку, заполненную пакетами из Ашана. И этот Аполлон или Нарцисс так по хозяйски обнимал жену Шуманского, что у Владислава даже свело челюсти от возмущения и злости. Этот молокосос положил свою лапищу на Элины ягодицы, словно это его жена, и он придерживает её привычным жестом.
Владислав тогда так удивился, что даже не сразу сообразил, что делать. Только сидел и смотрел, как они докатили тележку до автомобиля, перегрузили в багажник содержимое.
Апрельское солнце играло бликами на полированных боках их тёмно-зелёной мицубиси. Стекло в отрытой двери полыхнуло в глаза ярким солнечным зайчиком, на долю секунды ослепив Шуманского. Проморгавшись, он снова уставился на разливающийся приторным сиропом сюжет с его женой в главной роли. Парень с внешностью античного бога, сгрёб Элю в охапку и поцеловал. У Шуманского внутри сжался тугой узел. Аполлон, оторвавшись от её губ, мягко подтолкнул Элю под зад и усадил на пассажирское сиденье. Только тут Шуманский опомнился, зашуршал в бардачке, нашёл какую-то бумажку, ручку и нацарапал номер незнакомой машины. В это время иномарка, в которую погрузились Эля и её спутник, плавно выкатилась из парковочного кармана и поехала в сторону трассы. Шуманский еле успел отреагировать и вырулить из укрытия. Как в плохом детективе, он ринулся в погоню за женой и этим…
В нём все кипело и бурлило, эмоции плескались через край. То ему казалось, что он застукал собственную жену с любовником и теперь тащится по пробкам за ними в логово разврата. То наоборот, он сам себя пытался успокоить и найти массу объяснений и логичных доводов, что это всё – совсем не то, что он подумал. И этот парень для Эли ничего не значит. Но тут же в мозгу вспыхивала безжалостная картинка, и он отчётливо видел, как Эля смотрела на этого юнца. В эти мгновения у Шуманского даже темнело в глазах, и горло пересыхало и слипалось.
В муках и сомнениях он проводил Элю с Аполлоном до какой-то многоэтажки. Пришлось держаться на расстоянии и просто спрятаться среди других припаркованных машин. Из импровизированного укрытия Шуманский наблюдал, как в обратном порядке парень выгрузил Элю, достал пакеты, закрыл багажник и они, опять обнявшись, пошли к подъезду. Эля вытащила из кармана ключи, открыла двери. И широкая дверь поглотила их.
А Шуманский ещё долго сидел в каком-то отупении и смотрел на захлопнувшуюся дверь чужого подъезда чужого дома за его родной женой. Которая скрылась там с чужим мужчиной.
Он вернулся на работу и даже занимался какими-то делами, но всё время пребывал в прострации и плохо соображал. В голове мысли ворочались с трудом, и всё никак не укладывалось в сознании то, что он увидел на парковке и потом у дома этого самозванца. Ему очень хотелось убедить себя в том, что это просто была не Эля, а какая-то другая, очень похожая на неё женщина. Но здравый рассудок тут же услужливо предъявлял тяжеловесные аргументы – и одежда её и обувь. Шуманский очень хорошо помнил эти фирменные брендовые туфли, за которые он заплатил безумные деньги, когда полтора месяца назад Эля затащила его в поход по магазинам. Да и двигалась эта женщина именно так, как двигается его жена. Красивым характерным жестом она отбрасывала со лба чёлку – плавным движением, слегка запрокинув голову и глядя на мужчину из-под приспущенных ресниц. Это была именно Эля. Его Эля.
Стремительное стаккато, в котором прошёл этот день, потребовало неприятного, совершенно непривычного для Шуманского напряжения душевных сил.
Он, конечно, мог бы передать бумажку с переписанным номером машины своему начальнику службы безопасности и поручить разузнать всё про владельца этого авто. Он мог бы и не афишировать в компании, что у него возникли какие-то личные трудности. А просто обратиться в какое-нибудь детективное агентство и поручить собрать сведения о владельце мицубиси и о том, как проводит время Элеонора. Но Шуманский ничего этого делать не стал. Ему казалось просто гнусным, мерзким и пошлым – копаться в чужом белье, подглядывать и потом вываливать на свет всю раздобытую таким гадким способом информацию. Хватит уже того, что он и так два часа потратил, сначала пялясь как дурак, на парковке на эту парочку, а потом ещё и вися у них на хвосте.
