По ту сторону озера - читать онлайн

Глава 1 Начало конца

Моё имя могло бы остаться тайной, если бы не явная необходимость его обозначить для представления о том, каким образом меня называли другие люди. Однако «Что значит имя? Роза пахнет розой. Хоть розой назови её, хоть нет». Именно так, припоминаю, писал Шекспир.

Виктория или как ласково называла меня моя младшая сестра, да и вся остальная часть семьи, «Тори».

Когда вас просят рассказать о своем детстве, вам, скорее всего, приходит в голову ваше самое первое детское воспоминание. Это может быть поездка на море с вашими родителями, катание на качелях на детской площадке или поход в лес с дедушкой. Это может быть, что угодно. Воспоминание приходит в вашу голову неожиданно и оставляет самый глубокий отпечаток в закромах души.

Детская память – удивительная штука. Она просыпается у каждого по-разному и запечатывает своё.

Мне было три года. Я помню лицо своей крёстной. Её звали Елена и на её лице была улыбка, когда та протягивала ко мне руки. Я помню ощущение теплой воды и махрового полотенца на своей спине. Чистые капли на лице, маленьких ручках и ножках. Я смутно припоминаю лицо священника, но он показался мне взрослым мужчиной с седой бородой.

Я краем глаза могла видеть свою мать. Я внутренне ощущала её позади себя. Мне не было страшно. Я не боялась людей вокруг себя. Мне не казалось, что происходит что-то неправильное или пугающее. Я была в безопасности и самое приятное заключалось в том, что я ощущала радость.

Моё самое первое детское воспоминание – это крещение. Прозаично звучит, не так ли? Я не стараюсь сейчас что-то придумывать.

Свет был повсюду. Я знаю то место, где это было. Небольшой светлый собор Святой Екатерины. Помню наизусть всё его убранство. Когда я закрываю глаза, я могу видеть его вход, мраморный пол, изображения апостолов на небосводе под куполом.

Я не имею понятия о том, зачем я пришла в этом мир и какова моя миссия на земле. Мне сложно подобрать слова, чтобы объяснить с возрастом, что я считаю смыслом жизни. Однако в те годы моим смыслом было стоять в середине той церквушки и глядеть под купол, надеясь на то, что вдруг в резные окна заглянет солнце. И я считала, что это Бог. Знаете, я до сих пор так считаю. Он везде. Куда бы мы не посмотрели, где бы мы ни оказались. Он рядом.

Я рада, что моя мама выбрала тот собор для моих крестин.

Говорят, крещение – это омовение от первородного греха, снятие его с твоего тела до того, как ты его совершишь. Это второе рождение, которое, несомненно, несравнимо ни с чем. Однако намного позже я прочитала, что можно креститься не только водой, но и Святым Духом. Я была поражена, как же это? Перечитала заново написанное.

Позже я поняла, конечно, что как водой, мы омываем тело, так и когда Дух Святой сходит на нас, мы омываем нашу душу. Это происходит одновременно.

Я знаю, множества историй, когда люди крестились в очень зрелом возрасте. Пережившие многочисленные трудности, болезни, утраты. Они приходили и принимали святое Крещение. И мне так становится грустно от того, что я не знаю всех историй, с которыми эти души приходят каждый год. О, как бы я хотела знать.

Я рада, что была крещена в раннем возрасте, но без сомнения, если бы могла креститься в сознательном, то вошла бы в воду, не замедляя шаг.

Я любила читать толстые книги, которые бы затягивали полностью всю меня своим сюжетом, а также имела удовольствие увлекаться поэзией. Для молодой девушки подобные увлечения кажутся похвальными, если она не собирается заниматься в жизни чем-то более серьезным и внушительным. Однако так как моя мать имела большое количество предрассудков по поводу умственных способностей лиц женского пола, она четко и ясно обозначала свою позицию, касающуюся того, что девочки не имеют явных талантов к точным наукам. К тому же, у них отсутствует технический склад ума, что охотно приветствуется у мальчиков. Поэтому, справедливо было бы сказать, что чтение было в пору размеру моей черепной коробки.

Когда я смотрела на себя в зеркало, то видела стройную девушку с темными длинными волосами и почти черным глазами, в которых не было видно дна. Знакомых и друзей нашей семьи довольно-таки часто поражало столь большое различие во внешности между двумя сестрами, когда одна из них напоминала белый день в лице Даны, вторая же представлялась черной ночью в лице меня.

Я находила наше внешнее несоответствие по внешним факторам крайне малозначительным и считала это совместной особенностью. Благодаря неповторимым признакам, мы с сестрой всегда производили неизгладимое приятное впечатление на окружающих.

Что касалось моей жизнедеятельности, то я была весьма апатичным человеком в описываемое мною время. Долгие часы любила лежать в тёплой и мягкой кровати. Если же приходилось проводить время с друзьями в кафе, то я постоянно сидела в телефоне. Когда они спрашивали меня о чем-то я, конечно, подавала признаки жизни, но всё равно вела себя достаточно отстраненно.

После того как, я окончила школу, решение отложить дальнейшую учебу ради помощи матери и сестре не вызывало у меня никаких сомнений. Однако желание учиться у меня вовсе не пропало. Я всё еще продолжала тешить себя надеждами, что однажды смогу поступить в университет ради дальнейшего саморазвития, пока сама подрабатывала в кофейне. Подобная работа приносила мне радость в какой-то степени, но только из-за того, что кофейня находилась рядом с домом и я могла выделять время на сон чуть больше, чем другие сотрудники для того, чтобы прийти в себя после длинных смен.

Дана принимала все нужные лекарства, за приемом которых я следила так же строго, как и мама. Я расписывала время приема и необходимое количество раз принятия таблеток на листочке, прицепив его к холодильнику. Сейчас шёл в действие арипипразол.

Это лекарственное средство действовало на неё с переменным успехом. Иногда Дана говорила, что сердце у неё стучит словно бешеное. Из-за этого она не может больше спокойно спать.

«Я слышу его через свою кожу. Оно как будто часы на старой башне. Всё тикает и тикает».

Время от времени «выходки» Даны, как их небрежно называла мать, переставали пугать меня. Она прекращала видеть затейливые образы и ненадолго становилась снова нормальной. Но что на самом деле, значит, быть нормальной и смогла ли бы она снова ею стать? Ответ лежал на поверхности.

Лето было относительно спокойным временем года перед тем, как события в нашей семье стали разворачиваться не самым лучшим образом. Здесь стоит упомянуть главное слово «относительно». Ведь я работала действительно много и домой забегала изредка лишь для того, чтобы поспать.

Дана заканчивала очередной учебный год, а время с друзьями стала проводить в разы меньше. Кажется, что к тому лету, у неё вообще не осталось больше друзей. Иногда, приходя домой, я находила её совершенно одну в ванной комнате.

– Ты так и будешь здесь сидеть? – спросила я, облокотившись о стену.

– Мне здесь хорошо.

– Может на улицу выйдешь? Сходим вместе в магазин, посмотрим какие-нибудь вещи.

– Я не хочу в магазин.

– А чего ты хочешь?

– Посидеть в ванне.

Я могла бы сказать, что Дана ведет себя просто как упрямый подросток, если бы она только не сидела в чугунной ванне, полностью наполненной водой, в домашней одежде со своим телефоном в левой руке.

– Ты испортишь вещи.

– Серьезно?

– Да. Или замкнет тут что-нибудь. Вода и электроприборы – это очень плохая совместимость, знаешь ли.

– Без тебя не знала.

Её поведение становилось странным и местами даже грубым, а она производила впечатление отстраненной и тихой, одним словом, закрытой личности.

Если мы даже и выбирались семьей в торговый центр, то младшая сестра просто могла смотреть на связку бананов в продуктовом отделе в течение минут десяти. Вокруг проходили люди, обращая на неё своё внимание и перешептываясь между собой.

– Ты на что смотришь? Других пугаешь, – шикала я, потянув её за рукав.

– Как они могут есть это?

– А что не так с бананами?

– Они же все червивые. Видишь, по ним ползают жуки.

Я взглянула на фрукты, которые были абсолютно чистыми и расстраивалась из-за сестры ещё больше.

– Там ничего такого нет. Они свежие.

– Да где они свежие, Тори?!

Переубедить её было невозможно, как и разумно и адекватно разговаривать. Она видела, то, что видела или хотела видеть. По крайне мере, я всегда старалась убедить себя в том, что Дана не выбирала для себя подобной участи.

Определенные случаи приходилось скрывать от матери, так как я не хотела, чтобы сестре увеличивали дозу медикаментов, иначе она бы совсем оторвалась от реальности.

Одним теплым деньком, когда я вернулась с работы, Дана стояла на кухне напротив холодильника, уперев руки в боки с недовольным лицом.

– Так ты мне дашь открыть холодильник? – серьезно спросила она. – Что значит, нет!? Я хочу этот чертов йогурт!

– С кем ты говоришь?

Я стояла в проходе, держа сумку, в которой была уже новая порция таблеток, прописанных психиатром.

– Ни с кем!

Дана поспешила выйти из кухни через гостиную.

– Я только что могла лицезреть, как ты злишься на наш холодильник!

– Тебе показалось.

– У меня не настолько плохое зрение!

– А стоило бы провериться.

– Тебе старое лекарство не помогает.

– Помогает.

– Кто был в этот раз?

– Кто был, кто?

– Кто не дал тебе добраться до йогурта?

Дана молчала на протяжение нескольких секунд, а потом еле слышно произнесла:

– Лея.

– Кто такая Лея?

– Девчонка с цветами в волосах. Она любит диетические йогурты также, как и я. Но вот сучка! Не позволяет мне съесть хотя бы один!

Я решила ничего ей не отвечать, опустив глаза в пол. Моя сумка тянула меня вниз к ламинату.

– Что? – сестра выглядела раздраженной.

– Не говори с ней.

– Прикажешь мне просто молчать?

– Да!

– Это не поможет.

– Может если ты не захочешь с ними общаться или видеть их, или просто перестанешь их замечать, они уйдут!

– Ты разве перестаешь замечать своё родимое пятно на правой руке, когда моешься?

– Это совсем другое!

– Мои бредни.

– Какие бредни?

– Да, Тори, бредни.

– Что? О чем ты говоришь?

