Моя матушка была шлюхой, зарабатывающей на жизнь постыдным ремеслом, а именно – продажей своего тела. Об этом я узнала чуть ли не с пеленок, так как будни всех жителей нашего небольшого и бедного квартала были у всех на виду, и большинство женщин промышляли тем же, что и она.
Когда Матильда Амбр выходила на промыслы, меня, крохотную малютку, на время передавала какой-нибудь из своих коллег-соседок, чтобы те позаботились обо мне, пока она работает. А потом матушка забирала меня обратно. Потому что отца у нас не было, да и других родственников тоже.
Так я и росла, постепенно взрослея и понимая, что, по всей видимости, ремесло потаскуньи достанется мне по наследству, и я тоже буду вынуждена им заниматься.
Я же любила иное: моей страстью были ткани. Несмотря на бедность, я находила способ доставать яркие лоскутки, выпрашивая их у портних, и шила из них одежки куклам, которых тоже мастерила сама. Я придумывала им роскошные наряды – платья, юбки, длинные рубашки к которым пришивала пуговицы и бусины, оброненные кем-то на дороге.
Но так не могло продолжаться вечно. И вот, в один из дней, когда я достигла совершеннолетия, матушка привела в дом мужчину. Это был красивый рослый шатен с пронзительным взглядом. Его синие глаза заворожили меня с первой же минуты, как только я их увидела.
– Зузунда, – позвала меня мама, – твой первый клиент, принимай.
– Что?.. – удивилась я, зардевшись, словно роза, так как у нас не было никакого предварительного разговора, только неясные намеки, и те…
– Я сейчас ухожу, – по-деловому скидывая из себя бежевую накидку с беличьей опушкой и облачаясь в короткое меховое пальто, бросила она. – А ты можешь располагать моей спальней. И да, поменяешь потом постельное белье, все.
Бросив мне на прощание воздушный поцелуй, маменька умчалась по делам, я же так и осталась стоять, словно громом пораженная. В моих руках была новая тряпичная кукла, пошитая мной из старой простыни, льняной, бывшей некогда белой, но потом окрашенной (мной же) в цвет человеческой кожи при помощи заварки чая. Я уже тогда была такой мастерицей, что умела создавать нереально изысканные игрушки, и лицо Машеньки было словно живое. Глазки я делала из отшлифованных стеклышек, поверх которых клеила растертую в порошок яичную скорлупу, потом красила; приделывала реснички из шерсти черного кота, губки вырезала просто на ткани, потом сшивала, подложив в нужные места специальные валики…
– Ты что это, в куклы еще играешься? – не обращая внимания на мое смущение, незнакомец сделал уверенный шаг в мою сторону.
– Нет… Да, это я сама пошила, – решила похвастать я, еще до конца не осознавая того, что может произойти. – Правда же, красиво?
– Сама? Хм… – мужчина остановился, озадачено глядя на мою куклу. – Не может такого быть.
– И отчего же не может? – хмыкнула я, постепенно расслабляясь. – Я шью давно, очень люблю этим заниматься. Знаете… я ведь мечтаю когда-то открыть свой собственный салон женской одежды! Ведь я умею шить, вот посмотрите!
Подбежав к платяному шкафу, я открыла дверцу и продемонстрировала гостю ряд изысканных нарядов, которые смастерила сама, используя старые платья и пришивая к ним новые части, изменяя их до неузнаваемости.
– Да, интересно, – медленно подходя к выставке, мужчина меж тем не отводил заинтересованного взгляда от моего лица. – А еще что ты умеешь так же хорошо делать, как и шить?
– Умею пироги печь, убираться, вот, кукол мастерю… – отступая немного дальше, я поняла намек, наконец-то осознавая, чем мне необходимо будет заняться с этим человеком.
«Мой первый клиент, – пронеслось у меня в голове. – Но я не хочу! Еще слишком рано. И вообще – не хочу».
– Так, и где там маменькина спальня? – все-таки наступая на меня, низким баритоном спросил шатен.
– Я… Я не хочу, – прижимая к себе куклу, пробормотала я.
– Как – не хочу? Деньги-то уплачены, и притом не малые!
– Но маменька меня не предупредила, и я… я не готова, мне нужно… Я не могу!
– Эй, малышка, что за фокусы? – набычился мужик. – Я – Бенджамин Сидоров, и не привык, чтобы мне отказывали! Давай, Зузу, или как там тебя зовут, побыстрей готовься, а пока покажи мне эту вашу спальню.
– Она там, – дрожащей рукой я указала мужчине на белую дверь, за которой располагалась широкая кровать, которую маменька никогда не использовала как рабочее место. Она вообще никогда раньше не приводила в дом мужчин, и почему решила сделать это сейчас, я не понимала.
– Хорошо, я иду туда. А ты, Зузунда, – рявкнул Бенджамин, – чтобы была в спальне не поздней чем через десять минут, время пошло!
Он удалился, я же, громко всхлипнув, направилась в небольшую каморку, окно которой выходило в тесный переулок. Там у нас с маменькой была помоечная. Кое-как нагрев на примусе воды, я налила ее в широкий медный таз и, упершись руками в его край, застыла, так и не решаясь снять с себя одежду.
Да, с того самого дня, как мне исполнилось восемнадцать лет, я ожидала, что все произойдет, но чтобы так, без предупреждения…
После того, как все случилось, не убрав даже постель, я собрала чемодан, положив туда три самых красивых своих платья, несколько кукол и швейные принадлежности, а также – небольшую сумму из шкатулки, где мама хранила деньги, решив, что я их отработала, отдав свою невинность грубому и неловкому в постели Бенджамину. Хоть мужчина и проделал свое дельце слишком быстро, но все-таки я была разочарована и поражена настолько, что решила уйти из дома, не оставив даже письма.
Глотая слезы обиды, я брела по улице, не замечая никого и ничего вокруг себя, не зная куда иду и не понимая, что буду делать дальше и где мне жить. Хотелось лишь одного – подальше от всего этого, чтобы никогда больше не терпеть грубость и насилие. А также я надеялась, что судьба смилостивится надо мной, и все сложится само собой: у меня будет швейная мастерская, потом салон, куда будут приходить знатные дамы под руку со своими богатыми мужьями, или сами, главное, что платья, которые они станут примерять на себя, будут созданы мной.
Да, я была легкомысленной, романтической натурой, летала в облаках, жила призрачными мечтами и надеялась на чудо.
И оно случилось!