Вечером он спросил напрямую:
– Эля, поговори со мной!
Эля вздрогнула и обернулась, оторвавшись от листания какого-то глянцевого журнала.
Тщательно выбирая слова и гася бурлящие внутри эмоции, Влад рассказал Эле, что видел её днём и попытался выяснить, что это был за парень и куда они поехали. Эля растерялась, начала оправдываться и как-то очень быстро и ловко увела разговор в сторону. Сказала, что этот такой милый мальчик, её инструктор по фитнесу и у него день рождения, а она всего лишь вызвалась ему помочь приготовить стол к банкету. Шуманский ещё сильнее удивился. Ведь Элеонора не любила и не умела готовить. Но она так бойко отбилась, заверив, что они по интернету нашли массу рецептов и сделали кучу закусок и канапе.
Они тогда мирно поговорили и вроде бы всё выяснили, Эля вполне убедительно объяснила свой визит к чужому молодому мужчине. Но у Владислава всё равно остался очень неприятный горький привкус от всей этой истории. Какое-то липкое ощущение грязи. И он не сдержался.
Через пару дней заехал в банк, в котором оформлял для жены пластиковую карту и взял распечатку движений средств по этой карте. И был шокирован размером Элиных трат. Из распечатки же он узнал название фитнес центра, где она занимается. И чтобы уже не мучиться, он решил дойти до конца. Дожать ситуацию. Поехал в этот спортклуб и в светской беседе, расположив к себе болтливую администраторшу, выяснил всё о тренере, который занимается с вип-клиенткой Элеонорой Шуманской.
Оказалось, что зовут его Мячиков Саша, но представляется он на французский манер, Алекс. И день рождения у него в начале зимы, а не в разгаре весны, когда Шуманский застукал его с Элей. И ещё узнал, что Элеонора уже два с половиной года как сделала Алекса своим индивидуальным тренером и поговаривают даже, что не просто тренером, а у них бурно протекающий роман.
Потом были тяжёлые разбирательства, ни к чему не приводящие выяснения отношений, взаимные упрёки и скандалы. Элеонора постоянно устраивала сцены, хватала его за руки и, заглядывая в глаза, театрально просила Владислава: «Поговори со мной!»
Но ему больше не о чем было с ней говорить – всё и так было понятно.
У Шуманского тогда после длительного и мучительного развода осталось стойкое предубеждение против всех женщин вместе взятых, как рода в целом. Все врут. Все лживые, похотливые и жадные. И любовь – это пшик.
После развода вся его жизнь сильно переменилась. Элеонора съехала, забрав с собой большую часть вещей, и квартира стала казаться Владиславу пустой, не жилой и какой-то ущербной. Как инвалид, которого лишили ноги или руки или сразу обеих конечностей. Человек ещё есть, но вся его жизнь теперь превратилась в сплошное выживание и заискивание перед здоровыми, продолжающими нестись вперёд людьми, не замечающими отставшего калеку. Так и Шуманский – слонялся по опустевшей и чужой теперь квартире и ощущал себя отставшим от бегущей вперёд жизни.
Он залип в мутном омуте самокопаний и обвинял себя в недостатке внимания к жене и вечной занятости. То вдруг его одолевали обличительные внутренние монологи, обращённые к изменщице и врушке. И всё пытался понять и самому себе объяснить, как же это так получилось, что у его жены развивался роман больше двух лет, а он ничего не почувствовал? У него даже не возникло ни единой тени сомнения или подозрения. И так бы дальше и жил и прожил бы с ней ещё лет десять. А она бы на его деньги содержала молодых любовников, а потом лживо заглядывала бы в глаза Шуманскому, шептала ему ласковые слова. А он бы верил ей и таял, думая, что они всё так же любят друг друга, как и раньше.
Через пару месяцев он избавился от той квартиры. Вот только от тяжёлых мыслей, затопивших его мозг, так легко избавиться не получилось. Он переехал на новое место жительства, пообещав себе начать всю жизнь заново. Но вязким тёмным шлейфом за ним переползла его депрессия и разочарование, ощущение, что его предали, растоптали и убили всё самое светлое, чем была для него эта любовь к Эле. Как в старой французской песне, которую пел когда-то Жак Брель: «Если ты уйдёшь, мне больше не во что будет верить…» Оказалось, что Владиславу тоже теперь больше не во что верить.
