Елена Данилова Почему после 40-ка не поздно! И есть ли жизнь после монастыря?


Введение


Я собираюсь рассказать историю женщины, которая в 22 года откладывает красный диплом МГУ и выбирает жизнь в монастыре, проводит в стенах обители 16 лет, возвращается в «мир» накануне своего сорокалетия, выходит замуж, рожает своего первого ребенка почти в 41 год, и в течение 7 лет успевает родить еще троих детей, а будучи мамой четверых, находит себя в поддержке женщин как доула.

Мне самой не верится, но все написанное – обо мне. Начала писать и говорить о себе только сейчас, когда мне пятьдесят.

Монастырь был запрещенной темой для меня 10 лет точно после того, как я вернулась к прежней жизни. Я не могла говорить об этом даже с мужем. Очень злилась на него, когда он с гордостью говорил в компаниях, что его жена из монастыря. Наверное, мне казалось, что меня сочтут сумасшедшей или, как минимум, странной.

Безусловно, каждый человек уникален и любая жизнь полна событий и опасных поворотов. Но некоторые истории вызывают у нас особое удивление и захватывают необычными почти нереальными приключениями. Именно об одной такой жизненной истории и пойдет речь в этой небольшой книге.

Речь пойдет не о том, зачем уходят в монастырь и почему возвращаются из него, не только о женщине, неожиданно ставшей многодетной мамой после 40 лет, не только о поиске предназначения и своего места в жизни. Вы увидите на реальных событиях, как могут развернуться жизненные лабиринты, если слушать себя и доверять Богу. И, в конце концов, – это просто любопытная и весьма необычная история.

Итак, приглашаю вас, друзья, вместе со мной вспомнить и еще раз прожить.


Часть 1. Монастырь

Глава 1. А что там в детстве?


Первый вопрос, который мне задавали, узнав, что я прожила 16 лет в монастыре: «Ну и что у тебя случилось? Какая трагедия тебя туда занесла?»

А я попробую заглянуть чуть дальше, в детство и юность. Может, я была какая-то особенная, необычная? Может, семья была глубоко верующая, церковная? Может, бабушка тайком крестила и водила в Церковь?

Сразу скажу, семья у меня была совсем не церковная, даже крещен никто не был. А бабушка и вовсе была ярая коммунистка и фанатка Сталина. Жили же мы в действительно святом месте. Родители, ученые-физики, работали в закрытом городе Арзамас-16 (ныне Саров), который построен на месте древнего Саровского мужского монастыря. То есть древние монахи ходили именно там, где в моем детстве находилась музыкальная школа, театр, детская поликлиника и еще куча магазинов и административных зданий. О существовании монастыря, высоченных храмов на месте городского сквера и тем более о пещерах под территорией монастыря я в детстве и не подозревала. Видела только одиноких бабушек, которые частенько направлялись в лес за водой на загадочный «источник батюшки Серафима» в еще более загадочную «пустынку». Пустынка батюшки Серафима – это место, удаленное от самого монастыря, где в свое время уединенно жил прп. Серафим Саровский. Во времена его бытия там стоял небольшой домик, рядом с которым батюшка своими руками выкопал источник – он впоследствии и стал считаться чудотворным. Будучи школьницей, я об этой стороне жизни совсем не думала, потому что никто из моего окружения не был близок к Богу и батюшке Серафиму. А бабушки, шедшие молиться на святой источник, жили в какой-то параллельной реальности.

Какая я была?

Я плохо помню детство. Это может что-то значить, а может не значить ничего. Мама и папа были немногословные, в семье мы с сестрой никогда не слышали нравоучений, и я не помню, чтобы меня ругали или воспитывали со строгостью. К сожалению, родителей уже нет, и именно сейчас, когда мне так хочется расспросить о своем детстве, спросить не у кого.