– Эй, красотка, – когда я вышла за город и, согнув голову, обреченно побрела по проселочной дороге, окликнул меня какой-то господин, тоже отчего-то путешествующий пешком. Я словно очнулась ото сна, заметив, как странно он был одет: узкие рейтузы, свободная рубашка, на ногах – мягкие тканевые туфли…
– Да, здравствуйте, – угрюмо посмотрев на него, пробормотала я. – Что вам нужно?
– Ты куда идешь?
– Не знаю… – призналась я честно.
– Как? Ну и дела! Да что с тобой?
– А вам какое дело? – огрызнулась я, решив, что это обычный любопытный, который примется надо мной издеваться и потешаться, поэтому, отвернувшись, ускорила шаг.
Но парень решил меня преследовать. Потому что не успела я сделать несколько шагов, как он уже нагнал меня. Тяжело дыша от бега, весь вспотевший, он стал напротив меня, согнувшись пополам и упершись руками в колени.
– Постой, – громко выдохнув, незнакомец вытащил из кармана белый платок и, утерев им со лба пот, продолжил: – Я что спрашиваю… хух… Просто, до ближайшего селения добрый час езды, а ты пешком.
– Ну и что?
– И в туфлях на каблучках, в легком платьице.
– А тебе какое дело? – решила я не церемониться. – Беги себе дальше, как бежал!
– Нет, я так не могу.
– Как? – фыркнула я. – Позволить человеку следовать своей дорогой? Тебе нужно все обо всех знать? Ты кто?
– Я – Аделард Минкус, врач… правда, пока что не совсем известный, потому что …молодой…
– Молодой? – я дерзко вскинула уничтожающий взгляд в его лицо, и вдруг встретилась с искрящимися добротой глазами. Они были такого же карего цвета, что и мои, и такие же рыжие волосы, веснушки на длинном носу.
– Да, только приступил к практике, и вот, бегаю.
– Бегаешь?
– А то как! – ухмыльнулся парень, и лицо его озарила приветливая и искренняя улыбка. – Врач ведь должен быть в первую очередь здоровым сам, а то кто же к нему пойдет, к больному? А я вот… часто простужаюсь, поэтому и решил тренироваться!
– Впервые о таком слышу, – я тоже улыбнулась в ответ. – Даже странно слышать.
– Да что ж тут странного? – важно подбоченился Аделард. – Если ты вот, например, желаешь быть красивой, то что, разве не умываешься каждый день, а то и по нескольку раз за день?
– Умываюсь, – вздохнула я, вспомнив о том, почему я тут оказалась, и что мне следует, наверное, идти дальше.
– Ты отчего-то бледна, – заботливо взяв из моих рук чемодан (я даже не подумала сопротивляться, стояла, словно истукан), сказал парень. – Так куда идешь на ночь глядя?
– Честно?
– Ну да!
– Сама не знаю…
– Не понял? И все-таки с тобой что-то стряслось… Говори, может быть, я чем-то смогу помочь.
– Да чем же ты можешь мне помочь, наивный?! – воскликнула я, а из глаз моих в ту же минуту хлынули слезы. – Но если хочешь знать…
– Да, конечно же, хочу.
– Меня зовут Зузунда Амбр, я – дочь потаскуньи, и вот сегодня, меньше часа назад, приняла первого своего клиента, то есть, отдалась ему за деньги! Но мне это невыносимо, я не хочу этим заниматься всю жизнь, совершенно не хочу! Я люблю и умею шить, вот только мать мне не позволит, да и … у нас нет денег, чтобы я начала свое дело!
– И ты решила просто уйти?
– Да, я убежала из дому.
– И что, у тебя есть кто-то, к кому ты идешь?
– Никого нет!
– Все понятно… – выдохнул Аделард. – Я тоже когда-то был таким же. И как же мы с тобой похожи!
– Что? И твои родители тоже… этим занимались?
– Нет, я не о том, – искренне расхохотался парень. – Я – круглый сирота, выросший в приюте. Маленьким меня отдали в услужение к конюху, чтобы я зарабатывал себе на жизнь и учился ходить за животными, убирался у них. Но я всегда мечтал быть врачом, поэтому в свободное от работы время бегал в ближайшую аптеку и напрашивался быть чем-то полезным там. Иногда я просто валился от усталости, но все-таки не упускал возможности помыть аптекарю пол, вычистить камин или растереть какой-то порошок. Это уже старый мой благодетель позволял мне делать позже. Добрый и чуткий, он забрал меня к себе и обучил всему, что знал сам. А потом щедро оплатил дальнейшую учебу… Я называю его отцом, хоть метр Дидье и был для меня чужим человеком. Вот только у него самого не было детей, поэтому в свой последний час он завещал мне свою аптеку, и вот – недавно я смог даже открыть частную практику. А мне уже двадцать пять лет!
– И что, ты женат? – с изумлением выслушав его рассказ и прикинув в уме: почему же я сама не додумалась до того, чтобы брать заказы и начать шить за деньги прежде, чем смогу открыть швейную, словно очнулась. Глядя на улыбчивое лицо Аделарда, я также не могла бы поверить, что он не мой ровесник, так молодо выглядел парень. К тому же его нелепый наряд…
– Нет, не успел еще, – тряхнув моим чемоданом, парень непреднамеренно его открыл. И тут тряпье, а вместе с ним и куклы посыпались просто на траву.
– Ах, что же ты наделал! – вскричала я, бросаясь подбирать вещи. Аделард тоже присел, да так неловко, что мы столкнулись лбами, больно ударившись.
– Ой, извини, я ведь ненарочно, – пробормотал парень, быстро собирая платья. – А это что, твои?
– А то чьи же, – выхватив одну из кукол, я как можно быстрей спрятала ее внутрь чемодана. Щелкнул замок.
– Где покупала? Красивые такие, словно живые.
– Нигде не покупала, сама шила, – засмущалась я, потому что раньше никому не показывала своих изделий, решив, что это ребячество и даже стыдно будет, когда узнают, что такая взрослая девушка забавляется ерундой.
– Вот здорово! Да ты мастерица!
– И платья тоже мои…
– Ух ты! А знаешь что, Зузу, а пошли-ка жить ко мне? – предложил вдруг Аделард. – Как я понял, ты решила погубить себя, раз отправилась в такой опасный путь неизвестно куда. Так не лучше ли будет, если ты сначала устроишься у меня работать, а потом, может быть…
– Я согласна, – ощущая, как некая пелена отползает от меня прочь, быстро сказала я.
– Тогда пойдем? Давай свой чемодан, в этот раз я его не уроню.
Итак, моя маменька даже не подозревала, куда же сгинула ее дочь.
А я, с тех пор, как поселилась в уютном двухэтажном домике Аделарда Минкуса (на первом этаже была аптека и приемный покой), ни разу не наведала ее и даже не подходила близко к тем местам, где могла бы ее встретить.
