Закончила чаевничать, поставила чашку в посудомойку. Несмотря на беспокойную ночь, когда спала урывками и просыпалась от кошмаров, в которых убегала от гнавшихся за мной на бешеной скорости адских клоунов в гоночных болидах, утром я была на удивление собранной: встала, оделась, выгуляла и покормила собак, с боем пробудила своих ненаглядных сонь от спячки, но вот заставить их съесть хоть что-нибудь полезное на завтрак не смогла. Еще удалось минут пять поскроллить колонку позора в Daily Mail и выпить вторую чашку чая, размышляя, что, может, и мне стоит почаще «выставлять ножки напоказ», вдруг на них кто-нибудь клюнет, и стараться «не скрывать свои формы». Хотя лучше будет не забивать себе голову подобной ерундой, а то скоро дойдет до того, что я устроюсь перед телевизором, стану смотреть «Доброе утро, Британия!» и соглашаться во всем с ведущим Пирсом Морганом.
Хотя о таком безмятежном утре я могла раньше только мечтать, ведь тогда мне надо было накормить сопротивляющихся малышей завтраком Weetabix, а им было интереснее подбрасывать разбухший в молоке овсяный батончик до потолка, чем отправлять его себе в рот (вы хоть представляете, как трудно отодрать присохшие намертво к штукатурке комки Weetabix? Намного труднее, чем отколупать саму штукатурку). Такое спокойное утро было просто невозможно, ведь надо было собрать детей в садик: ты пытаешься натянуть ботинки на одного ребенка, который «забыл», для чего нужна обувь, при этом убеждаешь другого, что ему таки надо надеть штаны, потому что в детсад с голым задом не пускают, и никакая Раста-мышь из мультика тебе не указ.
Разумеется, и сейчас не каждое утро выдается таким благостным. Все еще нет-нет, да и приходится орать: «НЕ ЗНАЮ Я, ГДЕ ТВОЯ ФИЗКУЛЬТУРНАЯ ФОРМА, ИЩИ САМ!» или «Просто стоять посреди комнаты с потерянным видом и канючить, что не можешь ничего найти, НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ТЫ ИЩЕШЬ!» – при этом материться вполголоса, потому что пытаешься залогиниться в дурацком электронном кошельке ParentPay, чтобы в очередной раз пополнить счета своих школьников.
Однако накануне вечером я проявила больше организованности, чем обычно, и заставила детей заранее собрать портфели, приготовить спортивную форму и принадлежности для ИЗО, потому что следующее утро хотела провести без стресса, крика и ругани, ведь у Джейн сегодня экзамен по вождению, а значит, надлежало создать безмятежную, мирную обстановку, чтобы она могла сосредоточиться и сконцентрироваться перед экзаменом. Было так приятно осознавать, что мои старания увенчались успехом.
Пора было выходить. Я взяла ключи, сумку, пальто, попрощалась с собаками и позвала Джейн, чтобы та спускалась.
Спустя двадцать минут моих настоятельных призывов от Джейн все еще ни слуху ни духу. Пришлось подняться на второй этаж и начать тарабанить в ее дверь, из-за которой доносилось лишь невнятное ворчание, на что я ей не шутя пригрозила, что если СИЮ минуту она не спустится вниз, то я уезжаю без нее (хотя какой смысл мне ехать на ее экзамен без нее?). И что вы думаете? Ноль реакции – стою я под дверью дальше и хриплю осипшим голосом.
– Джейн! ДЖЕЙН! Шевелись, Джейн! Мы опаздываем! Джейн, ты меня слышишь? ДЖЕЙН! Ты меня слышишь или нет? Ради всего святого, Джейн, давай уже выходи, нам надо ЕХАТЬ!
Питер высунул голову из своей спальни.
– Мам, а ты не можешь типа не орать, а? Я щас в Xbox с друзьями, и они тебя слышат. Это рили напрягает.
– Тогда будь добр, скажи своей сестре, что нам надо уже ехать!
– Ваще-то, мам, у меня тут игра идет вовсю! – возмутился Питер, нахлобучил наушники и вернулся к своей дебильной компьютерной игре, которая наверняка сжигает все его нежные подростковые синапсы дотла.
– Питер! – перекинулась я на него. – ПИТЕР! Выключай компьютер и собирайся в школу, ты же опоздаешь. У меня нет времени везти тебя на остановку, ты идешь пешком! Питер! Ты слышишь меня?
Из комнаты Питера донеслось хрюканье, которое могло означать что угодно: например, что он меня слышит и сейчас начнет собираться, хотя точно таким же хрюком тинейджеры общаются между собой в интернете, а может, это хрюкнул компьютер, когда сын прикончил в игре еще одну ведьму. Учитывая, что Питер вымахал выше меня на десять сантиметров, я просто физически не смогу вытащить его из-за компа и мне остается лишь изрыгать пустые угрозы да время от времени менять пароль от вайфая, чтобы он хоть разочек меня послушался.
– ДЖЕЙН! – крикнула я снова, поражаясь тому количеству дней, месяцев, да что там, лет, которые я провела на лестнице, тщетно взывая к своим любимым чадам, чтобы они покинули норы и вышли из дома. Количество этих часов, наверное, будет удручающим и сопоставимо с тем, что проводишь на унитазе за всю свою жизнь, хотя, как мне представляется, время в сортире должно быть подсчитано отдельно для мужчин и для женщин, ибо моему уму непостижимо, насколько разительно пищеварительная система мужского организма отличается от женского, потому как мужчины сидят в туалете приблизительно в пятнадцать раз дольше. По крайней мере, в следующий раз, когда мне на глаза попадется статистика, утверждающая, что 213 дней своей жизни мы проводим в туалете, я спокойно посчитаю эти данные искаженными, потому что на моем опыте женщинам едва ли удастся за всю свою жизнь набрать хотя бы дня три на вынужденную стремительную дефекацию, в то время как мужчины проводят на толчке кучу времени, вдумчиво и основательно опорожняя кишечник.
От таких занимательных мыслей меня отвлекла Джейн, наконец-таки выплыв из своей комнаты и продефилировав вниз по лестнице.
– Наконец-то! – сказала я. – И чем ты все это время занималась?
– Делала укладку, не видно? – отрезала Джейн.
– Ну конечно, – выдохнула я. Как же глупо с моей стороны было предположить, что в жизни может быть что-то важнее, чем ежеутренний ритуал поклонения Великому Алтарю Стайлера Всемогущего.
– Ну пошли уже, а то опоздаем!
– Расслабься, мам! – ответила Джейн. – Что ты вечно стрессуешь? Это вредно, ты же в курсе. Закончишь инфарктом. И вообще, у нас вагон времени!
– Нет, не вагон!
– Ну, я просто прибавлю газу по дороге, и будет норм.
– Нет, Джейн, так нельзя. Нельзя, чтобы тебя оштрафовали за превышение скорости по пути на экзамен по вождению! И потом, пока у тебя нет прав, оштрафуют меня, а ты не получишь страховку, если тебя остановят за превышение скорости.
– Ну, раз уж ты заговорила о страховке, значит ли это, что ты мне и машину купишь, если я получу права? – стала тут же клянчить Джейн.
– Что? Еще чего! Про такое я не говорила.
– Ну и какой смысл тогда разговаривать, если ты не собираешься покупать мне авто? На чем мне в школу ездить, если у меня нет машины?