С детских фотографий на меня чаще смотрит маленькая серьезная девочка со строгим и проницательным взглядом. Да, с ранней юности я помню себя с горизонтальными морщинами на лбу, как будто уже тогда была взрослой, старше своего возраста. Мы со старшей сестрой всегда были чересчур самостоятельными, не задавали вопросов и детские проблемы решали сами. Сейчас мне даже не верится, что бывают такие дети, которые не задают вопросов. Например, я помню, как в 6 лет одна ходила в балетную студию на другой конец города. И когда меня в студии отругали за пропуск по болезни, я просто перестала туда ходить. А мама об этом узнала намного позже…

Начиная с детства, я помню постоянно сопровождающее меня чувство одиночества. Подруги вроде бы были, но не было вот той самой близкой, с которой и в огонь, и в воду, и болтать на все подряд темы. Часто получалось так, что нас, подруг, трое, и двое из троих «дружат дружнее». И я была та самая третья. С одной стороны, хорошо, что мне в семье не навязывали мнение и не ограничивали моих решений и выборов, но очень не хватало эмоциональной теплой поддержки. Мама была молчаливая и ровная во всем. Она не спрашивала меня, как мои дела, а я не рассказывала ей о трудностях и все решала своими силами.

А в начальной школе, когда меня не приняли в октябрята за плохую успеваемость, я разработала целую систему перехода в отличники из троечника. Делюсь секретом:

Я выучивала урок и поднимала руку. Меня как троечника, конечно, тут же спрашивали, и я неожиданно для учителя отвечала на «пять». Дальше по этому предмету можно было расслабиться на пару уроков и то же самое проделать по следующему предмету. То есть готовилась я не каждый раз, а через один-два урока, но наизусть. И поднимала руку. Возможно, вы не поверите, но к концу года я стала отличницей. Не люблю рвать когти из-за первых позиций, поэтому спокойно до конца школы училась хорошо, без фанатизма и троек.

Вы уже поняли, что об этом случае родители тоже не узнали. Не помню, чтобы со мной хоть раз кто-то делал уроки или спрашивал, какую оценку я сегодня получила. Я всегда сама выбирала себе секции и увлечения.

За школьные годы успела позаниматься немного в музыкальной школе, повисеть там на доске почета и бросить после сломанной ноги. Прекрасно помню этот грустный взгляд преподавателя, когда я с ней прощалась. Много позже, уже будучи взрослой, я жалела, что так глупо поступила и не получила музыкальное образование. Мама пожалела меня и предоставила право решать: «Можешь не ходить, если не хочешь», – сказала она, когда пришло время возвращаться после болезни.

Каждые выходные мы или всей семьей ехали за город на пикник, или шли с папой на лыжах в лес, который начинался сразу за нашим домом. Папа соединял наши лыжные палки, и я прицепом катилась за ним по лыжне. В моем детстве было очень много папы. Благодаря папе я научилась кататься и на горных лыжах и водить машину. Занятия горными лыжами для меня пахнут чаем с лимоном из папиного термоса и бутербродами с копченой колбасой. Чай из термоса и бутеры мы жадно поглощали в вагончике на горнолыжном склоне, отогревая красные от мороза щеки.

Еще я успела позаниматься в театральной студии и танцевальном коллективе, попрыгать с парашютом и подружить аж с двумя мальчиками. После балетной студии в 6 лет и музыкалки, которую я бросила с разрешения мамы, первым моим сознательным увлечением были танцы. В студию танца я пошла за подругой. И хотя я не стала там солисткой и никогда не была на первых позициях, но именно танцы я в мечтах видела делом жизни. Мне очень нравилось ощущение во время выступления, когда ты полностью погружаешься в движения и уже ничего вокруг не видишь – ты и танец!

В студию же и пришел новый режиссер молодежного театра рассказать о себе и пригласить нас, молодых ребят, попробовать себя в качестве актеров.

