Часть 2 Сакке, вонючая крыса

Снежки

Стоял февраль, выпал свежий снег, и вся школа высыпала на улицу – классы перемешались и принялись играть в снежки у подножия холма. В общем, полный хаос.

Дежурный по имени Тони бегал туда-сюда, как полицейский, свистел в свой свисток и кричал.

На ярко-голубом небе сияло солнце.

Всё начиналось так хорошо, всем было весело, но беда уже была близко.

Мы с Наймой отошли в сторонку. Туда, к ограде и кустарнику. Это было наше с Кристером место. Оно было как будто немного отделено от остального школьного двора. Там, на холме, у ограды, можно было побыть в тишине.

Но не в тот раз. Еще не дойдя до большого дуба, мы увидели, как вскидываются чьи-то руки и по воздуху летят снежки. До нас донесся хохот, а потом крик. А голос, голос, который в ужасе кричал «хва-а-а-а-тит!» – этот голос я сразу узнал.

Это кричал Кристер.

Мы, конечно, побежали на крик и увидели его. Он лежал, засыпанный снегом, но это, без сомнения, был Кристер. Старшего брата ведь как бы сразу узнаешь. Он лежал лицом вниз и загребал руками, а верхом на нем сидели Сакке с дружками. Еще пару раз Кристер попытался закричать, но последняя попытка была больше похожа на писк.

– Прекратите! – заорали мы с Наймой в один голос, и тогда на несколько секунд всё затихло, а взгляды компании обратились в нашу сторону.

Они злобно заухмылялись, а потом продолжили свое дело, словно нас и не было рядом.

Тогда я сделал нечто такое, на что вообще-то у меня не хватало смелости. Оно как-то само случилось. Потому что там ведь лежал Кристер, мой брат, и это он издавал тот жуткий звук.

Я подбежал к Сакке, сорвал шапку у него с головы и снова на него закричал.

Сакке вскочил на ноги и уставился на меня, я же смотрел только вниз, туда, где лежал Кристер. Он лежал совершенно неподвижно, как мертвый. Внезапно мое сердце очень гулко забилось, а щеки обдало жаром.

Теперь пришла очередь Сакке на меня орать.



– Верни шапку, ты, вонючий крысеныш!

Тут подала голос Найма.

– Эй, ты! – крикнула она Сакке. – Не смей так говорить, понял!

Кристер так и лежал без движения, и я хотел к нему подойти, но тут двое дружков Сакке кинулись на нас с полными пригоршнями снега, и нам с Наймой пришлось бежать.

Мы бросились к Тони. Тот со своим свистком был совершенно не в себе, но в конце концов всё-таки побежал с нами к кустам. По пути он постоянно вздыхал, повторяя, что у него и без того дел по горло.

Когда мы вернулись, Сакке с дружками сметали снег с Кристера. Они улыбнулись Тони и радостно его поприветствовали.

– Что здесь происходит? – строго спросил Тони, периодически искоса поглядывая на оставшуюся часть школьного двора, где всё еще продолжалась игра в снежки.

– Ничего особенного, – отозвался Сакке. – Ничего, просто мы немного подурачились в снегу, так ведь, Мистер Кристер?

Произнося это «Мистер Кристер», Сакке со всей силы хлопнул моего брата по спине.

Кристер кивнул.

Я уставился на него, но он не поднимал глаз. Его покрасневшее лицо было всё расцарапано. Он-то уж точно не дурачился. Это они возили Кристера лицом по колючему снегу, и я понял, что Кристер плакал. Тони, однако, ничего не заметил. Только сунул в рот свой свисток и дунул в него. Как будто перед ним были звери, или футболисты, или еще кто.

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо, но сейчас пора возвращаться. Пора положить конец этому хаосу.

Кристер всё еще избегал моего взгляда.

Даже когда Сакке скомандовал: «Идем» – и двинулся прочь в окружении своих дружков, Кристер на меня не взглянул. Я заметил, что он держит свои очки в руках. Очки были сломаны, а Кристер ведь без них почти ничего не видел.