– Я знаю, как вы их называете с мамой и не могу их не замечать.

– Мы их так не называем!

– Они мои родимые пятна.

– Мы их так не называем!

– Я бы с удовольствием была бы такой, как ты. Увы.

– Я не хотела ссориться!

– Тогда не спрашивай меня больше. Ни о чем.

– Я не могу это просто игнорировать.

– Тогда помолись обо мне ещё раз.

Алогия проявлялась местами. В какие-то дни, она разговаривала со мной, в какие-то молчала как рыба. Случай с холодильником один из малочисленных, когда она выдавливала из себя длинные предложения. Однако могу вас обрадовать данный побочный эффект в дальнейшем не проявлялся столь сильно. Ему даже посчастливилось исчезнуть в дальнейшем из жизни сестры.

«Помолись обо мне ещё раз» не была просьбой о том, чтобы я действительно это сделала, а служило собой лишь саркастическим высказыванием. Больной темой для нас обоих являлась вера в Бога.

Я часто молилась. Утром, когда уходила в школу, теперь на работу, и вечером перед сном. Я закрывала дверь комнаты, включала светодиодные свечи и смотрела на единственное изображение Иисуса Христа. У меня был собственный угол, где я создала себе алтарь поклонения: небольшая фигурка Девы Марии стояла неподвижно в своем очарование, духовные книги лежали стопками, была проведена подсветка под столом, излучавшая ярко синий цвет; светлая скатерть, покрывавшая стол; деревянный крест, подаренный мне на восьмое день рождение.

Мы не росли в семье религиозных фанатиков, так как мать никогда не была склонна к вере или духовным практикам, однако это касалось не всех членов семьи. Стоит лишь упомянуть, что наш отец являлся регентом церковного хора в одном из соборов города, в котором мы жили. Профессия хоть и не приносила большого достатка и подразумевала ненормированный рабочий день, однако многие прихожане уважали моего отца и часто обращались к нему за советом в трудных жизненных ситуациях.

Мне нравилось ходить на мессы. Мне доставляло удовольствие слышать, как сквозь тишину проступают голоса ангелов. Хоть где-то на земле люди могли встретить надежду на спасение. Я питалась ощущением безграничного пространства храма, холодного мрамора, горящих свеч, приглушенных шагов сестер милосердия, шелеста нот, еле заметного колыхания одежд священнослужителей.

Может тогда смысл жизнь и обрел тот самый смысл, о котором все говорят, когда папа предложил мне дружбу с Иисусом?

– Новый друг?

– Да. Он будет тебе во всём помогать, если ты будешь просить его тебе помочь.

– А что я должна буду дать ему взамен?

– Ничего. Он будет любить тебя безвозмездно.

– А так бывает?

– С Ним, да.

Отец считал себя мессией, я считала его просто забавным. Он верил, что делает доброе дело.

По правде говоря, у меня вряд ли найдутся слова, чтобы описать те чувства, который испытывает певчий, пребывая на клиросе. Мы называли это служением. Служением для прославления истинного Бога.

Мы собирались все в одном месте – женщины поправляют юбки, мужчины встают на верхние ряды, дети двигают пюпитры и ставят ноты, на которых, возможно, написаны самые важные слова, которые мы когда-либо произнесем в нашей жизни.

Обычно, мы с сестрой пели в детском хоре, но иногда нас заносило и в смешанный.

Я стояла за двумя взрослыми женщинами и мой взгляд переходил с одного лица на другое и мне казалось, мы все понимаем важность этого момента, этой минуты. Так происходило каждую литургию.

Ухо настраивалось на звенящую тишину. Все люди стояли в ожидании.

Мы пели «Аминь» и мы знали, что так оно и есть.

Служба начиналась ещё до того, как прихожане собирались в храм, и я каждый раз видела, как пространство заполняется новыми людьми. Мне невольно становилось интересно, каким образом все они попали сюда. Конечно, в переносном смысле. Я оглядывала небольшую толпу взглядом и в мою голову приходило осознание, что я буду петь для них.

Папа говорил, что мы должны нести слово Божье. Песнопения – это не просто ноты. Это прежде всего слово, которое отзывается в сердцах десятка прихожан. Под наши голоса люди молятся. Не бывает так, чтобы солировал лишь один голос. Такого не может быть. Есть только то время, когда десятки сопрано, альтов, теноров и басов сливаются в единый.

И вы слышите его, заходя в храм, церковь или собор. Вы слышите его, как хор ангелов. Как призыв. Нечто чистое. Неземное. Вы чувствуете это?

И я почувствовала это. Ещё давным-давно. Голос церковного хора, который будто звал меня войти внутрь, всё глубже, под купол, словно это самое важное место на всей земле. Словно именно там сходит благословение самого Господа. Ты не можешь противоречить этому голосу. Он зовет тебя.

Я помню, как стояла в большом соборе в раннем детстве. Я не видела тех людей, что поют мне, но я ощутила, как их голоса помогли мне ощутить Божье присутствие. Я видела себя такой маленькой по сравнению с теми высокими стенами и мощными колоннами, которые уходили далеко ввысь, но мне не было страшно. С каждым вздохом я могла ощущать, как моя душа открывает глаза из вне моего тела и смотрит на всё вокруг совершенно новым взглядом. Это и было начало.

Однако Дана относилась к этому скорее негативно. В детстве мы вдвоем пели в церковном хоре. Рождество и Пасха занимали огромное место в моем сердце. Рождество было замечательным не потому, что я ждала Санта-Клауса и подарков, как многие дети во всём мире. Пасха не была столь долгожданной только, потому что я желала съесть шоколадного зайца или покрасить яйца. Рождество было прекрасным, потому что родился спаситель, но главное, что он не просто родился на этом свете, а родился именно в моём сердце. Пасха была столь близка моей душе не только из-за того, что Иисус воскрес, победив зло всего мира, но и потому что и я обрела надежду на свое собственное спасение.

Сестра считала это ерундой. Однако так было не всегда.

Когда папы не стало, вся церковная тематика стала вызывать у неё только негатив и сплошной нигилизм.

«Я больше не пойду в храм, понятно?!»

«Мне там не нравится!»

«Я сыта этим всем по горло!»

«Какой смысл?!»

«Мне не нужен ваш Бог!»

Отрицание перешло в безразличие, но она продолжала оставаться моей младшей сестрой, которую я всё также любила, как раньше. Даже подобное отношение не могло изменить моего обожания к ней.

Повезло, что Дана вообще окончила учебный год без каких-либо последствий, однако я знала, что ей не становится лучше, так как улучшений не было заметно.

Когда мы спрашивали врача о причинах возникновения данного заболевания, тот объяснял, что существует множество теорий, почему эта болезнь появилась у того или иного человека: наследственность, нарушение медиаторов головного мозга, влияние окружающей среды, общества, последствия определенной стрессовой ситуации. Причин может быть множество. Никто от этого не застрахован и это может случиться с любым человеком.

Ступор, который находил на Дану, выливался в нечто плохое. Несколько раз сестра разбивала от страха стекла в ванной, поэтому мы прекратили их менять на новые. В зеркалах она могла видеть искажающиеся образы тех или иных людей, поэтому, чтобы оградить её от сильного стресса, зеркала в нашем доме в местах общего пользования оказались под запретом.

«В этих зеркалах живет зло».

Доктор Гордон, на первых порах, ведущий лечение Даны, рассказывал, что чаще всего человек начинает болеть шизофренией в молодом возрасте. В среднем этот возраст колеблется от семнадцати до двадцати лет. У женщин данное заболевание, считается, протекает тяжелее, чем у мужчин.

Чем больше мама слушала доктора Гордона, тем больше опускались её плечи в кресле, в котором она сидела.

И в один день, мать вызвала меня на кухню на весьма серьезный разговор.

– Хотите пожить у Елены? – спросила она, не поднимая на меня глаз.

– Не поняла? Ты отсылаешь нас к тёте? Это шутка какая-то?

– Я подумала, что так будет лучше.

– В каком это месте так будет лучше?

– Там, где живет Елена, много природы и красивых мест. Это пойдет Дане на пользу. Свежий воздух, деревья, лес.

– Скажи мне, пожалуйста, при чем здесь тогда я?

– Ты можешь там за ней присмотреть.

– Мне нужны деньги. Я закончила школу два года назад и мне надо иметь средства, чтобы как-то двигаться дальше.

– В городке есть рестораны, в которые ты сможешь устроиться и подзаработать.

– Нет, спасибо, я лучше останусь здесь. Я всю жизнь прожила с Даной. Я хочу попробовать устроить свою личную жизнь в таком случае. Мне интересно, как сестра закончит школу? Зачем нужен этот непонятный переезд в последний учебный год?

– Я не вижу причин, почему мое предложение у тебя вызывает такое недоумение. Это же не глушь, Тори, там есть несколько школ. Я уже присмотрела ей хорошее место.

– И её примут с её диагнозом? Я просто не очень хорошо в этом разбираюсь.

– Там нет никаких особенных противопоказаний. Можешь не беспокоиться. Она в ремиссии.

– Какой ещё ремиссии? Разве уместен сейчас этот термин? И разве ей это нужно? К чему такая спешка?

– Ты видела табели успеваемости своей сестры?

– А что там?

– Одни из самых низких баллов за все классы. Она просто ничего не слушает на уроках. После выпускного класса, я даже не знаю, поступит ли она в колледж. Повезет, если ли вообще закончит школу.

– Я тоже не пошла в колледж.

– Тебе не стоит сравнивать себя и свою сестру. Быть честной, я всегда думала, что факультет искусств или журналистики это то, чего ты так сильно хотела.

– Я не думаю, что это прокормило бы меня в дальнейшем.

– Полагаю, так должны говорить, наоборот, родители своим детям.

– Видимо, я стала разумней. Это лишь очередной этап взросления.

– Но ты же любишь поэзию.

– Как и ты оладья.

– Значит, ты не поедешь с Даной?

– Нет, спасибо. Я всё ещё считаю эту идею абсурдной… Ты никогда не говоришь мне, в чем истинная причина твоих действий. Ты устала от нас?

– Не в этом дело.

– Даже, если за Даной будет присматривать Елена, то зачем же я буду там нужна?

– Я надеюсь, что она присмотрит за ней, но я не могу на 100 % быть в этом уверена.

