«Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Единый могучий Советский Союз!»
Он был велик, этот Рай на земле, раскинувшись на обширных просторах Европы и Азии, занимая шестую часть суши. Сотни больших и малых народов проживали в его пределах относительно дружно между собой на своих исторических территориях, именуемых союзными и автономными республиками, автономными краями, областями и округами. Это была даже не страна, а особый континент, отгороженный от остального мира так называемым железным занавесом, крупнейший осколок Великой Российской империи.
СССР, как кто – то однажды удачно пошутил, представлял собой гибрид детского сада и тюрьмы. Советский человек находился под постоянным контролем со стороны партии, государства и Комитета Государственной Безопасности. Как и воспитанник детского сада, который в силу своего малолетнего возраста находится под неусыпным наблюдением воспитательницы, которая следит, как бы он по детской глупости своей чего – нибудь не натворил, советский человек не имел свободы слова, вероисповедания и, главное, волеизъявления. Он также был лишен выбора места проживания, права свободного выезда за границу, а некоторым грозил и запрет на профессию. Как и воспитанник детского сада, которого вовремя накормят манной кашей, усадят на горшок и уложат спать после обеда, советский человек имел неоспоримое право на бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное образование и бесплатную квартиру после десяти, а то и более лет работы на заводе или фабрике. Отовариваться продуктами питания и ширпотребом он мог только в государственных магазинах, выстаивая в длинных очередях за дефицитным товаром. Какие товары, и в каком количестве необходимы народу, решало государство, и эти решения иногда были весьма абсурдны. Например, государство никак не могло посчитать, сколько требуется советским гражданам в год рулонов туалетной бумаги. Зато с превеликим избытком печатались никому не нужные по большому счету титанические литературные труды и длинные речи на пленумах и съездах партии дорогого Леонида Ильича Брежнева и других видных деятелей партии и правительства. Пропаганда была приподнята на недосягаемую высоту. Смысл ее был таков, только коммунистическая партия и советское правительство способны сделать человека счастливым, только партия и правительство имеют на это право. А если человек упорно не желал быть насильно осчастливлен партией и правительством, то он попадал в разряд инакомыслящих или, как их еще окрестили, диссидентов. И советского гражданина за это строго наказывали органы КГБ. Сначала, надо отдать должное, беседовали, совестили. Мол, тебя подлеца, партия и правительство выкормили, выучили, на путь истинный к счастью великому постоянно направляют, а ты, морда неблагодарная, свою харю в сторону от партии и правительства регулярно воротишь. А если беседа не помогала, то тогда строптивца под конвоем сопровождали в специализированную психиатрическую больницу. Ну, какой же нормальный вменяемый человек откажется от бесплатного счастья?! Только умалишенный, сбрендивший окончательно субъект. Впрочем, могли и в лагерь упечь за измену Родине. В уголовном кодексе имелась соответствующая статья. Этот кодекс, надо отдать должное его разработчикам, был устроен весьма хитро – мудро. Его можно было при необходимости применить к любому гражданину Советского Союза, как бы честно он не жил и свято себя не вел. «Был бы человек, а статью подберем», – любили говаривать прокуроры и судьи адвокатам. Адвокаты не возражали. Каждый из них мечтал сам стать прокурором или судьей.
Единичными, выглядевшими как самая гуманная мера, были случаи лишения советского гражданства и насильственного выдворения из страны. Такая мера применялась лишь к тем диссидентам, которые были достаточно известны за границей как крупные ученые, маститые деятели искусств и особенно писатели, тлетворно влияющие своим свободолюбием на неокрепшие умы советских граждан. Признавать их психически ненормальными было глупо, сажать по тюрьмам стыдно перед мировым сообществом, огласки и упреков в нарушении прав человека в Раю со стороны адского Запада все же побаивались. Не нравилось, говорят, Леониду Ильичу, когда какой – нибудь Джимми Картер, обсуждая за столом переговоров, условия взаимного сокращения баллистических ракет средней дальности в Европе, вдруг задавал генсеку в лоб каверзный вопрос:
– А когда вы всех своих евреев из страны выпустите?
– Да хоть завтра, – мямлил Леонид Ильич.
– Что, действительно так? Это сенсация!
– Вот только танки соляркой заправим, пополним боекомплект, посадим своих евреев на броню и отправим через Францию в Израиль.
Большим чувством юмора обладал дорогой и любимый Леонид Ильич Брежнев.