Потом Найма брела рядом со мной, пинала ногами снег и ругалась.

А в школе мы так набили сушильный шкаф, что уличные штаны Ноа чуть не сгорели.

Хуже ковида

После уроков Кристер за мной не зашел. Пришел папа, и довольно поздно. Когда я спросил его, можно ли Найме пойти к нам в гости, он прямо сказал «нет», а не стал ходить вокруг да около, как обычно поступал в таком случае.

– Нет, в другой раз, – просто сказал он, глядя на Найму.

Папа выглядел уставшим.

– В другой раз, – повторил он. – Кристер сегодня рано вернулся. Он себя неважно чувствовал, так что вначале нам нужно убедиться, что с ним всё хорошо.

Я сразу вспомнил обо всех вирусах и бактериях, которые жили и процветали у нас в школе, но также подумал и о Сакке. Этот был похуже ковида.

По крайней мере, Найма не расстроилась и побежала обратно в кабинет труда.

Там у нас шло занятие по бисероплетению, и мы решили сплести новую оправу для очков Кристера. Выходило довольно симпатично, только мы с Наймой были немного не уверены, каким образом сможем вставить туда стекла.

И как мы будем всё это скреплять.

Мы подумали, что сможем спросить совета у Зузу, когда пойдем на свалку.

В любом случае, как любил повторять папа, проблемы следовало решать по мере поступления.


Говнотлон

На следующий день мы с Наймой отправились в школу вдвоем. Кристеру пришлось остаться дома. Так бывает, если отпросишься домой, когда болит голова или живот. Если вернешься в школу слишком быстро, все тут же начинают считать тебя разносчиком заразы. Разносчики заразы считались хуже всех, и стоило только кому-нибудь чихнуть, все тут же вскакивали и разбегались в разные стороны.

Двери школы пестрели объявлениями. «ВНИМАНИЕ!» – было написано сверху, а ниже тянулся длинный список опасностей, угрожавших любому, кто отважится зайти в школьное здание.

В данный момент актуальны были ротавирус, ковид, ветряная оспа и вши.

О хулиганах в списке ничего сказано не было.

На школьном дворе всё еще лежал снег, и повсюду виднелись следы вчерашнего побоища. Сетка вокруг футбольного поля вся была утыкана потерянными варежками и шапками. От их вида почему-то становилось грустно. Когда мы с Наймой проходили мимо, я подумал про очки Кристера. Папе он сказал, что поскользнулся. Говоря это, Кристер смотрел на меня, словно ему было стыдно за вранье. Я ничего не сказал. Я же был на его стороне.

На улице возле школы было больше взрослых дежурных, чем обычно. Они были одеты в непромокаемые штаны и толстые шапки. Еще у них были термосы – с кофе или горячим шоколадом, но нам его пробовать не разрешалось.

– Сто пудов у них там алкашка, – заявила Найма. – Для успокоения нервов.

На физре у нас продолжалась олимпийская тема.

– Сейчас у нас будет биатлон, – объявил Патте, но когда Адель спросила, дадут ли нам настоящие винтовки, Патте только со смехом поднял в воздух ведерко, в котором лежали мешочки с крупой.

– Ну а снег? – поинтересовалась Найма. – И лыжи?

Но Патте лишь покачал головой.

– Не биатлон, а полное говно, – шепнула Найма мне на ухо.

Мне нравится, как выглядят брови Наймы, когда она злится.

– Говнотлон, – шепнул я в ответ, и тогда Патте пришлось повысить на нас голос.

Но мы никак не могли перестать смеяться, поэтому нас отправили посидеть на матах, пока не успокоимся.

Там уже сидела Адель. У нее была забастовка – так она сказала. Если настоящих винтовок не будет, она в этом не участвует. Потом она принялась рассуждать, как вообще могла людям прийти мысль назвать своего ребенка «Патте».



– Он ведь уже не ребенок, – сказала Найма, на что Адель ответила, что когда-то Патте всё же был ребенком.

Представить себе такое было чертовски сложно. К тому же вообще-то его звали Патриком.