Дни мои проходили в приятных хлопотах. Поутру я готовила завтрак, убиралась, потом занималась своей обычной работой, к которой уже привыкла дома – шила платья, а также куклы. Но теперь для своей работы я использовала новые ткани, которые покупал мне Аделард, а также превосходную фурнитуру. Также в аптеке он выделил для меня уголок, в котором я выставляла на полках свои товары. И от покупателей отбоя не было. Так что пора было подумать о том, чтобы выделить мне полноценное помещение.
– Да, куклы идут хорошо, – радостно хлопоча на кухне, говорила я своему будущему мужу, – но и на платья спрос вырос, так что пора расширяться.
Первая близость между нами была всего лишь через неделю после того, как Аделард привел меня к себе в дом.
Поначалу я дичилась парня из-за той психологической травмы, которую получила с первым своим клиентом. Но чуткий и умелый, к тому же лекарь, Аделард сумел расположить меня к себе настолько, что я сама пришла к нему в одну из ночей, когда за окнами разыгралась гроза, и молнии, сверкая, просто-таки ослепляли меня, гром же несказанно пугал.
– Что с тобой, Зузу? Ты вся дрожишь, – когда я прибежала, посреди ночи, босая, в длинной белой ночнушке до пят к нему в комнату и с ходу прыгнула в постель, парень нежно обнял меня и прижал к себе, погладил по волосам.
Я же ощутила возле него такой уют, такую теплоту и заботу, что, не контролируя, что делаю, тоже обвила его руками. И каким же было мое удивление, когда ощутила, что Аделард полностью голый! Отпрянув, в свете новой ярчайшей вспышки, я увидела его тело. Оно было сильным и красивым, не то что у подлого Бенджамина, так бессовестно купившего мою девственность. Тот мужчина был немного рыхлый, кожа его была дряблой, а дыхание несвежим. Против него Аделард был сущий бог. Нежно проведя рукой во его крепкому торсу, я легонько сжала упругий бицепс, потом опустила ладонь на грудь, на живот, чуть ниже…
– Ты этого хочешь, Зузу? – срывающимся голосом спросил парень.
– А ты?
– Я не смею тебя просить. Но… Ты мне нравишься, конечно, и я бы хотел. Ты такая красивая, хрупкая, изящная, беззащитная, и я боюсь, что еще рано…
– Ты не понимаешь, я сама к тебе пришла, – прошептала я, бережно прикасаясь рукой к его мужскому естеству, которое, вздрогнув, начало постепенно наливаться, становиться твердым.
– Но я не хочу, чтобы это случилось лишь только из благодарности за то, что я помог тебе, – охрипшим шепотом ответил Аделард. – Увидев тебя впервые, я был поражен. Еще тогда, в первые мгновения, не зная, кто ты, я решил, что мы непременно должны быть вместе, и я даже не надеялся… ах…
– Не только из благодарности, – рукой поглаживая член, я нежно приникла к его груди губами, пробежалась по коже торопливыми поцелуями, лизнула сосок.
– Ну, если так… Я сойду с ума, если так…
– Я хочу, чтобы это был ты, – опускаясь все ниже, я отчего-то захотела поцеловать именно то место, на котором было сосредоточено столько внимания, потому что именно при помощи его совершалось тайное действо, именуемое плотской любовью.
– Ты чудо… Любимая моя, – выгнувшись дугой, стонал парень, молодой мужчина, которому я решила отдаться сама, по своей воле.
Просто потому, что нас свела судьба. Пусть случайно, пусть и при таких сложных обстоятельствах. Но все же – теперь мы жили вместе, под одной крышей, между нами были теплые и доверительные отношения. Да, я была еще слишком юной, неопытной, вот только я решила раз и навсегда, что не буду искать никого другого, и если Аделард примет меня, полюбит, то я стану только его – на всю жизнь. И что мне до того, что где-то, возможно, есть и другие мужчины, намного лучше, богаче, умнее. Хотя – кто бы мог сравниться с этим целеустремленным, живым, отзывчивым, честным, успешным, таким красивым парнем. И я влюбилась. Впервые в жизни и мгновенно, как только переступила порог его дома. Так отчего же мне было не подарить ему свое тело, не порадовать саму себя ощущением близости родного человека? И когда Аделард не отверг мои ласки, принял меня, к тому же признался в том, настолько я дорога ему,… могли ли быть какие-то препятствия, ограничения, стыдливость?
Обласкав его мужское достоинство губами, я молча прильнула к нему всем телом, тесно прижавшись животом.
– Любимая Зузу, хочу тебе в кое-чем признаться… – задыхаясь от мелкой дрожи, бьющей все его тело, простонал Аделард.
– В чем? – прошептала я, ощущая тянущую пульсацию внизу живота и не понимая, отчего так.
– Стыдно признаться, но у меня еще не было женщины, я – девственник, и не знаю, как…
– Все просто, я помогу тебе, – внутренне ликуя, что хотя бы кто-то из нас двоих будет вкушать эту радость впервые, я откинулась спиной на подушки и прошептала: – Иди ко мне.
А потом я широко развела бедра и протянула навстречу руки.
– Раньше я всегда сам, – пробормотал Аделард, – ну, ты понимаешь…
– Понимаю…
– И поэтому боюсь, как бы не причинить тебе боль.
– Ты – не причинишь, я хочу этого, иди же ко мне.
Затем, прогнувшись в талии, я притянула его руками. Навалившись на меня всем телом, Аделард наконец-то приставил член куда надо, но все-таки не спешил действовать. Его мужское естество было полностью готово, дыхание парня участилось, на лбу выступили крупные капли пота, но все-таки он медлил.
– Ну что же ты? – шептала я, призывно вильнув попой. – Давай.
– Сейчас…
Член Аделарда был между нежных складочек, он нежно гладил их пальцами, словно наслаждаясь этими ласками. Потом он засунул свои крепкие большие руки мне под попку и, сделав резкий рывок, вошел.
Я вздрогнула, задохнулась, а потом исторгла из горла рык, подобный раненному зверю.
– Тебе больно? – коснувшись пальцами моей щеки, спросил молодой лекарь.
– Нет, мне хорошо… – простонала я. – Но прежняя рана, нанесенная мне совсем недавно другим, еще свежа, только поэтому.
– Тогда, прости… Но, может быть, еще рано?
– Нет, я прошу тебя продолжать, – покрываясь каплями росы, просила я. – Мне невыносимо хочется, чтобы это сделал ты, только ты.
А дальше последовали толчки. Уверенные и короткие, они проникали все глубже в меня, распаляя похоть, доказывая мне, что я не просто тело для удовлетворения преступной и порочной страсти, а – женщина, что меня любят, дорожат мною, трепещут, желают доставить удовольствие.
