Я сидела и тупо пялилась на экран, где билась темная точка. Сашка с какой-то особой теплотой сказала мне, что это сердце ребенка. Моего ребенка. Моего и Роя.
– Поздравляю, подруга, – голос Сашки звучал как в тумане. – Максу сегодня скажешь?
– Это не Макс, – тихо ответила я, – мы расстались.
Она присвистнула, с сочувствием посмотрела на меня и встала, чтобы включить свет.
– Та-а-ак, – Саша протянула мне салфетки, – и что теперь?
– Не знаю… – Я старательно вытирала гель с кожи, избегая встречаться с подругой взглядом. Она снова села за стол и подперла голову кулаком:
– Ладно, Лиз, ты решай, куда тебя направлять: на учет или…
Она выразительно замолчала. Я знала, что Саша, с удовольствием дежурившая сутками, чтобы принять роды, не любит аборты. Я их тоже не любила и никогда не думала, что придется вот так сидеть и решать.
– Время еще есть? – вздохнула я, чувствуя себя предательницей по отношению к подруге.
– Есть… – она задумчиво помолчала, полистала мою карточку, лежавшую на столе. – Только, Лиз, у тебя резус отрицательный…
– И что? – не поняла я.
– И то, что если у отца ребенка – положительный, то тебе аборты крайне нежелательны. Иначе потом не выносишь. Ты знаешь, какой у твоего партнера резус?
Я посмотрела на нее и истерично рассмеялась. Знала бы Сашка, от кого я вообще залетела! Какой там резус! Да я вообще не знала, есть ли в Лагомбардии медицина. Смех перешел во всхлипывания. Подруга сидела и спокойно ждала, пока моя истерика пройдет.
– Извини, – я виновато посмотрела на нее.
– Бывает. – Саша протянула мне салфетку и пластиковую бутылку с водой. – Расскажешь?
– Не могу, – я покачала головой. – Извини, я подписку давала…
– Командировочный роман?
– Типа того… – я вздохнула. – Там и было-то… одна ночь…
– А тут много не надо! – хмыкнула подруга. – Одного раза вполне достаточно.
– Это я уже поняла… только вот что теперь делать… с далеко идущими последствиями…
– Лиза, ты подумай. – Сашка замялась, затем решительно продолжила: – Если ты из-за денег переживаешь… так тебе выплаты положены, и я помогу…
– Деньги не проблема, – перебила я ее, желая просто сбежать подальше от сочувствующих взглядов.
– Он тебя изнасиловал?
– Что? – я моргнула, а потом рассмеялась. – Нет! Придумаешь тоже.
– В жизни всякое бывает.
Она выжидающе посмотрела на меня. Я кивнула:
– Да. Верно. Саш, давай потом поговорим, ладно? Мне на работу бежать надо.
– Лучше не бегай, – посоветовала она профессиональным тоном врача, сразу сообразив, что со мной происходит. – Ходи медленно и с достоинством. Если вдруг что, звони и днем, и ночью.
– Хорошо, – я вздохнула и поднялась. – Где у вас тут касса?
– Нигде, забей!
– Са-аш… – протянула я.
– Ли-из… – передразнила она меня. – Иди уже! Сама дойдешь?
– Да.
– Смотри, если что, сразу на больничный! Я тебя еще вечерком наберу!
– Спасибо. Только моим не говори, ладно?
– Обижаешь!
Все еще в состоянии прострации я вышла из кабинета. Проследовав по коридору мимо беременных женщин, так и сияющих счастьем, покинула клинику. Оказавшись на улице, я прислонилась к стене, подставив лицо мелким каплям. Какое-то время стояла молча под удивленными взглядами прохожих.
Было холодно. Рой не любил холод, он сказал мне это перед тем, как я шагнула в свой мир. И меня он тоже не любил. Вода тонкими струйками стекала по лицу, смешиваясь со слезами, скользила по шее, проникая под куртку. Воротник рубашки намок и противно лип к шее.
– Девушка, вам плохо? – раздалось над ухом.
Я открыла глаза. Какой-то мужчина в темной куртке слегка наклонился ко мне. Он него пахло дешевым парфюмом и едва ощутимо перегаром.
– Вам плохо? – повторил он.
– Нет. Спасибо. Мне уже хорошо. – Не глядя на него, я засунула замерзшие руки в карманы куртки и направилась на работу: домой идти было страшно.
Это был безотчетный страх ребенка, которому просто стыдно, что его будут ругать за шалость… Хотя, как выясняется, дитятко уже выросло, и шалости теперь были с последствиями.