– Она же приезжала к нам на прошлые каникулы. Она видела, как ведет себя Дана. Елена точно справится.

– Ты так считаешь?

– Дана не кидается на людей. Что-то слышит и всё. Не думаю, что она опасна. Она принимала столько лекарств, что я на её месте, если б смотрела на стену, видела бы только стену.

Я не могла рассказывать маме все инциденты, которые происходили тогда, когда захлопывалась входная дверь и она уходила на работу. Это была моя защита, которую я хотела обеспечить младшей сестре.

– Мне просто интересно, что ты больше не хочешь быть с ней рядом, – проговорила мать.

– Дело не в этом. Дана мне близка, но к чему такие перемены? Какие-то необдуманные скоропостижные решения, о которых ты можешь потом пожалеть. Она здесь вроде как под нашим присмотром, а также контролем врачей.

– Я не хочу, чтобы её состояние ухудшалось.

– А вдали от семьи ей должно стать лучше?

– Я еще раз пообщалась с доктором Гордоном. Ты знаешь, что городское население более подвержено шизофрении, чем те, кто живёт за городом в силу большей информационной нагрузки?

– Мне кажется, что не надо быть врачом, чтобы это понимать.

– Я не отказываюсь от неё. Многие на моем месте бы поступили бы по-другому.

– Так ты доказываешь себе, что ты хорошая мать?

– Надо как-то жить дальше. Менять препараты, подбирать терапию, сменить окружение.

– Я не могу поверить, эти слова говорит мне моя мать?

– Ты бы никогда не захотела оказаться на моем месте.

– Я против того, чтобы Дана уезжала за несколько сотен километров, хоть и под присмотром наших родственников.

Я не успела договорить, как услышала знакомый голос позади себя.

– Я не против.

Оказалось, что Дана слышала содержание всего разговора от начала до конца. Все неподкрепленные аргументами доводы моей матери, что кажутся абсурдными.

– Если ты хочешь от меня избавиться, то пожалуйста, если так всем будет лучше.

– Дана, это не то, что мы имели в виду.

– Не вмешивай сюда, Тори. Она действительно права. Я не младенец, за которым нужен постоянный уход. Я тебе не нужна такая, какая есть, потому что приношу слишком много проблем.

– Это не то, что я имела в виду. Ты слишком преувеличиваешь, – вступилась в разговор мама.

– А что ты, черт возьми, тогда имела в виду?

– В этом городе ты несчастна.

– Я вполне себе счастлива!

– Проводя все свои дни в ванне до трёх часов ночи? Я не хочу даже это слышать, Дана!

– Как переезд должен мне помочь? Что ты несешь? Ты сама себя слышишь?

– Тори, скажи ей!

– Она думает, что смена обстановки пойдет тебе на пользу. Здесь и правда не лучшее место… – еле-еле промямлила я.

– Для меня, да?

Дана была в ярости. Я тоже не очень понимала, чем руководствуется мать. Раньше она была сверх авторитарной. Да, она не проводила с нами много времени. Мы были у себя сами на попечение, но она всегда контролировала нас, а тут она отпускает сразу обеих дочерей, да и специально просит одну из них с психическим расстройством удалиться подальше от себя.

Даже если мама и принимала какие-то решения, она не отходила от них. Может, она видела решение проблемы, но оно оставалось мне неизвестным. Я была уже совершеннолетней, но Дана ещё не достигла нужного возраста для принятия самостоятельных решений и её нестабильные переменчивые состояния не позволяли ей этого делать. Мама должна была заботиться о ней хотя бы всё остальное время. Как безрассудством, по-другому, назвать я это не могла.

– Елена знает, что ты собираешься меня к ней спихнуть? – спросила сестра.

– Моя сестра не против присмотреть за тобой. Там будет ещё и моя мать.

– Бабушка?

– Да, Дана. Твоя бабушка.

– А что ты скажешь, Виктория? – Я очень не любила, когда меня называли полным именем. Складывалось ощущение, что меня начинают отчитывать, – Ты согласна с ней? Я должна уехать?

– Я не думаю, что ты обязательно должна уезжать. Но если тебе не понравится там, ты вернешься.

– А мои друзья? Моя учеба?

– Дана… – снова вмешалась мать, – Ты едешь туда на всего один учебный год, не на всю жизнь.

– Сейчас идёт уже второй семестр!

– Ничего плохого не произойдет.

– Если мне исполнится восемнадцать в апреле, я имею право вернуться сюда, когда захочу. Ты нам всегда так говорила – делайте, что хотите, когда станете совершеннолетними.

– Да, можешь так поступить, но это не к чему.

– Отлично. Просто прекрасно. Хоть где-нибудь лишусь девственности без подглядывания своей матери!

– Дана!

Я продолжала пить черный чай и смотреть в потолок. Отношения между ними были испорчены. Я, одновременно, понимала и не понимала ни одну из них. Кто бросает своего ребенку, свою настолько уязвимую дочь в данный момент её жизни, когда та больше всего нуждается в твоей поддержке?

– Мам, может не надо этого делать. Станет только хуже, – подала я голос.

– Тори, замолчи уже, ладно? Без твоего мнения обойдусь. Я все-таки её родитель.

– Я ничего тебе такого не сказала.

– И не надо продолжать меня выводить. Мне и так достался один трудный подросток. Такое чудо, что ещё поискать надо.

– И в чем же я виновата?

– Продолжаешь поддерживать её, качать свои права.

– Что? Я просто пытаюсь защитить свою сестру, пытаюсь понять, как сделать так, чтобы она чувствовала себя лучше.

– От кого защищаешь? От собственной матери?

– Мам, с какого перепуга ты так взъелась?

– Не надо со мной так разговаривать, понятно?

Обсуждать дальше эту тему просто не имело смысла. Я понимала, что достучаться до собственной матери я просто не смогу. Злоба пульсировала у меня в венах.

Когда я вспоминала наше детство, я представляла, что наша мать – это я, а Дана – моя дочь.

«Помни, что у тебя всегда есть я, даже если ты совсем одна».

Раньше я говорила ей подобные слова, чтобы хоть как-то успокоить.

«Тори, я знаю. Это взаимно».

Прошло пару недель с отъезда Даны. Дом сразу же как-то заметно опустел. Мне стало заметно одиноко. Мы иногда переписывались с сестрой. Она присылала фотографии её темной комнаты со старым диваном и небольшим окном, в которой её поселила Елена. Дана писала, что от всей мебели воняет какой-то затхлостью, как будто её проварили в кастрюле несколько раз и нехотя отжали, поставив сюда разлагаться.

– В гостиной стоит диван в полосочку. Я ненавижу полоску.

– Ты всё ненавидишь.

– Да, а ещё жюльен, детей и голубей. Господи, я просто ненавижу голубей.

Не знаю, как из веселого жизнерадостного подростка, Дана превратилась в человека, который на всё на свете смотрит через черные очки. Может, это были последствия её видений. Они сделали её другой, но не за считанные месяцы, а в течение всего этого времени: от начала болезни до нынешнего момента.

Прошел солнечный сентябрь. Я звонила младшей сестре как минимум раз в неделю, но с каждой наступающей неделей разговоры становились всё короче и короче. Я продолжала работать в кофейне. Все мои друзья разъехались по колледжам. Остались только единицы и те были не рады своему текущему положению. Их ничего здесь больше не радовало. Мы больше не проводили время вместе. Всё стало в один момент не интересным и бессмысленным.

В октябре я узнала, что Дана завела кошку по имени Лея, как ту девочку, которую она видела рядом с нашим холодильником ещё совсем недавно. Новый класс её раздражал, ей было тяжело сосредоточиться на уроках, так как она постоянно вступала в конфронтации с другими учениками. И здесь происходило тоже самое, что и на старом месте.

Сестра ни с кем не общалась, а ученики отпускали колкие комментарии в её сторону, но у неё не было ни сил, ни времени, чтобы разглагольствовать о том, что с ней происходит и почему она так себя ведёт.

– Они конченые, Тори. Тут нечего обсуждать.

– Ты могла и отказаться.

– Это всё-таки лучше, чем сидеть с матерью в квартире.

– Я могу с ней поговорить, если ты этого захочешь.

– Если я останусь на второй год, мне будет плевать.

Я пыталась начать работать в качестве фрилансера, искала способы заработка в интернете, но позже осознала, что не являюсь настолько усидчивой в этом плане. Я хотела видеть результат быстро, а его всё не было. Возможность заработка таргетологом не приносила мне никакого удовольствия. Хотелось поскорее выключить ноутбук и лечь спать.

Я продолжала ходить в собор, молясь о том, чтобы нас всех ждало только лучшее; чтобы Дана нашла себе друга или подругу, который бы её смог поддержать в столь непростое для неё время; чтобы мама была здорова и не переживала по поводу своей работы; чтобы мне удалось найти, чем заняться в жизни.

Приходы стали редеть. Я обычно замечала, как на скамье молящихся сижу в одиночестве и читаю Библию в полной тишине. В основном это были мои выходные дни.

На работе у меня появился новый коллега по имени Маркус, который начал со мной заигрывать, но его ухаживания казались столь неуместными, в то время пока я занималась приготовлением кофе для гостей, хотя некоторые из его шуток иногда казались мне смешными.

– Может сходим куда-нибудь вместе на выходных? – спрашивал он.

– Прости, я немного занята.

– Ты всегда занята.

– Мне надо присмотреть за собакой. У неё блохи. Она капризничает.

– Могу с тобой сходить к ветеринару.

– Нет, это жуткое зрелище. Я лучше сама.

– А как зовут твою собаку?

– Эм… Тоби. У него очень много блох.

Лишь одной мне было известно, что никакой собаки у меня не было.

В ноябре я получила от Даны только картинку бездомного кота на дороге.

– Я взяла его себе.

– У тебя же и так есть уже кошка. А этот кот и вовсе уличный.

– Вот именно.

В декабре я получила только поздравления с Новым Годом и Рождеством. Но как мне показалось, что писала это уже не моя сестра, а кто-то за неё. Это было первое Рождество, которое заставило меня беспокоиться. Меня не покидало странное чувство, что происходит что-то, о чём я не была в курсе, чего я не знаю.

В январе я не получила ничего. Дана не отвечала на телефон, сообщения так и оставались непрочитанными.