– На автобусе! Как все последние шесть лет, – уточнила я. – Бессмысленно обсуждать это сейчас даже чисто теоретически, потому что ты еще не сдала экзамен и не сдашь, если будешь стоять тут и рассуждать. Выходи уже, мы опаздываем!
Наконец Джейн села в машину, не спеша разложила на плечах безупречно завитые локоны, и мы направились в экзаменационный центр, я – на пассажирском сиденье, намертво вцепившись в дверную ручку, аж пальцы посинели. На каждом повороте меня накрывала паника, но я сдерживалась и пыталась не нервировать Джейн, хотя меня так и подмывало закричать, видя любую впереди идущую машину, «Тормози! Тормози!» или же «Поворотник! Включи поворотник, мать твою!».
Джейн запретила мне повторять «зеркало – сигнал – маневр» перед тем, как стартануть, – это единственная мантра, которую я запомнила со своих уроков вождения, – а все после того, как мы с ней поцапались из-за ее комментария, что я сама-то не особо выполняю эту последовательность, и потому у меня произошел небольшой тет-а-тет с соседской машиной (я называю это по-французски bijou tête-à-tête, хотя Джейн неизменно говорит про тот эпизод «Это когда ты машину опять стукнула, мать?»).
С грехом пополам мы добрались до учебного центра, всего-то два раза застряли на светофоре. Нынешний наш приезд был второй попыткой Джейн сдать тест. После того как она с легкостью сдала теорию и даже не сделала ни одной ошибки в разделе «Помехи на дороге» (я просто поражаюсь: когда она за рулем, то для нее помех не существует), ей тут же захотелось сдавать практику, что закончилось бурным потоком слез и обвинений в нечестности бедного трясущегося инструктора, который прекратил тест раньше времени и потребовал вернуться в экзаменационный центр, потому что Джейн пыталась на кольце ехать противотоком, что по мнению рыдающей Джейн «с каждым могло случиться!».
Я до сих пор сомневаюсь, готова ли дочь сдавать вождение, принимая во внимание все то, что она вытворяет, когда ездит со мной «для практики» (а я намеренно выбираю маршруты без круговых перекрестков), но ее инструктор думал иначе. И кто я такая, чтобы спорить с инструктором, тем более что выкладывать каждую неделю из своего кармана годовой бюджет Люксембурга за ее уроки вождения мне не улыбалось, да и устала я каждый день молиться всем богам и святому покровителю Коробки Передач в частности (представляю его в виде автомеханика Эда Чайны из телешоу «Махинаторы», с такими здоровенными сексуальными ручищами), чтобы уберегли коробку передач в моей машине от преждевременного изнашивания, пока на ней ежедневно тренируется моя дочь. Вероятно, мои молитвы были услышаны, а также, что более вероятно, инструктор устал слушать скрип рычага коробки передач своей машины под саркастические замечания и закатывания глаз Джейн, потому-то он с превеликим энтузиазмом разрешил ей пересдавать экзамен.
Я даже не успела спросить Саймона, отца Джейн и моего бывшего мужа, что тот думает о готовности своей дочери получить права, потому как после одного-единственного тренировочного заезда с ним, не успев проехать и мили, Джейн аварийно остановилась посреди трассы, вышла из машины и пошла домой пешком, объявив, что больше никогда в жизни не сядет за руль в компании такого нудного пассажира с его непрошеными советами. Будет справедливым отметить, что со мной тоже такое было, хотя, к моему счастью, на тот момент у меня права были и потому машину покинул Саймон. Ему пришлось чесать пешком домой, и он действительно до того нудный, что все время пытался нащупать своей правой ногой педаль тормоза и всю дорогу орал на меня: «Впереди машина, Эллен, ты видишь, впереди тебя машина, тормози, Эллен, машина же впереди!» Честно, не понимаю, как я не развелась с ним еще тогда, а сделала это лишь годы спустя, хотя та пешая прогулка в четыре мили послужила ему хорошим уроком и он перестал лезть со своими наставлениями в мое вождение.
К несчастью, Джейн достался тот же экзаменатор, что и в прошлый раз, и по его побледневшему лицу стало понятно, что он ее тоже помнит. Сей факт нисколько не смутил Джейн, она задорно умчала вдаль с бедным экзаменатором, у которого из опознавательных знаков был только блокнот, а ведь раньше они носили особые форменные куртки и водительские перчатки, а может, это я придумываю, потому как в юном возрасте насмотрелась комедийного телешоу «Кулак веселья» (когда Джейн ездит со мной, я все время подавляю желание накинуться на нее в стиле тогдашних ведущих Стюарта Ли и Ричарда Херринга: «Ты че, дура? Ты ваще ТП! Научись водить машину, коза!» – боюсь, она не поверит, что подобные комментарии в девяностые считались смешными и приемлемыми в комедийной передаче).
А я между тем зашла посидеть в запотевшее придорожное кафе. Имеются в виду окна, запотевшие от холода, а не от жара и порноугара – интересно, бывают ли порнокафешки? В Амстердаме, наверное, есть, там к таким вещам проще относятся. Здесь же, чтобы открыть подобное заведение, пришлось бы пройти столько инстанций и проверок, от вас бы потребовали соблюдения санитарно-гигиенических норм и прочей бюрократической казуистики по минимизации рисков производственных травм у обнаженного персонала при работе в горячем цеху на кухне и т. д. и т. п. Если подумать, то лучше таких кафе вообще не устраивать. Но ведь существуют кафе с котами, а вот собачьих кафе я почему-то не встречала, хотя странно, ведь кошки по большому счету людей не любят, в то время как собаки (не считая моего дряхлеющего терьера-ворчуна Джаджи, а он в душе кот) обожают людей и просто сошли бы с ума от радости, если бы посетители беспрестанно чесали у них за ушком и потихоньку скармливали им пирожные под столом.
Определенно, мысль о кошачьем порнокафе (можно ведь сделать два в одном и назвать кафе Pussy) была призвана отвлечь меня от горьких размышлений о том, какая я стала старая, какая у меня взрослая дочь, что уже сама водит машину, еще чуть-чуть и она будет самостоятельно покупать и распивать алкоголь. В том смысле, что сможет покупать и распивать спиртные напитки уже по закону. В пабе у нее больше не будут спрашивать документы. Вообще-то мне нравится считать себя либеральным родителем, хотя читатели консервативной Daily Mail сочтут мое воспитание «попустительством»: я разрешаю семнадцатилетней Джейн экспериментировать со слабоалкогольными напитками в разумных количествах. То есть я разрешаю ей брать на вечеринки сидр и делаю вид, что не замечаю ее похмелья на следующий день, ведь они там накачиваются еще и крепленым портвейном – видимо, все возвращается и молодежь сейчас опять мешает водку с вином и экспериментирует с коктейлями. Подумать только! У них сейчас такой большой выбор всяческих экзотических вкусов, чего стоит «Кислотный арбуз», а в наши дни мы могли выбрать только между клубникой и персиком. А что пила я? Клубнику или персик? Боже, уже и не помню, так давно это было – теперь я старая кошелка, у которой взрослая дочь. Единственное, прошу тебя, господи, не дай ей залететь в ближайшие десять лет. Избавь меня от преждевременного превращения в бабушку Эллен. И мать моя не оправится от чудовищного удара, что она стала прабабушкой!.. Хотя это не так страшно, как стать бабушкой, когда тебе еще даже и пятидесяти нет!