Я брела по лужам, даже не стремясь обогнуть их. Туфли промокли, но я не обращала на это внимания, как и на тонкие струйки воды, стекавшие по лицу.
У меня будет ребенок. Ребенок от Роя. В памяти вспыхнула южная ночь, яркие розовые звезды иного мира, темноволосый мужчина, сидящий у костра и рисующий что-то, его властное «Пойдем!», дом в Междумирье с белыми стенами: вдовствующая графиня все надеялась, что сын распишет их лично. И горячее, обжигающе горячее мужское тело, плотно прижимающееся к моему, бессмысленный страстный шепот в ночи: «Радость моя…»
– Черт!
Споткнувшись, я чуть не упала. Выпрямилась и вытерла слезы тыльной стороной ладони. О чем я только думаю! Сейчас самое главное – решить, что говорить своим родным. В том, что мне устроят допрос с пристрастием, я не сомневалась. Я уже представляла себе, как мама и бабушка в один голос требуют рассказать, кто отец ребенка.
После моего отказа начнутся охи и ахи, крики «Ты нас не бережешь!». Бабушка будет пить корвалол, мама – класть валидол под язык. Затем они разойдутся по своим комнатам, чтобы через полчаса вновь встретиться на кухне, обсудить все за чаем и вынести мне свой вердикт. От этого меня вновь затошнило.
Трусливо подумала о втором варианте, срок ранний, никто и не узнает… в памяти всплыло лицо Роя, смотревшего на меня с укором. Но ведь он даже не попытался остановить меня!
Теперь мне все надо решать одной. От жалости к самой себе захотелось завыть в голос. Хорошо, хоть о деньгах думать не надо… на секунду задумалась: не предвидел ли он такое развитие событий? Наверное, нет, мужчины редко задумываются о последствиях.
А еще есть работа. Я буду вынуждена оставить ее, не факт, что вернусь. Сердце предательски заныло. Я не слишком любила то, чем занималась, но ведь наше ведомство – единственное место, где в подвале стоят шкафы, так напоминающие книжные, а на самом деле являющиеся дверями в другие миры. Сдав пропуск, я потеряю возможность попасть в подвал.
Пару раз, когда мне просто хотелось рыдать от тоски, я подходила к дверям, ведущим в подвал, но в последний момент всегда останавливалась: если бы Рой хотел, он пришел, и его ничто не смогло бы остановить. Но он любил Кариссу. И каждый вечер я почти с ненавистью рассматривала себя в зеркале, то благословляя, то проклиная свою схожесть с принцессой Риччионе.
Так ничего и не решив, я, трясясь от холода, вошла в здание на Литейном, махнула охране пропуском, поднялась к себе в кабинет. Увидев меня, Таня всплеснула руками:
– Лиза, ты куда пропала?! Соколов вызывает! Сказал, что срочно! Любочка раз пять заглядывала.
Я ругнулась, порылась в сумке. Заледеневшие пальцы гнулись с трудом, нащупала телефон, вытащила. Так и есть: на вибровызове! И десять пропущенных звонков.
Скинула куртку, отряхнулась, будто собака. Одежда была мокрой, но запасных рубашек не было. Пришлось приличия ради накинуть мундир. Быстро переобулась в туфли, оставшиеся в шкафу с зимы, ощутила вкус к жизни. В конце концов, пострадать можно и позже. Бегом направилась по знакомому коридору, профессионально огибая тех, кто попадался на пути. Перед знакомой дверью отдышалась, одернула мундир и решительно вошла.
Любочка сидела в приемной и ожесточенно печатала что-то. Пальцы так и стучали по клавишам.
– Лиза, ну где ты бродишь? – возмутилась она. – Я уже бегать туда-сюда устала!
– Извини, у врача была, а телефон на вибро. – Я направилась к дверям. – Один?
– Нет. Мужик там какой-то. Странный. Нерусский, похоже. Уже полчаса, как не выходит. Тебя ждут, – она взглянула на меня. – Лиза, ты чего так побледнела?
– Ничего, – прокашлялась я, нерешительно берясь за дверную ручку. Неужели он все-таки пришел?
Пальцы все еще дрожали, и ручка поддалась не сразу. Досчитав до пяти, я переступила порог. Высокий темноволосый мужчина стоял у окна и с видимым интересом рассматривал улицу. При звуке открывающейся двери он обернулся. Искренняя улыбка тронула чувственные губы.
– Мэссэр Гаудани! – воскликнула я, чувствуя одновременно радость и разочарование. – Вы?!
