Был вечер. Обыкновенный пасмурный осенний вечер, когда ранние сумерки сливаются с серым дождем и наводят тоску на сердце. Марфа готовилась отойти ко сну. Служанка ее, Стеша, помогла хозяйке раздеться, взбила перину и подушку, поправила постель и остановилась возле двери, ожидая, что еще прикажет госпожа.
– Ох, устала я нынче, – тяжело вздохнула Марфа, опускаясь на постель. – Вот уж, действительно, старость – не радость. Раньше, бывало, весь день по дому хлопочу – и ничего, а теперь по лестнице поднимусь и сердце прихватывает.
– Ничего, госпожа, вот отдохнете и завтра свеженькой встанете, здоровенькой!
– Ты мне, Стешка, сказки-то не сказывай! А то я сама не вижу, в какую развалину превратилась! А я ведь годами еще и не так уж стара… Василий постарше меня будет годков на пять, а по сравнению с ним я старуха!
– Так, госпожа, с молодухой-то в постели он и сам молодеет!
Марфа растерялась. Догадывалась она, что муж завел зазнобу на стороне, да не знала, что всем про то известно.
– Зря не говори, – одернула она служанку. – Ты-то свечку не держала, вот и помалкивай!
Но обнаглевшая девка только носом фыркнула.
– Как так – я зря говорю? Да весь терем знает, что господин с ключницей спутался!
– С Анной? – вскричала Марфа. – Да как же это? Да как она посмела! Мужичка! В моем тереме! Да я прикажу гнать ее немедля! Зови Анну сюда, слышишь? Живо!
– Ой, госпожа… – с сомнением в голосе проговорила Стеша. – Позвать-то я, конечно, позову, да вот только будет ли от того прок?!
– Что ты сказать хочешь, холопка?
– Да то, что супруг ваш не позволит Анну из дому гнать!
– Глупости ты говоришь, Степанида! Муж мой и раньше по бабам таскался – для него под юбку залезть, как иному плюнуть. У него же души нет, он к бабам относится хуже, чем к своей собаке дворовой. Так что, Анну я выгоню, вот тебе крест!
Марфа торжественно перекрестилась.
– Думаю, госпожа, что все же не следует вам этого делать, – снова тихо проговорила Стеша.
– Да что такого будет, если я разгульную девку, которая про честь забыла и хозяйке своей такой черной неблагодарностью отплатила, на улицу гнать прикажу? – возмутилась Марфа.
– Уж не знаю, что и будет, да только чует мое сердце, что добра от этого ждать нечего.
– Так, что-то ты от меня скрываешь, Степанида, что-то не договариваешь, верно ведь? – осведомилась Марфа, а сама почувствовала, как закололо сердце в предчувствии неотвратимой беды.
– Да уж что здесь говорить! – воскликнула служанка. – Что слюбились они – одно дело, да ведомо ли вам, как он к этой мерзавке неблагодарной привязался?
– Ну, доколе я не замечала, чтоб он вообще к кому-нибудь привязывался иль чувства какие питал… Кроме Настеньки, может быть… А что?
– Да то, что брюхата ключница!
– А он, что же? – онемевшими губами спросила Марфа. Голос ее не слушался и вместе со словами из горла вылетали хрипы.
– А он весь так и светится, словно солнышко ясное!
– Господи! За что же ты меня так? – глухо простонала Марфа. – Ведь никому ничего плохого я в жизни своей не делала! За что ж ты меня так наказываешь! Позор-то какой!
Больше ничего Марфа сказать не смогла. Она схватилась за грудь и повалилась на подушки, лицо ее исказилось, глаза вылупились… Хотела сказать что-то, да не ворочался язык, только невнятные стоны рвались из горла.
– Что с вами, госпожа! – тут же с плачем подскочила к Марфе служанка.
– Позови… позови…
– Боярина, али лекаря кликнуть? – не поняла Степанида. – Я сейчас, я мигом, – и она рванулась к двери.
– Постой… – остановил ее прерывающийся шепот. – Поздно… – Марфа облизала пересохшие губы. – Поздно лекаря, и Василия ни к чему… Ее… ее позови… Анну…
Степанида некоторое время стояла в нерешительности, но потом, будто собралась с духом и исчезла за дверью.
Душно было боярыне, страшно. Вот она, смерть, какая! Незаметно подкралась, и не отмахнуться от нее, не отмолиться… Жизнь прожила, а счастья не видала – не узнала мужниной любви, потеряла дочь любимую… И внучку теперь не увидеть. Может, так и лучше – хоть не жить при таком позоре!
Скрипнула дверь, в комнату тихонько вошел кто-то. Марфа с трудом повернула голову и в неверном свете свечи узнала Анну. Боль с новою силой принялась терзать ее сердце.
– Госпожа звала меня? – ясным, чистым голосом произнесла Анна.
– Звала… – прохрипела умирающая. – Подойди… ближе…
Только тут Анна разглядела, как бледна хозяйка, с каким трудом дается ей каждое слово…
– Что случилось, госпожа? Не позвать ли лекаря?
– Не надо… лекаря… Скажи мне лучше, как ты жить будешь?
– О чем вы, госпожа? – насторожилась Анна.
– Я умираю… Нет, не надо никого звать на помощь… – добавила Марфа, узрев, что Анна собирается закричать. – Никто мне помочь уже не в силах… Да и не хочу я больше жить… Я тебя спрашиваю, как ты жить дальше собираешься?