Дети стремительно взрослеют, и так странно, что после стольких лет своей жизни, когда ты только и думала, как бы прокормить сперва одного, потом двоих, и молилась, только бы они не болели, как тут – на тебе, все, это уже не твоя забота. Перед прошлыми рождественскими каникулами мы все нервничали, оформляли документы в вуз через онлайн-платформу, выбирали для Джейн университет, специальность, курсы, а ведь, казалось, совсем недавно я заполняла подобные анкеты для самой себя. Когда я говорю «“мы” заполняли и нервничали», надо понимать, что в основном нервничала я и пыталась заставить Джейн заполнить форму, а потом показать мне, но все напрасно: она мне заявила, что все документы уже отправила и даже не соизволила сказать, куда она собралась поступать и что там написала в своем мотивационном письме. Лишь позже, после долгих уговоров и слезных просьб, она с неохотой сообщила, в какой университет и на какую специальность подала заявление. Первым у нее шел Эдинбург, и это странно, ведь именно там учились мы с Саймоном – мне казалось, что она не пойдет туда из принципа, но с другой стороны, там очень сильные история и политология (ее текущий выбор), а еще, по ее словам, «ну, это достаточно далеко, так что ты не сможешь часто приезжать».
Взяла я себе большую чашку чая и булочку (господи, я ведь уже готовая бабушка), села за столик и приготовилась грызть ногти, ожидая возвращения Джейн. Честно, не знаю, какой исход более желателен. Если Джейн сдаст тест, то сможет подбрасывать меня в паб и мне не надо будет больше ее возить, а если Джейн завалит тест, то мне не придется делить с ней свою машину и я смогу спокойно спать, не мучаясь от мысли, что она валяется в покореженной машине на дне какой-нибудь канавы. По правде говоря, вера моя в способности Джейн управлять транспортом сформировалась еще в то время, когда ей было четыре с половиной годика, к нам тогда пришла в гости моя близкая подруга Ханна со своими детьми Эмили и Лукасом (которые, в свою очередь, стали лучшими друзьями для моих детей). Они привезли с собой детский электрический джип, от которого у Питера и Джейн снесло башню и их было от него не оттащить.
Питер забрался в него первым, ему на тот момент было два с половиной годика – Ханна уверяла, что такому малышу управиться с джипом не под силу. Но Питер несмотря на юный возраст превосходно справился с машиной: он и поворачивал в разные стороны, и сдавал назад, и даже припарковался как надо. Дошла очередь до Джейн.
– Хочу, чтобы Эмили поехала со мной! – настаивала Джейн, и конечно же ее подружка запрыгнула к ней в машину.
– Как же здорово, Эмили! – воскликнула Джейн, втопила педаль газа и перелетела через газон прямо на дорогу, ни дать ни взять заправский гонщик – придурок Дюк из Хаззарда.
– О-о, смотри, Эмили, здесь есть телефон! Давай звонить Милли! – восхищалась техническими возможностями машины Джейн, при этом вихляя по дороге. Я самоотверженно кидалась на машину с криками «ДЖЕЙН! ДЖЕЙН! СТОП! ОСТАНОВИСЬ!», на что Джейн не обращала ни малейшего внимания, ведь у нее в одной руке был телефон, по которому она «разговаривала» с Милли, другой рукой она рулила, ногами упиралась в педаль газа, а тормозов для Джейн не существовало никогда. Лишь когда я заорала изо всех сил «ДЖЕ-Э-Э-ЭЙН!», она обернулась на мой крик – в этот момент, казалось, столкновения с припаркованным впереди новеньким соседским BMW было не избежать.
Но, к счастью, когда она обернулась на мой окрик, нога у нее съехала с газа, тут-то мне и удалось схватить этот чертов электроджип, потянуть его изо всех сил на себя и тем самым уберечь сверкающую и несомненно дорогущую БМВ от вмятины.
Никогда в жизни я не испытывала такого гигантского облегчения: подумать только, сколько поводов для «остроумных» замечаний Саймона дала бы Джейн, устроившая в свои четыре года аварию с последующим дорогостоящим ремонтом (этот случай произошел задолго до того, как я его выкинула из машины за пренебрежительные замечания по поводу моего стиля вождения).
За чаем с булочкой прошел томительный час. Семнадцать лет назад даже представить было сложно, что я буду сидеть и ждать, когда Джейн сдаст вождение. Что же я делала семнадцать лет тому назад? В смысле, помимо того, что считала себя старой разбитой клячей, которой уже тридцать один год. Да, те страдания сейчас кажутся мне смешными, ведь теперь мне сорок восемь и для меня тридцатилетние женщины – просто девочки несмышленые! Они же все еще инженю, юные и полные надежд, и даже не представляют, что такое старость, им еще до этого так далеко. Они сейчас только тем и заняты, что хештеги лепят в инстаграме, в подкастах щебечут о вещах, которых мне не понять, типа в чем польза «бронекофе» или кимчи. Ну да ладно. Семнадцать лет назад. «Малыши и музыка». Каждое утро пятницы я ходила на музыкальные занятия для малышей. Каждую пятницу рано утром я садилась на твердокаменный холодный церковный пол, пытаясь удержать на коленях извивающуюся, бунтующую Джейн и при этом хлопать в ладоши, распевать с другими улыбчивыми счастливыми мамашами нудную песенку про веселый паровозик.
Так, чем еще я тогда занималась? Все как-то смутно помнится. Я много ходила пешком. Реально, очень много. Бесконечные прогулки в парке, раскачивание качелей, кормление уток, а вот сейчас, оказывается, запрещено кормить уток хлебом, а это значит, что теперь я вполне могу начинать разговор с фразы «А вот в мое время!», точь-в-точь как моя бабуля, и мне страшно думать, что следующим у меня может вырваться какое-нибудь неприличное расистское высказывание, за которое мне сделают замечание (и вполне оправданно), на что я отмахнусь и отвечу: «В мое время все так выражались, деточка». И если такое случится на публике, то вполне возможно, что какой-нибудь активный гражданин напишет в Daily Mail очередную скептическую статью о «Закате политкорректности», в которой неправильно укажут и мой возраст, и стоимость моей недвижимости.
Еще я тогда очень часто делала пюре из овощей, которым Джейн в меня же плевалась. Не сразу до меня дошло, что все те вычурные блюда по рецептам Аннабель Чертовки Кармель, которая безапелляционно заявляла, что абсолютно все дети обожают ее стряпню, Джейн на дух не переносила, а потому наотрез отказывалась есть. Однажды, спустя час уговоров съесть хотя бы ложечку той бурды, которая получилась в результате измельчения, протирания, выпаривания, пюрирования, сдабривания моими слезами, мой взгляд упал на фотографию лучезарной Аннабель на обложке ее поваренной книги, и тут у меня в голове перемкнуло. Я вынесла эту книгу на улицу, швырнула ее на землю и стала топтать со всей силы, сквернословя на чем свет стоит. От этого мне так полегчало, что я решила сделать то же самое с другой книгой, только уже за авторством Джины Негодяйки Форд.
