Прошло одиннадцать лет с тех пор, как фигура Сьюзен возникла перед ним на вересковой пустоши и он узнал ее. Это вроде бы не должно было произвести на него особого впечатления: у него были и другие женщины. Но их образы исчезли из памяти, как призраки, тогда как Сьюзен всегда жила в его воспоминаниях. Видимо, то, что его отвергли самым жестоким, самым безжалостным образом, стало чем-то вроде клейма. Вероятно, ему никогда от него не избавиться, как от татуировки. Он рассеянно потер правую сторону груди, где была еще одна несмываемая отметина.
Кон прошелся по комнате, бесцельно открывая пустые ящики. И повсюду, куда ни глянь, ухмылялись драконы. Сердито взглянув на одного из них, он оскалился ему в ответ.
Черт бы побрал сумасшедшего графа Уайверна! Черт бы побрал всех этих родственничков, особенно последнего, за то, что слишком рано умер! Если бы этого не случилось, жил бы он сейчас в тишине и покое своего дома в Суссексе.
Шторы и балдахин из великолепного черного шелка над кроватью черного дерева тоже украшали драконы, остальная мебель также была сделана из черного лакированного дерева. Пол в комнате покрывал толстый шелковый ковер более светлых тонов, но и в его рисунке присутствовали изображения извивающихся драконов. Ему не хотелось ступать на это чудо в сапогах, но без помощи слуги он не мог их снять.
Армейские сапоги куда практичнее, но Кон решил, что титул графа обязывает его одеваться соответственно положению. Это кончилось тем, что он приобрел слишком узкие сапоги, которые невозможно снять без посторонней помощи.
Он подошел к окну и выглянул во внутренний садик. Две лампы отбрасывали тусклые круги света на дорожки и нижние ветви деревьев. Насколько он помнил, это было самое уютное местечко посреди двора этого своеобразного дома.
Юноше, каким он был одиннадцать лет назад, замок казался местом, где его только и ждут приключения, а сумасшедший граф – просто забавным. Теперь он в этом не был уверен. Кон покачал головой, вспомнив камеру пыток. Девонширские Сомерфорды все были сумасшедшими, начиная с первого графа, который утверждал, что убил здесь дракона, и любил, чтобы его так и называли – убийца Дракона.
Ходили слухи, что Сомерфорды занимались черной магией. Что ж, они, несомненно, были сказочно богаты и имели возможность потворствовать своим безумным причудам. Тем более досадно, что теперь их казна почти опустела.
Интересно, чем так привлекали эти апартаменты графа? Ему захотелось пойти туда и посмотреть. В мужчине всегда сохраняется нечто мальчишеское. Он и сейчас с радостью поддался бы детскому любопытству.
Жизнь сыграла с ним жестокую шутку. Его отрочество кончилось, когда его безжалостно уничтожила Сьюзен Карслейк, и он самостоятельно принял решение пойти служить в армию. Нельзя сказать, что он сожалел об этом. Как младшему сыну, ему все равно пришлось бы выбирать себе занятие, но ни морской флот, ни церковь его не привлекали. В то время требовались добровольцы, чтобы воевать с Наполеоном, и он решил стать одним из них.
Кон прослужил восемь лет и очень гордился, что выполнил свой долг, но все-таки был рад, когда Наполеон отрекся от престола и война закончилась. К тому же он нужен был дома, потому что умер его отец, а потом в результате несчастного случая утонул его брат Фред. Он стал лордом Эмли и, хотя горевал по отцу и брату, понимал, как сильно ему повезло, что он выжил на войне и стал владельцем прекрасного суссекского дома.
Те золотые денечки закончились год назад, когда Наполеон бежал с Эльбы, чтобы снова захватить власть и вернуть себе корону. Победоносная, закаленная в боях армия Веллингтона была к тому времени распущена по домам, но любой опытный офицер считал своим долгом вернуться для решающей битвы – битвы при Ватерлоо, как потом стали ее называть.
Как он и предполагал, это была кровавая бойня. Ему казалось, что за несколько месяцев мирной, счастливой жизни в Англии он утратил черствость, которая необходима солдату, чтобы убивать и убивать, шагать по колено в грязи и крови, карабкаться по трупам (в том числе по трупам друзей), продвигаясь к единственной цели – победе.
Нет, он не утратил эту способность, просто разучился праздновать победу и где-то в этой грязи и крови потерял себя.