Побеги из советского Рая с угонами самолетов и нарушением границы случались крайне редко, Советский Союз изолировался от остального мира прочным непроницаемым железным занавесом. Именно этот занавес и дополнял определенное сходство СССР с колонией строгого режима, где одна часть населения была узниками, а другая вертухаями и администрацией зоны.
О том, что советский человек определенно живет в Раю, внушалось ему весьма навязчиво и с самого рождения. Акт появления на свет был абсолютно бесплатным. Максимум и то от щедрот – шоколадка «Аленка» акушерке, бутылка коньяка ереванского или кишиневского разлива врачу. Мальчика в родильном доме заворачивали в пеленки, перепоясывали голубой лентой и передавали на руки счастливым родителям. Девочек тоже пеленали и помечали розовой лентой. Детей по халатности могли и перепутать. Но разве это так важно, когда все вокруг колхозное, все вокруг мое?
Через какое – то время после роддома советский ребенок попадал в ясли, потому как оба родителя обязаны были работать. Труд в Раю был обязательным условием для всех, кроме инвалидов и пенсионеров. Отсутствие безработицы преподносилось как одно из важнейших достижений социализма. Жили по принципу «кто не работает, то не ест». Впрочем, труд поэта, если он не состоял в Союзе советских писателей, трудом не признавался. Считалось, что стихи писать, не мешки грузить. Будущего нобелевского лауреата по литературе, великого русского поэта Иосифа Бродского осудили за тунеядство и сослали в тьмутаракань как злостного преступника.
– Стишки пописываете? – спросил Бродского следователь КГБ.
– Да, – ответил Иосиф.
– Я вот тоже сочиняю помаленьку, – улыбнулся следователь. – Однако видишь, работаю при этом, не тунеядствую. И ты тоже поступай в нашу контору. Вместе будем погоны носить, пользу государству доставлять, а в свободное от работы время, так сказать на досуге, можно, Иосиф, и пивка хлебнуть и поэмку лирическую чиркануть.
Из яслей дети направлялись в детские сады, где уже начиналась интенсивная идеологическая обработка в духе коммунистического почитания. Любой пятилетний юнец довольно подробно знал героическую биографию дедушки Ленина, основателя советского Рая. И стихи, начинающиеся дурацкой строчкой: «Когда был Ленин маленький с кудрявой головой». Как будто вождь мирового пролетариата с детства носил партийную кличку, а не фамилию Ульянов.
С семи лет советский человек поступал на учебу в среднюю школу. И сразу окунался с головой в идеологическую пучину. Уже в первом классе его принимали в октябрята. Каждому октябренку выдавался значок в виде красной пятиконечной звезды, в центре которой был помещен портрет того самого маленького Ленина с кудрявой головой. И каждый октябренок воспитывался в духе верности делу Ленина, родной коммунистической партии и советскому государству. Пять октябрят объединялись в «звездочку», у которой назначался командир. Политическую карьеру в СССР можно было уже начинать в семилетнем возрасте. За каждым октябренком закреплялся определенный участок общественно – полезной работы. Кто – то отвечал за культурно – массовую работу, кто – то за физкультуру и спорт или чистоту и порядок в классе.
– Любишь, Валерочка, дедушку Ленина? – спросила как – то одного октябренка учительница в классе.
– Люблю, – прошепелявил толстенький розовощекий Валерочка, похожий на молочного поросенка из мультипликационного фильма.
– Сильно любишь?
– Ага. Только своего дедушку я больше люблю. Он мне шоколадку вчера купил.
Коллективизм, круговая порука и карьеризм насаждались с детства. Индивидуализм и желание быть самим собой считались вредными качествами. Даже писать левой рукой в школе было нельзя. Левша вызывал страшные подозрения, причислялся, чуть ли не к шпионам, которые в советских кинофильмах писали шифровки исключительно левой рукой и на французском языке. Левша обязан был переучиться писать правой рукой. Как все. И чтобы не стать ненароком агентом иностранной разведки.
В четвертом классе в день рождения дедушки Ленина все октябрята вступали в пионерскую организацию. Повышение в политическом статусе происходило на торжественной линейке в присутствии родителей, ветеранов войны и труда, функционеров райкома комсомола, широкой общественности. Октябренок выходил перед строем и наизусть читал клятву, которую многие потом помнили всю жизнь.