В этот раз, конечно же, мужчина излил свое семя внутрь меня, и я была этому очень рада, потому что это значило, что он и я отныне соединены в одно целое и, возможно, у нас также будет ребенок.
До утра мы так и спали в одной кровати.
И после этого – все ночи подряд, только рядом. Мы искренне полюбили друг друга, и решили пожениться. Но сначала я хотела стать кем-то, зарабатывать шитьем, достичь своей цели. Потому что в ином случае мне было бы неловко называться женой настолько целеустремленного и необыкновенного мужчины. Я тоже должна была состояться как личность, и уж потом…
Так и случилось. При помощи и содействии Аделарда, а также благодаря своему таланту и труду, спустя год я уже владела собственной швейной мастерской, в которой, кроме меня, работали две девушки. Мы шили платья на заказ. А также я придумывала модели, потом мы вместе делали выкройки, подбирали ткани. И когда первые мои авторские платья были выставлены в витрине, их в тот же день раскупили, и за немалые деньги. Так что дело постепенно росло и развивалось.
И как-то, поднеся бархатную коробочку, в которой лежало кольцо, Аделард сделал мне предложение.
Конечно же, платье на свою свадьбу я шила себе сама. Оно было похоже на нежный цветок фрезии, украшенный капельками росы. Длинные концы ткани были подобраны и заколоты на юбке, так что и вправду походило на бутон. Волосы я тоже украсила венком из белых фрезий. Ну и свадебный букет был составлен их них же.
В качестве свадебного подарка Аделард купил мне небольшой дом в центре города, где я открыла салон готовой одежды, который, в память о самом чудесном событии в моей жизни, а также в благодарность мужу, назвала «Фрезия».
Жизнь наша была счастливой и безоблачной. Как вдруг в один из дней, по прошествии пяти лет после моего ухода из дому, ко мне внезапно нагрянула моя маменька.
– И как ты меня нашла? – нахмурилась я, так и не простив ее за тот неожиданный «первый рабочий день».
– А что было искать? – ухмыльнулась она. – В городе только и говорят о рыжей и длинноносой дылде, открывшей дорогой салон одежды. А кто тут у нас рыжей тебя? К тому же это имечко, Зузу…
– Мама! – изумилась я тому, что, вместо извинений, или, на крайний случай, просто теплых слов приветствия, моя маменька принялась издеваться надо мной, высмеивая внешность. А ведь я уже было привыкла к тому, что я – красавица, ибо мой муж каждый день убеждал меня в этом, и я поверила ему. И тут…
– А ты совсем не изменилась, все такая же тощая и костлявая, – продолжала измываться надо мной родительница. – И что же в тебе нашел этот богач?
– А ты что, не рада тому, что твоя дочь, вместо ложиться подо всех подряд, живет жизнью порядочной женщины? У меня есть муж, который меня любит, свой дом, дело! И я сама зарабатываю деньги.
– Ты мне кое-что должна, – вдруг нахмурилась мать.
– Что?
– Когда ты ушла из дому, то прихватила кое-что из моего имущества, забыла?
– Но… – задохнулась я, – те деньги были ценой за мою невинность, которую ты бессовестно продала какому-то тупому мужлану! И я имела право…
– Не имела.
– Тогда, я помню ту сумму, подожди, я отдам тебе ее, – воскликнула я и, было, кинулась бежать в конторку, чтобы взять кошелек и возвратить матери ее утрату.
– А проценты? – остановила она меня своим наглым замечание.
– Какие еще проценты? – возмущенно выдохнула я.
– Я ведь теперь даю деньги под проценты, – подбоченясь, мать сверлила меня проницательным взглядом. – И ты – моя первая клиентка, так что посчитай…
Дальше мать начала озвучивать комбинации с процентами, от которых мои глаза полезли на лоб. Потому что получалось, если бы даже я и хотела отдать ей указанную сумму, то мне пришлось бы продать свадебный подарок мужа, к тому же со всем содержимым, и то, если бы еще хватило.
– Мама, но это огромные деньжищи! – возмутилась я. – Ты не можешь от меня требовать такое.
– Могу, – она настаивала на своем. – Ты ведь не все еще знаешь.
– Чего я не знаю?– боясь услышать что-то не менее дикое, я схватилась рукой за прилавок.
– У тебя есть две сестры – Ивонна и крошка-Сицилия.
– Что? И когда это ты успела родить? По сколько им лет?
– Ивонне пять, а Сицилии два, – глядя мимо меня, ответила маменька. – И нужно подумать об их будущем, так что, дочь, тебе придется вернуть мне долг.
– Но хорошо, – от такой новости я медленно осела на табурет, слава богу, стоящий позади меня, а не то бы попросту упала на пол. – Я помогу тебе деньгами, но только та сумма, которую ты назвала…
– Именно ту сумму я и хочу получить, а иначе…
– Иначе что?
– Я приведу тебе твоих сестер, и именно ты будешь о них заботиться!
– Почему я?
– А больше некому! – безапелляционно отрезала мать, а потом, резко тряхнув кудрями, развернулась и пошла к двери. Там на минуту остановилась, повернула ко мне лицо и мрачно сказала: – Если до завтра ты не отдашь мне всех денег, я повешу этот груз тебе на шею, и тогда не обессудь.
– Мама, но как же?..
Только она меня уже не слышала. Гордо и уверенно продефилировав перед витриной моего салона, она ушла восвояси, оставив меня мучиться мыслями о том, как же мне поступить.
А тут еще и муж…
Вечером, перед отходом ко сну, заметив мой расстроенный вид, он понял все по-своему.
– Дорогая, я люблю тебя вопреки всему, и буду любить всегда, – приседая возле постели, на которой я сидела, свесив ноги и задумавшись, он запустил руки под мою ночнушку, принялся нежно гладить, проводя пальцами по моей коже.
– Ты о чем? – вздрогнув, я испугалась, что ему кое-что известно о визите моей маменьки и о том условии, которое она мне поставила.
Я ни за что не хотела утруждать своего мужчину проблемами, не хотела пугать его, создавать трудности. Ведь я знала: как только Аделард услышит нелепое требование, он тут же сделает все от него возможное, чтобы исправить ситуацию, и может уплатить деньги, или же потребует отдать нам детей. А я не была готова ни к первому, ни ко второму. Я не желала потакать капризам той, которая, хоть и была моей родительницей, но всегда вела себя со мной словно чужая женщина, вспомнив о моем существовании только по прошествии шести лет после исчезновения, да и то – с намерениями обобрать меня. А во-вторых, я также не хотела обременять себя детьми, которые хотя и были моими родными сестрами, но все же я надеялась в скором времени обзавестись своими собственными малютками, посвятить им всю себя, а тогда эти девочки были бы мне обузой, непосильной и ненужной ношей. Я и так слишком воспользовалась добротой Аделарда, была благодарна ему безмерно, постоянно чувствовала, что обязана ему всем, и лучше этого мужчины не было никого во всем мире. Поэтому решила промолчать.