Потом были попытки вернуться на работу. Джейн было полгода, и я грызла себя за то, что меня не мучает совесть, когда я оставляю шестимесячного ребенка на попечении чужих людей в детском центре, что, по мнению моей матери, было неприемлемым, ведь более подходящий вариант для нее – нанять на полный день нянечку, как делала моя старшая сестра Джессика, а не подвергать Джейн пагубному влиянию компании простых детей с их дурными замашками, потому что в таком нежном возрасте они все быстро впитывают и потом уже с этим трудно бороться. Моя мать смутно представляла себе, какие такие дурные замашки могла перенять Джейн в столь юном возрасте, а уж из каких средств я должна была оплачивать няню на целый день, она не знала и подавно. Истинное блаженство заключается в том, что ты переступаешь порог детского центра, где ты оставила на несколько часов свое дитя, и уходишь в мир взрослых людей, с которыми можно включить мозг и вести осмысленные разговоры, самой есть сэндвич и не отрывать от него кусочки для кого-то, кто орет как резаный, пока с ним не поделишься, а потом выплевывает все тебе в лицо.
И ты начинаешь ценить своих коллег, даже тех, у кого навыки общения в зачаточном состоянии, потому как их общество куда лучше, чем компания неразумного дитяти. Конечно, все ухищрения, связанные с возвратом на работу, были чудовищным напрягом, но оно того стоило, потому что мне нужно было почувствовать себя снова человеком, самой собой. Что и говорить, осуждение со всех сторон не заставило себя ждать: домохозяйки-мамочки неодобрительно цокали языками, потому что работающие матери бросают своих детей на произвол судьбы, а работающие на полную ставку снисходительно говорили, что уж работать на полставки не так-то и сложно, зато другие работающие на полставки утверждали, что их-то полставки будут потяжелее, чем моя половина, и никто не хотел понять, как же мне трудно одной со всем этим справляться.
А чем Саймон был занят семнадцать лет назад? Вообще не помню. Смутно припоминается некий расплывчатый персонаж, который все время требовал ужин, жаловался на усталость, потому что плачущий ребенок не дает ему уснуть, хотя первые полтора года Джейн не давала спать ночью никому, особенно мне. А он никогда не вставал ночью, чтобы подойти к ребенку, ведь ему завтра на работу, где он занят важными делами, и даже когда мой декрет закончился и я тоже вышла на работу, он ни разу не подошел к ребенку. А когда я была беременна Питером и так ухайдайкивалась, что спала прямо на ходу, он все время был недоволен моими вставаниями посреди ночи, чтобы успокоить плачущую Джейн, так как они не дают ему нормально высыпаться.
Оглядываясь назад, я поражаюсь, как я умудрилась забеременеть во второй раз. Вообще не помню, чтобы у меня было время на секс, не говоря уж о желании им заниматься, скорее всего, я просто сдалась в какой-то момент (вероятно, на день рождения Саймона), и доказательство тому – Питер собственной персоной. Конечно, своему сыну я не скажу, что его рождение было незапланированным недоразумением и к тому времени я уже была сыта по горло возней с Джейн. Не припомню, чтобы мы с Саймоном сексом занимались, да мы редко тогда вообще разговаривали друг с другом, если не считать бурных стычек на тему того, кто больше вымотался, а однажды вечером, когда он зашел на кухню и начал нудеть о своей смертельной усталости, я еле сдержалась, чтобы не пырнуть его ножом в сердце. Смотрела я на нож, которым резала в тот момент овощи, и на полном серьезе прикидывала, с какой силой надо замахнуться, чтобы проткнуть ему грудную клетку. И еще думала, как бы не перепутать с какой стороны у него сердце, ведь его слева – это мое справа, но тут Джейн опять зашлась плачем и момент был упущен.
И хорошо, что момент был упущен: если бы я тогда порешила ее отца и села в тюрьму, то Джейн вряд ли сдавала бы сейчас вождение, и уж конечно, о Питере вообще не было бы и речи. Отсутствие Питера на белом свете было бы досадным упущением, но с другой стороны, наша семья меньше мусорила бы и не оставляла бы за собой такой отчетливый углеродный след на планете, учитывая, сколько еды поглощает Питер, сколько электричества тратит на свои компьютерные игры, а уж сколько выпускает в атмосферу метана с момента своего рождения и до сих пор – и не сосчитать. А потом, куда же без туалетной бумаги? Она у нас не задерживается, подозреваю, что он и бумагу тоже жрет. Я вечно хожу в магазин за туалетной бумагой – приходится запоминать кассирш, чтобы не попадаться одной и той же, а то она подумает, что у меня хронический понос.
И я даже не заикаюсь о том количестве бумажных носовых платочков, что он переводит. Моя экологически сознательная часть личности подталкивает к тому, чтобы я перешла с одноразовых платочков на обычные многоразовые, но другая часть сознания бубнит, что мишкам на севере придется подвинуться, потому что меня аж трясти начинает, как представлю, что́ придется отстирывать с этих пубертатных платков. Интересно, чем мужская половина человечества обходилась до изобретения бумажных платков? Использовала тканые отрезы? Носки? Листья с деревьев? Убеждена, что самоудовлетворение старо как мир, но ведь не пойдешь в музей антропологии и не полюбопытствуешь у экскурсовода: «Меня интересуют исторические исследования вопроса рукоблудия…» И к экологам не обратишься за советом по поводу зеленой альтернативы для желающих порукоблудствовать взрослеющих мальчиков.
За такими мыслями я совсем позабыла о булочке, и чай остыл, но в этот самый момент в кафе впорхнула Джейн.
– Я СДАЛА! У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ! Мама, теперь мне все дороги открыты! ПОГНАЛИ!
– Отлично, милая! – ответила я. – Я знала, что у тебя получится, – добавила неискренне. – Тебе не пришлось совершать разворот и ехать задним ходом?
– Нет, не пришлось, – язвительно ответила Джейн. – Надеюсь, что никогда не придется. Это вообще бессмысленный маневр.
– Ты отцу не позвонила, не сообщила ему еще?
– Еще нет, я тебе хотела первой сказать, – улыбаясь, ответила Джейн. – А еще, спасибо, мам, ну ты знаешь, за то, что ездила со мной тренироваться и все такое.
Как же редко дети говорят тебе спасибо и вообще редко бывают тебе благодарны, ведь ты для них только источник еды и, по их убеждению, даватель бессмысленных и непрошеных советов. Но в те редкие моменты, когда подростковые шоры спадают ненадолго с их глаз и они вдруг видят в тебе не только родителя, но и личность, и осознают ценность твоей роли в их жизни, ты все забываешь и почти прощаешь все те бессонные ночи, трудоемкие блюда по рецептам Аннабель Чертовки Кармель, эти закатывания глаз и хлопанья дверьми, все бесконечные фырканья – «Ой, мать, все».
– Не за что, дорогая моя, – улыбнулась я в ответ, ощущая, что вот в этот раз я, черт возьми, самая лучшая мама на свете. Хотя ощущение, что ты все делаешь правильно и что твой отпрыск самый воспитанный и милый ребенок в мире, продлится недолго.
Мы вышли из кафе и пошли к машине.
– Короче, само собой, что сегодня вечером машина моя, – выпалила Джейн, – ну чтоб ты знала.
– Э-э, а тебе не кажется, что было бы вежливее попросить у меня взять машину, а не просто ставить перед фактом? – начала я.
– Ну, я бы не стала брать твою машину, если бы у меня была собственная! – недовольно возразила Джейн.