Елену я волновала вопросами не очень часто из-за её напряженной работы медсестрой в местной больнице. Тетя часто выходила на ночные смены. Дома оставалась только бабушка Роуз и Дана, но и здесь мне казалось, что сестра начинала где-то пропадать. В основном, я заваливала родственницу потоком сообщений, которые выражали заинтересованность о их состоянии, но та отвечала, что у них всё нормально, всё в порядке и не о чем беспокоиться, пока не произошло следующее.

В один из вечеров Елена сама набрала мне.

– Привет, Тори, ты занята сейчас?

– Нет, сижу читаю. Как дела?

– У меня всё в норме. Дело в Дане.

Я отложила книгу в сторону.

– А что с ней? Что-то случилось? Приступ или?

– Нет, в этом смысле ей лучше. Она не буянит и её психическое состояние не заставляет меня беспокоиться. Но Дана редко бывает дома, и я понятия не имею, где она ночует. Вроде говорит, что у друзей, но…

– Она посещает занятия в школе?

– Вроде да.

– Что значит вроде?

– Я звонила в школу, на занятиях она присутствует. А если и бывает дома, то только, чтобы забрать какие-то вещи, а потом уезжает. Её всегда встречает какой-то парень на мотоцикле.

– Тётя, может у неё просто парень появился. Это же прекрасно. Тебе будет меньше забот.

– Ей еще нет восемнадцати, Тори.

– Восемнадцать ей исполнится в апреле. Ты думаешь, она с ним спит?

– У нас тогда будут большие проблемы.

– Возраст согласия у нас вроде с шестнадцати лет… Я ничего не могу с этим поделать. Что ты мне предлагаешь? Сказать ей не встречаться с парнями? Она даже не отвечает на мои сообщения.

– Я предлагаю тебе приехать к нам.

– Насколько?

– Настолько, насколько это возможно.

– Ты хочешь сказать, что не справляешься?

– Я же не буду подобное говорить твоей матери. У меня никогда не было собственного ребенка, а особенно девочки подростка.

– Понимаю. Я бы с радостью, но здесь у меня есть работа. Чем я буду там заниматься?

– У меня есть знакомый по имени Роберт. Он является управляющим бара на главной площади. Я с ним недавно говорила и им в заведение не хватает официантки.

– Какое совпадение! Ты что специально к нему подходила и узнавала о вакансии?

– Я подумала, что по-другому ты не согласишься.

– Я и не соглашаюсь. Дана не хочет меня видеть.

– Ты же христианка. Она нуждается в твоей помощи, может быть даже в наставничестве.

– Только не надо сейчас этим манипулировать.

– Я прошу тебя, как её старшую и ответственную сестру.

– Я подумаю, ладно?

Хотя в глубине души я прекрасно знала ответ на предложение Елены. Через две недели я уже написала заявление об увольнение, собрала свои вещи, села в самолет, который должен был меня везти в другой город, а там мне предстояла пересадка на автобус. Путь лежал на юго-восток.

Не знаю, с чего я всё-таки решила всё бросить и переехать, но внутренний голос мне подсказывал, что я делаю правильные вещи. Может, так говорила мне моя совесть, а совесть – это процентное содержание Бога в человеке, как когда-то я услышала от одного мудрого человека, знавшего когда-то.

Даже несмотря на то, что я сообщила сестре о том, что еду к ней, ответа так и не последовало. Я не знала, как она себя чувствует, усиливается ли её расстройство, видит ли она что-нибудь, расстроена ли она еще на мать и злится ли всё также на меня.

Пол дороги я проспала вслепую. Было начало февраля. Сыпал слабый снег, но даже тот быстро прекращался и казалось, что его и вовсе не было. Лучи солнца то появлялись на моем лице, то снова исчезали. Голова побаливала, но не тошнило, что меня очень радовало.

Я обещала маме написать о том, когда доберусь до места и далее отчитываться о нашем с Даной положение дел.

По пути я успела почитать несколько книг из Библии. Я больше всего любила псалтирь, где были изложены гимны, посвященные Господу. Они меня успокаивали, вселяли в меня любовь, радость и надежду на будущее.

Моим любимым псалмом являлся пятидесятый. Я думаю, что он является любимым у многих людей. Его строки часто раздаются у меня в голове, и я также часто повторяю его про себя. Они возвращают меня на твердую почву.

Совместный дом моей бабушки и тети был расположен на перекрестке двух главных и самых длинных улиц. Это местечко находилось недалеко от центра города N. В данной местности росло много деревьев, как лиственных, так и хвойных. С одной стороны нас окружал темный лес, манивший меня с каждым разом, как только я приезжала сюда. Однако подобных возможностей было слишком мало в моей жизни. Мы с семьей навещали родственников не так часто, как хотелось бы. Честно говоря, я плохо ориентировалась на месте, так что любое дерево могло показаться мне новым.

Меня встречали бабушка и тётя. Елена являлась противоположностью моей мамы, хоть и была её родной сестрой. Иногда я могла допустить мысль о том, что хотела бы иметь другую маму. Более понимающую, трепетную, чувствительную, которая бы нас слышала и понимала. Или хотя бы попыталась это сделать.

– Я бы хотела, чтобы Елена когда-нибудь взяла над нами опекунство, – так прошептала однажды мне Дана, пока мы лежали под одеялом и ели чипсы.

– Что ты такое говоришь? Мама бы не хотела этого слышать.

– А мне всё равно, что она хочет. Я всё равно думаю, что без неё всем было бы лучше.

– Не говори так. Без неё мы пропали бы, ты же это понимаешь.

Наша мама и тетя росли под присмотром бабушки. Мужчины в семье не было. Вернее, когда-то давным-давно он был, однако роман на стороне с молодой официанткой (жалкий флирт, который обычно ничем не заканчивается кроме, как грязным сексом в дешевом мотеле на затхлых простынях, на которых, возможно, до тебя уже кто-то спал) сделал свое дело и бабушка, как независимая женщина, решила, что справиться со всеми трудностями сама.

Бабушка Роуз была странной, со своими причудами. У неё была мания коллекционировать старые журналы и газеты, вырезая из них фотографии, и приклеивать в альбом. Бабушка не мылась по субботам и воскресеньям, считая их святыми днями, когда ты должен познавать суть этого мира. Безусловно, это правило не распространялось на те дни, когда в доме просто отключали горячую воду.

Думаю, Елена и Эмбер также по большей части времени были предоставлены самим себе. Раньше у них жила собака-ротвейлер. Бабушка завела домашнего питомца на случай, если бывший муж всё-таки решит заглянуть в дом. Она предполагала, что его яйца в этом случае ему больше не понадобятся. Но когда девочкам было девять лет, ротвейлера переехал автобус, который водил их папаша. Да-да, для него вождение школьного автобуса было делом всей жизни. Как прискорбно, что он решил вдруг переехать питомца своих любимых дочерей.

«Он был таким уродом, что в паспорте в графе фамилия нужно было написать жирными буквами УРОД».

Я понимала, что Елена бы справилась с теми обязанностями, которые на неё свалились несмотря на то, что у той никогда не было мужа и детей. Она ухаживала за их с мамой матерью вот уже сколько лет. Та плохо передвигалась, но не была совсем беспомощной. Спустя годы, я понимаю, что нашей матери не хватало чувства эмпатии.

Мой приезд был, одним словом, теплый. Елена ждала меня на автобусной остановке, бабушка уже дома. Холодно почти не было. Я могла ощущать скорое приближение весны. Несмотря на то, что зимы здесь не были совсем теплыми, мне всё равно хотелось снять куртку и остаться ходить в одной кофте.

– Ты нормально добралась? – спросила тетя.

– Да. Хотя безумно устала.

– Мы скоро будем обедать.

– Можно я сначала немного полежу? Сил нет.

– Без проблем, я всё понимаю. Бабушка будет рада тебя видеть.

– Как она?

– Она в порядке, просто недовольна поведением Даны. Впрочем, как и мы все.

– Что с её состоянием? Ты говорила, она с тобой не разговаривает почти.

– Она ни с кем в доме не разговаривает. Может только с тем парнем, с которым тусуется в последние месяцы.

– А её?.. Ну…

– Она стала тише с момента своего приезда. Когда вы мне говорили, что она что-то слышит и видит, то я верила в это, но в то, что она замкнута в себе и совсем ни с кем не разговаривает, сомневалась. Мне очень жаль, что я так думала. Она часто упирается взглядом ни во что и просто так сидит как будто пытается что-то разглядеть. Днем я могу как-то это понять, но ночью бывает страшновато.

– Она и ночью так сидит?

– Мне однажды не спалось. Ты знаешь, у меня очень сбивчивый режим дня и я решила попить чай, а она сидела в гостиной на диване. В полной темноте. Когда я включила свет и спросила её, почему она не у себя, Дана даже никак не среагировала сначала. Словно ничего не слышала. Через минуту, она всё-таки повернулась и сказала, что в гостиной ей спокойнее, чем в своей комнате.

– А что у нее в комнате?

– Сказала, что там потолок покрывается черными пятнами и они как будто пульсируют. Ей это не очень понравилось.

– Это всё, что она говорит?

– По крайне мере, да.

– Ты должна была за ней следить лучше, если ты решилась на подобный шаг.

– Я не могу полностью себя посвятить ей. По мимо того, до этого с ней не было проблем. Дана просто оставляет записки на холодильнике, в которых написано, что она будет у друзей. Но её друзей я никогда не видела, только одного из них.

– Так зачем ты согласила за ней присматривать, если у тебя нет на это времени? Она же не здорова! Боже, ты пыталась с ней поговорить?

– Тори, ты меня за идиотку держишь? Я пыталась, как умею. Однако Дана, если не хочет о чем-то говорить, она и не будет. Вся пошла в мою сестру.

– Мама сейчас находится с ней в большой ссоре.

– На её месте я тоже бы злилась на мать. Я могу понять её чувства.

– Почему ты тогда не отказалась принять Дану к себе?

– Она моя племянница, также как и ты. Мне казалось, что я делаю что-то хорошее. Смогу помочь. К тому же, она находится под наблюдением в больнице, где я работаю.

– Дана теперь совсем другой человек и ты это знаешь.

– Поэтому я и позвонила тебе мне помочь.

– А что там с моей работой?