Он и санаторий этот выкупил отчасти для того, чтобы сменить обстановку и уехать ненадолго из Москвы. Может быть, на юге душа его хоть немного отогреется, остынет и уляжется та боль, которая за три года так и не прошла.
11.
Дарья Королёва переживала очередной виток романтических отношений.
До этого она очень долго боролась за внимание одного состоятельного поклонника, пытаясь перевести его на другой уровень близости и добиться предложения руки и сердца.
Даша звала его просто Пусик: от имени Павел – Павлусик – Пусик.
Он очень дорожил свободой и не желал обременять себя ни брачными узами, ни тем более, постоянной заботой о Даше и её ребёнке. И Дарья, устав однажды от долгого унизительного ожидания от него чего-то более серьёзного, чем просто секс, решила всё-таки поставить точку. Надежда на воплощение мечты стать женой Пусика и благодаря этому статусу – превратиться в богатую женщину, растаяла. Как сладкий сон, безжалостно засвеченный и обесцененный наступившим хмурым пробуждением.
Она разорвала отношения с Павлом. Чем очень удивила его, и он по началу даже требовал от неё объяснений. Правда, он всё время передёргивал ситуацию, пытаясь доказать ей, что это она не создана для семьи и быта. Слишком независимая, чтобы опускаться до постоянной рутины и мещанских глупых радостей.
Дарья обиделась на его выпады и окончательно с ним разругалась. Правда, сама очень долго переживала из-за этой ссоры и разрыва. И из-за того, что Пусик её так спокойно и легко отпустил.
Ещё с середины лета она разрабатывала проект усиления конструктива строящегося комплекса оздоровления. На очередной планёрке в начале августа, демонстрируя директору комплекса свои предложения, Дарья терпеливо объясняла преимущества и недостатки каждого, предоставляя заказчику самому определиться с выбором. А начальник решил устроить консилиум и созвал своих заместителей.
Он вошёл в кабинет в числе приглашённых для обсуждения и утверждения оптимального варианта усиления. Когда директор протянул Ему понравившееся предложение, Он повернулся к Даше и окинул её быстрым взглядом. При этом почему-то его щёки сделались по-юношески пунцовыми. Вот тогда-то она его и увидела.
Красивая рельефная мускулатура торса, высокий рост и оттененная светлой одеждой загорелая охристо-терракотовая кожа. И только скулы – предательски алые.
На безымянном пальце правой руки у него блеснуло широкое обручальное кольцо. Даша ещё тогда почему-то подумала, что Он – примерный семьянин. А покраснел, едва взглянул на неё – просто она кого-то напомнила и этим смутила, воскресив из памяти особые воспоминания…
Он всё время украдкой разглядывал её в тот день. При этом краска с его лица так и не сходила.
Позже, работая на этом объекте, она часто сталкивалась с ним. И он всегда обращал на Дашу внимание – пристально разглядывал, но при этом неизменно заливался румянцем. Она так и прозвала его мысленно из-за этой привычки легко менять цвет – Розой. Как роскошная калиброванная роза на фиолетовом мощном стебле с ярко бордовой головкой…
Несколько раз Роза даже пытался обратиться к Даше, заговорить, но она тогда терялась и избегала прямых контактов. Это потом уже он говорил друзьям, что просто не знал, «на какой козе к ней подъехать». А у Даши в ту пору ещё не полностью закончились предыдущие отношения, не отболела душа и она была не готова к новой встрече.
Прошло довольно много времени, прежде чем Роза отважился на серьёзный шаг, и Даша не сбежала. В конце августа Он перешёл в наступление.
Подкараулив её в коридоре, он крупными шагами пересёк расстояние, разделяющее его с Дашей.
– Простите, Дарья, мне очень нужен ваш совет, – красный, как рак, Роза подхватил её под локоть и потянул к двери своего кабинета.
– Какой совет? В чём? – еле сдерживая дурацкую улыбку, грозящую вот-вот расплыться на её физиономии, спросила Даша и на всякий случай отвернулась от него.
– Нужна ваша помощь в обновлении фонтанов во внутреннем дворе, – чётко произнёс он заранее заготовленную фразу. – Проходите, пожалуйста, в мой кабинет, располагайтесь.