– Так или иначе, но ты не можешь пользоваться машиной, пока я не оформила на тебя страховку, – попыталась я урезонить ее.
– Да боже ж ты мой, мать, почему ты всегда все усложняешь? – от благодарной милой Джейн не осталось и следа.
– Это не я усложняю, это закон такой! – напомнила я ей.
– Ой, все! – фыркнула Джейн. – Ты можешь как-нибудь сделать, чтобы я поехала за рулем сегодня вечером на вечеринку к Эми?
– Вот я совсем не уверена, что ты сегодня поедешь на вечеринку и к тому же приедешь сама за рулем поздно ночью, – стала я заводиться. – Ты же ночью самостоятельно еще ни разу не ездила.
– Ну я же буду не одна! Со мной будут Софи и Эмили, и Тилли, и Милли. Я пообещала их развезти!
– Когда? Когда ты успела им пообещать? Ты же экзамен сдала только что!
– Я им эсэмэску отправила, пока к тебе шла.
Чудесно. Получается, я все-таки не первая, кому она сообщила. «Ну по крайней мере, я первый взрослый человек, которому она дала знать», – успокаивала я себя.
– Джейн, нет, – твердо ответила я. – Машину ты не возьмешь и не поедешь за рулем в два часа ночи с пьяными подружками. Такого не будет. Ни за что. Мы обсудим страховку позже, а пока что тебе надо возвращаться в школу, а мне надо на работу. И даже если ты поедешь за рулем куда-то вечером, – стала я колебаться, – тебе нельзя пить, поняла?
– Да ясен пень, – ответила Джейн, хотя по ее лицу было видно, что ей и в голову не приходило, что теперь, будучи за рулем, ей придется довольствоваться лишь кока-колой, пока ее подружки накидываются в зюзю. А тогда, спрашивается, какой от этого всего кайф?
– Послушай меня, я поговорю с твоим отцом, и мы вместе с ним обсудим, сколько будет стоить купить тебе машину, плюс страховка и обслуживание, но Джейн, ты должна понимать, что это дорого. У меня карманы не бездонные, я не могу оплачивать все твои прихоти, особенно в год, когда ты собираешься поступать в университет.
– Да знаю я! – ответила Джейн. – Я найду работу и буду сама зарабатывать на бензин, и на… масло, и… на все остальное.
Тут я сделала себе мысленно пометку не забыть при случае поговорить с Джейн об основах обслуживания автомобиля.
– Пока что, может, ты позвонишь отцу и сообщишь ему, что сдала экзамен? – предложила я.
– Так я и хотела это сделать!
Она набрала номер Саймона и в трубке послышалось женское воркование.
– Привет, Джейн, это Марисса. Боюсь, Саймон сейчас не может ответить, он за рулем.
Марисса. Зашибись. Эта саймоновская выхолощенная, гладковолосая, подтянутая, молодая крыса. Ну хорошо, не такая уж она и молодая, ей тридцать восемь, но все равно моложе меня. Тут меня окатило жаром и я в панике подумала, что вот оно начинается, у меня уже горячие приливы, но скорее всего, это у меня прилив ярости как неизменная реакция на Мариссу.
Не знаю, почему я так ее ненавижу. Чисто теоретически она не такая уж и плохая. На самом деле, если быть совсем объективной, то она очень хорошая. Работает в компании, производящей экологичную альтернативу одноразовому пластику (хоть и в отделе бухгалтерии, а не в отделе дизайна, который по существу только и делает, что создает дорогущие стеклянные бутылки и керамические кофейные чашки, которые они потом толкают втридорога продвинутым модным мамочкам, чтобы те пили из них свой соевый латте после занятий йогой), а в свободное время в качестве волонтера обучает беженцев английскому языку и сама без конца занимается йогой, да к тому же она приютила у себя спасенную ею трехлапую кошку, потому что вот такой она Хороший Человек.
Но господибожемой, какая же она нудная и надменная. Я впервые в жизни вижу такую самодовольную, самовлюбленную, самонадеянную самку. И говорю я так не потому, что завидую ее блестящим летящим волосам или ее гармоничной палитре в инстаграме, где она непременно запилит фоточку с очередного занятия йогой или английским языком с бедными беженцами, которые с ней учат язык в два раза быстрее, чем с другими учителями (по мне, так эти бедные беженцы торопятся выучить язык, только чтобы не видеть ее самодовольную рожу, хотя может быть, они искренне благодарны своей учительнице и дома у них стоит алтарь, где они поклоняются святой Мариссе). Даже фотографии ее колченогой кошки меня раздражают, что вообще странно, ведь животных я люблю, при том, что мои собаки Джаджи и Барри уж куда умнее ее глупой кошки. Но ведь сам факт того, что трехлапая кошка может вызвать у кого-то раздражение, подтверждает, что самолюбование Мариссы зашкаливает, не так ли?
Отчасти, я полагаю, моя ненависть к Мариссе (и что за имя такое, Марисса? Я думала, что так зовут только эксцентричных американок из девяностых, с начесом на голове и в шузах на платформе, но, видимо, я ошибалась) вызвана не ею самой, а обычной человеческой старой доброй завистью к тому, что у Саймона получается как-то двигаться вперед по жизни – вот он уже нашел себе постоянную партнершу и потому ведет в игре под названием «Кому развод на руку», – а я все еще одна.
Но ведь до какой-то поры я вела в этой игре с большим отрывом.
Был у меня симпатичный-атлетичный бойфренд Джек, да и Саймон какое-то время все ходил кругами, не в последнюю очередь потому, что я была хорошей бывшей, которая все понимает и во всем поддерживает, безропотно тащит на себе хозяйство и детей. Я не возражала и была только за, когда Саймону нужно было уехать на полгода, у его отца диагностировали рак простаты, а его родители живут во Франции, и Саймон был вынужден поехать туда, чтобы помочь отцу ездить по врачам, ибо его мать «не ездит за рулем за границей» (если честно, я сама тоже не особо умею водить машину за границей, но ведь я никуда и не переезжаю), да и вообще быть рядом с родителями для поддержки. И я беспрекословно организовывала перелеты для его детей, чтобы они могли навестить своих бабушку с дедушкой, возила их в аэропорт, отправляла, встречала и в целом была очень покладистым и хорошим человеком. Так что было бы справедливым, если бы Саймон видел, как мне хорошо с другим, и страдал от того, что допустил ужасную ошибку, когда ушел от меня.
Но потом – эх, мне всегда везет на такие вещи, – не успел Саймон вернуться из Франции, как мой замечательный бойфренд Джек сложил в чемодан свое термобельишко и отчалил в Антарктиду, где его ждала работа мечты. А между тем Франция благотворно сказалась на Саймоне. Он загорел, похудел, приобрел неуловимый французский шик и в целом выглядел знойно и привлекательно, так что не стоило удивляться, что в один прекрасный день рядом с ним нарисовалась эта дрянь Марисса. На десять лет моложе меня, все-то у нее пучком и торчком – если подумать, она в том возрасте, когда можно еще рожать и рожать, и не будем забывать, что моя наизакадычнейшая подруга Ханна, к своему бесконечному удивлению, залетела в свои сорок шесть лет и сподобилась родить здоровенного дитятю по имени Эдвард, которому уже два года и который носится как угорелый по дому, руша все на своем пути.