– Мы можем завтра сходить к Роберту. Он проведет небольшое собеседование. Если тебе всё понравится, устроишься к ним на полный рабочий день.

– Если я ему понравлюсь…

– Ты всем нравишься. Ты не можешь не нравиться.

Дом родственников с прошлого раза, когда я здесь была, казался мне слегка обветшалым. Краска слезала с крыльца, на окнах висел старый прозрачный тюль, вид которого я помнила ещё с рождения. Я надеялась, что всё, что со мной происходит – это ненадолго. Крутой порог, небольшая веранда с хиленькими оконными рамами, пару горшков с цветами болотистого цвета. Повсюду валяется садовый инвентарь: лейки, тяпки, разноцветные грязные тряпки. Большое количество обуви, положенной одна на другую. Старые журналы валялись здесь же рядом.

На пороге нас ждала бабушка Роуз, укутавшись в теплую шаль бордового цвета.

– Ты приехала, я так рада, – промолвила она, мягко улыбнувшись.

– Привет, бабуль.

– Неужели у тебя так много вещей?

– Я взяла всё по максимуму. Вдруг, что случится.

– Как ты добралась? Автобус был комфортный?

– Относительно комфортный, но я очень устала.

– Я приготовила рыбную похлебку к обеду.

– Звучит неплохо.

– Может пообедаешь сейчас? Вид у тебя весьма измученный.

– Я кину вещи, немного полежу и спущусь вниз. Спасибо большое.

– Мы очень по тебе скучали.

– И я по вам… Ты тоже недовольна поведением Даны?

– Тори, знаешь, она всегда была сложным ребенком.

– Как и мама.

– Как и мама, верно.

– Раньше ты такого не говорила.

– Да и ты раньше не задавала подобных вопросов.

И это было справедливо.

Тётя Елена взяла часть моих вещей в свои руки.

– Что ж, я покажу тебе твою комнату. У нас была идея поселить тебя в одну комнату с Даной, но…

– На самом деле, я не против.

– Думаю, тебе больше понравится наверху.

– Наверху же находится чердак?

– Больше нет. Мы сделали там небольшой ремонт.

Моей новой комнатой оказалось пространство под крышей, которое долгое время хранило большое количество старых вещей. Раньше это был склад обыкновенного и ненужного никому хлама. Пологий потолок, широкое окно, отцовское фортепиано под простыней. Половицы скрипят, в уголках комнаты висит паутина. Новая большая кровать с лиловым покрывалом, простая тумба в два яруса, лампа с причудливым узорчатым абажуром, платяной шкаф больше, чем я.

– Здесь не будет капать с потолка?

– Крыша уже не течет с прошлой зимы. Надо сказать спасибо моему новому ухажеру.

– Это ещё кто?

– Рик.

– Рик, значит. И всё? Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

– Он заходит иногда. Я прошу помочь мне в чём-то, он помогает.

– Он строитель?

– Нет, у него просто золотые руки и есть голова на плечах. Вообще, Рик по специальности работает психиатром.

– И он тебе нравится?

– Я с ним встречаюсь почти полтора года.

– По-моему, его как-то упоминала мама.

– Это она сказала тебе, что он строитель?

– Нет, ни в коем случае. Лишь обмолвилась, что ты ведешь себя как старшеклассница.

– Звучит ужасно. Как будто она никогда ни в кого не влюблялась!

– После смерти папы, она и правда не позволила себе больше любить.

– Что ж… Ты раскладывай свои вещи, а я пока подготовлю всё на кухне. Нужна будет дополнительная помощь, зови. Кровать, кстати, не очень новая. Нам её соседи отдали, но она зато весьма мягкая.

– Там нет клещей?

– Что? Нет! Я в последний раз их видела четыре года назад в ковре, который связала наша мама. Я его выкинула, а потом мы начали чистку всего дома.

– Это обнадеживает. А где моя сестра, ты знаешь?

– Она всё ещё в школе. Скоро должна будет уже прийти.

– Ты сообщила ей, что я приеду?

– Да, но она никак не отреагировала. Я даже не была уверена, что она меня слушает… Хорошо, отдыхай пока.

– Спасибо, Елена.

Мне предстояла долгая распаковка сумок и раскладывание вещей по полочкам в комнате. Мне нравился потолок под углом сорок пять градусов, окно с видом, выходящим на деревья. В этом месте небо казалось таким необъятным, уходящим за сотни миль вдаль.

«Мам, я на месте. Всё хорошо», – всё, что я написала ей.

Я легла на кровать и закрыла глаза, скрестив руки на груди. Глубоко вдохнула воздух внутрь легких. Иногда нужно просто продолжать дышать в надежде, что сердце хоть немного успокоится. Раньше мне часто это помогало. Я болтала ногами, касаясь носками ботинок деревянных половиц. Летом здесь будет прохладнее всего. Я решила, что буду в этой комнате сидеть и читать, когда у меня наступят выходные после рабочих смен.

На чердаке появился широкий подоконник, но что туда поставить, я ещё не представляла. Мне было интересно, что сделали с вещами, которые здесь лежали на протяжении стольких лет?

Я не стала переодеваться в другую одежду, поэтому через полчаса решила спуститься к обеду в том, в чем приехала. К тому же, я собиралась принять теплый душ после длинной дороги.

Широкая лестница, ведущая на первый этаж. Под моими шагами каждая доска издает звук. От этого я начинаю ёжиться. Комната Елены также располагается на втором этаже. Различаю её по белой выкрашенной двери.

Спускаюсь на первый этаж. Всё внутреннее убранство похоже на кукольный домик. Розовые пастельные обои, как будто сделаны из сахарной ваты. Портреты, висящие на стенах, в желтеньких рамках. Люди смотрят на меня так, будто специально наблюдают за каждым моим движением.

Я вижу, как неизвестная мне кошка также завороженно разглядывает фигуры людей, как делаю это я. Должно быть, это та самая Лея, о которой мне писала сестра.

На кухне расстелен линолеум. На нам нарисованы белые и зеленые ромбы. Я вступаю на каждый ромбик по очереди. Ручки кухонных шкафов сверкают и отливают позолотой, под ними на столе стоят пузатые чайники, одни слишком цветастые, другие чугунные и чересчур строгие. Поварешки, кастрюли, скалки. Работает газовая плита. В духовке под ней сложены неиспользовавшиеся сковородки, у которых со дна уже слезло всё защитное покрытие.

Рядом с кухней на первом этаже располагается комната Даны. Я знала, что так поступать не стоит, но открыв дверь, обнаружила следующее: вся обстановка говорила о том, что в ней царит полный беспорядок. Это была определенно её комната. На стенах появились многочисленные рисунки с изображениями различных непонятных существ, летающих сущностей в лесу, страшных обезображенных волков, летучих мышей, одноглазых птиц со сломанными крыльями. Подобные изображения порой вгоняли меня в ужас.

Графитные карандаши были разбросаны по всему дивану. Становилось понятно, что тут давно никто не прибирался. Я могла ощутить мандариновый запах от её духов, находящийся в золотом флаконе. Я поежилась. Забавно, что Дана всё еще им пользовалась. Это был её любимый аромат с четырнадцати лет. Я же большую часть времени пахла лосьоном с ромашкой. Другой моей слабостью являлся ромашковый чай.

Зеркало в ванной комнате было закрашено плотным слоем краски грязно-голубого цвета, а в комнате Даны и вовсе не было стеклянных поверхностей. Если бы существовала возможность не замечать все эти странности, то можно было подумать, что наша семья живет самой обыкновенной жизнью. Задаваясь вопросом, привыкла ли я уже к текущему положению дел, я могу ответить, что нет. Всё еще, нет.

Рыбная похлебка со шпинатом и сыром на вкус была просто чудесной, хоть раньше я её никогда и не пробовала.

– Мы старались всё утро.

Бабушка всегда любила готовить с удовольствием. Несмотря на то, что у неё ели заметно тряслись руки, она умело справлялась с кухонной утварью.

– У вас двоих получилось просто восхитительно. Мама так никогда не готовила. Да и я тоже.

– Ты всё еще ходишь в соборы?

Бабушка присела рядом со мной, поставив перламутровый чайник на стол, покрытый льняной голубой скатертью.

– Да. Всё, как обычно. А что?

– Помнишь, здесь неподалеку находится храм святой Екатерины?

– Вроде, да. Я там была пару раз. Если честно, это было очень давно.

– Его отреставрировали недавно. Можешь заглянуть в свободное время. Там внутри стоят просто великолепные витражи.

– Я обязательно зайду. Думаю, у меня будет время.

Тетя Елена стояла около кухонного шкафа с чашкой чая в руках.

– Вот и твоя сестра подошла, – проговорила она, не отрываясь от чаепития.

Я подбежала к окну и увидела Дану с незнакомым мне молодым человеком. Тот стоял, опираясь на мотоцикл. Я могла разглядеть черты его лица. Он был весьма симпатичной наружности. Темно-коричневые волосы доходили ему почти до плеч. Он выглядел старше, чем моя сестра. Возможно, он был даже старше меня.

Они стояли около нашего бедного забора и разговаривали.

Дана была закутана в черный шарф. Она переминалась с ноги на ногу. Я могла её увидеть только со спины. Парень улыбался. Его улыбка была мне приятна. Видимо и ей тоже. Она поцеловала его на прощание в щёчку и направилась к дому.

Сестра быстро вбежала внутрь, не заметив меня, и пролетела мимо. Подобное поведение показалось мне крайне возмутительным. Я с яростью двинулась за ней в её комнату. Бабушка с тётей прибывали в полном молчании, каждая отвела свой взгляд куда-то в сторону.

– Дана! – крикнула я.

– Да?

– По-моему, не так должно приветствовать своих сестер, которые к тебе едут через всю страну.

– Ты всё-таки приехала. Тебе холодно?

– Что?

– Ты в своей синей кофте, которую носишь, когда мерзнешь. Вот и спросила.

– Мне не холодно… Для начала нам надо с тобой поговорить.

– Ммм…

– Мне все жалуются на тебя.

– Кто все?

– Елена и бабушка. Они говорят, что ты ночуешь непонятно, где и с кем.

– Я оставляю им записки, что я у друзей.

– Никто не знает твоих друзей.

– Я знаю. Они классные ребята.