Тогда в молодежный театр собралось множество подростков из всех кружков и студий ДК, где мы занимались. В одной компании оказались мы, классические танцоры, брейк-дансеры, опытные читатели и даже любители вышивать бисером. Если честно, актер я плохой и никогда мне не нравилось это направление, но собралась очень разношерстная компания девчонок и мальчишек самого разного возраста, и закрутилась бурная, весьма добрая и теплая жизнь. На репетициях мы учились передавать чужие чувства и замечать свои, разбирали и заучивали необычные басни, ставили спектакли, конечно. За пределами ДК наша компания тоже почти всегда была вместе: походы за город, летом отдых на озерах, вместе в кино и кататься на машинах. Даже на море один раз ездили под присмотром режиссера. И, что удивительно, мои родители очень спокойно относились к моим вечерним репетициям и ночным прогулкам. Наверное, потому что училась я хорошо и в подозрительных историях замечена не была никогда. Театр появился примерно в классе седьмом или восьмом, и с этого времени танцев стало меньше.

Ближе к концу школы я попала в парашютную секцию. К нам в школу пришел тренер по парашютному спорту и пригласил желающих попробовать. Помню, как прямо в спортивном зале Володя, так звали тренера, складывал парашют, а мы наблюдали, раскрыв рты от восхищения. Конечно, я захотела! В секции все сначала прыгают по три пробных прыжка с уже собранным парашютом и принудительным раскрытием. Принудительное – это когда к кольцу, которое раскрывает парашют в воздухе, прикрепляют стропу, и с ее помощью происходит раскрытие почти сразу после выхода из самолета. Самые смелые идут дальше в секцию, где их учат самостоятельно складывать парашют, прыгают они с большей высоты и сами дергают за кольцо. В секции меня называли бесстрашной, потому что давление у меня не скакало перед прыжком, как часто бывает от страха и волнения. Тем не менее, пропустив несколько недель прыжков, я тот самый страх уже не смогла преодолеть и бросила секцию на двадцать первом прыжке.

В шестом классе у меня случился первый и очень недолгий роман. Мне понравился мальчик из параллельного класса, и я, недолго думая, написала ему записку и предложила дружить, а он согласился. До сих пор стыдно, когда вспоминаю свою наглость и самоуверенность. Это был тонкий белокурый мальчик с зелеными глазами. Я влюбилась во внешность, характера не знала вовсе. Продлилась дружба недолго, и впоследствии я никогда о нем не вспоминала. Кстати, сейчас этот мальчик спился, ушел из семьи, оставил детей и пребывает в самом плачевном состоянии.

Второй роман настиг меня в девятом классе. Сашка был самым красивым брейк-дансером – спортивный, русый, высокий, очень добрый и спокойный. Мы познакомились в нашем театре. По Сашке сохли все девочки, а я просто смотрела со стороны. Вы будете смеяться, но через полгода театральных постановок мы уже дружили, только я совершенно не помню, как это произошло. Сашку я проводила в армию перед самым поступлением в университет и… не дождалась. Но это совсем другая история.

Сколько себя помню, мне всегда хотелось быть «не такой, как все». Когда мне было 15 лет (я почему-то запомнила этот момент), в обществе стали больше и свободнее говорить о Церкви, о Боге и Православии. Начали восстанавливаться храмы и монастыри, снова зазвучало церковное пение. Помню, в городе восстановили первый храм, закрыв хозяйственный магазин, долго занимавший это здание. Именно с него и началось очень медленное преображение административных помещений в монастырские корпуса и величественные храмы мужского монастыря. В то время многие начали принимать Крещение и свободно бывать на службах. У меня тоже появилось пока еще не отчетливое стремление двигаться в сторону Бога, но я остановила себя. Мне помешала моя привычка «быть не такой как все», «не следовать за толпой». Возможно, просто не пришло мое время.

Ранее за все детство и школьные годы не помню ни одного храма, в котором бы проходила служба. Мы с папой частенько по выходным заезжали в разрушенные храмы, печально стоящие в ближайших селах. Помню разрушенные стены пустых храмов женской обители, высокие стены с черными проемами окон. Темные и страшные подвалы, заваленные мусором и землей. Трудно было представить, что когда-то и здесь забурлит жизнь и зазвучит церковное пение. И монастырь станет чуть ли ни самым желанным местом для спасения верующих со всей России.

Как видите, в моем детстве нет предпосылок для монастырской жизни, кроме явно святого места жительства. Я вижу девочку, которая умеет жить свободно и любит жизнь со всеми ее возможностями и неожиданностями. В дальнейшем эта моя особенность никуда не исчезла.


