– Я не могу поверить, что этот приступ случился с тобой просто так, без всякой причины.
Давыдов сидел в затемненной комнате рядом с женой и держал ее за руку. Таня молчала.
– Скажи, ты, наверное, все-таки употребляла наш опытный образец? Ну, сознайся! Об этом нужно обязательно сказать врачу.
«Опытный образец? Что такое опытный образец? – Таня напряглась. – Это из далекой чужой жизни. Разве та жизнь имеет к ней какое-то отношение?»
Давыдов помолчал. Тане стало неудобно лежать на спине. Она шевельнулась, с трудом повернулась на бок. Давыдов с ужасом наблюдал за ней. Начать ее трясти, орать ей в самое ухо? Сделать что-нибудь ненужное, пусть глупое, даже болезненное, лишь бы вывести ее из состояния этой безучастной дремоты! Он наклонился к самому лицу жены, зашептал:
– Ну, что ты запираешься? Строишь из себя героиню?
Таня только закрыла глаза.
– Пойми, я не ругаю тебя! Я даже тобой восхищаюсь! Твоей смелостью, твоим бесстрашием. Ты ведь у нас великая экспериментаторша! Только почему ты поступила так безрассудно? Разве можно было, не сказав мне ни слова, пойти на такой риск? Хоть скажи теперь, сколько ты выпила? Я подниму протоколы опытов и посмотрю у мышей. Да ты и сама наверняка можешь сказать, как долго это у них длилось?
Таня медленно вынула свою руку из его руки. «Чего он пристал? Она не понимает ничего из того, что он говорит. Что он хочет, чтобы она сказала?»
На нее навалился сон. Нижняя челюсть слегка отвисла, мышцы лица расслабились, и из носа вырвался легкий свист.
Давыдов оторопел. Он никак не мог поверить себе, что лежащая перед ним отекшая женщина и есть его жена Таня.
– Ты разыгрываешь меня?
Как будто под влиянием новой интонации свист прекратился.
– Я знаю, зачем ты это сделала, – сказал Давыдов. Ему показалось, что Таня не спит, что она слушает его молча, с закрытыми глазами. – Ты поняла, что ты уже не любишь меня так, как раньше. Главное место в твоей жизни заняла работа. И ты решила поставить на себе этот опасный эксперимент. Я бы не смог. А ты – запросто. Ты ведь всегда принимала главные решения за нас двоих. Но черт возьми! – Он в сердцах стукнул кулаком по спинке кровати. – Ты не подумала, как мы теперь будем из этого выпутываться?
Она почувствовала удар, хотя до этого спала и не слышала ничего из того, что он говорил. Однако прежние его фразы все-таки застряли в ее голове, и, словно на автомате, она медленно проговорила:
– Я ничего не пила.
Он схватился за голову.
– Таня, Таня! Послушай, я очень прошу тебя, поверь мне, я делаю все, чтобы тебе помочь! Мы достанем лекарства, любые, которые тебе нужны, за любые деньги, если надо – из-за границы. Поверь мне, ты обязательно поправишься! Но только ты должна рассказать врачу правду! Иначе как тебя можно лечить? Возьми себя в руки! Ведь больной тоже должен хотеть выздороветь!
Она все так же с трудом отвернулась к стене.
– Я хочу спать…
Он встал.
– Ты не хочешь напрячься, помочь себе. Почему, Таня? – Он заглянул ей в лицо.
Она уже опять не слышала его, но в голове промелькнула мысль: «Это – Виталий. Он – мой муж. Что такое «муж»? Неважно, но он со мной». И впервые за все эти страшные дни она улыбнулась. Но муж уже не видел этой улыбки. Он вышел из палаты.