– Кто этот парень, который тебя только что провожал?

– Ммм…

– Ответь мне. Мы должны успокоить тетю. Вдруг он маньяк какой-нибудь.

– Нет.

– Нет что?

– Он не маньяк.

– Поняла, а кто он?

– Какое тебе дело?

– Ты с ним встречаешься?

– Может быть.

– Может быть?

– И нет и да.

– Ладно, хватит…

– Хорошо, хватит.

Я перевела дыхание.

– Как ты себя чувствуешь?

– Мне хорошо.

– Ты принимаешь лекарства?

– И нет и да.

– Дана! Это серьезно. Это же твое здоровье.

– Я принимаю. Сумку показать?

– Почему ты перестала отвечать мне на сообщения?

– Расхотелось общаться.

– Я думала с тобой что-то случилось.

– Как видишь нет. Зачем приехала?

– Нам всем кажется, что с тобой что-то происходит.

– Ммм…

– Что это за ммм такое?

– Лучше езжай обратно.

– Дана!

– Нет, я серьезно.

Моя младшая сестра стремительно вошла в комнату и закрыла дверь прямо перед моим лицом.

– Как ты можешь?!

У меня не было слов. Я не понимала, что с ней творилось. Елена выглянула из-за угла с натянутой улыбкой на лице.

– И так уже не первый день.

– Нельзя всё так оставлять. Это просто на неё не похоже.

– Я спускаю ей всё на основе того, что она болеет. Это тяжело.

– Тяжело что?

– Жить, когда на тебя все смотрят, как на ненормальную. Жить в своей коже, не имея возможности выбраться.

– Я не смотрю на неё так.

– Это не важно. Ты всё равно не сможешь сказать, что понимаешь её. Потому что ты не понимаешь, какого это быть ей. Дане сложно принять себя такую, даже спустя столько лет.

– Я хотела ей помочь. И сейчас хочу.

– Ты уже делаешь большее дело. Ты же здесь. У тебя большее сердце.

Я закрыла лицо руками. Как бы я хотела назвать всё происходящее мелочью, но ведь это была вовсе не мелочь.

– Завтра я должна пойти на собеседование, ведь так?

– Да, к десяти утра. Тебе хватит времени для того, чтобы выспаться?

– Да, вполне. Я лучше пойду помою посуду и буду отдыхать до завтрашнего утра.

– Это неплохое решение.

– Познакомишь меня с Риком?

– Почему бы и нет?

Смешанные чувства забирались мне под кожу. Иногда мне интересно, почему тех, кого мы любим, стремительно отдаляются от нас? Почему они больше не впускают нас в свое сердце, а оставляют ждать за дверью? Почему перестают объяснять, что с ними происходит? Порой я мечтала вернуть назад ту неудержимую радость между друг другом, которая когда-то была нам присуща, но теперь от былой радости остались только остатки воспоминаний, будто ничего и не было.

На следующее утро я чувствовала себя намного лучше. Стоял всё еще такой же пасмурный день, но мне предстояло устраиваться на работу. Снова. Опять. Сердце колотилось, как бешеное.

Дану я не видела с самого утра. Ни за завтраком, ни в ванной, ни в гостиной. Возможно, она еще спала. Может в классе занятия проходят не каждый день?

Елена отвезла меня на своей машине. Дорога заняла около двадцати минут, пока я рассматривала проносящиеся виды из окна. Густой лес меня манил с каждым разом, как я бросала на него взгляд. Туман завораживал и окутывал всё тайной. Шоссе изгибалось подобно змее, неся за собой всё новые и новые повороты. Я начинала чувствовать некую меланхолию внутри себя. В подобной атмосфере я находила романтизм, который заставлял меня погружаться в собственные фантазии.

– Ты можешь потом ездить на автобусе. Где-то полчаса и ты уже на месте, – прервала мои размышления тётя.

– У тебя сегодня смена в больнице?

– Завтра. Выхожу в две ночи.

– Как ты это выдерживаешь?

– Сама не знаю. Работаю, как говорится, на энтузиазме.

– Я бы так не смогла.

– Тебе и не надо.

– Мне интересно, сколько часов будет длиться мой рабочий день.

– Не думаю, что он будет заканчиваться позднее двадцати трёх.

– Надеюсь, а то придется оставаться там спать.

– На крайний случай, когда я буду свободна, то смогу забирать тебя. В крайнем случае, ты всегда сможешь вызвать такси.

– Хочешь сказать, что я буду работать ради того, чтобы кататься на такси?

– Оно здесь не дорогое.

Машина подъехала к пункту назначения. Бар на вид был весьма приятным местом в темно-синих тонах. Каменная кладка на потолке и стенах, приглушенная подсветка желтого цвета, лампы-плафоны, свисающие с потолка, создавали особый антураж. На стенах висели черно-белые фото в матовых рамках. Стулья чередовались с красными бархатными креслами.

Я познакомилась с владельцем заведения под названием «Синдикат». Его звали Роберт и как мне показалось, он был настроен ко мне весьма доброжелательно. Собеседование прошло на удивление успешно. Я была принята на должность официантки на основе того, что у меня только недавно был опыт работы в сфере общественного питания. Его бар нуждался в дополнительных трудовых кадрах.

– Все уезжают в большие города. Никто не хочет оставаться там, где он родился. Это весьма прискорбно. Но вернемся к теме. Когда ты хочешь начать стажироваться?

– Могу хоть сегодня. Я вполне выспалась и хорошо себя чувствую.

Думаю, что всегда тяжело начать что-то новое и проявлять себя, особенно, когда это первый день твоей стажировки. Мне не особо хотелось ждать до завтра. Мои куратором стала молодая девушка по имени Николь с пепельными волосами, которые аккуратно обрамляли её овальное лицо. Она напоминала мне лису из-за узкого разреза глаз, но в то же время это прибавляло ей привлекательности.

– Привет, рада познакомиться. Меня зовут Николь. Я проведу тебе первый день стажировки и расскажу тебе всё, что знаю.

– Очень приятно. Я Тори. Готова учиться.

– Запоминать будет надо немного. У тебя же уже был опыт, как я знаю, верно?

– Да. Но не в баре. Я работала в обычной кофейне рядом с домом.

– У нас тоже готовят кофе. Просто помимо него есть ещё еда и алкоголь. Вот увидишь, работать будет проще простого.

Девушка показалась мне достаточно улыбчивой. Я тешила себя надеждами, что здесь весь персонал является таким же доброжелательным. Появилось ощущение, что я быстро освоюсь на новом месте.

– У нас здесь очень уютно, правда? Кухня небольшая. Там происходит раздача блюд. Заказ пишем на листочке и цепляем повару перед глазами, где он готовит. Ты всё увидишь и запомнишь своими глазами.

– Хорошо.

– Здесь комната для персонала. Раздевалка, к сожалению, общая, но зато есть туалет и отдельная комнатка со столом. Можешь там спокойно обедать.

– Чудесно. Это уже радует.

– В кофейне этого не было?

– Смеёшься?

Я переоделась в униформу заведения и прикрепила себе бейдж со словом: стажер.

– Потом сделаем бейдж и с твоим именем. Так. Вот держи. Это наше меню. Холодные и горячие закуски, несколько основных блюд и десерты. Это винная карта, – продолжала своё наставление Николь.

– А не слишком ли здесь много алкоголя?

– Для бара?

– Городок-то ведь не большой.

– Ты не знаешь, что здесь происходит в пятницу. Пьют почти все, кто тут живет. Иногда приезжают и из других мест. Нас пока двое официанток. Я и Мередит. Она сейчас на выходном. Но когда здесь завал, нам приходится выходить на смену вдвоем, поэтому нам и нужен третий человек. Подхватить на всякий случай и обеспечить гарантированный отдых остальным работникам. Полные два дня, а не рваные, ка это обычно бывает.

– Звучит так будто у вас и правда заботятся о сотрудниках.

Николь лишь слабо ухмыльнулась и принялась рассказывать дальше.

– Пока там в зале никого, я покажу тебе, где лежат приборы, салфетки и вся другая утварь, которая тебе обязательно понадобится. Здесь, кстати, как ты могла заметить располагается сцена, на которой Роберт иногда позволяет местным музыкантам играть песни.

– И кто же здесь поёт?

– В целом, начинающие инди-рок группы или же пьяные клиенты, если вообще смогут забраться на сцену, – ухмыльнулась она.

В целом, мне понравился весь предоставленный инструктаж. Её объяснения были четкими и понятными, от чего я не задавала слишком много лишних вопросов.

– Рассчитываем, как обычно, по карте, либо наличными. Чеки складываем сюда. Пойдем познакомлю тебя ещё кое с кем и кое с чем.

Мы вышли в зал, который ещё пустовал. Видимо, время были слишком ранним для большого количества посетителей.

– Позволь тебе представить одного из наших барменов – Кира. Гуру напитков. Иногда он мне помогает с заказами… Или просто хорошо моет стойку.

Я посмотрела на молодого человека. Тот стоял и раскладывал брауни по коробочкам. Он взглянул на меня, и я тут же его узнала. Это был именно тот парень, который провожал Дану домой. Теперь я могла рассмотреть его более внимательно. Хотела бы я спрятать свой любопытный взгляд, куда подальше, но появившийся интерес к его персоне не мог просто так угаснуть в следующую минуту.

Молодой человек с оливковой кожей и зелёными глазами внимательно смотрел на меня. На его шее висела серебряная цепочка, которую завершало изображение руны неизвестного мне значения. Бейдж с его именем также был прицеплен к правой стороне ткани футболки.

– Познакомься, наша новая коллега. Её зовут Тори.

– Рад познакомится, я Кира.

Он протянул мне ладонь, мягко улыбнувшись. Неужели Дана гуляет именно с ним? Неужели проводит с ним время по ночам? И что может быть у этих двоих общего? Вопросов появлялось всё больше, прежде чем я могла дать ответ хотя бы на один из них.

– И мне тоже очень приятно. Правда.

– Ты из этих мест?

– Я только недавно переехала. Буквально, вчера.

– Надеюсь, ты здесь задержишься. Новеньким может показаться здесь немного скучновато, но это совсем не так, – произнес он глубоким низким голосом.

– Это радует.

– Николь, если что, я уйду после трёх.

– В смысле, ты уйдешь после трёх?