Глава 2. МГУ


К концу школы я не знала, чего хочу от жизни и кем буду. Подумывала о МИФИ по стопам родителей (в Сарове есть отделение московского вуза), но что-то не сложилось. Принято было решение поступать туда, куда смогу поступить (у меня была не самая хорошая подготовка). Поэтому поступила я в МГУ на геологический факультет. До сих пор не понимаю, что меня дернуло именно туда.

Так началась взрослая жизнь. Учеба, картошка, практики, опять студии танцев, гимнастика вместо физкультуры – я даже успела каким-то чудом выступить от вуза на соревнованиях.

Я начала учиться на кафедре инженерной геологии – цель была получить специальность, которая пригодилась бы мне по возвращении в родной город. Нам с папой виделось, что инженер-геолог может работать, например, в строительстве. Еще со школы я была прилежной ученицей и до сих пор все мои сокурсники вспоминают меня как серьезную молчунью. Мне легко было учиться, здесь тоже были свои облегчающие схемы. Например, по многим предметам достаточно было посещать все занятия – и пятерку ставили автоматом. У меня получалось легко, несмотря на то что специальность изначально мне была не близка. Обучение в МГУ отличается от обучения в техническом вузе по той же специальности. Мы углублялись в историю Земли, рассматривали минералы и изучали их свойства, признаюсь, меня увлекла учеба. Формул и схем было немного, зато красоты предостаточно, начиная с самого места учебы.

На спортивную гимнастику я попала тоже с целью оптимизировать время и сдачу зачетов по физкультуре. Я не люблю беговые лыжи, бег и нормативы по этим дисциплинам, а все это нужно было делать. И я нашла замену. Вместо физкультуры можно было посещать любую секцию в стенах МГУ, и зачет ставили автоматом. Я выбрала гимнастику. На гимнастике собрались девочки разного возраста и подготовки, кто-то со спортивным разрядом, а кто-то и вовсе без опыта в этом виде спорта. Меня посмотрели, оценили мои данные и возможности и взяли в команду. Позже я выступала по 3 взрослому разряду. Именно в то время научилась делать разные прыжки на дорожке, много простейших элементов на брусьях и бревне. Мне было очень удобно, что, занимаясь интересным для меня видом спорта, я получаю и зачет по физкультуре. Как только этот предмет у нас закончился, гимнастику я покинула.

На первом курсе я попробовала несколько разных студий уличных танцев. В больших залах собиралось множество ребят, и все повторяли за тренером движения танца. Было здорово! Любовь к танцу никогда уже меня не покинет, и я надеюсь, что когда-то непременно вернусь к своему увлечению.


Перед первым курсом нас, новоиспеченных студентов, послали на картошку. Раньше это была обычная практика, но тот год был последний, когда студентов вовлекали в сбор урожая. Мы торжественно закрыли эту советскую традицию.

Нас вывезли в какие-то подмосковные поля и разместили в неотапливаемые бараки. Не помню, почему так вышло, – то ли это было нормально, то ли мы сами перемешались, но в комнате у нас были и мальчики, и девочки. Вот тут-то мы и познакомились с Вовкой. Молодой человек с длинной кудрявой шевелюрой и постоянной улыбкой до ушей, Вовка в любую погоду ходил в футболке и с рюкзаком за спиной. Спал Вовка только на полу, а после нашего знакомства переместился под мою кровать. Самым ярким воспоминанием о нашем общении с Вовкой остался один момент. Поле, дождь, грязные кучи земли и картошки, чумазые и уставшие, но почему-то счастливые мы. Вовка поднял меня на плечи, то есть я лежу горизонтально на его плечах, а он покачивает меня из стороны в сторону. Я отлично помню чувство абсолютного спокойствия и блаженства, как будто все вокруг замедлилось и остановилось. Только поле, дождь, и мы качаемся.