– Малыш Патте, – сказала Адель.

После этого нам пришлось просидеть на матах до конца урока, потому что мы так и не смогли перестать смеяться.

Когда мы уходили, мне стало немного жаль нашего физрука.

Потом был обед.

И вот, когда мы доели свои тефтели и уже собирались высыпать остатки в измельчитель, мы и столкнулись с Сакке и его дружками. Заметив их, я остановился, вычисляя, можно ли пойти другой дорогой или убежать. Но другой дороги не было. И бежать было некуда. К тому же Найма как ни в чем не бывало шагала вперед, и я поспешил следом. Я пытался не смотреть в их сторону, но эти типы перегородили дорогу, выстроившись перед нами стеной.

– Ну, привет. Приве-е-е-тик! – воскликнул Сакке с ухмылкой. – Вот и наша сладкая парочка!

– Мы не парочка! – отрезала Найма.

Я покосился на нее. Она произнесла эти слова так твердо, так решительно.

– Не-а, не парочка, – подтвердил я, но про себя задумался, откуда у Наймы такая уверенность.

– Ладно-ладно, – сказал Сакке и развел руки в стороны, словно хотел нас задержать.

Найма фыркнула и попыталась протиснуться мимо них, но тут вся «стена» сдвинулась в ее сторону, и Найма столкнулась с одним из дружков Сакке. Своим подносом она задела его локоть, опрокинув полупустой стакан молока. Несколько капель остались у него на куртке.

– Че за хрень! – завопил тот, но Сакке стащил салфетку с моего подноса и вытер молоко с рукава своего приятеля.

Затем он запустил руку в свой карман, достал оттуда зажигалку и принялся большим пальцем высекать искру.



Я вздрогнул.

– Нельзя приносить такие… – начал было я, но Сакке только ухмыльнулся, а потом вдруг подбросил зажигалку в воздух. Та описала дугу у него над головой, после чего Сакке ловко поймал ее другой рукой и спокойно сунул обратно к себе в карман. Как будто хотел продемонстрировать, что его нисколько не волнует, что там можно, а что нельзя.

– Куда же сегодня запропастился Мистер Кристер? – спросил Сакке.

Я уперся взглядом в застывшее картофельное пюре. Оно стало похоже на чью-то сброшенную шкуру. Мне вдруг захотелось, чтобы у пюре появилось еще и сердце, и сосуды, и оно бы ожило, и выросло с бешеной скоростью, и выскочило бы с подноса, и придушило Сакке, и он тогда повалился бы на пол бесформенной кучкой, и тогда осталось бы только ее перешагнуть и идти дальше, к мойке…

– Эй!

Теперь Сакке говорил громче, и улыбка исчезла с его лица.

– Отвечать, когда я с вами разговариваю!

– Заболел, – сказал я.

Сакке захохотал.

– Заболел! Да, можно и так сказать, – протянул он. – Скорее бегите домой, поиграйте с ним в доктора. Вы такие ми-и-иленькие!

Последнюю фразу он просюсюкал детским голоском.

Тогда Найма оттолкнула того типа, которого раньше облила молоком, так что тот подпрыгнул, и прошла вперед. А за ней – и я.

Вдогонку нам Сакке прокричал:

– Передай Мистеру Кристеру, чтобы скорее поправлялся! Мы по нему так скучаем! Скажи ему… Что мы его ждем!

На свалке

– Чертов Сакке, – выругался я, бросая старый тостер в контейнер с электроприборами.

– И его тупые макаки! – подхватила Найма.

– Тупой и еще тупее, – сказал я.

– Крэбб и Гойл, – сказала Найма.

Она сидела, вертя в руках старый сломанный зонтик.

Свалка всё разрасталась. Обычно по выходным дорога, обвивавшаяся вокруг контейнерной площадки, бывала запружена машинами – с прицепами и без. На них люди приезжали сюда, чтобы избавиться от вещей, которые им больше не требовались. Ненужной рано или поздно могла стать любая вещь.