И Даша разрешила ему себя завести внутрь и даже опустилась на стул, любезно отодвинутый перед ней.
– Меня зовут Игорь, – представился Роза, усевшись не в своё кресло, а напротив Даши, за столом для совещаний.
– Я знаю, Игорь Николаевич, – кивнула она, старательно сдерживая скулы, чтобы не дать прорваться предательской улыбке.
– Не нужно так официально, – быстро ответил Игорь и вопросительно посмотрел на неё. – Я же не настолько старый для вас?
Даша вдруг растерялась:
– Какое значение для проекта имеет возраст главного инженера? Меня должны интересовать архитектурные вопросы, а не ваши личные анкетные данные…
Он помолчал немного, обдумывая её слова, затем как-то странно глядя прямо в глаза, грустно спросил:
– А вас совсем не интересуют мои анкетные данные?
Даше стало неловко и даже жарко.
– Не очень понимаю, что вы имеете в виду, Игорь Николаевич.
– Даша, пожалуйста, зовите меня просто Игорь. И на «ты». Мне тридцать два года, и я не чувствую себя рядом с вами Игорем Николаевичем. Мне хочется пригласить вас на ужин, а я не знаю, как к этому подступиться! А вы своим «выканьем» и отчеством только ещё больше отгоняете меня за колючий забор и не оставляете никаких шансов!
– А разве так… у вас есть шансы? – тихо пробормотала Даша, потерявшись от такой неожиданной откровенности.
– А, что совсем нет? – с тоской спросил Роза и грустно, просяще, уставился на неё, не мигая, глазами, как у спаниеля.
Силясь вернуть себе внезапно утраченное равновесие, она с вызовом вскинула лицо и кивнула на его правую руку:
– А как же ваше обручальное кольцо? – и тут вдруг заметила, что кольца на его безымянном пальце больше нет. Только чёткий бледный след выдавал совсем недавнее присутствие металла и сам факт его существования.
Игорь проследил за Дашиным жестом и непроизвольно сжал кисть, пряча пальцы. Снова покраснел. И нехотя выдавил со вздохом:
– Ну, да, я женат, – опять вздох и длинная пауза.
Даша молчала. Отвернувшись к окну и ожидая продолжения, не мешая ему и не помогая.
– Я женат, – решительно заговорил Роза, прерывая затягивающуюся паузу. – Но это не отнимает у меня права увлекаться, влюбляться и как-то жить! Возможно, однажды, если я почувствую, что в этом возникнет необходимость, и острая потребность быть с другой женщиной, то я разведусь.
Даша обернулась и удивлённо посмотрела ему в лицо.
– Вы так легко отказываетесь от собственной жены?
– Я не отказываюсь сейчас. Просто даю понять, что брак – это не вечное состояние, а просто выбор. Люди на каком-то этапе определяются в своём поиске и женятся. Но спустя время ситуация, бывает, меняется. И тогда могут возникнуть условия для нового выбора.
– А дети у вас есть? – тихо спросила Дарья.
– Да. Сын. Но он уже большой – ему 7 лет – самостоятельный парень. И если что, то я смогу ему всё объяснить, а он сможет всё понять.
Дарья, опустив глаза, рассматривала собственные кисти, плотно сжатые в замок на столешнице. Противоречивые мысли роем кружились в голове, обрывочными фразами перескакивали с одного на другое.
Роза встал и прошёлся по кабинету. Даша проводила глазами его крепкие плечи, упруго растягивающие рубашку – поло, скользнула по загорелой коже шеи и уткнулась в затылок с торчащим на макушке трогательным мальчишеским вихром.
– Даша, позвольте мне пригласить вас на ужин, – официальным тоном произнёс Игорь, вернувшись к столу и остановившись прямо перед ней.
Она, немного поколебавшись, всё-таки кивнула. И в этот момент какая-то новая радость охватила её. Словно лёгкие искорки, пузырьками шампанского побежали по рукам, ногам, наполняя её кислородом, и ей показалось, что ещё немного – и она взлетит, как воздушный шарик или облачко. Даше стоило огромного труда сохранить внешнее самообладание, а не разразиться фонтаном вспенившегося настроения.