– Я ведь тоже переживаю, – пребывая в заблуждении, Аделард взял мои руки в свои и покрыл пальцы поцелуями, глядя на меня снизу верх. – Но что поделать, мы вынуждены будем потерпеть.
– Потерпеть что?
– Не нужно притворяться, Зузу, – садясь возле меня, он обнял меня за талию, поцеловал в висок. – И если ты скрываешь свои чувства от меня, это совсем не значит, что я их не разделяю. Во-первых, я твой муж, а во-вторых, я слишком тебя люблю, чтобы не быть с тобой одним целым, поэтому…
– Мне и вправду грустно.
– Что ж, если тебе так хочется, мы можем погоревать вместе, но недолго. А затем займемся тем, что поможет нам приблизиться к нашей цели. Как врач, обследовавший каждую клеточку твоего тела, а также изучив свою физиологию тоже, я могу тебя уверить: нам нет причин убиваться по этому поводу, потому что все еще впереди!
– А по чем мы можем убиваться? – отвечая на его поцелуй и, увлекаемая им, падая на подушки, спросила я, все еще пребывая в мрачном раздумии, но все-таки постепенно приходя в себя и стараясь разобрать, о чем же говорит муж.
– О наших будущих детях, конечно же, – стягивая из моих плеч сорочку, Аделард оголил одну грудь и, взяв ее в ладонь и несильно стиснув, приник губами.
– Ах, ты об этом, – и новая волна грусти сковала мои движения.
Да, я и вправду слегка тревожилась по поводу того, что время идет, а я так и не смогла еще подарить мужу долгожданного наследника, хоть мы и прилагали к этому невероятные усилия, занимаясь любовью почти каждый день, а то и по нескольку раз за ночь. Я не предохранялась от нежелательной беременности вовсе, как постоянно делала то моя маменька, потому что эта беременность как раз и была бы для меня слишком желанной. Вот только аист не спешил прилетать к нашему дому, и я недоумевала. Но даже не подозревала, что и Аделард настолько растревожен.
– А что, я ошибся, и у моей обожаемой жёнушки есть какие-то иные проблемы?
– Нет, конечно же нет, – позволяя мужчине полностью себя раздеть, я бледно улыбнулась.
– Тогда, дорогая Зузу, тебе не о чем страдать! Мы еще так молоды, здоровы, у нас все впереди. Как врач тебе заявляю: для зачатия нет никаких препятствий. Но если все же богу будет угодно… если у него есть на нас какие-то свои, иные планы, и он не позволит нам стать родителями, то и тогда я не перестану благодарить его за ту встречу, подарившую мне истинное счастье обладать самой красивой, самой нежной, самой удивительной из всех женщин!
– И кто же она? – лукаво сощурясь, я хотела увести мужа от тревог о будущем потомстве, а также услышать комплимент: женщинам приятно слышать любые нелепости о своей привлекательности, пусть даже их повторяют одни и те же губы по несколько лет кряду.
– Это, конечно же, ты, Зузунда! А что, в мире есть кто-нибудь еще, кому я отдал свое сердце? У меня же оно одно! А без сердца нельзя любить.
– И я тебя слишком люблю, мой Аделард, – зарываясь пальцами в его рыжей шевелюре, я таяла от удовольствия, забывая в этот момент также и о визите маменьки, уплывая на волнах страсти во Вселенную, где мы были только одни – он и я.
Запрокинув мои ноги себе на плечи, мужчина подложил мне под попу специальную твердую подушку, лежащую на кровати с такой вот целью, и, еще раз нежно поцеловав нежные складочки, погрузил туда свой вздыбленный мужской орган. Он у Аделарда был огромный и красивый, так что я поражалась: как это в таком прекрасном теле все может быть настолько ладным.
Выждав несколько мгновений, пока мое женское сокровенное привыкнет к его размерам, мужчина начал делать осторожные толчки, все время лаская мою грудь, легонько сжимая и растягивая соски. Взгляд его карих глаз был устремлен на мое лицо, и Аделард понимал каждое мое чувство и ощущение, чтобы умело руководить процессом.
Я не могла и не хотела сдерживать порывы тела, и мы двигались в унисон, сплетаясь руками, ногами, проникая языками и соединяясь тайнами, смешивая наши соки и слюну, пот и слезы радости, существуя отдельно от реального мира, в своей собственной одурманивающей Вселенной.
– Люблю, – услышала я рык Аделарда, прорывающийся ко мне сквозь туман сознания, и тут же ощутила выброс семени, оросивший мое лоно.
Не знаю, почему, но в этот раз я не получила волшебной и ослепительной разрядки единовременно с ним. Возможно, причиной тому было посещение моей матушки и те тягостные думы, которые затаились у меня внутри. Заметив, что я не улыбаюсь так, как прежде, да и не утомлена настолько, чтобы расслабить тело и тут же погрузиться в сон, Аделард тоже решил не спать. Покрыв благодарными и нежными поцелуями мое лицо и грудь, он встал с кровати и последовал к застекленному шкафчику. Открыв дверцу, вынул и поставил на стол инкрустированную камнями и золотом шкатулку; щелкнул замок – и мужчина извлек оттуда переливающиеся в льющемся из окна лунном свете жемчужные бусы. Белые и крупные, жемчужины были плотно нанизаны на нитку, потому что до меня их никто не одевал. Они были живые, свежие, и стоили немыслимых денег.
«Вот продав их, я и могла бы расплатиться потом со своей матушкой», – мельком подумала я, но сразу же и отогнала от себя эту чудовищную мысль: зачем лгать мужу, омрачая чистоту нашего брака.
Бусы Аделард купил в честь первого показа мод в моем салоне. Он как раз вылечил дочь какого-то знатного вельможи, от которой отказались все остальные лекари, так что бедняжке пришлось бы, по всей видимости, умереть, если бы ее отец не рискнул обратиться к молодому и неопытному парню. Но муж взялся за безнадежную пациентку, поставив на кон все. И – победил болезнь, а также заработал себе такую репутацию, такую славу, что сразу же стал знаменитостью и получил авторитет светила медицины.