Посторонним вход на свалку был запрещен, но папа Наймы, как и его коллега Зузу, нас впускал. Они выдавали каждому по неоново-желтому жилету, а Зузу говорил, что для нас совсем неплохо будет немного поработать. Он велел нам искать ценные вещи. Такие, которые он мог бы продать и выручить за них большие деньги, чтобы выйти на пенсию. Если мы найдем такую вещь, нам полагался процент, обещал Зузу.



Сам он просто сидел на своем грязно-белом пластиковом стуле и пил кофе.

Сказать по правде, нам дела не было до пенсии Зузу.

Мы с Наймой облюбовали себе местечко за контейнерами, частенько с нами приходил и Кристер. Туда сносили вещи, для которых не нашлось места в контейнерах. Мы сортировали их и забирали себе то, что могло пригодиться для нашего робота. Тем не менее, гора мусора только росла. На самом деле, такого не следовало допускать. Зузу говорил, что разбирать нужно всё, но просто иногда мусора было слишком много.

– Нужно успеть и хофе клебнуть! – обычно прибавлял Зузу, после чего начинал смеяться каким-то безумным смехом.

Так он говорил, Зузу, – менял местами буквы то здесь, то там, так что порой казалось, что он говорит на совершенно новом языке. Но мы научились его понимать. Как у муми-троллей: Хемуль научился понимать, что говорили Тофсла и Вифсла, когда те с Королевским рубином в чемодане появились в Муми-доме. Самое смешное из всего, что рассказывал нам папа: когда Снифф обозвал Тофслу и Вифслу крысами, те ответили: «Самсла ты крысла!»



Так вот, мы сидели за контейнерами и размышляли о крысах.

– Пойдем уже? – спросил я Найму, потому что хотел домой, к Кристеру.

Но Найма захотела остаться.

– Неа, папа уже заканчивает, – сказала она. – Подождем его.

На свалке было гораздо веселее, когда с нами приходил Кристер, потому что на самом деле только он знал, как надо собирать робота. У него всегда был план.

Найма обычно просто вертела вещи в руках, думая о своем.

Сейчас она думала о Сакке и его дружках, и я, конечно, тоже о них думал.

– Как ты думаешь, они всегда такие вредные?

– Похоже на то, – пожал плечами я.

Не хотелось выглядеть слишком уж озабоченным.

– Да знаю я. Я имею в виду именно с Кристером.

– Не знаю, если честно, – сказал я.

И это было правдой. Я знал, что Кристер – одиночка, или как там говорится. Папу это немного тревожило, а я всё время думал, что у Кристера же есть мы. Мы с Наймой, и иногда еще Адель. К тому же ему вроде бы нравилось в кружке по астрономии. Там у него были приятели. Но они не ходили в нашу школу и жили на другом конце города. Я видел: папе почему-то кажется неправильным, что Кристер тусит только с младшим братом и его компанией. И Найма тоже это понимала.

– Взрослые так много думают о возрасте, – сказала она. – Это всё потому, что они сами уже недалеко от смерти.

– Ммм, – отозвался я, потому что был с ней согласен.

Папа часто рассказывал нам о том, что хотел бы успеть сделать в жизни. А вот наша мама почти ничего сделать не успела, и теперь уже было поздно.

Зузу же часто говорил, что у него вся жизнь впереди, и болтал о том, чем планирует заняться когда-нибудь потом, но это тоже звучало немного странно. Он был толстый, как Джабба Хатт из «Звездных войн», у него была больная спина, да и свалка, если честно, была не самым здоровым рабочим местом. Там, например, был навес, под которым складировали опасные отходы. Ядовитые жидкости, газы и прочее. С огромным количеством красных значков – «огнеопасно» или «взрывоопасно». Совсем не сложно было себе представить и случайное падение в контейнер с древесными отходами. Там гигантский железный пресс с шипами в два счета тебя перемелет. Тогда вся жизнь уже не будет впереди. Или вот еще пресс для пластиковых отходов. Всё что угодно могло там произойти.

Наш папа всегда говорил, что свалка – не место для детей, но Наймин папа настаивал, что он за нами следит, и наш папа на него полагался. И на Кристера, вероятно.