Жизнь до армии казалась ему теперь мифом. Возможно, он даже никогда не был счастливым ребенком в Хок-ин-зе-Вэйле, любознательным учеником в Харроу, наивным юношей на скалистом побережье в Девоне, неопытным пылким любовником…
Он тряхнул головой, чтобы прогнать эти мысли, и, оглядевшись, увидел свое отражение в зеркале. На него смотрел суровый неулыбчивый мужчина, каким его сделала война и приобретенная способность убивать, а также постоянное присутствие рядом с ним безжалостной смерти.
У него по-прежнему была цель, вернее долг. И частью этого долга было графство Уайверн и этот дом. Он и без того слишком долго откладывал свой приезд сюда, чтобы убедиться, что унаследованной им собственностью хорошо управляют и что о его людях здесь заботятся.
Было бы неплохо также вникнуть в финансовые вопросы, связанные с хозяйством, узнать, нельзя ли из доходов выкроить средства на содержание замка и поместья, с тем чтобы не выкачивать деньги из Сомерфорд-корта.
Он знал, что может встретить здесь Сьюзен Карслейк, но не ожидал, что столкнется с ней так быстро и буквально нос к носу. И что теперь? Он отлично сознавал свою не поддающуюся разумному объяснению реакцию, ведь он уже не мальчик.
Важно узнать, что она затеяла на сей раз. Зачем она здесь и почему строит из себя экономку? Ее причастность к контрабанде его нисколько не удивила, потому что это было у нее в крови, но видеть ее в роли экономки было так же нелепо, как использовать чистокровную верховую лошадь для откачки воды из шахты.
Нет, она что-то затеяла.
Он вдруг замер. Неужели она так глупа, что опять попытается обольстить его, чтобы стать графиней? Он хохотнул. Чтобы внушить себе, что такое возможно, надо быть сумасшедшей вроде графа. И все же… И все же его реакция на нее говорила о том, что стоит утратить бдительность, нельзя будет исключить и такую возможность. Она тоже уже не девочка-подросток, какой он ее помнил, а взрослая опытная женщина и невероятно привлекательная. Ни грубая мужская одежда, ни вымазанное сажей лицо не могли скрыть тонкие черты и прекрасные светло-карие глаза. Высокая, гибкая, она наверняка по-прежнему может взбираться на скалы, словно горная козочка, и плавать, как рыба.
Он сделал глубокий вдох и расправил плечи. Ему не раз приходилось встречаться лицом к лицу с противником, и он выжил, а значит, может встретиться со Сьюзен Карслейк и выстоять.
Сьюзен торопливо шла по коридору, обдумывая на ходу, каких слуг можно освободить от приема груза в подвалах, чтобы приготовили ужин и ванну для Кона. Нет, для графа. Ей надо научиться думать о нем как о графе и помнить, что он больше не тот милый юноша, каким был когда-то, и что теперь от него зависит, появятся ли у жителей округи средства к существованию.
Кон, Кон… Интересно, что он подумал о ней? А что мог подумать после того, что она натворила много лет назад? Теперь она его прислуга, и все. Хозяин пожелал ужин и ванну.
Сьюзен торопливо сбежала вниз по широкой лестнице, промчалась по главному холлу и исчезла из виду так стремительно, что чуть не уронила лампу.
Внизу ждали двое мужчин, и она появилась перед ними в мужской одежде, с лицом, вымазанным сажей. О чем она только думает? Ведь это все равно что объявить всем и каждому, что она сама лично участвует в рейде контрабандистов.
К чему задавать себе такие вопросы? Она отлично знала, о чем думает, только сделать с этим ничего не могла.
На мгновение она прислонилась спиной к стене, чтобы взять себя в руки и оценить ситуацию.
Итак, Кон здесь. Естественно, к ней он теперь ничего, кроме злости, не испытывает. Если каждый из них будет заниматься своим делом, им почти не придется встречаться друг с другом. Они теперь взрослые люди, и пылкая юношеская любовь осталась в далеком прошлом. Он стал другим, и она тоже. В глубине души она не верила этому, хотя должна была. Это горькая правда.
По черной лестнице она поднялась на кухню, но застала там только Мэйси.
– Я все сделала правильно, мэм? Больная спина не позволила мне быстро подняться наверх.
– Ты все сделала как надо, Мэйси, не тревожься. Все в порядке. Это всего лишь явился наконец новый граф.
– Но у него такой вид, что я даже испугалась, мэм.