Не думаю, что выдержу самодовольство Мариссы, если она залетит от Саймона. Знаю я таких – будет лучезарно улыбаться и объявлять всем «Мы ждем ребенка!» вместо того, чтобы просто сказать «Я беременна». Когда-то давным-давно Саймон заикнулся на людях однажды, что, дескать, «мы» ждем ребенка, тогда я на него наорала, что это не «мы», а «я» беременна, и если он так жаждет прочувствовать все прелести беременности, то пусть привяжет к своему пузу гирю, которая будет постоянно давить на мочевой пузырь, и чтобы при этом он в рот не брал ни капли спиртного и ничего вкусного, а вместо этого хлебал кислоту до изжоги, ну и под конец пусть постарается выдавить из себя ананас, лежащий поперек его жопы. А для вящего удовольствия я могу разрезать вдоль его член и потом залатать крестиком. После такой тирады, помнится, я залилась горючими слезами и Саймону пришлось увозить меня срочно домой, потому что народ на той вечеринке перестал веселиться и смотрел на меня с жалостью. Беременность давалась мне нелегко. Марисса же, без сомнения, будет вся светиться от радости и парить над землей в белоснежных одеждах, благостно поглаживая свой беременный животик и никакого геморроя у нее, конечно же, не будет.
Так. Нельзя себя накручивать из-за Мариссы. Джейн попросила ее включить громкую связь, чтобы она смогла поделиться радостью с отцом.
– Ой, так это же здорово! – заверещала Марисса, не дав Саймону возможности и слова вставить. – Представляю, как ты там счастлива, молодец, Джейн, умничка!
– Это, ну да, молодец, дочка! – вторил на заднем плане Саймон.
– Тут мама говорит, что вы с ней как бы собираетесь мне машину купить? – выдает Джейн.
– Что?! – воскликнул Саймон.
– Не говорила я такого! – возмущенно крикнула я, но Марисса продолжала ворковать:
– Машину? О, Джейн, дорогая, ты сдала вождение и это замечательно, это так пригодится тебе в жизни, но собственный автомобиль только подтолкнет тебя совершать ненужные разъезды и тем самым увеличит углеродную нагрузку на окружающую среду. Почему бы тебе не ездить на велосипеде? Это очень эффективный вид транспорта, да к тому же суперэкологичный.
Джейн что-то неразборчиво промычала в ответ на велосипед, но тут Саймон прервал Мариссу.
– А зачем ты ей такое обещаешь, Эллен? – сердито спросил Саймон. – Ты не вправе давать обещания от моего лица.
– Я только что сказала, что я такого не говорила! – повторила я. – Я лишь сказала, что посоветуюсь с тобой и мы обсудим, сможем ли мы между собой финансово решить этот вопрос, вот и все.
– И со мной тоже, – не унималась Марисса. – Со мной тоже надо это обсуждать, мне тоже есть что сказать.
– В смысле? – удивилась я. – Ты тоже собираешься скидываться на машину для Джейн?
– Ну, вообще-то нет, но я могу предоставить информацию о том, сколько тропических лесов гибнет в пересчете на одну машину, к тому же я читала исследования о велосипедах и могу помочь в этом вопросе, велосипед был бы оптимальным решением и…
– Но я не хочу велик, я хочу машину, – заскулила Джейн. – У меня уже есть велик, и это треш.
– Но Джейн, дорогая, будь у тебя супермегакрутой велик, ты бы тогда поняла разницу, – продолжала настаивать Марисса. – Сперва подумай хорошенько, окей, Джейн? Обещай мне, что хорошо подумаешь.
– Я считаю, Марисса права, – с воодушевлением поддержал Саймон. – Хороший велосипед – это реально круто, милая.
По нечленораздельным звукам, которые издавала в ответ Джейн, нельзя было понять, считает ли она тему велосипеда достойной обдумывания или нет. Затем она решила пойти в наступление с другого фланга.
– А почему ты не на работе, пап? Мама говорит, что вот мне после экзамена надо возвращаться в школу. Что, правда надо?
Я навострила уши.
– Мы с твоим папой оба взяли отгулы, потому что у нас парный ретрит в Дорсете, – ответила Марисса.
– Парный ретрит? – удивленно переспросила Джейн. – Фууу, это что-то типа свингерской вечеринки или оздоровительной оргии? Пап, это ваще зашквар!
– Ну конечно же нет, ничего подобного, – продолжала Марисса своим приторным голоском в режиме «я настолько добродетельна, что меня никакие низшие организмы из себя не выведут».
– Ретрит – это возможность для пар провести уик-энд вместе, чтобы с помощью интенсивных тренингов и упражнений на доверие углубить и упрочить те узы, которые…
– Вы там что, медитировать собрались? – прервала ее Джейн.
– Что? Ах, ну да, один из семинаров будет про медитацию, – слащаво подтвердила Марисса.
– По ходу, вы там ерундой страдаете, – иронично резюмировала Джейн.
– О, Джейн, – вздохнула Марисса, – не торопись судить о том, о чем не имеешь представления. Каждой паре жизненно необходимо пестовать и лелеять свои отношения. Если не хочешь остаться одна, то надо быть проактивной, понимаешь? Зачастую причина, по которой человека преследует череда неудачных отношений, в том, что этот человек просто не хочет работать над отношениями.
Это она про меня, что ли? Определенно, это она адресовала мне. Уххх, Марисса, а ты хороша! Отдаю тебе должное – на словах сама любезность и доброта, но подкалывает так незаметно, что сразу и не раскусишь, а если заметишь и начнешь возражать, то будешь выглядеть невротичкой, на которую Марисса будет смотреть с жалостью во взгляде и увещевать: «Ну, конечно, это не про тебя, не пойму, почему это так резонирует с тобой, наверняка есть причина? Как думаешь, почему ты воспринимаешь эти слова на свой счет? Хочешь поговорить об этом?» ЕЩЕ ЧЕГО! РАЗУМЕЕТСЯ, Я НЕ ХОЧУ ЭТО ОБСУЖДАТЬ, ВЕДЬ Я БРИТАНКА! И даже если бы захотела это обсудить, то уж точно не с тобой, с такими гладкими блестящими волосами, со склоненной набок головкой и таким внимательным заботливым взглядом. Пусть я одинока, пусть у меня неудачные отношения, но если уж выбирать между жизнью одинокой, стареющей, печальной разведенки и ретритом для таких, как Марисса, то уж лучше я проведу остаток своей жизни наедине с игрушками из секс-шопа Ann Summers, что лежат в коробке у меня под кроватью, не такая уж и плохая альтернатива…
– Дорого, наверно, – сказала Джейн. – Небось такие ретриты стоят как целая машина? Вот если бы папа не выбросил деньги на роскошные выходные, то вполне мог бы купить мне автомобиль!
– Во-первых, эмоциональное здоровье за деньги не купишь, а во-вторых, за ретрит платила я. Это мой подарок на юбилей твоему отцу.
– Повезло папе, – саркастично заметила Джейн. – Но вообще-то, мой вопрос был не тебе, Марисса, а папе, так что не могла бы ты, как бы это сказать, не встревать? Ну так что, пап, мне надо в школу идти сегодня?
– Не хами Мариссе, пожалуйста. Если мама говорит, что ты должна идти в школу, тогда ты должна идти в школу, – твердо сказал Саймон, выставляя меня в качестве плохого полицейского, как обычно.