– Думаю, они его травят, – вдруг сказала Найма.

У меня внутри что-то оборвалось.

– Я слышала, как другие тоже говорят всякое, – добавила она, глядя куда-то в сторону. – Типа Кристер ботан, задрот, и всё такое. И еще похуже. Гораздо хуже.

Тогда я поднялся и пошел прочь, но у калитки уже стоял Наймин папа. Он сказал, что отвезет нас. Мы ведь жили по соседству, и ему не нравилась мысль о том, что я пойду совсем один по темноте и при таком плотном движении.



Ехали мы молча. Выйдя из машины и захлопнув за собой дверцу, я заплакал.

Слово-чудовище

Папа смотрел зимнюю Олимпиаду. На экране телевизора светило солнце, и снег был ослепительно белым. Совсем не то, что серое месиво у нас под окнами.

Папа смотрел все соревнования. Бобслей, кёрлинг и даже хоккей. Я крикнул, чтобы папа убавил громкость, но он сказал, что ему нужен звук.

– Иначе теряется вся суть! – прокричал он с дивана.

Папа уже перестал надеяться на то, что мы будем смотреть игры вместе с ним. Я смотрел только гандбол. Хоккей казался мне чересчур скучным.

Зубы мы почистили самостоятельно, потому что папа был поглощен Олимпиадой. Там всегда показывали какой-нибудь решающий матч, и почти всегда у наших были шансы на медаль.

Когда я помахал книжкой «Братья Львиное Сердце» у папы перед носом, тот лишь покачал головой.



– Кристер может тебе почитать, – сказал папа.

Кристер и правда мог. Но он читал мне не про Тофслу и Вифслу и не про братьев, которые сражались с рыцарями Тенгиля в Терновой долине. Кристер выбирал для меня фрагменты из книжки о спецэффектах в фильмах о Звездных войнах. Иногда он принимался читать голосом магистра Йоды, и тогда мне почти казалось, что со мной рядом лежит маленький зеленый предводитель джедаев. От одной только мысли об этом мне становилось смешно.

– Вам уже пора спать! – крикнул папа.

– Спать нам пора уже, – произнес Кристер голосом Йоды, и я, отсмеявшись, пожелал ему спокойной ночи.

Позже, когда он взобрался на свою кровать, я спросил, тихонько, чтобы не слышал папа:

– Почему Сакке такой вредный?

Кристер долго не отвечал.

– Забей, ничего особенного.

– Он ведь часто вредничает? – спросил я снова.

– Именно, – согласился Кристер. – На свете есть разные люди, но ты не забивай себе этим голову.

Он сказал это совсем как взрослый.

– Они тебя буллят? – спросил я, и мой живот скрутило, но в тот самый миг с дивана долетел вопль восторга.

– Дааааааа! – кричал папа. – В яблочко!

И я больше не смог повторить свой вопрос. Было трудно выговорить даже это слово. Буллинг. Ужасное слово.

Я никак не мог уснуть. Слово казалось мне чудовищем, притаившимся в углу комнаты.

Папа

– Вы двое, – любил говорить папа, переводя взгляд с меня на Кристера. В такие моменты у него блестели глаза, а улыбка получалась радостной и в то же время печальной.

– Ну что, вы… двое, – повторял он со вздохом.

Подходящее время, чтобы сообщить ему что-то неприятное, не наступало никогда – так легко слезы наворачивались у папы на глаза.

Слушай свое сердце

Ну и типа наша жизнь продолжалась как обычно. Но моя шапка стала более колючей, да еще ботинки никогда не просыхали. Носки натирали ноги. К тому же появилось это слово. Чудовище, затаившееся под кроватью.

Было вроде как ясно, что что-то изменилось. Что вся эта ситуация с Сакке и Кристером, и со мной, и с Наймой стала началом чего-то нового.

И я понимал, что новое это станет хуже. Только я, конечно, тогда не мог себе представить, к какой катастрофе нас это приведет – с полицейскими, дымом и новостями по радио.

Загрузка...