Он ей нравился. И хотя немного пугал его напор и это внезапное объяснение, и смущал факт наличия супруги… Но всё же он ей очень нравился. Она всё время тайком любовалась его скульптурным сложением, красивой посадкой головы и этим смешным завихрением волос на макушке. А стоило встретиться с ним взглядом, как всё внутри распахивалось ему навстречу, и Даша с удивлением замирала, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Он зажигал её своею страстью, и ей приходилось давать отпор сразу двоим – ему и самой себе. А он, как у Марины Цветаевой, её «равнял с китайскою державою» и ещё больше разгорался от этого противостояния.
В первый вечер они отправились в какое-то кафе на набережной. За приятным ужином с нежнейшей форелью и французским белым вином, стали знакомиться. И главный инженер комплекса открылся перед Дашей, как интересный яркий собеседник и привлекательный мужчина, полный энергии и скрытого сексуального потенциала. И роман начался. Лёгкий, необременительный.
В конце лета Дашин бывший муж повёз в Испанию их дочку Сонечку вместе с дедом и бабушкой. И Дарья ощутила себя свободной, и почти счастливой, избавившись на время от ежедневных семейных хлопот. И она даже осмелилась пригласить в гости Розу.
Вино у неё заранее было припасено как раз для такого случая – для ужина с ним вдвоём. Эта романтическая идея ей давно пришла в голову.
Правда, поначалу Даша старательно избегала разговоров с ним на тему, что она на месяц осталась одна и её теперь можно будет «навестить». Поэтому, когда Игорь напрашивался в гости, она его не звала. Стеснялась или чего-то боялась. Но потом вдруг резко передумала, и пару недель спустя после отъезда родных, явилась к нему в кабинет и сама пригласила Розу на ужин.
Он опешил. Вообще-то Дарья была настроена на уговоры, но он очень обрадовался и моментально согласился. Даже пообещал привезти хорошее грузинское вино и что-нибудь сладкое на десерт. И Даша помчалась на рынок за продуктами, чтобы купить всё необходимое и заняться приготовлением сложного меню. Но ужин так и не состоялся.
Буквально, через час после их разговора в кабинете, ей перезвонил Игорь и пригласил на шашлыки в горы. В качестве алаверды к её предложению. Вечернюю романтику дома он заменил поездкой в потрясающую красотой высокогорную долину. Где в меню – шашлыки из трёх видов мяса и осетрины для гурманов. Всё сразу – и обед и ужин.
И Даша поехала. В составе небольшой компании из 6 человек, – друзей Игоря.
Рядом с ним Даша чувствовала себя так легко, защищённо, спокойно, словно она долго-долго брела в темноте, и наконец, дошла до солнечного и хорошего финала. И ей уже больше ничего и никого не нужно было – только Роза, Дашина дочь Соня и сама Даша, и её родители, конечно. И всё. Как у Пугачёвой в старой песне:
«Если спросит меня голос с небес:
"Кто на свете всех дороже тебе?"
Я отвечу, ничего не тая:
"Дочка, мама, ты и я."»
Даша с наслаждением купалась в его опеке и заботе. Игорь отгонял от неё назойливого приятеля заигрывающего с ней весь день, а за столом подкладывал ей лучшие кусочки мяса. Он, как ребёнку, из арбуза вырезал для неё сердцевину и тщательно очищал мякоть от косточек. И кормил её с руки, как в индийских фильмах очень близкие люди в знак уважения кормят друг друга, поднося ко рту еду в пальцах.
Они в первый раз были вместе. До этого Дарья ещё сохраняла дистанцию, помня о его брачных узах. Она каждый раз стоически удерживала оплот неприступности, не позволяя ни ему, ни себе никаких вольностей. Но разморенная хорошей поездкой, обильным застольем, грузинским вином и чистыми красками природы, Дарья окончательно потеряла голову от опасной близости Игоря.