С Вовкой же на картошке я впервые села на лошадь. Ребята договорились с местными и нам дали покататься. Поздно вечером, тайком от старших, мы отправились на местную конюшню. Там нам выдали лошадей, на которых мы забрались прямо с кучи дров. Моя красавица была без седла и уздечки. Хозяин просто шлепнул ее по спине, и мы понеслись по полю… Не представляю, каким чудом я осталась «в седле» без седла, но это было незабываемо. Никогда после в моей жизни мне больше не удалось пролететь вот так свободно по полю на лошади.

Мы с Вовкой просто дружили. Курсе на третьем Вовка женился, и у него появился первый ребенок. Мы и сейчас дружим, а то, что он был влюблен в меня, я узнала много позже и случайно.


Общежитие в главном здании МГУ до сих пор вспоминаю с особым теплом. Можно было месяцами не выходить на улицу. В одном здании и учебные аудитории и общежитие, и библиотеки, и спортзалы, и бассейн, и кинотеатр, и магазины и столовые с ресторанами. Учебные аудитории в главном здании МГУ располагаются в центральной части высотного здания. А боковые ответвления с башнями занимают общежития. Двадцать два этажа жилых комнат с открытой крышей на двадцатом этаже. Гулять и загорать мы выходили на крышу чуть ли не прямо из окна комнаты. Что я имею в виду? – На крышу вела дверь, и любой желающий мог попасть на нее беспрепятственно.

Люблю это время в моей жизни. Иногда хочется вернуться туда, еще раз поучиться. Когда думаю о том времени, вспоминаются друзья, долгие прогулки по Москве, Дом художника, который мы почему-то очень любили. Вспоминаются аудитории с запахом дерева и сукна, навевающие ощущение монументальности, библиотеки со старинными светильниками, «профессорская столовая» с ароматными булочками и вкуснющим компотом. Еще крымские практики, горы и карьеры, купание голышом в море и первые серьезные отношения. Как много всего возникает в памяти! Самое начало взрослой жизни, которая так скоро кардинально изменится.

А еще я возвращаюсь туда мыслями, потому что остается чувство недопрожитости. Мне не хватило вот того времени беззаботности и свободы, когда можно все пробовать и не бояться ошибиться. Я не догуляла по красивым улицам, не дотанцевала, не довлюблялась, не доходила в кафешки и клубы, не допутешествовала. Не нажилась той жизнью, когда еще больше замечаешь хорошего и быстро забываешь грустное.

Храмы вокруг я начала замечать только на последнем курсе. Путь мой к Богу начался с секты. Одна моя сокурсница пару лет активно звала меня на собрания корейских христиан. Я сопротивлялась, но в какой-то момент, не помню почему, решила попробовать и пошла. Там оказались все такие добрые и гостеприимные, что я осталась. В тот же момент у меня появилось Евангелие. Не поверите, но на тот момент я не понимала, где продаются духовные книги, свечи и крестики. И мне пришлось изрядно поискать, где же в Москве находятся лавки с церковной утварью. Возможно, именно с посещением такой лавки у меня и поселились сомнения в корейских ребятах. В книжной церковной лавке очень чувствуется благодать, она витает в воздухе с запахом воска, ладана и свеженапечатанных книг, чего на собраниях корейских христиан я не видела и не ощущала.

Таким образом, продолжалось мое общение с корейской общиной недолго. Я никак не могла понять, где же эти собрания соединяются с храмами? Где совершают Крещение? А когда я увидела свадьбу в исполнении священника – парня в костюме с галстуком, то сомнения прочно поселились в моей голове.

Ответы на многие вопросы я получила после очередной поездки домой. Мы с ребятами из театральной студии были в гостях у нашего режиссера, и он с упоением делился с нами прочитанным в маленькой книжице. Я даже запомнила ее название: «Праведные и грешные. Непридуманные истории», Зоберн В.М. Книга состоит из рассказов, основанных на реальных историях. Истории эти довольно увлекательно повествуют о религиозной жизни дореволюционной России. Я слушала, и у меня живо складывалась картинка, мое внутреннее ощущение соединялось именно с этими образами праведников и «грешников» из книжки.

Дело в том, что в сознании была четкая связка, что Бог как-то связан с храмом, батюшками и службами. А в корейских собраниях всего этого не было, и меня не покидало чувство какой-то подделки. Да, после этой книжицы все встало на свои места.