– Он просто устал с дороги. Он требует ужин и ванну, так что разожги поскорее очаг и поставь греться воду, а я пришлю сюда Эллен и Джейн. И приготовь чай.
Чай? Сьюзен чуть не расхохоталась. А вдруг Кон пожелает узнать, откуда у них этот чай? Большинство населения Англии потребляло контрабандные товары, если могло их заполучить, но всегда находились такие, кто принципиально выступал против контрабанды.
Возможно, Кон не станет нарушать традицию прошлых поколений и заключит с бандой из Драконовой бухты джентльменское соглашение, хотя, судя по всему, это маловероятно. Он служил в армии, привык исполнять приказы и соблюдать законы. Едва ли теперь занятие контрабандой покажется ему романтичным.
Если он пожелает, она будет покупать все продукты у легальных торговцев, то есть в десять раз дороже, и станет посмешищем для всего южного побережья, где большинству населения такие цены не по карману. Почему бы правительству не взяться за ум и не понять, что если снизить пошлины, то в результате уплаты налогов можно гораздо быстрее пополнить государственную казну? Конечно, это положило бы конец контрабандистским рейдам, а это повлекло бы за собой обнищание населения. Это был тупик, выхода из которого она не видела.
Мэйси разожгла очаг и, подбросив угля, поставила на огонь огромный чайник с водой.
– Приготовь его светлости какой-нибудь суп на скорую руку, – велела ей Сьюзен, уже взяв себя в руки.
Что делать дальше? Спуститься вниз за Эллен и Джейн или переодеться? Что, если Кону вздумается прийти за ней сюда? Ей хотелось предстать перед ним облаченной в строгую униформу экономки.
Она помчалась в комнаты, которые занимала предыдущая экономка и где Сьюзен не стала ничего менять, добавив всего несколько рисунков с изображением насекомых и книги. Ей очень нравилась ее спальня и крошечная гостиная – это было единственное место, где она могла уединиться.
Она воспитывалась в поместье Карслейков в любви и заботе, но, поскольку дом был тесноват и не у каждого члена семьи имелась собственная комната, много времени проводила вне дома. Так они и повстречались с Коном, а потом…
Взглянув в зеркало, она увидела свое бледное лицо, перепачканное сажей, и волосы, стянутые на затылке, и пришла в ужас. Нет, не в таком виде мечтала она снова встретиться с Коном… нет, с графом! С графом Уайверном, который теперь не имеет к ней никакого отношения.
Сьюзен сняла сюртук, а потом и остальную одежду, смыла с лица сажу, надела свежую сорочку, легкий корсет и одно из своих простеньких серых платьиц, поверх которого приколола туго накрахмаленный белый фартук.
Не так, конечно, ей сейчас хотелось выглядеть, но это все же было лучше, чем раньше: такая одежда защищала, как боевые доспехи.
Собрав в узел каштановые волосы, Сьюзен заколола его шпильками и надела чепец, превратившись в чопорную старую деву, а чтобы придать дополнительную прочность своим доспехам, накинула на плечи кружевную косынку.
Где-то внутри, словно тревожный набат, звучало предупреждение: «Беги, пока не поздно, тебе не надо с ним видеться!» Но это шло вразрез с ее потребностями: ей очень хотелось и видеть, и слышать этого мужчину, в которого превратился тот юноша…
С трудом проглотив комок, подступивший к горлу, она храбро вышла из комнаты и опять направилась в кухню.
Из трех горшков на плите уже поднимался пар, а Мэйси тонко шинковала овощи. Сьюзен похвалила ее, взяла лампу и пошла к лестнице, что вела в холодные подвальные помещения замка.
Это была временная отсрочка: наверху ее по-прежнему ждала встреча с новым графом.
«Интересно, – думал Кон, – сколько должен ждать граф в своих великолепных графских апартаментах, пока его обслужат?» Хотя сейчас он находился не в графских апартаментах – насколько помнил, эти помещения всегда назывались комнатами Уайверна, – а обслуживание здесь, по-видимому, осуществляется со скоростью улитки.
Постель манила его, как пение сирены: с раннего утра в седле, он очень торопился добраться в имение как можно скорее, чтобы еще скорее убежать.
Несмотря на чувство долга, он, возможно, не покинул бы сейчас Сомерфорд-корт, если бы в соседнее поместье не вернулся его старый друг, но вместо того, чтобы вскочить на коня и немедленно пересечь долину, чтобы впервые за год встретиться с Ваном, Кон затаился дома. Когда в Стойнингсе начались работы, указывавшие на то, что Ван, возможно, вернулся туда навсегда, у Кона внезапно возникло желание немедленно осмотреть свою собственность в Девоне, и он, даже никого не предупредив, отправился в имение.