Они арендовали какие-то крошечные кемпинги и после ужина вся компания, разбившись по парам, распределилась по номерам. Низкое южное небо, щедро усыпанное переливающимися звёздами, озаряло оазис цивилизации, прилепившийся к плато в диких горах. Оставшись с Игорем наедине в этой аскетичной комнатке, Даша потеряла последние убедительные доводы, почему не стоит с ним сближаться. И лишь только Роза притянул её к себе и жадно коснулся губами её губ, как их бросило друг к другу, словно два разно полярных магнита. Она податливо расплющилась о его крепкий торс. Его руки нетерпеливо заскользили по тонкой ткани Дашиного платьица, узнавая и ощупывая каждую впадинку и выпуклость её размякшего тела. И голова совсем отключилась. Даша отдалась на волю животного инстинкта и чувственной страсти…
«Она – мать моего ребёнка», – ночью, потом уже, грустно рассказывал ей Игорь про свои отношения с женой, глядя через распахнутую дверь на тысячеглазое чёрное небо.
Услышав это, Дарья с отчаянием подумала: «Боже мой, да я сама могу тебе родить такого же сына, даже лучше!!! По любви! Или девочку, например! Я тоже могу быть матерью твоего ребёнка…»
Но его жена – не она. А она ему – не жена…
И Дашу вдруг стало тяготить то, чем ещё совсем недавно она легко довольствовалась – малое. Одноразовой поездкой в горы, встречами украдкой на работе и редкими совместными ужинами и свиданиями.
Теперь её угнетали мысли о том, что у Игоря есть жена. И хотя ему с Дашей было хорошо, он каждый раз от неё возвращался к супруге и сыну.
12.
Игорь Николаевич Розовский всегда был отличником. Он школу окончил с золотой медалью, затем легко поступил в военное училище и его тоже с блеском окончил. Как и принято, у всех курсантов военных учебных заведений, он на последнем курсе стал активно присматриваться к окружающим девушкам в поисках подходящей кандидатуры на роль жены. И такая достаточно быстро нашлась. Длинногая блондинка, студентка педучилища. Игорь женился и вместе с лейтенантскими погонами получил хорошее распределение в крупный областной батальон. Отслужив положенное время, он перевёлся в южный регион и начал там потихоньку делать карьеру. Диплом инженера позволял ему работать не только в армии, но и в гражданском строительстве при военном санатории. И Розовский, пользуясь нужными знакомствами и связями, к тридцати годам сумел занять пост главного инженера большого оздоровительного комплекса.
И всё у него в жизни было хорошо. На работе – серьёзная должность с приличным штатом подчиненных и соответствующей тому зарплатой. Дома – любимый сынишка и хоть не такая, чтоб очень уж красавица, но вполне привлекательная молодая жена. Он уже много лет просыпался по утрам в хорошем расположении духа и, начиная день с двадцатиминутной зарядки, душа и завтрака, с удовольствием шёл на работу. И так было всегда – приятное скольжение по течению благосклонной к нему жизни, в достатке и уважении окружающих.
Пока однажды у него на объекте не появилась посторонняя архитектор из привлечённого по договору субподряда крупного проектного института «Южпроекткоммунстрой». И сразу всё пошло не так.
Он в первый раз увидел Её в кабинете начальника. И ощутил, как ёкнуло сердце. Впервые в жизни испытал это расхожее выражение собственным, неожиданно вздрогнувшим и тревожно забившимся мотором…
Дарья была одета в тот день в лёгкое летнее платье, воздушное, струящееся и волнующее. Юбка едва прикрывала половину бедра, оставляя обзору её аккуратные стройные ножки в изящных туфельках на тонких каблучках. И кожа – гладкая, загорелая, манящая. Игоря обдал жар, и он почувствовал, как щёки его затопил румянец, выдавая все нескромные мысли о ножках и о том, что спрятано там вверху, под развевающейся тонкой юбочкой.
А она, словно уловила это и посмотрела на него очень строго. Ему стало ещё жарче. Будто она могла насквозь смотреть в его черепную коробку и читать все невольные отступления, даже самые интимные.
Потом он часто её встречал на территории комплекса, и порой даже пытался пообщаться с ней. Раньше он всегда считал себя женским любимцем и легко заводил новые знакомства. Непринуждённо и складно заговаривал, так же свободно поддерживал контакт и даже шутил остроумно и смешно. А тут – как отрезало. Все слова разом из головы улетучивались, стоило только в её присутствии открыть рот. Даже руки потели, и к щекам приливала подростковая краска стыда, от чего Игорь ещё больше смущался и робел пред этой девицей. Он сам себе становился противен, чего уж ждать от девушки!