Клятва звучала так:
«Я (Имя, Фамилия) вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда свято выполнять Законы пионеров Советского Союза».
Потом старшие пионеры, обычно семиклассники повязывали на шее у новоявленных пионеров красные галстуки. Обряд посвящения сопровождался речами родителей, ветеранов, комсомольских и партийных функционеров, общественников, боем барабанов, звуками горнов, вносом и выносом красных флагов и знамен.
Каждый пионер состоял в пионерском отряде. Пионерские отряды объединялись в пионерские дружины. Командиры отрядов и дружины были на особом счету у администрации школы, им чаще других вручались почетные грамоты, а за особые заслуги и путевки в «Артек» и «Орленок», образцово-показательные международные пионерские лагеря. Побывать в таком лагере было все равно, что взрослому человеку получить орден «Трудового Красного знамени». Пионеры страны советов принимали активное участие в сборе металлолома и макулатуры, некоторые из них, именуемые тимуровцами, оказывали всяческую помощь ветеранам войны, хворым и пожилым людям. И вообще, в каждом классе каждой советской школы обязательно висел портрет Павлика Морозова и лозунг «Пионер всем ребятам пример». При этом никто не знал истиной биографии Павлика, она была от и до идеологизирована.
В четырнадцать лет каждый пионер должен был стремиться вступить в комсомол. Принимали в него почти всех. Исключительным случаем отказа могла послужить ранняя судимость или крайняя набожность советского человека.
«Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил:
На правое дело он поднял народы,
На труд и на подвиги нас вдохновил!»
Структура власти в Раю выстраивалась следующим образом. Главой государства был Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Верховного Совета СССР, маршал Советского Союза, Лауреат Ленинской премии по литературе, четырежды герой Советского Союза и герой Социалистического труда, кавалер ордена «Победы» и бессчетного количества других высоких наград, верный ленинец, дорогой и горячо любимый товарищ.
Как – то раз в отряде Петрашевича вечером у костра, когда все собрались слегка почифирить, Коля Роганов Володе Штормину рассказал забавную историю, которую поведал ему из уст в уста личный водитель Брежнева.
Когда кортеж главы государства однажды в Москве уже выскочил на Калининский проспект, Леонид Ильич напротив Новоарбатского гастронома попросил остановить автомобиль. Генеральный секретарь долго мялся, подбирая слова, а потом, откинув все условности, попросил водителя:
– Слушай, мне самому неудобно, будут мужики пальцем тыкать. Сбегай в магазин, купи мне бутылку водки!
И протянул обалдевшему водителю три рубля.
Водитель взял деньги и пошел в магазин. А там в ликероводочном отделе очередь километровая, давка у кассы жуткая. Влезешь без очереди – убьют! Что делать? Водитель пробился к кассе и говорит мужикам:
– Мужики, пустите меня без очереди. Меня за пол – литрой сам Леонид Ильич послал.
– Какой еще нахрен Леонид Ильич! – заверещали в толпе.
– Брежнев!
– Брежнев? Брешешь!
– Ей богу не брешу. Не верите, сбегайте на улицу, гляньте.
Кто – то из мужиков побежал на выход, вернулся с глазами размером с кулак.
– Ну? – спрашивают его мужики.
– То – то точно Ле – ле – ле – онид И – и – и – и…
– Какой нахрен Леонид?
– Брежнев!
Все дружно обалдели.
И тут из толпы выскочил щуплый, невысокий, лысый и кривоногий пенсионер в трико с дырявыми отвисшими коленками, рваной майке и в пиджаке с чужого плеча, великоватом размера на четыре. Он, ощерил свое лицо, опухшее с похмелья, резко замахнулся костлявыми кулачонками и диким голосом заорал:
– А ну обслужите Леонида Ильича без очереди, гады! Я с ним в войну на Малой Земле кровь ведрами проливал!
Толпа тут же резко отпряла от кассы, освободив дорогу водителю Брежнева.
С тех пор Леонид Ильич частенько просил сбегать ему за бутылочкой, всякий раз протягивая трешник. Но на пятый или шестой раз водитель осмелел и, беря деньги, прямо заявил генеральному секретарю:
– Леонид Ильич, тут не хватает на пол литра.
– Как не хватает? – удивился Брежнев.
– Водка стоит три шестьдесят две «Русская» и четыре двенадцать «Столичная».
– Серьезно?
– Да.