Блондинка удивленно подняла бровь, держа поднос в левой руке.

– Куда ты собрался, и кто тебя подменит тогда?

– Оливер скоро придет и сменит меня. Завтра же в первой половине дня я дам ему отдохнуть.

– Хорошо. Пусть будет так. Мне главное, чтобы все клиенты были довольны, а у меня было меньше работы.

Сказать, что Кира сыграет в нашей с сестрой судьбе свою значимую роль, значит, не сказать ничего. Спустя годы, я проигрывала в своей голове различные сценарии своей жизни. Что бы было, если бы я вообще никогда не приехала в город N? Если бы я его не встретила? Что же произошло бы тогда? Должно быть, я бы до сих пор жила своей обычной жизнью и занималась рутинными делами, а Дана могла бы продолжать отношения с молодым человеком, у которого глаза были сравнимы лишь с двумя изумрудами.

Думаю, что, когда мы встречаем определенного человека, мы точно чувствуем, хотя бы где-то на подсознание, что он займет важное место в нашей судьбе. И от этого становится страшно. На самом деле, я нахожу удивительным тот факт, что каждый день мимо нас проходят тысячи людей, но лишь один способен поменять направление нашей жизни. И вот ты встречаешь его… И ты не знаешь, что делать дальше. Ты лишь способен завороженно наблюдать за тем, как разворачиваются события после появления этого человека.

К трём часам дня Киру всё-таки сменил Оливер (такая пунктуальность меня приятно удивила), приятной наружности парень с маленькими ямочками на губах. Он был примерно моего роста и носил за спиной ярко-зеленый рюкзак. Однако мы не сразу нашли с ним общий язык. Я всё ещё могла заметить взгляд Киры, который внимательно изучал меня.

Неожиданно в бар вошла сама Дана. Её появление повергло меня в смятение. Я совершенно не ожидала её здесь увидеть. Сестра уверенно подошла к барной стойке и села на стул.

– Привет, Кир. Мы идём?

– Да, сейчас. Пойду переоденусь.

– Здравствуй, Тори. Ты теперь здесь работаешь?

– Как видишь, да. Куда ты собираешься?

– Мы идем устанавливать драйвера на мой ноутбук, а еще Windows.

– По-моему, у тебя и так стояла десятка.

– Вышел уже одиннадцатый.

– И куда ты идешь?

– Тори, это похоже на допрос.

– Я не хочу казаться навязчивой, но…

– Но уже.

– Так мне хотя бы не будет нужно за тебя беспокоиться, ты понимаешь?

– Я в порядке.

Кир вышел из служебного помещения, одетый в клетчатое пальто. Длинный черный шарф был обмотан вокруг шеи. Он также носил кожаный рюкзак.

– Что-то не так? – поинтересовался он. Голос звучал весьма обеспокоенно. Парень встал рядом с нами, окинув обеих взглядом недопонимания.

– Я просто волнуюсь за неё, – честно призналась я, не скрывая своего недовольства.

– Неужели ты являешься её сестрой? – он сделал акцент именно на местоимение «ты».

– Да, это она, – обреченно ответила Дана, закатив глаза, от чего во мне появилось желание ударить её по лицу.

– Ты не говорила, что у тебя есть сестра? – сразу же уточнила я, поддавшись вперед. Я находилась в состоянии полной растерянности.

– Кира, это моя сестра Тори. Тори, это Кира, но вы и без меня уже познакомились.

– Не злись на неё. Дана сказала, что у неё есть старшая сестра, просто не упоминала твоего имени, да и фото как-то я не удосужился попросить. Она будет в порядке. Я почищу её ноутбук и отвезу домой в целостности и сохранности.

Он казался мне более убедительным, чем моя младшая сестра. Его тактика заключалась в прямом смотрение в глаза, четко поставленной речи и уверенной манере выражения своих мыслей. К моему удивлению, на одну треть, я поверила ему.

– Ладно, хорошо. Будь осторожна.

– Ага.

Дана и Кир вместе вышли из бара, а я лишь ощутила холодок на своей коже от мимолетного сквозняка.

– Пойду обслужу столик, – сказала я Николь.

Мне нужно было переключить свои мысли на что-нибудь другое, поэтому я всеми силами принялась за работу: принимать заказы, относить заказы, доставлять заказы на кухню, сервировать, рассчитывать клиентов, следить за чистотой зала. Я пыталась успеть всё.

Под конец рабочей смены в раздевалке я решила задать Николь несколько вопросов, потому что многие вещи продолжали меня интересовать, но, к сожалению, моя младшая сестра перестала иметь желание разговаривать со мной от слова совсем.

– Слушай, я не знаю, насколько корректно тебя спрашивать об этом… – я постаралась начать задать вопрос издалека.

– Ты про свою сестру и нашего бармена?

– Да. Ты не знаешь, они вообще давно знакомы?

– Несколько месяцев точно. Думаю, с октября. Той осенью она стала часто заходить к нам бар.

– Чтобы выпить?

– Чтобы просто посидеть за столиком у окна. Она пила сок, кофе, мохито, может быть. Кира же всё время находился за стойкой. Позже, они познакомились, разговорились и всё. Обычная история знакомства.

– Он знает, что ей нет восемнадцати?

– Я не очень лезу в их отношения, но если они общаются, то должно быть знает. Тебе лучше уточнить у него самого. Кира достаточно коммуникабельный парень. Он ответит тебе на все интересующие тебя вопросы.

– Хорошо. Прости за чрезмерное любопытство с моей стороны.

– Здесь нет ничего страшного. У меня самой есть младший брат. Он приводит домой девушек чуть ли не каждую неделю. Сама не понимаю, почему они им так одержимы.

– Может дело во флюидах?

– Если бы только всё решали флюиды. Девочкам нравятся плохие мальчики.

– Мне было всегда интересно, почему.

– Они заставляют тебя почувствовать себя живыми, добавляют огонька в твою жизнь. Эмоции зашкаливают. В кровь вырабатываются эндорфины. Ты можешь позволить себе сделать то, что никогда не делала раньше.

– Пойду-ка я лучше сама сделаю то, что никогда не делала раньше. Вероятность встретить плохого парня вызывает во мне ощущение опасности.

Я была довольна своим первым рабочим днем. Мне предстояла дорога домой в небольшом автобусе, сидя у окна и смотря на пролетающий мимо пейзаж. Когда я добралась до дома, Дана мылась в ванне. Я поняла это по тапочкам, лежащим у двери ванной комнаты. Она всегда их оставляла там с того момента, как заболела. Ей казалось, что они засасывают её стопы, когда она выходит из душа.

Меня мучало желание поговорить с ней и всё узнать. Я хотела понять её, но не была ли я слишком навязчивой в последние два дня? Весьма. Однако мне была не безразлична судьба сестры, а значит, я должна была лучше следить за ней, разговаривать с ней, чтобы иметь способность оценить её состояние.

Я села на пол, а рядом со мной на бочке лежала кошка моей сестры. Она смотрела куда-то вперед, тихо дышала, её серая шерстка легко вздымалась то вверх, то вниз.

– Хочешь зайти?

Дана стояла позади меня в одном халате, указывая на дверь своей комнаты.

– А можно?

– Я была не права сегодня, да и вчера тоже.

– Хорошо.

Наши разговоры были немногословны, но я была рада, что сестра хотя бы пустила меня внутрь.

– Ты бы лучше осталась дома, – сказала она.

– Мне надо было знать, что с тобой происходит. Прости, если я заставила тебя думать, что слишком лезу не в своё дело или указываю тебе, что делать.

– Я пью клоназепам. От него у меня сознание мутнеет.

– Это ужасно.

– Да, пожалуй.

– Я заметила, что ты рисуешь.

– Да.

– Это красиво.

– Они могут тебя напугать.

– Ты рисуешь, что видишь?

– Что обитает в моей голове.

– Понятно.

– Ты теперь будешь работать в баре?

– Да. Там очень мило. Денег лишних не бывает, – я оглядела комнату ещё раз своим взором, – Почему ты не сказала Кире, что у тебя есть сестра?

– Он мне нравится.

– Я понимаю.

– Я не хочу, чтобы что-то пошло не так. Мы не встречаемся, но…

– Но?

– Я бы этого хотела.

– Тебе раньше мало кто нравился.

– Я боюсь всё испортить. Когда ты приехала, я спешила к ноутбуку, чтобы поговорить с ним по видеосвязи.

– Сразу же, как только он должен был уехать после того, как проводил тебя до дома?

– Где-то через полчаса.

– Хорошо. Ты могла бы просто мне сказать об этом.

Дана продолжала смотреть в пол, но теперь она улыбалась.

– Он и вправду, тебе нравится, я смотрю, – заметила я.

– Да.

– А твои?..

– Я не скажу, что ничего нет, это будет ложь. Но с ним…

Дана как-то виновато поджала губы.

– Что с ним?

– Мне становится легче.

– Ты перестаешь обращать внимание на всё вокруг?

– Всё становится тише.

– Это же классно! Может оно и к лучшему.

В комнату важной походкой вошла Лея.

– Это кошка такая красивая.

– Ага.

Та начала тереться о мою ногу.

– Прости, что не отвечала на сообщения.

– Не делай так больше. Я не враг тебе. Я хочу помочь.

– Поэтому ты и приехала.

Мы засыпали в её комнате на одной кровати, как в давние времена.

– Мне кажется, что потолок весь в точечку, – тихо прошептала Дана.

– Тебе плохо?

– Нет, я скоро засну.

Дана всегда быстро впадала в сон. Я очнулась в пол четвертого утра. Всё живое ещё спало. За окном была ночь. Я спустилась вниз на кухню, чтобы выпить чаю. К моему удивлению, там уже стояла Елена в розовом халате, заваривая очередной чайник.

– Привет, – поздоровалась я.

– Приветик. Ты еще не ложилась?

– Я была с Даной. Только что проснулась. Скоро опять пойду спать. А ты?

– Я тоже лягу скоро. Мне не спится. Уже сегодня работаю в ночь, поэтому мне надо выспаться как следует и проснуться позже, скажем, в час дня.

Я достала кружки с верхних полок.

– Тебе понравилась твоя новая работа? – уточнила она.

– Вообще-то, да. Мне надо выучить меню, но оно не такое уж и большое. Поэтому я не думаю, что с этим возникнут какие-то проблемы.