Он провел ладонями по усталому лицу. Безумный поступок. Неужели он такой же чокнутый, как все девонские Сомерфорды?
Ван за последние годы потерял всех ближайших родственников, но, даже зная, что ему сейчас как никогда нужен друг, Кон сбежал, словно трус с поля боя. А все потому, что Ван, возможно, захотел бы ему помочь…
Проклятье! Кон захватил свечу и вышел в коридор. В какую сторону надо идти в этом дурацком доме? Насколько он помнил, здесь полным-полно лестниц: винтовые располагались по углам, прямая находилась в центре и спускалась в холл, а еще имелись узкие, так называемые черные, для прислуги.
Налево или направо? Пусть будет налево, коль уж он левша.
В замках винтовые лестницы обычно изгибались против часовой стрелки, чтобы у защитников была свободна правая рука, в которой держат меч, тогда как поднимавшимся снизу нападавшим будет мешать стена. В имении Уайвернов лестницы изгибались по часовой стрелке, потому что девонские Сомерфорды были все левши.
Не была ли эта их наследственная особенность зловещим предзнаменованием? Безумие ощущалось даже в самих стенах этого дома.
Кон пожалел, что взял с собой свечу, а не лампу или фонарь, чтобы оставить свободной левую руку, хотя никакого оружия при нем не было. Впрочем, самая большая опасность, которая могла ему угрожать, заключалась в том, что свечу могло задуть сквозняком и ему пришлось бы спускаться в кромешной тьме.
Добравшись наконец до огромного средневекового зала, Кон с облегчением остановился, чтобы привести дыхание в норму и успокоить бешено колотившееся сердце. Это помещение было тоже весьма своеобразным, как и все в этом замке. Стены здесь тоже украшало самое разное оружие. Сейчас в этом зале находились два относительно здравомыслящих человеческих существа.
– Смотрите-ка, человек! – воскликнул Рейском де Вер, с обманчивой томностью опускаясь на дубовую банкетку. Его красивое, с тонкими чертами лицо обрамляли золотистые локоны, мечтательные голубые глаза цинично и насмешливо взирали на окружающий мир.
– Если так можно назвать графа Уайверна, – буркнул Кон.
– А разве не так? По крайней мере графы, кажется, были воинственными, – парировал Рейском, обводя взглядом стены.
– Ошибаешься. Все это скорее всего было куплено на вес, оптом.
– Жаль. Я-то надеялся, что эти мушкеты и пистолеты находятся в рабочем состоянии. Здесь явно ощущается приближение неминуемой битвы.
Рейском де Вер это нутром чуял, как человек военный, хотя и не участвовал в битве при Ватерлоо. С несколькими офицерами он в срочном порядке примчался из Канады, но увы, они опоздали. С досады он продал свой офицерский патент.
Кон поставил свою свечу на массивный дубовый стол в центре зала, где уже стояли три.
– Если здесь и возможна какая-то битва, то разве что с привидениями.
– Зачем же в таком случае ты отправился среди ночи гулять в полном одиночестве?
– Поразмять конечности, – ответил Кон, заглянув в озорные глаза Рейскома.
Рейс некоторое время служил под его началом в Испании, а в феврале они снова встретились в Мелтон-Моубрей. Кон тогда как раз получил известие о кончине своего сумасшедшего родственника. Рейском подумал, что Кону потребуется секретарь, и предложил свои услуги.
В то время это выглядело довольно комично, но Кон не возражал, и совершенно правильно: как выяснилось, его бывший младший офицер обладал недюжинными способностями администратора, хотя временами казался большим проказником.
– Вы устали, милорд, – услышал он мягкий голос с испанским акцентом и, испуганно вздрогнув, открыл глаза. Надо же, задремал стоя.
Голос принадлежал Диего, загорелому мужчине почти вдвое его старше, с темными, типично испанскими глазами и светло-русыми волосами, тронутыми сединой.
Кон знал, что Диего Сармиенто приехал сюда исключительно для того, чтобы присмотреть за ним на первых порах. Как только убедится, что с его подопечным все в порядке, он возвратится в свою обожаемую солнечную Испанию.