– Вот, гады! – Леонид Ильич насупил свои густые соболиные брови. – Совсем охренели что – ли! Три шкуры готовы содрать с советского трудящегося!
И с той поры стал он давать своему водителю пятерку. А сдачи никогда не требовал.
Высшим коллективным органом в руководстве партии являлось Политбюро ЦК КПСС, членами которого, кроме Леонида Ильича состояли престарелые и больные Андропов, Суслов, Кириленко, Соломенцев, Тихонов, Устинов, Кунаев, Рашидов, Громыко, Черненко, Гришин и относительно молодые и бодрые Романов и Горбачев. К видным партийным деятелям рангом чуть ниже относились Шеварднадзе, Пельше, Демичев, Кузнецов, которые были кандидатами в члены Политбюро. Ступенькой ниже стояло ЦК партии. Помимо видных деятелей коммунистического движения его членами состояли также рабочие и колхозники, учителя и врачи, генералы и академики, народные артисты и придворные писатели. Это был большой партийный орган, насчитывающий несколько сот наиболее авторитетных коммунистов, которые исполняли свой долг не за зарплату, а что особенно важно, на общественных началах. Главной задачей ЦК КПСС являлось утверждение решений Политбюро. Так трактовался уставом партии демократический централизм, основной принцип организации КПСС.
Совет министров СССР и Верховный Совет СССР служили приводными ремнями партии, исполняя ее решения.
В 15 советских социалистических республиках, образующих СССР, главным руководящим органом были республиканские ЦК партии во главе с первыми секретарями. Первый секретарь и был полноправным хозяином республики, которому подчинялись законодательные и исполнительные органы, а также все республиканские структуры и люди. Вплоть до бородатого дворника Михеича, подметавшего улицу Кошукова в городе Прейли Латвийской ССР.
Впрочем, этот самый дворник мог знать наизусть всего «Евгения Онегина». И внешность его была обманчива и, завидев начальство, он умело прикидывался дурачком.
– Метешь, Михеич? – спросит, бывало, проходящий мимо парторг ближайшей жилищной конторы.
– Мяту, – на старославянском языке ответит ему угрюмый Михеич, жутко болеющий с похмелья и ждущий 11 часов утра, когда открывались вино – водочные отделы гастрономов.
– А партийные взносы ты за июнь уплатил?
– Чаво?
Российская, Украинская, Белорусская, Казахская и Узбекская советские социалистические республики внутри себя подразделялись на края и области. Ими руководили первые секретари соответствующих крайкомов и обкомов КПСС. Это были царьки и полубоги, некоторые из них даже входили в ЦК партии, что являлось признаком высокого номенклатурного ранга и особого расположения и доверия самого дорогого Леонида Ильича. А уж приезд генсека в регион расценивался для его руководителя как бесценный подарок судьбы, реальная возможность дальнейшего карьерного роста.
Соответственно в районах области вся власть была сосредоточена в руках первого секретаря райкома КПСС. Он головой своей и партбилетом отвечал и за экономику, и за социальную сферу, и за медицину с образованием, и за жилищное строительство, и за работу правоохранительных и судебных органов, и даже за моральный облик жителей. С любыми вопросами люди тянулись в райком партии. Не было такой проблемы, чтобы в райкоме отказали, заявив, что она их не касается. Все касалось, все находилось под неусыпным контролем партии.
Однажды в одном из райкомов КПСС случилась такая история. Седая старушка с бельмом на глазу вошла в здание и у дежурного потребовала встречи с первым секретарем.
– По какому вопросу, бабушка? – вежливо спросил дежурный.
– А это тебя, милок, не касается, – шамкая словами, заявила старушка. И воинственно поправила красную косынку на голове. – По личному.
– По личным вопросам, бабушка, он сегодня не принимает. На совещании он сейчас. Приходите завтра во второй половине дня.
– Чаво?! – разозлилась старушка. – Нукося пропусти!
Дежурный своим телом перегородил ей дорогу. И тогда старушка лихим кавалерийским движением костлявой руки достала испод нижней юбки партийный билет. И дерзко сунула его под нос молодому человеку.
– Накося, глянь!