К нему на прием записывались в очередь за месяц наперед и даже больше. Но Аделард Минкас не зазнался после всего этого, он принимал и бедных, и богатых, а плату брал посильную, не заламывал цену, как сделал бы на его месте кто-нибудь другой. И за это качество он вознесся еще выше. Прохожие снимали перед ним шляпу, я же просто боготворила.
Так вот, вельможа расплатился с моим мужем согласно прейскуранту, но также потребовал принять еще и особенный гонорар.
– Эти бусы привезены мной из Индии, в подарок любимой дочери. Но… я застал ее умирающей, дни моей Изабеллы были сочтены, и все мы приготовились к ужасному горю. И вот, ваши золотые руки, ваш ум сделали невозможное. Поэтому примите от меня этот подарок.
– Но, вы уже и так щедро мне заплатили, этого будет вполне довольно, – возразил Аделард. – Я делал только то, что и полагается делать врачу, и право, не только в том моя заслуга, что ваша дочь выжила. Значит, так было угодно богу. Я, конечно же, признателен. Но – нет. Вручите бусы Изабелле, как и намеревались, ей они будут к лицу.
– Моя дочь могла умереть, – вельможа был непреклонен, а в его глазах светилась такая настойчивость и уверенность, граничащая с яростью, что было бы бессмысленно продолжать спор и упрямствовать дальше. – И я хочу! Я требую, чтобы вы предоставили мне возможность отблагодарить вас просто ценным подарком, взамен того бесценного, который сделали мне вы!
– Ну хорошо, только… – беря в руки бусы, переливающиеся разными оттенками безупречно круглых жемчужин, смутился муж.
– Никаких только! – обрадованный вельможа также поклонился. – Говорят, эти бусины – символ женственности и материнства. Моя дочь еще юна, и ей рано думать о браке. А вот вы женаты, так что… Подарите эту нить вашей жене, и пусть она отблагодарит вас рождением прелестных наследников.
– Так я и сделаю.
Долго я не решалась надеть на себя этот немыслимо дорогой подарок, считая, что не достойна носить такое. Да и куда мне было его одеть? Несмотря на то, что мы с Аделардом заслужили свое место в обществе, все-таки оно нас не принимало: я была дочерью проститутки, а муж – безродным сиротой. И что кому до того, что свое состояние мы заработали своим умом и руками. Нас не приглашали на приемы и балы. Вот только мы не очень-то и горевали по этому поводу, продолжая трудиться, и наслаждаться общением друг с другом.
Как-то Аделард принес в дом старый манускрипт, толстый и пожелтевший от времени, сокрытый в кожаном чехле. Развернув его, он стал читать. А на второй день подозвал меня к себе и, указав пальцем на рассыпающуюся страницу, сказал:
– Посмотри Зузу на этот рисунок, видишь?
– Что такое? – закалывая нитку с иголкой в свой фартук, который был снабжен множеством карманов и мелких элементов, утыканных иголками, булавками да шпильками, спросила я, заглядывая через плечо.
– Это же жемчужная нить!
– Ага…
– А текст написан по-латыни, и он гласит о том, что есть верный способ… Впрочем, это не важно…
– Что там, продолжай, мне интересно! – оживилась я.
– Способ сам по себе интересный, вот только я не знаю, действенен ли он. Хотя, попробовать можно…
– Не понимаю.
– Да тут описан способ лечения болезни, то есть, некоторого состояния, с применением жемчужных бус.
– И что же это за болезнь?
– Не важно, – словно углубившись в чтение, муж на самом деле хотел увильнуть от ответа, но я не отступала.
– Так что за болезнь? Говори! И… только не вздумай забирать для этих целей мои бусы!
– Нет, ну что ты, не всему же написанному можно верить. Да и способ настолько древний, настолько и сомнительный. Кстати, а где ты хранишь свои жемчужные бусы?
– Что?! Ты все-таки решил полюбопытствовать? – и я уставилась на Аделарда с подозрительностью.
– Нет, конечно же, я не посмею их взять без твоего разрешения, – заверил он меня, и я знала, что могу верить его словам, – но хочу взглянуть, подходят ли они под описание свойств, необходимых для…
– Так что за болезнь?
– Это даже не болезнь, а состояние, – уверил меня тогда мой муж. – И оно присуще только женщинам… это…
– Это что? Ну говори же, а не то… А не то ты заставишь меня поднять на тебя руку! И даже не сомневайся, я не посмотрю на все твои предыдущие заслуги, а как возьму вот эти пяльцы, да как тресну!
– Ух, какая грозная, – подыграл мне муж. – Только не бей по голове, она у меня слишком твердая, пяльцы могут поломаться. А мне бы не хотелось огорчать тебя.
– Так скажешь или нет… – зарычала я, вынимая из кармана ножницы и, выразительно и угрожающе ими клацая, так и ринулась к Аделарду.
– Ну хорошо, ну ладно! – он притворно замахал на меня руками, – Скажу! Это мигрень.
– Всего лишь? – хмыкнула я, тот час же теряя свою воинственность. – И что, и вправду помогает?
– Тут пишут, что да.
– И как же нужно использовать бусы?
– Одевать их на больное место, – ни мало не смутившись, ответил муж.
– Что, на голову, что ли? Тогда… лучше бы тот вельможа подарил нам жемчужную диадему, вот что. А шея и грудь у меня вполне здоровы.
– Очень здоровы, – и муж, бросив свой манускрипт, так и ринулся ко мне, на ходу срывая с меня фартук и увлекая к ближайшей софе, чтобы там, задрав подол, совокупиться со мной по-быстрому, на ходу. Вот только и в тех случаях я получала разрядку.
А что теперь?..
Теперь я должна была узнать, что Аделард Минкус все-таки обманул меня – тогда, читая манускрипт. Потому что смысл врачевания жемчужным ожерельем заключался совсем в ином: им женщин лечили от бесплодия. Но деликатный и тонко чувствующий мужчина не хотел омрачать мои мысли намеками, поэтому-то и промолчал, решив солгать.
– Любимая моя Зузу, – перебирая в пальцах жемчуг, он подошел к кровати и, присев на ее край, склонился ко мне. – Позволь я помещу эту прелесть там, где она тоже послужит – но не только украшением.
– И куда же ты хочешь засунуть бусы? – я игриво провела рукой по все еще возбужденной груди, а она у меня была большой, высокой, острия ее, вспухшие от ласк, вздымались, словно вершины гор.
– Каждый уголок твоего прекрасного тела заслуживает на то, чтобы эти никчемные перламутровые горошинки прикоснулись там. Но, есть местечко, в которое им будет проникнуть особенно полезно.