Он потом украдкой смотрел ей в след и всё пытался понять, что именно в ней есть такого, что так на него действует? И никак не мог найти. Самая обычная. Привлекательная молодая женщина, лет 25 – 29. Но таких вокруг – сотни мимо ходят. А эта – его тревожила и цепляла, и из-за этой необъяснимой тяги, казалась ему загадочной и ещё больше нравилась.
И понадобилось определённое время, прежде чем Игорь научился хоть немного справляться с охватывающим его волнением при каждой встрече с Дашей. Он всё думал: «что я ей скажу? а вдруг я ей не понравлюсь»? Но, в конце концов, он отважился не просто с ней заговорить, а даже утащить её в свой кабинет и отгородиться от всего остального мира. И там, наконец, сумел нормально познакомиться. Он тогда вдруг заметил, как дрожат у неё ресницы, как боится она поднять на него глаза и только рассматривает сцепленные в замок тонкие белые пальчики, напряжённо раздумывая о чём-то. Осознание её неловкости явилось приятным открытием, придавшим ему сил и разом расслабившим его самого. Раз ей не всё равно – значит, не безнадежно! Он даже на свидание её пригласил.
И она, хоть и тушевалась, и колебалась, но согласилась пойти с ним ужинать.
И потом его жизнь как-то вся переменилась.
Ему стало казаться, что собственная супруга, говоря традиционную фразу о том, что она за ним, «как за каменной стеной», просто хотела, чтобы он делал всё в жизни для Её персонального счастья – зарабатывал деньги, возил Её отдыхать и баловал подарками. И семья для Веры это – в первую очередь, Она сама, потом Сын. И только где-то там, на задворках, или как источник финансовых поступлений, был уже он, Игорь. И она вела себя так, потому что считала, что он ей должен всю оставшуюся жизнь и всего себя за то, что когда-то она снизошла и ответила согласием на его предложение о браке.
Теперь к нему пришло позднее прозрение, что он тогда поторопился с женитьбой. Или женился не на той женщине. Почему-то всё чаще в голову к Игорю стали заползать крамольные мысли о том, что его жизнь, возможно, могла бы стать совсем другой, окажись рядом с ним такая женщина, как эта Даша.
Он стал на работу ходить с каким-то новым радостным предчувствием – постоянным ожиданием случайного свидания с ней. Нанизывая крохи мимолётного общения на нить желаний, чтобы хотя бы издали лишний раз её увидеть, полюбоваться со стороны и помечтать о ней.
От одного только взгляда на неё у Игоря замирало всё внутри. Какая же она красивая! Все мысли сразу исчезали в тот момент, когда его глаза встречались с её распахнутыми навстречу сияющими глазами…
Но дома, по-прежнему, ждала жена. Ставшая в последнее время для него недостаточно привлекательной и не слишком умной. И если бы она хоть работала! А то целыми днями занималась ерундой или с подружками такими же, как сама, часами висела в соцсетях. Игорь вдруг даже стал замечать за собой, что он начал придираться к Вере. Особенно сильно она раздражала его после редких, но таких упоительных, сладких свиданий с Дашей. После них он испытывал некоторый стыд перед законной супругой, или разочарование из-за невозможности оставаться с той, к которой тянется душа. И из-за навязанных ему обязательств и ложного чувства долга, Игорь на ровном месте мог вспылить и без видимой причины устроить ссору.
И Вера, похоже, что-то заподозрила. Занялась собой, поменяла причёску и даже принялась ходить в фитнес зал, чтобы подтянуть фигуру и стать лучше, вернуть молодость и сексуальность. Глупая. Не в её фигуре дело и не в волосах. Просто от него ушло это слабое, едва ощущаемое чувство к ней. Игорь очень старался поначалу и даже внушал себе, что он свою жену любит, но за много лет совместного проживания он так и не сумел на самом деле её полюбить. Особенно когда ему встретилась Даша. От одной только мысли о ней его захлёстывала волна нежности и трепета, и незнакомые новые ощущения наполняли его до краёв. На этом фоне всё остальное, связывающее его с женой, выглядело просто фальшивкой, жалким подобием чувств.
И ему было стыдно перед Верой за то, что он не оправдал её надежды, когда она согласилась стать его женой. Она ему поверила, что он «в горе и радости» навсегда останется с ней. А он – так просто взял и влюбился в другую…
И такая размеренная и спокойная жизнь Игоря Розовского накренилась и дала трещину. Которую пока видел только он один. И изо всех сил старался удержать своё лопнувшее уже, но ещё не распавшееся на куски, супружество.