Дежурный раскрыл партийный билет. И обомлел, прочитав следующее: Коновалова Прасковья Ульяновна, член коммунистической партии с 1903 года! У молодого человека от удивления чуть было челюсть нижняя не отвалилась. Пока в его голове рождалось дальнейшее действие, старушка проворно проскочила в коридор. И не мудрено, это была известная революционерка и подпольщица, носившая партийную кличку Молния. В первую революцию она на баррикадах в Москве защищала Пресню, лично знала товарища Баумана и умела метко стрелять из Маузера. А приехала она в район из Ленинграда погостить к правнучке. Но у правнучки муж, директор местной мебельной фабрики запил по – черному.
В кабинете первого секретаря Прасковья Ульяновна безаппеляционно заявила:
– Ты его, подлеца, к себе на цугундер вызови. И пропесочь, гада, как следует. Мол, либо ты, шельмец, укорачиваешь свои пьянки – гулянки, либо партбилет на стол!
И первый секретарь пропесочил. Постарался на славу. Пух и перья летели из директора местной мебельной фабрики на бюро райкома партии. Три дня директор потом вместо водки пил корвалол. И запивал его валокордином. А на четвертые сутки помер он от инфаркта миокарда.
Впрочем, любая баба могла прийти в профком, в партком или в райком партии и пожаловаться на пьющего или гуляющего мужа. Даже если тот не был членом КПСС и не занимал руководящих постов. Партии до всего было дело.
«В победе бессмертных идей коммунизма
Мы видим грядущее нашей страны,
И Красному знамени славной Отчизны
Мы будем всегда беззаветно верны!»
Впрочем, жили в Раю люди счастливо. Кто – то делал карьеру, кто – то рвался на БАМ и другие ударные комсомольские стройки, а кто – то отрывался, участвуя в художественной самодеятельности. Нигде в мире такого не было – художественной самодеятельности такого уровня. Как – то приехала иностранная делегация в самый передовой колхоз на Кубани. То ли американцы это были, то ли японцы. А, может быть, ирландцы вместе с англичанами. Посмотрели они пшеничные и кукурузные поля, сады и бахчи. Показали им новые комбайны, трактора и сеялки. Побывали они в коровниках, свинарниках и курятниках. Заглянули в местный детский сад и школу. И не проявили никаких ярких эмоций, как не старались их удивить. А перед самым отъездом их отвели в сельский дом культуры. И вот когда на сцене появился казачий хор, численностью в двести голосов, да каждый его участник в парадной казачьей форме с шашкой на боку, да как рявкнули разом лихие казаки:
«Как на дикий Терек, да на дикий Терек
Ехали казаки – сорок тысяч лошадей.
Весь покрылся берег, весь покрылся берег
Сотнями израненных порубленных людей».
Когда крыша у сельского дома культуры стала плавно приподниматься вверх. Когда стены медленно стали расходиться в стороны. Когда полы стали проваливаться и уходить испод ног. В это момент на сцене появились малолетние казачата с шашками наперевес и такой танец сбацали, что рты у всех иностранных делегатов широко раззявились от неизгладимого удивления.
Потом один делегат, поджарый ковбой из Техаса заявил корреспонденту газеты «Правда»:
– Все, что касается ваших полей и нив, коров и свиней, тракторов и комбайнов – все это произвело на нас жуткое впечатление, для нас это прошлый век. Работать, хозяйничать на земле вы не умеете, грош цена вашим комбайнерам и дояркам. Но вот ваш казачий хор всех нас просто потряс! Вот это действительно мировой уровень профессионализма! В нашей стране ваши мужики могли бы как артисты зарабатывать огромные деньги! Жаль, что я не продюсер и не занимаюсь шоу – бизнесом. Я бы на ваших парнях миллионы заработал!
Корреспондент был весьма ушлым журналистом. В своей передовице он написал так, интерпретируя слова ковбоя в соответствии с идеологическими установками:
«Огромное неизгладимое впечатление на иностранных гостей произвели поля и нивы, коровники и свинарники, новая сельскохозяйственная техника передового кубанского колхоза „Рассвет“. Но особенно потрясло их выступление участников сельской художественной самодеятельности. Только при развитом социализме под руководством родной коммунистической партии во главе с дорогим Леонидом Ильичем Брежневым простые сельские труженики, станичники могут так раскрыться и порадовать иностранцев своей самобытной культурой. Наших колхозников, простых комбайнеров и доярок готовы с руками оторвать акулы американского бизнеса, чтобы жестокой эксплуатацией зарабатывать на них свои миллионы. Но они свой социалистический рай, ни за что не променяют на их капиталистический ад».