– Мадонна, – он галантно поклонился, – рад видеть вас в добром здравии!
– Голованова, ты когда научишься телефон брать? – Павел Андреевич сидел за столом, недовольно поглядывая на меня, початая бутылка коньяка, два бокала и шоколадка свидетельствовали о том, что гостю был оказан достойный прием. – Ты чего мокрая?
– Дождь на улице.
– А что ты вообще на улице делала в рабочее время?
– Я к врачу ходила, я ж отпрашивалась! – начала оправдываться я.
– А машины у тебя нет?
– Сегодня нет. И вообще, там три минуты ехать, полчаса парковаться.
– Ладно, что врач сказал? Больничный дал? – в голосе полковника послышалась надежда.
– Нет, сказал: рано или поздно все само пройдет, – отмахнулась я, трусливо избегая объяснений с начальством, и вновь повернулась к д'орезу великой Лагомбардийской республики. – Но… Лоренцио, какими судьбами? Что вы здесь делаете?
– Пришел умолять вас о помощи, – он широко улыбнулся.
Возможно, его улыбка и произвела бы на меня впечатление. Если бы я не помнила, что именно так он улыбался, когда влез ко мне в спальню, полагая, что я – его невеста. Я прикусила губу, подавляя истеричный смешок, и посмотрела на Павла Андреевича:
– Что на этот раз?
Полковник нахмурился и мотнул головой в сторону гостя, словно говоря: «Пусть сам рассказывает».
– Видите ли, – Гаудани слегка замялся, – дело в том, что Карисса…
– Только не говорите мне, что она опять пропала! – фыркнула я. – В этом случае рекомендую поискать у вдовствующей графини Алайстер! Говорят, у нее прекрасный дом!
– Нет, что вы! Карисса во дворце, но она… и я… – д'орез Великой республики выдохнул и продолжил более деловым тоном: – В Лаччио собираются выбрать нового Истинного Пастыря.
– Как-то они затянули с этим делом, – пробормотала я, вспомнив, каким образом умер предыдущий глава церкви.
– Не они, а мы, – поправил меня д'орез, – Лагомбардия все никак не могла утвердить своего представителя в Конклав, который и избирает Пастыря.
Он посмотрел на меня и, видя, что я ожидаю продолжения, вздохнул:
– Понимаете, Делрой… в последнее время он постоянно в плохом расположении духа. А уж после того, как он схлестнулся с Иеронимо, главным пастырем Лагомбардии, по поводу лечебницы, которую граф хочет открыть для бедных…
– Он еще и меценат! – не сдержалась я, с тоской поглядывая на коньяк. Мне вдруг захотелось напиться, чтобы хоть какое-то время не думать ни о чем. Заметив мой взгляд, Павел Андреевич потянулся к бутылке, но я мотнула головой: пока я не решила, что делать, с алкоголем стоило повременить.
– Не знаю, что это за слово, но Алайстер уперся в идею лечебницы. Они с пастырем чуть не поубивали друг друга. После этого граф мстительно отвергал все кандидатуры, предложенные духовным главой Лагомбардии. Дело дошло до попытки отлучения от веры самого Делроя. После чего тот открыто высказал все, что думает об Иеронимо.
– Как неосмотрительно…
– О да. – Гаудани подошел к столу, взял свой бокал и выпил его содержимое залпом. Я с завистью посмотрела на него:
– И что теперь? Новая война?
– Слава Создателю, обошлось! Прибыл пастырь Антонио, свою карьеру он начинал с того, что обучал принца Риччионе и его кузена. После продолжительных переговоров граф пошел на уступки, сказав, что даст согласие только в том случае, если Антонио отправится в Лаччио лично!
– Так в чем же проблема? – я покосилась на полковника Соколова, который с изумлением прислушивался к нашему разговору.
– Чтобы стать легатом Лагомбардии, пастырь должен был провести хотя бы несколько служб в главном тампле.
– Граф верен себе, – фыркнула я, вспомнив, как Рой прекрасно умел планировать каверзы. – Интересно, почему он так противился Иеронимо?
– Откуда я знаю? Вдовствующая графиня в узком кругу друзей высказала предположение, что ее сын – упрямый осел, – Лоренцио усмехнулся, – признаться, в последнее время я с ней согласен.
– Забавно. – Я все-таки подошла к столу и под неодобрительным взглядом начальника нагло отломила кусок шоколадки. – Но зачем вы рассказываете мне все это?