– У нее выпускные экзамены в этом году! – громко сказала я в трубку. – Она должна готовиться. Экзамены сами себя не сдадут.
– Господи, мама! – взвилась Джейн. – Да помню я про выпускные. Как же мне забыть про них? Ведь только что прошли пробные экзамены, а ты несколько месяцев подряд не переставая твердишь про выпускные. Достала уже! Кажется, мое эмоциональное здоровье никого не колышет. Не надо переживать за мое психическое здоровье, у меня же нет своих эмоций и желаний. У меня все зашибись!
– Джейн, мне нужно следить за дорогой. Впереди будет очень сложная развязка, так что мне надо собраться. И ты молодец, милая, я тебе вечером перезвоню, хорошо?
– Во время ретрита телефонами пользоваться нельзя, – встряла Марисса.
– Вот же, – вздохнул Саймон. – Ну тогда ладно, пока, милая, потом позвоню, – и отключился.
– Какая же бесявая эта Марисса! – воскликнула Джейн.
– М-м, – промычала я нейтрально, потому что не хотела попасться на ее крючок и пуститься очернять Мариссу перед Джейн, чтобы потом когда-нибудь Джейн передала все мои слова Мариссе, а вдруг та подкупит ее благосклонность ваучерами от ASOS, а я в это время буду в немилости у Джейн. – Не надо так про нее говорить, доченька.
– Ну она же бесит! И потом, мам, серьезно, зачем мне сегодня идти в школу?
– Затем, что этот год выпускной и ты сдаешь выпускные экзамены, – повторила я фразу, которую в этом учебном году говорила уже черт-те сколько раз.
– А вот королева никаких экзаменов не сдавала, – пошла в атаку Джейн.
– Потому что она КОРОЛЕВА! – парировала я. – Ей экзамены сдавать не надо было. Ведь королевой становятся не потому, что лучше всех сдают экзамены в королевской школе.
– А так было бы демократичнее, нет? – предположила Джейн.
– Ну ты же не в королевы готовишься, – продолжила я без особого пыла. – А все те немногие, что добились успеха без всяких экзаменов, являются исключением, а не правилом. Такие как они добились бы своего при любом раскладе, и выпускные экзамены для них ничего не изменили бы. Но не забывай, что на каждого миллионера без образования приходится миллион людей, кто не смог реализовать свой потенциал, потому что не ходил в школу вообще. И не потому, что они лентяи или бестолочи, а потому что у них даже шанса не было в школу попасть, а учитывая, что на земном шаре миллиарды людей вынуждены гнуть спину за гроши, у их детей тоже нет возможности получить приличное образование, они готовы почку продать, лишь бы их дети могли школу окончить, а ты получаешь образование бесплатно и тебе должно быть стыдно, что ты относишься к школе так несерьезно и не ценишь возможности учиться!
Я была восхищена своим экспромтом – аж сама растрогалась до слез, – и, казалось, Джейн тоже должна была проникнуться пафосом этой речи и начать больше прилагать усилий в школе и учиться усерднее.
– Боже мой, мать, – хмыкнула Джейн. – Что это было? Ты мне толкнула школьный вариант «дети в Африке от голода помирают, а ты тут нос воротишь»? Жесть!
– А ну села быстро в машину!
Пока я везла недовольно ворчащую Джейн в школу, мне на телефон не поступало никаких звонков или оповещений о том, что Питер не на уроках, то есть можно было предположить, что каким-то чудом мой сын отсоединился от компа и переместился из дома в школу. Теперь я могла спокойно ехать на работу.
Вообще-то, я свою работу люблю. И мне стоило огромного труда оказаться на месте, где я работаю сейчас, ну, по сравнению с тем, где мне приходилось работать раньше. И у меня здесь получается хорошо делать свое дело, к тому же у нас прекрасный коллектив и ни от кого из моих сотрудников, – что очень важно и о чем никогда не упоминают ни на одной профориентации – не разит по́том (просто поразительно, как сильно сотрудник с убийственным запахом может отравить атмосферу в коллективе).
Как и везде, у нас в компании хватает подковёрной возни, и в этом отношении все очень серьезно, Шекспир бы позавидовал тому накалу страстей и коварству интриг, которые разыгрываются в нашем офисе по любому поводу. Здесь каждый норовит воткнуть кинжал другому в спину, будь то борьба за лучшее рабочее место или за более удобный стул, также время от времени вспыхивают нешуточные баталии, потому что каждый считает себя святее папы римского, особенно в вопросах морального выбора, например какой сорт кофе более этичен для использования в общей кофемашине. («Это же бренд Справедливой торговли», «Ну а этот бренд еще более Справедливой торговли», «Этот кофе выращен бригадой слепых орангутангов, которые осиротели из-за варварской торговли пальмовым маслом», «А этот кофе выращен и собран слепыми колченогими орангутангами, которых сделали сиротами нацисты – торговцы пальмовым маслом», «Ну а этот кофе собран осиротевшими слепыми инвалидами-орангутангами, у которых до сих пор психологические травмы от того, что к ним на плантацию с визитами и проверками наведывался Доминик Каммингс, бойкий вездесущий помощник нашего премьер-министра». Примечательно, что при выборе чая таких показушных батлов обычно не случается. Только любители кофе вечно устраивают светопреставление.)
Если бы нам дали спокойно заниматься своей работой, вместо того чтобы собирать на бесконечные и бессмысленные митинги, где бьются насмерть при выборе сорта кофе, то, вероятно, производительность труда у всех была бы намного выше. На самом деле, если бы некоторые личности не тратили так много времени, разглагольствуя о вещах, никакого отношения не имеющих к профильной деятельности нашей компании, то мы бы не оказались в ситуации, когда нам угрожает слияние с другой компанией и мы все рискуем оказаться без работы.
Когда я начинала здесь работать, я думала, что, возможно, это и есть та самая лучшая работа мечты – в быстро растущей хайтек-компании с комнатами «для размышлений», где устраивают мозговые штурмы и изливают свой креатив прямо на стенах, попивая так горячо обсуждаемый кофе, где тебя накрывает идеями под «голубыми небесами», что бы это ни значило. Но сама-то я не такая технически продвинутая и не особо креативная, у меня за плечами лишь опыт воспитания двух детей, и мне часто приходится прикусывать язык и держать себя в руках, чтобы не заорать на этих бородатых малолеток-хипстеров с брекетами на зубах и с помочами на коротких штанишках, чтобы они не малевали на стенах всякий срам, а то я им дам по попе. Единственное, что меня останавливает, так это опасение, что один из них, Деррил, у которого густая борода лопатой и самые короткие брючки, определенно был бы доволен, если бы его отшлепала женщина, которая ему в матери годится.
Несмотря на то что я ношу длинные брюки и предпочитаю играть в лото Buzzword Bingo со своей коллегой Лидией, пока более творческие натуры креативят, устраивают мозговые штурмы и талдычат, что впредь они будут брать на себя больше ответственности за синергию и обязуются мыслить нестандартно, в парадигме транспарентности, с учетом прибавочной стоимости и бла-бла-бла, у меня получилось продвинуться по карьерной лестнице в этой компании. Те, что в коротких штанишках, генерят проекты, а я со своей командой разрабатываю под эти проекты софт. Вообще-то я теперь начальник отдела, и это значит, что у меня есть свой отдельный кабинет с окном (и очень удобным креслом), ну и конечно, если что-то пойдет не так, моя голова первой покатится с плеч.