– И где же оно находится? – взяв обе груди в ладони, я поднесла их к губам, соблазнительно лизнув язычком: мне вдруг снова захотелось пробудить страсть в теле моего мужа. Я знала, что он без ума, когда я так делаю, поэтому и пошла на хитрый трюк.
– О боже… – простонал мужчина, а глаза его сразу же заволокло туманом. Я увидела, как внизу живота у него подымается мужское естество.
Вздыбленный член угрожающе торчал, нацеленный в мою сторону, но Аделард не спешил погружать его в мои глубины. Подползая ко мне на локтях, он одной рукой раздвинул мне бедра, в дрожащих пальцах второй держал нитку жемчуга.
– И что ты намерен делать? – с удивлением замечая его лихорадочный взгляд, устремленный в мою таинственность, я так и замерла, затаив дыхание. – Не хочешь ли ты?
– Хочу… – простонал Аделард.
– Нет, ты что? – и я немножко отодвинулась, освободившись от его касаний. – Ему там не место!
– Я – твой муж, к тому же – врач, и кому как не мне знать, где место ожерелью.
– Что?! – изумилась я, решив, что Аделард рехнулся. – Ты что, хочешь засунуть ожерелье внутрь меня? Зачем?
– Я обласкаю им тебя там, – прошептал мужчина, крепко беря меня за щиколотку и, дернув, уверенным движением снова приблизил к себе.
– Ай, ты что делаешь? – я была поражена странным блеском его глаз.
– Ляг, расслабься! – рыкнул муж. А затем, когда я молча покорилась, снова развел мои колени, встал между ними и, медленно опуская нить жемчуга мне между бедер, возложил их на нежные складочки, легонько протянул вниз.
– Ах… – я вздрогнула от странных прикосновений, неведомых мне доселе ласк, ощутив прилив возбуждения и неведомых импульсов.
– Тебе ведь хорошо? Нравиться? – повторяя попытку, прошептал муж, внимательно вглядываясь в мое лицо.
– Да, – выдохнула я, млея от его ласк.
Круглые бусины, пробегая внутри, на сей раз под внешними складочками, обволакивали мягкую и влажную бахрому моей слизистой, пробуждая женскую сущность, что дарила наслаждение. Бусины, круглые и прохладные, словно теребили меня там, отзываясь тихими, но настойчивыми толчками, чередуясь и повторяясь, надавливая и гладя. И это повторялось еще и еще раз. Потом Аделард ускорил темп, добавил пальцы, потом язык…
И вот его член, погрузившись в мое женское естество, когда я уже кричала, требуя этого, продолжил, умножил сладостную пытку жемчужным ожерельем, исторгая из моих губ все новые гортанные звуки, а также – струи секретной жидкости, которая, как и у мужчин, могла изливаться из тела при определенных условиях.
И вот этот момент свершился! Бусы все скользили вокруг твердокаменного члена и моей растянутой до невозможного бахромы – налитых кровью лепестков, спрятанных внутри нежных складочек. Я же билась в диком экстазе, с остервенением кромсая ногтями плечи, а также кожу на спине любимого. А он не переставал ласкать членом, жемчугами и пальцем, пока, дойдя до предела, я не потеряла сознание, провалившись в темень, в сущее забытье.
Хорошо, что мой мужчина был врачом, а то бы он не на шутку испугался такой реакции. Еще бы: в момент, когда он выпустил внутрь меня свое семя, я, утробно рыкнув, обмякла, словно одна из моих кукол.
Утром, проснувшись на плече у Аделарда, я улыбнулась от чувства полнейшего блаженства. Так как, по сути, не ощущала своего тела. Да и мысли мои были легкими, словно весенние цветы.
Открыв глаза и потянувшись, я с удовольствием громко зевнула, потом легонько пошевелила ногой, чтобы сбросить одеяло и незаметно встать, не потревожив сон любимого.
Но муж спал очень чутко.
– Привет, моя прелесть, – ухватив меня за локоть, когда я уже вставала, он снова бросил меня на постель, навалившись сверху. – Я не дам тебе так запросто уйти.
– Пусти, настырный, – шутя, я толкнула его ногой в колено, но этим только раздразнила еще больше.
– И что, моя крошка не хочет испробовать утренний десерт, такой полезный для ее настроения, прежде чем наполненные заботами будни не украдут ее у меня?
– Конечно же, хочу! – поняв, на что он намекает, я отбросила в сторону одеяло и, склонившись над животом, живо погрузила вздыбленный мужской орган в свои пухлые губы, принимаясь его ласкать.
– Ах, Зузу, и какая же ты прелесть! – отбрасывая в сторону мои рассыпавшиеся волосы, Аделард привстал на локтях, чтобы хорошо видеть процесс. Он наслаждался им каждый раз, и я специально ловила взгляд мужа, чтобы продемонстрировать ему, как же мне нравиться ублажать его так.
Я погружала головку члена в рот, сжимая ее губами, легонько надавливая под основанием, проводя языком по горьковатой щели, опускала туда кончик языка, макала… Потом, бросив мимолетный взгляд в сторону пристальных карих глаз, внимательно за мной следящих, насаживалась поглубже, одной рукой лаская его мошонку, перебирая пальцами яички, а палец другой погружала в тайное место, о котором узнала случайно. Как-то мне стало интересно: а что поучаствовал бы мужчина, если бы попробовать в него проникнуть? И я попробовала. Ему это понравилось. Мне тоже. Поэтому, получив одобрение в виде удовлетворенного мычания, я иногда практиковала такие ласки.
Вот и теперь, погрузив указательный палец вовнутрь и нащупав там мягкую выпуклость, я начала медленно вращать вокруг нее, слегка надавливая. Сама же при этом усердно работала ртом, вовсю лаская член. Муж все это время безудержно стонал, и даже закрывал глаза, так ему было хорошо. Ощутив приближение разрядки, я нажимала «подушечку» в самой ее вершине, и тут же ощущала, как в рот мне ударяет струя горячей и вязкой жидкости. Вот она-то и служила мне десертом, который, по словам мужа, был невероятно полезен для женского организма – омолаживал его, придавал сил, не позволял мрачным мыслям и хандре поселиться в моей прекрасной головке. А еще мне и самой нравился этот вкус – немного приторный, с неимоверно приятным ароматом, которым я наслаждалась потом весь день, втайне улыбаясь хранимому секрету бодрости.
И все же, несмотря на полученный мной «десерт, мне следовало вспомнить и о том, что матушка могла выполнить свои обещания: заявиться ко мне и потребовать свои «проценты», которые я, якобы ей задолжала. Поэтому чело мое омрачилось сразу же, как только я об этом вспомнила.
– Что с тобой? – заметив перемену в моем настроении, спросил Аделард, уже держась за дверную ручку, чтобы выйти.