– Мы все устали, – сказал Кон, потирая глаза. – Если хотите, я могу сейчас показать вам спальные места, но скоро будет готов ужин и горячая вода, чтобы помыться.
Горячей воды хватало только на одну ванну, и Кон, будучи графом, имел право мыться первым, а Рейс и Диего, если пожелают, могли это сделать после него. До полного остывания в одной и той же воде могли вымыться человек десять. Во время войны оказаться даже десятым в очереди на ванну было неслыханной роскошью.
– Я буду рад пообщаться со слугами, чтобы поторопились, сэр, – предложил Диего.
Даже мысль, что Диего пойдет поторапливать Сьюзен, слегка встревожила Кона, но успокаивало то, что слуга был слишком утомлен, чтобы продемонстрировать свои способности убеждать.
– Не надо, в этом нет необходимости. Экономка справится сама.
– Это миссис Карслейк? Какая она из себя, сэр?
– Молодая, – прохаживаясь по комнате, чтобы разогнать сон, сказал граф. – И, несмотря на «миссис», незамужняя.
– Хорошенькая? – заинтересовался Рейс, расправляя плечи.
– Это зависит от вкуса, – с трудом подавляя желание предостерегающе зарычать, ответил Кон. – Но предупреждаю: обращаться с ней надо как с леди, потому что она и есть леди, дочь местного помещика.
Вникать в подробности происхождения Сьюзен не было необходимости.
Обращаясь к обоим мужчинам, он добавил:
– Да, и запомните: если она будет что-то спрашивать обо мне, ничего не говорите.
У Диего дрогнули брови, на физиономии Рейса промелькнула лукавая улыбка.
Пропади все пропадом! Какой смысл скрывать от них это?
– Мы с ней давно знакомы, но не виделись больше десяти лет; она может проявить любопытство. Важно другое: в этих местах едва ли не логово контрабандистов, но мы пока будем делать вид, что ничего не замечаем.
– Вообще-то сразу бросилось в глаза: здесь что-то происходит, – заметил Рейс. – Отсюда и нехватка слуг в доме, и лошадей на конюшне. Очень любопытно.
– Запомни: мы до поры до времени слепы, глухи и очень-очень наивны.
– Будет исполнено, сэр! – шутливо отсалютовал Рейс.
Кон резко обернулся и увидел направлявшуюся к нему Сьюзен. Его не удивило, когда увидел ее в мужском платье, хотя никогда прежде она так не одевалась, но скучная униформа экономки повергла его в шок. Более того, ее вид почему-то настолько его оскорбил, что он готов был содрать с нее этот безобразный чепец, старушечью кружевную косынку и потребовать на правах хозяина никогда не носить одежду темно-серого цвета, который лишал ее лицо всех красок, буквально уничтожал ее прелесть, хоть это и казалось невозможным.
Взяв себя в руки, он представил ее Рейскому. Тот попытался игриво заговорить с ней, но услышал сказанное ледяным тоном:
– Очень приятно, мистер де Вер. Надеюсь, вам здесь будет удобно.
Господь милосердный! Он обрадовался. Это что, ревность? Неужели он способен опуститься до столь низкого чувства?
– Кухарка приготовила скромный ужин для всех вас, милорд. Где вам будет угодно расположиться? – чопорно обратилась она к Кону.
Диего обычно ел вместе со слугами, но Кону не хотелось, чтобы он заметил какие-нибудь действия контрабандистов: они имели обыкновение охранять свои тайны с помощью ножа.
– В порядке исключения накройте ужин в столовой для завтраков, если можно.
Сьюзен кивнула:
– Если вы помните, где она находится, милорд, то проводите туда своих гостей, а я прикажу, чтобы подавали ужин.
Она исчезла, и больше той ночью Кон ее не видел. Две служанки принесли суп, хлеб, сыр и пирог с изюмом, а потом по просьбе гостей еще и эль. Кона поразило, насколько непривлекательными оказались служанки: одна не первой молодости, вся в морщинах, другая – молодая, тощая и редкозубая. Интересно, уж не считает ли Сьюзен его людей мерзкими соблазнителями? Может, потому и подобрала для них самых уродливых служанок?
После ужина Кон повел Рейса и Диего в свои апартаменты, где уже была готова полная горячей воды ванна. К тому времени он настолько устал, что даже желание мыться пропало, но не ложиться же спать грязным. Избавившись от одежды, он уселся в деревянную лохань, быстро вымылся и, с трудом дотащившись до постели, мгновенно погрузился в сон.