Если я останусь без работы, то будет туго, и не только финансово. Я пытаюсь себе внушить, что владею ценными навыками и легко найду другую работу, но ведь мне сорок восемь и будет сложно начинать все заново в другой компании, где опять надо вникать в то, что можно говорить, а что нельзя (при Эрике из отдела маркетинга нельзя упоминать шоколад After Eights после того неприятного инцидента на новогоднем корпоративе), и по новой запоминать расположение туалетов в здании.
Ну, если меня сократят, то появится возможность заняться чем-то совершенно иным. Хоть мне и нравится моя работа, было бы здорово найти свое истинное призвание, дело всей своей жизни, ради которого ты вскакиваешь с постели спозаранку и бежишь сломя голову на работу. Как-то я создала приложение, на котором смогла немного заработать – не так много, чтобы можно было сразу отойти от дел, но достаточно, чтобы не думать каждый раз о финансах, однако после развода с деньгами опять стало туго. Я было думала, что разработка приложений и есть мое призвание, но все, что я потом насоздавала, было откровенной лажей. Тем не менее было бы здорово найти дело по душе, о котором я могла бы часами рассказывать на всяких тусовках, а люди слушали бы мои откровения с нескрываемым восторгом. Но проблема в том, что чем старше я становлюсь, тем больше замечаю, что мне доставляют истинное наслаждение такие незатейливые занятия, как сидеть перед телевизором, жрать пирожные, спать, вести бессмысленные разговоры с собаками, читать романы Джилли Купер, а также пить вино, джин и водку. Я всерьез пыталась найти способ превратить эти занятия в источник дохода, но пока что безрезультатно – наоборот, одни только расходы.
Также пыталась я пересмотреть и свои увлечения, чтобы найти в них призвание. Вот когда пьешь «Веспер мартини», любимый коктейль Джеймса Бонда, то кажешься себе очень глубокомысленной и утонченной, а еще все время хочется сбегать в туалет. Этот коктейль – очень мощное мочегонное средство, он хоть и мал, но так удал, что сколько ни делай упражнений на укрепление мышц таза, а выписывать его приходится часто и помногу. К несчастью, мы с Ханной убедились в этом на своем собственном примере. Одним субботним днем она оставила малыша Эдварда на попечении его отца и мы отправились на ланч как две истинные леди. Вначале мы, как полагается, воздали должное вину, затем решили, что нужно все это великолепие заполировать, и спустя четыре «веспера» мы с ней были пьяны вдрызг. Дома Джейн назвала меня «безобразным позорищем», да я никогда и не претендовала на то, чтобы служить образцом, скорее наоборот, считала, что раз уж с меня пример брать нельзя, так хотя бы воспринимай за предостережение. Но ясно-понятно, что из-за выпитого мартини в тот День Позора донести свою мысль до Джейн я была не способна, просто мычала, что я съела что-то не то и мне надо поскорее прилечь.
Я и по-взрослому пыталась найти свое призвание. Вот я всегда мечтала стать археологом и какое-то время размышляла, что, может, археология и есть мое прирожденное призвание, ведь в университете я выбрала информатику, только чтоб насолить своей матери, для которой все, что связано с компьютерами, это что-то про задротов-очкариков в скрипучих синтетических худи. И как же я найду себе приличного мужа в такой-то низкопробной среде, да и кто захочет жениться на девушке, которая учится мужской специальности? Моя мать считала, что все приличные юные леди изучают английскую литературу и стараются найти себе жениха с юридического или медицинского факультета. В душе, конечно же, она лелеяла надежду, что раз уж я поступила в Эдинбург, куда идут те, кто недобрал баллов в Оксфорд или Кембридж (по крайней мере, так было, пока принц Уильям не выбрал университет в Сент-Эндрюсе), то, быть может, я сподоблюсь и подцеплю кого-нибудь с титулом, ну а если нет, то юрист или врач – тоже приемлемый вариант. Или, на худой конец, финансист с прицелом на лондонский Сити. Моя мать даже и мысли не допускала, что я поступила в университет, дабы продолжить свое образование и построить собственную карьеру. В ее представлении, единственная разумная причина, по которой женщина поступает в университет, это только чтобы заполучить себе богатенького мужа, что она сама в свое время и сделала.
Но поскольку я была неразумной и скомпрометировала себя в глазах будущих юристов и врачей тем, что тусовалась с толпой серых толстовок (по чесноку, все те парни были нормальными, адекватными людьми), то она с облегчением выдохнула, когда я нашла-таки себе архитектора в лице Саймона, хотя мне было досадно, что я как-никак, а последовала наставлениям матери, познакомилась в университете с приятным молодым человеком и затем вышла за него замуж. В свою защиту скажу, что до знакомства с ним я встречалась со многими парнями и предавалась беспорядочному сексу так, что матери моей и не снилось, но в Саймона я влюбилась по уши, так что выйти за него замуж было единственным желанием. И потом, мы оба определенно не мыслили своих жизней друг без друга, так почему бы нам было и не пожениться?
Меня всегда притягивала археология, так что после развода, когда стало ясно, что нам с Саймоном не суждено провести вместе оставшуюся жизнь, я погрузилась в раскопки, которые так кстати проводились в это время в нашей деревне. И тут выясняется, что археология – это не мое. Я-то думала, что буду аккуратно просеивать песок и откапывать бесценные артефакты, еще там должны быть приключения с неистовым и авантюрным археологом типа Индианы Джонса в твидовом пиджаке с кожаными латками на рукавах. Себе я виделась с аккуратным пучком волос, в элегантных очках на носу, что придавало бы мне ученый вид. Но в определенный момент я сняла бы эти очки, распустила волосы и неистовый и авантюрный тип воскликнул: «Вау, мисс Грин, а вы красавица!» – и потом бы все завертелось, и мы с ним в перерывах между жаркими объятиями отбивались бы от бандитов, которые хотели украсть у нас волшебный амулет или еще что ценное.
Ничего подобного. Грязищи по колено. Одежда не из твида, а из легко отстирывающейся и немнущейся синтетики. Хоть там и попадались неистовые и авантюрные кадры, до знойных объятий дело не дошло, потому что еще там мельтешили двадцать пять старперов, которые журили меня всю дорогу за то, что я держу инструмент неправильно. Они еще заставляли меня зарисовывать камни. Уж не знаю, зачем понадобилось зарисовывать, вместо того чтобы просто сделать фотографии. Подозреваю, они просто хотели меня чем-нибудь занять, чтобы я перестала копать своей лопаткой и не мешалась у них под ногами. Ума не приложу, как можно неправильно копать грязь. Потом я потеряла в грязи карандаш и мне за это влетело. Однажды мне там встретилась полевая мышь, она была такая хорошенькая, ведь я люблю животных, собак своих обожаю, еще у меня есть три курочки, которые, правда, едва меня терпят, и вот я подумала, может, моя страсть – зоология? Загуглила подробности и выяснилось, что работа у зоолога вовсе не такая, как у звездного телевизионного натуралиста Дэвида Аттенборо, а скорее как у смотрителя в зоопарке, которому приходится выгребать тонны навоза из вольера, если у него на попечении слоны и носороги. Так что опять мимо.