По возвращении в Москву я пошла в ближайший храм и приняла Крещение. Случайным образом это случилось в Праздник Вознесения Господня, как я потом узнала. И, конечно, в корейской общине меня больше не видели.

Дальше я накупила кучу книг и начала читать. Вскоре узнала, что одна из девочек моего курса работает в детском приюте. Тут же я выяснила адрес и отправилась проситься помогать в приюте. Там мне объяснили, что работать в приюте можно только по благословению их духовника о. Аркадия, настоятеля храма при Первой Градской больнице и училище сестер милосердия. Что же? Отправляюсь туда и получаю это благословение. Вот сейчас задумалась, а почему я не пошла учиться в это училище сестер милосердия, например? Почему пошла именно в приют и потом в монастырь? Я сама для себя делаю вывод, что все-таки выбор мой был не спонтанным, не фанатично-эмоциональным, а продуманным. Я, вероятно, хорошо понимала, что хочу не просто благочестивой жизни в миру, а уединенной, за монастырской оградой.

Я никогда не была серой мышью. Да, серьезная и молчаливая, но не замкнутая и нелюдимая, какими представляют девушек, уходящих в монастырь. До монастыря я побывала уже в трех серьезных отношениях с мужчинами и не нашла «своего». Что так повлияло на мое решение вот так отважно и бесповоротно поменять свою жизнь? Многие девушки моего возраста в то время начинали бывать в храме и читать книги, у многих перед глазами были примеры благочестивых родственников и знакомых, но далеко не у всех возникало желание посвятить себя монашеской жизни. Говорю об этом, потому что существует очень стойкое убеждение, что в монастырь идут от несчастной любви или ее отсутствия. Так что мои отношения с мужским полом не повлияли на выбор пути.


Глава 3. Решающий год, благословение в монастырь


Проходит год, за который очень многое поменялось. 1995 год, Москва, закончена учеба на геофаке МГУ, красный диплом получен, документы в аспирантуру поданы – на всякий случай. При этом я живу в общежитии при храме, работаю воспитателем в детском православном приюте, подала документы на очное отделение в Свято-Тихоновский богословский институт. Сейчас он называется немного иначе и включает в себя отделение, где готовят священнослужителей и отделение с многочисленными факультетами духовной направленности: историко-филологический факультет, факультет церковных художеств, факультет церковного пения и другие. Я для себя выбрала историко-филологический. Помню, мне просто хотелось двигаться в сторону духовности и Церкви, но я пока не очень понимала как.

Я была одинока. Были подруги, но не много и не близкие. Мне проще было дружить с мужчинами любого возраста. Причем часто получалось так, что я искренне дружила, а много позже оказывалось, что молодой человек был в меня влюблен и даже считал, что мы встречаемся с серьезными намерениями. Но все же несколько таких отношений, которые и я сама считала серьезными, было. Да вот только ни с одним из этих мужчин у меня не щелкнуло, я не чувствовала «своего».

Работая над книгой, я попросила моих бывших сокурсников-друзей рассказать, какой я была в их глазах тогда. И вот что они написали:

Ленка выглядела строго, иногда даже сурово. А выражение лица от «весёлой подружки» до «серьезной студентки», менялось всегда неожиданно и быстро. И хотелось ее развеселить, уж очень ей шло улыбаться. Тогда мы как раз увлекались творчеством «Крематория», и почему-то казалось, что «маленькая девочка, со взглядом волчицы» – это про нее, хотя это больше касалось внешнего. Ну и красивая, конечно, маленькая и очень ладная. Вообще она как-то умудрялась выглядеть свежо даже в мокрой колее в поле при сборе гнилой картошки в совхозе или после ночевки в холодном корпусе пионерлагеря, куда на эту картошку заселили наш первый курс. Еще, наверное, бесшабашной можно назвать, пошла вместе с группой товарищей по предварительному сговору кататься на колхозных лошадях, без седла, без сбруи и без какого-либо опыта в обращении с копытными позвоночными. Не влюбиться в неё было невозможно, скажем прямо.

Загрузка...