Анна непонимающе глядела на хозяйку, инстинктивно прикрывая выпирающий уже живот руками.
– Тяжело тебе будет… – продолжала Марфа, – ведь виновата в моей смерти ты! Помни – ты одна!
Анна тихонько охнула и вцепилась в край стоявшей рядом лавки.
– А ты как думала? Решила, небось, что я как молча жила, так и умру, ни слова тебе не сказав? Нет уж, слушай! Ты с моим мужем слюбилась – на нем этот грех, мужики, они все такие. А вот ты ни о своей, ни о моей чести не подумала. Взяли тебя в дом, ровно путную, а ты вот как! Покарает тебя Господь – и здесь тебе недолго счастливой ходить, и там расплата ждет! Проклинаю тебя, слышишь! У престола божьего молить буду, чтоб наказал он тебя за счастье украденное, которого мне испытать не довелось… Проклинаю!
Анна чувствовала, что силы покидают ее, ноги подкашиваются, что она вот-вот упадет без чувств.
– Как же ты можешь? – вскричала она. – За то, что сама не смогла мужика любовью согреть, меня казнишь? Как только язык твой повернулся подобные слова говорить? Ведь тяжела я, а ты проклинаешь?! На тебя же твое проклятие падет, к тебе возвратится!
– Я уж отстрадала свое, – отвечала Марфа. На лице ее появилась зловещая улыбка. – Проклинаю!
Страшная судорога сотрясла все тело Марфы, и дыхание ее прервалось. Умерла боярыня Марфа, умерла, как и жила – одинокая, обозленная…
Анна словно в полусне вышла из комнаты. Возле двери натолкнулась на Степаниду.
– Что там? – спросила служанка, глядя на Анну огромными глазами, в которых застыл ужас. – Что боярыня?
– Умерла боярыня, – ответила Анна таким голосом, словно говорила о том, какие припасы надобно еще сделать на зиму.
– Ах, батюшки! Да как же это? – всплеснула руками Степанида и завыла в голос. Потом взглянула на безучастное лицо Анны и мгновенно замолкла. Хитрая девка смекнула, что перед нею новая госпожа, хоть с боярином и не венчанная, но оттого не менее властная. А кто ее знает, может она законную-то покойную супругу ненавидит лютой ненавистью и вытье Степанидино ее только еще более разъярит.
– Ну? Что стоишь? – ровным голосом спросила Анна. – Иди за людьми, пусть соберут боярыню в последний путь.
– Хозяину бы сказать должно, – осторожно сказала Степанида.
– Василию я сама скажу, – сказала Анна, словно отрезала, и пошла с высоко поднятой головой, расправив плечи, словно на казнь.
Вскоре весь терем уже знал, что нет больше боярыни Марфы, а появилась госпожа Анна. О переменах, в тереме происходящих, судачили все, начиная от последней посудомойки на кухне и кончая старым конюшим Тимофеем.
Анна же направилась к хозяйской опочивальне, куда Василий обычно приходил под вечер, чтобы дождаться темноты и того момента, когда можно будет идти к Анне. Женщина робко постучала в дверь.
– Кто там? – откликнулся Василий.
– Это я, Анна… ключница…
– Входи, чего стучишь?
Василий сидел за столом, читал Псалтырь.
– Что-то ты бледна сегодня, Анна, – настороженно произнес Василий, отрываясь от бумаг. – Может, прихворнула?
– Не больна я, Василий. Несчастье случилось, вот и бледна…
– О чем ты говоришь, Анна? Какая беда еще нагрянула? – вставая со стула, осведомился Василий и в голосе его слышался неподдельный испуг.
– Марфа померла, – ответила Анна. – Только что Богу душу отдала.
Василий не изменился в лице, не промелькнуло у него в глазах ни тени печали. Будто бы и не жена его, с которой прожил столько лет, умерла только что, а чужая, едва знакомая женщина.
– Что ж, упокой Господь ее душу, – пробормотал Василий. – Нужно сказать слугам, чтобы к похоронам готовились.
– Я уж сказала, – подала голос Анна.
– Не печалься, Анна! На все Божья воля. Значит, пришел час Марфе с земною жизнью распрощаться… Отчего же ты так печальна, Анна? Ведь главная помеха с нашего пути убрана. Теперь можем мы с тобою жить, ни от кого не скрываясь. Теперь ты действительно госпожа в этом доме и в душе моей!
– Ох, Василий, того ты только не ведаешь, что перед смертию Марфа меня к себе призвала, – со стоном выдавила Анна.
– Зачем еще? – насторожился боярин.
– В смерти своей она меня обвинила и прокляла страшно! – Анна вдруг зарыдала.
Василий поспешил к ней, обнял крепко.
– Ну что ты? Что ты?! Будет… Все это глупости! Какие еще проклятья! За что ей проклинать тебя? Служила ты верою и правдою, внучку вскормила…
– Прознала Марфа про то, что мы с тобой полюбовники, – все еще рыдая, сказала Анна.
Василий выругался сквозь зубы.
– Видать, кто-то ей помог про то прознать, – задумчиво сказал он. – Да уж что теперь по то говорить? Дело сделано. Не плачь Анна – все обойдется…
Анна лишь громче зарыдала и уткнулась лицом в плечо полюбовника.