13.
Утром Аврора снова отправилась в санаторий, чтобы сделать недостающие замеры. Погожий сентябрьский день благоволил работе на свежем воздухе. И давно омертвевший, поросший мхом и плесенью заброшенности корпус воспринимался, как часть внешнего мира, словно каменные скалы, с выдолбленными в них стоянками первых людей.
Отовсюду через разбитые окна вливались солнечные лучи, озаряя груды опавших листьев, обломков веток и мошкару, роящуюся в потоке света, словно стаи снежинок, кружащихся в ночи под фонарем. И Аврора даже в глубине этажа ощущала дуновения тёплого ветра и доносящиеся запахи камфарного дерева, растущего по соседству.
Несколько часов у неё ушло на тщательные измерения помещений и перенос данных в блокнот. Последовательный план по этажам уже вырисовался на бумаге, и в голове сложилась схема распределения конструктивных и второстепенных стен. Оставалось сделать заключительный аккорд – промерить последний на этаже номер.
Уже устав от монотонной работы, она добралась до крайней комнаты с балконом, где такая странная лестница вела на чердак, ставший началом её невероятного приключения.
Записав габариты помещения, она вышла на балкон и сняла замеры с него. В плане отметила лестницу, указав все привязки и точные параметры конструкции.
И тут она поймала себя на том, что её так и тянет снова забраться наверх и ещё раз оказаться в другой обстановке, в незнакомом мире. Рука непроизвольно коснулась затылка и пощупала свежую шишку. Немного поколебавшись, Аврора всё-таки отложила блокнот и сумку на подоконник и налегке полезла по ступенькам.
На чердаке она распрямилась и огляделась, привыкая к темноте. Всё тот же ворох забытого хлама. Да плотное одеяло из пыли, годами оседающей и хоронящей под собой всё, что когда-то было нужно людям, а теперь отброшено, списано на пенсию и предано забвению.
Аврора двинулась вглубь, в поисках какого-нибудь другого такого же люка. Возможно, она в прошлый раз спустилась в иное отверстие, поэтому там всё оказалось таким необычным. И стоит ей сейчас найти этот второй люк, как сразу разгадается загадка чудных перевоплощений пространства и выяснится, что ничего паранормального во всём этом нет.
Так уговаривая саму себя, Аврора медленно, шаг за шагом обследовала старую крышу, но никаких входов в другой мир не находила. Расстроившись, она вернулась к люку, из которого пришла. Разочарованно спустилась вниз.
И снова лёгкое облако дурманящего тропического аромата нежным шёлком окутало её. Густые заросли цветов отреагировали на внезапное вторжение повышенным вниманием и воцарившейся тишиной. Аврора робко ступила на пол балкона, и уже хотела было проскользнуть к двери в комнату, когда явно услышала недовольное ворчание и сокрушённые вздохи. «А здороваться не учили?» – прозвучало за ее спиной, и она невольно вздрогнула и обернулась.
– Здравствуйте, – Аврора виновато обвела глазами все скептические головки и попыталась с каждой из них поздороваться лично, кивая и застенчиво улыбаясь.
– То-то же! – Тигровая Орхидея даже слегка изменила наклон своего стебля, царственным жестом давая понять, что Аврора прощена и ей разрешается следовать дальше.
«Всё-таки, я, наверное, схожу с ума. Этого ведь не может быть на самом деле!»
Смешок справа и тоненький голосок слева:
– Может, может! Ещё как может! – и новые вспыхивающие, как искорки, хихиканья россыпью конфетти зазвучали вокруг растерянной Авроры.
– Не стоит так пугаться обыкновенных цветов, обнаружив наличие у них интеллекта, – так же высокомерно и величественно прошелестела Тигровая Орхидея.
Совершенно сбитая с толку, Аврора глупо спросила и сразу почувствовала себя идиоткой:
– А у вас есть интеллект?
Снова раздалось фырканье со всех сторон, и какая-то маленькая жёлтая орхидея развернула к ней лепестки и тоненьким тихим голоском произнесла:
– Мы ещё и диспуты устраиваем!
– На какие темы? – запутываясь в ирреальности происходящего, шёпотом поинтересовалась Аврора.