– Все нормально, – вздохнула я и попыталась улыбнуться. Вот только все у меня внутри дрожало, и это не могло остаться незамеченным.
– Нет, ты что-то от меня умалчиваешь, – возвратился назад муж. – Говори, а не то я подумаю, что ты… что ты завела себе любовника.
– Вот еще что! – изумилась я. – Да такого отродясь не будет! Разве есть в мире мужчина, лучше тебя?
– Кто его знает, – притворно вздохнул Аделард. – Ты у меня красотка, к тому же умница, успешная во всех смыслах женщина, такая необычная, талантливая, так что приходится постоянно быть начеку.
– Даже не думай о таком, не обижай меня! – вдруг взвизгнула я, сама от себя не ожидая такой реакции. Ведь заботило меня совсем иное, а не мнимая ревность мужчины, который никогда бы не засомневался во мне.
– Да что ты, прости, Зузу, – и муж бросился ко мне. Подбежав, принялся целовать меня в губы, гладить по волосам. – Сейчас же сознавайся в своем горе, а то… Разве ты хочешь, чтобы весь мой день прошел в тревоге? А что если по причине крайней рассеянности я могу навредить кому-нибудь из своих пациентов? И кто в таком случае будет виноват?
– Конечно же, я, – и, с силой сжимая пальцы, чтобы не расплакаться, я сделала последнюю попытку успокоить мужа, убедив его в том, что все нормально. Отбросив назад волосы, я упала спиной на кровать, широко расставив ноги.
– Что, опять? – озадачился Аделард, но не посмел воспротивиться моему желанию.
Не снимая рубашки, он приспустил штаны. И, удобно расположившись между моих бедер, уверенным движением вошел в меня.
После столь продолжительных и повторяющихся ласк я имела полное право снова провалиться с сон, что и сделала, укрывшись одеялом и уткнувшись в подушку лицом.
– Ну что ж, отдыхай, – поправляя одежду, Аделард, по-моему, решил, что это была обычная женская хандра в период овуляции, поэтому он сделал все, что мог.
– До вечера, – не поднимая головы, пробормотала я, внутренне дрожа от нехороших предчувствий.
И как только за мужем закрылась входная дверь, услышав характерный щелчок, я подскочила с кровати и бросилась в ванную. Приведя себя в порядок, направилась в салон.
Матушка уже ждала меня там.
– Так что, Зузунда, – даже не сказав слов приветствий, она сразу же перешла к делу. – Ты принесла мне деньги?
– Нет, – я посмотрела мимо нее в окно, за ним молодая дама вела за руку ребенка, маленькую девочку лет пяти.
«Вот бы и мне родить такую же, – подумала я. – Я не была бы равнодушной, как когда-то моя матушка, я бы любила и лелеяла ее, не отпускала бы от себя ни на шаг».
– Что ты там задумалась? – проследив за моим взглядом, спросила она.
– Думаю, что вынуждена буду тебе отказать.
– Что?..
– Нет, конечно же, я дам тебе деньги, сколько нужно, но только не настолько огромную сумму, как ты затребовала. Понимаешь, у меня ведь тоже имеются кое-какие обязанности, к тому же немалые расходы на ткани…
– Какие обязанности? Какие траты? – взревела матушка. Резко поднявшись со своего места, она принялась ходить туда обратно. Потом, подойдя к нежно-салатовому платью с графитовыми вставками, резко сдернула его с вешалки, приложила к себе, села, держа его в руках.
– Зачем ты мнешь платье? – я рассердилась такому бесцеремонному поведению. К тому же наряд был новинкой сезона, и его только утром должны были выставить в витрину.
– Я забираю его себе, – уверенно разглаживая шелковую ткань, маменька вела себя слишком возмутительно, хозяйничая, словно у себя дома.
– А разве я разрешила тебе взять платье? К тому же… мне кажется, оно не подойдет тебе по размеру – слишком просторное в груди.
– А вот на тебя в самый раз, – хохотнула нахалка. – И где только ты взяла такие дойки?
– Не дойки, а грудь! – огрызнулась я. – И еще: перестань оскорблять меня, насмехаться над моей внешностью. На себя бы посмотрела. К тому же я – твоя дочь!
– Да у тебя от меня нет ничего. Мы совершенно не похожи.
– А на кого же в таком случае я похожа? – с ужасом и сожалением глядя на то, как прелестное платье превращается в измятую тряпку в руках мамы, спросила я. – Возможно, что … на своего папу?
– Да разве я знаю, кто он? – хмыкнула матушка. – Есть, конечно, некоторые подозрения, что этот тот самый рыжий громила, моряк, случайно зашедший в ту ночь в таверну, когда я там работала, вот только…
– Вот только что? – я лихорадочно прикидывала в уме, как же мне отобрать платье у маменьки.
– Две другие девчонки тоже рыжие! Особенно Сицилия. А с тем морячком я так больше и не встречалась.
– Ну, это твои проблемы, – закусывая губы, я позвонила в колокольчик, стоящий на столе. И тут же в комнату вошла Светлана, одна из лучших моих мастериц, стройная и маленькая молоденькая брюнетка, очень красивая, так что в ином случае я бы даже опасалась держать ее у себя – а вдруг попадется на глаза мужу? Но в Аделарде я была уверенна больше, чем в себе самой, поэтому совершенно не тревожилась внешностью работницы.
– Что-то нужно, госпожа? – приятным поющим голоском спросила девушка.
– Принеси нам чаю, а также… то сиреневое платье, с алой вышивкой, что я приказала расшить бисером.
– Не нужно расшивать?
– Уже нет, неси.
Все еще надеясь спасти новинку сезона, я решила предложить маме ее замену – не менее чудесный наряд, но подходящий и по фигуре, и по стилю одежды проститутки.
И когда Светлана принесла платье, мама так и ахнула, бесцеремонно отбрасывая в сторону зеленый шелк.
– А это вот, – быстро подбирая струящуюся ткань, я ткнула ее в руки девушки, – приведи в порядок и немедленно выставь в витрину.
– Хорошо.
Так ни о чем и не договорившись, взяв рассрочку на неделю и подарив маменьке сиреневое платье, а также – куклы для сестер, я проводила ее до дверей салона.
– Я скоро буду, – пообещала она мне на прощание. – Так что, готовь деньги.
– Мама, одумайся, – вздохнула я. – Ты поступаешь не по совести.
– А ты? Ты-то как поступила со мной? Сбежала, оставив одну? А ведь я тебя кормила, одевала, заботилась, надеясь, что когда вырастешь, ты станешь работать вместо меня, будешь приносить в дом деньги! А ты?.. Неблагодарная!