– При избрании Истинного Пастыря обязательно должны присутствовать правители государств, все мы имеем право вето на кандидатуру, выдвигаемую Конклавом. А уж в той ситуации, которая сложилась, нам необходимо следить за ходом выборов, – он многозначительно помолчал, а потом веско добавил: – Поговаривают, что возможен заговор.
– Мило. Но при чем тут я? Я ведь даже не мужчина, а если вспомнить, как ваши пастыри относятся к женщинам…
Д'орез смутился, это не укрылось от меня. Я скрестила руки на груди, всем своим видом выражая желание выслушать историю целиком. Гаудани вздохнул:
– Должен был ехать Делрой, но он отказался, сказал, что терпеть не может Лаччио, там слишком душно. Душно! Как будто его вилла не стоит на вершине холма над городом! – Лоренцио со стуком поставил бокал на стол. – Он отправил меня, тогда пастыри, опасаясь возможной угрозы со стороны Лагомбардии, выдвинули условие, что я должен приехать с женой.
– Разумно. Карисса – сестра принца и жена д'ореза Лагомбардии, – я усмехнулась, про себя добавив, что еще все прекрасно отдают отчет, что принцесса – возлюбленная графа Алайстера, который не допустит, чтобы даже волосок упал с ее головы. – В данном случае Карисса – прекрасная заложница, вы не находите?
– Нахожу! – резко бросил он и прошелся по кабинету. – Понимаете, однажды вы с блеском сыграли ее роль, и вот я подумал…
– Зачем рисковать женой, когда есть другая? – я повернулась к полковнику и устало посмотрела на него. – Полагаю, приказ подписан? Мне собирать вещи? Или, как обычно, коньяком напоите, и в путь?
Заметив заинтересованные взгляды обоих мужчин, я осеклась, вспомнив, что коньяк был импровизацией Роя. На душе стало еще паскуднее.
– Голованова, не кипятись! – Павел Андреевич снял очки и положил их на стол. – Приказа нет.
– Как это нет? – опешила я. Гаудани смущенно потупился:
– Видите ли, я не настолько хорошо знаком с теми, кто правит вашим миром.
– Ну так попросили бы вашего друга, графа Алайстера! – огрызнулась я. – У него неплохо получается!
– Он отказался.
– Что? – я не поверила своим ушам. Это было не похоже на Роя.
– Он отказался, – повторил Гаудани, – более того, пригрозил убить меня, если я решусь побеспокоить вас.
– И как же вы осмелились после этого? – издевательски протянула я, игнорируя предупреждающие взгляды полковника.
– У меня нет выбора. Вы – наша единственная надежда, – пояснил д'орез и доверительно сообщил: – Дело в том, что Карисса ждет ребенка.
– Вот как… – пробормотала я. – Поздравляю…
– Да, вы не представляете, как ей, бедняжке, плохо! – тем временем жаловался Гаудани, поглядывая больше на Павла Андреевича, словно ища сочувствия. – Особенно по утрам!.. А недавно она упала в обморок. Мы так испугались, решив, что ее отр…
– Я поняла! – быстро перебила я, опасаясь, что мой начальник легко сопоставит симптомы. – Вы хотите, чтобы я изобразила вашу жену?
– Это не займет много времени, всего пару недель! – уверил Лоренцио, воспрянув духом. – Вам и нужно будет лишь пожить со мной в одном доме недалеко от Лаччио, может быть, потанцевать со мной на торжественном ужине, у нас ведь неплохо получалось, помните?
Гаудани вновь улыбнулся. Игнорируя изумленный взгляд своего начальника, я усмехнулась и подошла к окну. За мокрым стеклом находился мой город. Серый, унылый и величественный. Основанный великим императором на человеческих костях. Ставший одним из самых красивых городов мира.
Здесь – моя жизнь, родные, работа, Сашка, ожидающая, что я приму правильное решение… Я взглянула на стекло, усеянное каплями дождя.
В Лагомбардии светило солнце, плескало волнами бирюзовое море, на холмах возвышались руины древних храмов, воздух наполнял запах лимонов, а в бокалы наливали хмельной малиновый фьен… а еще там был Рой. Отец моего будущего ребенка, который заплатил мне целое состояние и не хотел меня видеть…
Что ж… судьба дала мне еще один шанс. Шанс еще раз все взвесить и решить, чего я хочу. Я знала, что многие прокляли бы меня за подобное решение, но я была фаталисткой. Вернее, стала ей после встречи с Роем. От судьбы не уйти, и если ребенку суждено было родиться, он непременно родится.
– Знаете, Лоренцио, я, пожалуй, приму ваше предложение, – вдруг неожиданно даже для самой себя сказала я. Полковник недовольно крякнул:
– Голованова, ты в своем уме?
– Так точно!
– Ты понимаешь, во что ты ввязываешься?
– А в чем проблема? – я пристально посмотрела на него. – Недавно вы же сами меня уговаривали исполнить приказ!
– Так то приказ был! От самого! – он поднял палец вверх, указывая на портрет. – А теперь что? Как мне тебя по ведомостям проводить?
– А теперь, – я задумалась, затем усмехнулась. – Вы же мне отпуск обещали! В любую страну! Было?
– Было… – процедил полковник, недобро поглядывая на меня.
Года три назад это ввергло бы меня в ужас, год назад я бы побоялась, еще месяца два назад я бы смутилась, но сейчас я просто подошла к столу, взяла очередной лист бумаги, написала несколько фраз и протянула на подпись:
– Вот как раз и догуляю, как все и хотели!
– Думаешь, я так просто тебе сейчас его подпишу?
– Надеюсь, вы не выбросили предыдущее мое заявление? Если выбросили, то я напишу новое!
Несколько минут мы просто смотрели друг на друга, затем я почти жалобно вздохнула:
– Павел Андреевич, ну пожалуйста, мне ведь не хочется рассказывать дома, что вы мне отпуск не дали!
Это был запрещенный удар, но терять мне было нечего. Полковник это понял.
– Твоя взяла, – скрипя зубами, он поставил размашистую подпись и вернул заявление мне. – Отдашь в приемной! Пусть Люба зарегистрирует как положено.
– Спасибо, – кивнула я. – Лоренцио, идемте! Не будем терять времени!
– Конечно. – Не веря, что все так легко получилось, он направился к дверям.
– Стоять! – Павел Андреевич, сердито насупив брови, смотрел на меня. – А в подвал вы как попадете? Гаудани вон два часа ждал, пока я дверь снаружи открою!
– Не беспокойтесь, товарищ полковник, – я улыбнулась. – У меня есть ключ.
– Матери позвони, – донеслось до меня, когда я уже намеревалась закрыть дверь. Я вновь заглянула в кабинет:
– Так ведь вы с Лидией Михайловной общаетесь! Вот и скажите ей, она передаст!
– Голованова!!! – взвыл полковник.
Я, мстительно улыбаясь, поспешно выскочила в приемную, сунула перепуганной Любочке заявление и торопливо зашагала по коридору. Лоренцио шел рядом. Я заметила, что брюки ему слегка узки, а вот рубашка широковата в плечах, словно он взял эти вещи у кого-то. Я даже подозревала у кого. Скорее всего, граф Алайстер не знал, что Гаудани позаимствовал эти вещи из его гардероба. Я могла лишь догадываться, но дело наверняка не обошлось без Далии. При мыслях о ней на губах заиграла улыбка. Я скучала по служанке и ее пикировках с Боно. Черт! Я даже по Козимо скучала, находя белобрысого интригана забавным!
Мы подошли к заветной безликой двери, ведущей в старый подвал. В прошлый раз Павел Андреевич открывал ее с помощью нескольких ключей и магнитных карт. На этот раз я просто протянула руку с браслетом – подарком графа Алайстера. Дверь распахнулась.
Лоренцио с изумлением посмотрел на меня:
– Ключ от всех дверей? Делрой отдал его вам?
– Да, пойдемте! – поторопила я д'ореза, опасаясь, что начальник передумает и заставит вернуться.
Торопливо сбежав по ступеням, я первой прошла сквозь иллюзию кирпичной стены. Гаудани только хмыкнул за спиной. Ждать его я не стала. Пахнуло свежестью грозы, и я оказалась в уже знакомом подвале.
Над головой зажегся гль'ойн – стеклянный шар, внутри которого горел огонек, – чрезвычайно хрупкая субстанция. Я улыбнулась ему, словно старому знакомому. Лоренцио как-то странно покосился на меня, но промолчал.
Коридор закончился тупиком. Огромные шкафы, напоминавшие книжные, стояли вдоль стен. Двери в другие миры. Я точно помнила, какая из них ведет в кабинет, студиолло Роя на его вилле в Лагомбардии, и нерешительно посмотрела на Гаудани.
– Лоренцио, а как мы сможем скрыть свое присутствие на вилле графа Алайстера? Или есть еще какой-то вход?
– Нет, но мы не пойдем на виллу, – он подошел к одному из шкафов, который я тоже хорошо помнила. – Мы отправимся в Междумирье, и оттуда я открою портал во дворец.