– Могу тебя потом проверить.

– Хорошо.

– Кстати, Тори…

– Да?

– Я тут думала пригласить Рика к нам на ужин и познакомить тебя с ним. Что скажешь?

– Это обязательно? То есть, я, конечно, не против, но не рано ли?

– Я думаю, тебе бы было интересно его увидеть.

– Почему же?

– Он новый психотерапевт Даны.

– Твой мужчина – врач, который занимается её лечением?

– Координирующий врач.

– Ты не могла влюбиться случаем в юриста?

– Да брось.

– Я надеюсь, он не рассказывает тебе никакие тайны, которыми делится моя сестра?

– Врачебная тайна, помнишь? Я и сама медик, если ты не забыла.

Оставшаяся часть ночи прошла спокойно. Ещё один день стажировки был назначен на субботу, а в понедельник я должна была уже выйти полноценно на смену. Следующим утром мы разговаривали с мамой по телефону о состояние моей сестры и о моей новой работе.

– Я рада, что ты так быстро осваиваешься на новом месте.

– Я думаю, ты должна поговорить с Даной.

– Я позвоню ей. Елена сообщает мне о том, как проходит терапия. Я в курсе всего, не беспокойся.

– Может мы могли бы вернуться назад к тебе? Может всё могло бы стать, как прежде?

– Тори, уже ничего не будет, как прежде. Давай закончим наш разговор.

Стучаться в закрытые двери тяжелее, когда их закрывает твой близкий человек. До сих пор я думаю, что тогда мама где-то сдалась внутри себя и похоронила надежды на то, что её семья может быть счастливой. Я не расценивала её поведение, как предательство, но горечь в моей душе от этого не проходила.

В ещё один для себя выходной, я решила пойти исследовать городок, который не был столь большим, чтобы не успеть обойти его за день. Однако я ошибалась. Городок оказался обширным и разросшимся до приличных размеров, что его можно было бы назвать полноценным городом. Раньше всё было совсем по-другому. Городок N напоминал маленький пригород, в который можно было сбежать на каникулы, когда ты уставал от суетливой жизни в мегаполисе. Городок казался таинственным местом, в котором даже деревья в закатных лучах солнца представляли собой магическое завершение дня.

На площади Третсон располагалась ратуша, рядом с которой находился собор святой Екатерины. Это было светлое готическое здание с яркими витражами, изображающими различных святых. Подобная архитектура всегда вызывала во мне чувство восторга и некого величия. Бродить по городку было одним из любимых моих занятий. Создавалось ощущение, что ты вполне можешь потеряться меж улочек и переулков.

На ступенях собора сидело несколько парней и одна девушка, активно обсуждая что-то между собой. Один из них был кудрявый парень, носящий большие очки, в смешной узорчатой рубашке, от чего создавалось ощущение, что её разрисовали дети. Это заставило уголки моих губ заметно приподняться. Парень рисовал что-то в альбоме и одновременно показывал свой набросок девушке с волосами цвета неба.

– Вау, ты так красиво рисуешь! Точно также, как моя учительница в школе! Это невероятно! – восклицала она.

– Ты… хорошо рисовала? – спросил молодой человек, будто запинаясь.

– Нет. Мне говорили, что у меня руки не из того места растут.

Девушка была на вид одного возраста с моей сестрой. Её миловидное лицо наталкивало на мысль, что она словно сделана из пряных пирогов и сладких леденцов, одетая в розовую курточку.

– А нарисуй собачку! – детским возгласом попросила она.

– Ты же не любишь собак.

– Я недавно такую красивую видела. Эртерьер, называется.

– Ты хотела сказать, эрдельтерьер? Да?

– Да, рисуй.

– Хорошо, как скажешь.

– Ура!

Девушка радостно захлопала в ладоши. Позади них сидел темнокожий парень в синей толстовке, что-то печатая в телефоне и слушая музыку в белых наушниках. Я заметила, что ему нравится песня по тому, как он выстукивал её ритм своей ногой. Он окинул меня быстрым взглядом, а затем снова вернулся к своим делам.

Компания показалась мне весьма интересной.

– Эллой! Посмотри, какую собачку нарисовал Спенсер!

Девочка с голубыми волосами потянула темнокожего парня за рукав.

– Что там?

– Эрдельтерьер.

– Правда, он немного кривоват, – начал оправдываться кудрявый парень, получивший имя Спенсер, – надо будет потом доделать.

– А, по-моему, здорово. Я давно не видел таких классных песиков, – похвалил того Эллой, – Учись, у него, пока он жив.

– У Мадины очень хорошо получается рисовать.

– Это неправда! До тебя мне далеко! – снова подала голос девушка.

– Ой, да, брось. Что в этом сложного?

– Твои руки знают, что делать и пальцы слушается, а у меня трясутся все время.

– Поэтому, кажется, что Мадина всегда рисует траву, – добавил Эллой, ухмыльнувшись.

– Полегче! Её трава – это нечто!

Их разговор меня забавлял, пока здесь в стороне я рассматривала собор. Я решила войти внутрь, надеясь хотя бы узнать расписания богослужений на ближайшее время. Соборы всегда напоминали мне замки. Особенно, изнутри. Строгая архитектура казалась мне благородной. Стоящие белые и холодные скульптуры, картины на стенах, изображающие сцены из Евангелия, отдельная комната для молитв с табличкой: «Проход только для молящихся».

Скамьи из темного дерева, стоящие рядами, несколько прихожан склонились над священной книгой – всё это напоминало мне времена, когда отец был жив. Патрик. Он чудесно пел и имел всегда ясный взгляд на вещи. Думаю, он являлся моим первым духовным наставником. Даже для детей он умел находить специальные слова, чтобы направить их на истинный путь.

«Имеющий уши да слышит. Билли, ты слышишь?»

По крайне, я пыталась слышать. Я любила проводить время с отцом. Жалко, что на мой век пришлось так мало дней, которые я могла бы посвятить беседам с ним. И мне жаль, что папа не смог увидеть, как стремительно мы выросли с сестрой за это время. Может быть он смог смягчить характер нашей матери? Может он смог бы дать нам дельный совет, как проживать каждый день словно он последний и не иметь сожалений о том, что не можешь изменить?

«Папа, мне тебя очень не хватает. Я скучаю по тебе каждый день».

Одним из моих любимейших песнопений было Adoremus in Aeternum, что с латыни могло переводиться, как «поклоняться вечно». Именно так перевел мне эту фразу отец.

«Ведь истина Господа пребывает вовеки вечные, Тори».

На информационном стенде было написано, что воскресные богослужения начинались в десять утра, а будничные вечером в семь часов. В левой части храма я увидела большое изображение иконы «Божьего Милосердия». Я слышала от отца, как особо она почитается в церковных кругах, а также её историю.

22 февраля 1931 года сам Господь Иисус Христос явился сестре Фаустине Ковальской, пока та находилась в монастыре Конгрегации Сестёр Божьей Матери Милосердия в Плоцке (ныне это город в Центральной Польше). Господь повелел сестре написать его образ так, каким он был представлен в её видение: в белых одеждах, с одной поднятой рукой для благословения, а с другой, касающейся одежд. Из его груди исходили два луча – один красный, другой бледный. Также он повелел ей сделать надпись: «Иисус, уповаю на Тебя». Лучи имеют свое значение – Кровь и Воду. Бледный луч означает воду, которая оправдывает души, а красный луч обозначает кровь, которая является жизнью для душ.

Я всегда с трепетом смотрела на это изображение и мне казалось, что через него Господь смотрит мне через глаза прямо в душу. Я мысленно поблагодарила Деву Марию за возможность пребывать в этом прекрасном месте, какое-то время помолилась в тишине о том, что я благодарна за всё, что имею, а затем вышла из собора.

Думаю, что в современном мире вера претерпевает тяжелые изменения. Она просто скуднеет. Сердца холодеют. Даже христиане становятся ни горячими, ни холодными, а просто теплыми. Папа говорил, что большая ошибка человека заключается в том, что он рассчитывает лишь на самого себя, а не на Господа.

«Он говорит, что человек – это звучит гордо. Однако в моменты горечи, единственный, кто его примет это Господь. Человек может предсказывать погоду по облакам, но знамений времен различать не может. Ему кажется, что своими силами он сам всего добьётся, но без Бога он будет падать вновь и вновь».

По пути домой, я встретила Николь, которая также была рада меня видеть. По крайне мере, я всегда помнила о том, что она постоянно встречала меня с улыбкой на лице.

– Не ожидала тебя здесь встретить. Как твои дела? – радостно спросила она.

– Отлично, а у тебя?

Моя коллега поправила волосы.

– Тоже неплохо. Собираюсь сходить в продуктовый магазин. Может сходишь со мной? Тебе ничего не надо?

– Думаю, куплю что-нибудь себе домой.

– Я как раз покажу тебе интересное место.

– Насколько интересное?

– Настолько, что тебе должно понравиться. По крайне мере, вид завораживающий.

– Хорошо, веди. Я тебе доверяю.

– Пойдем через лес, так быстрее.

– Это не опасно?

– Диких животных я здесь встречала довольно редко. Надо идти всего минут десять, а там выйдем и упремся прямо в магазин.

– Никаких медведей или лосей?

– Они не ходят так близко к оживленной трассе.

– Что-то сомневаюсь.

– Там есть пару дорожек, которые уже протоптаны давно. Не волнуйся, всё будет в порядке.

– Хорошо. Давай попробуем.

Раньше я много гуляла в лесу, так как моя семья привыкла проводить время на природе в качестве досуга. И хоть в детстве, я приезжала к родным в городок, но как-то именно в этот лес меня не заносило. Всегда находились другие занятия, которые бы отвлекали моё внимание. К счастью, сейчас более комфортабельная обувь позволяла мне прогуляться по лесным просторам. По пути мох поглощал пни и мои ступни, а ветки продолжали лезть мне в лицо, от чего мне приходилось убирать их руками.

– Ты местная? – поинтересовалась я, идя позади неё.

– Всю жизнь здесь живу. Может показаться, что целую вечность.

– Ты никогда не думала уехать из этих мест?

– Здесь царит особая атмосфера. Я слишком сильно люблю это место. Может, в будущем как-нибудь мне и придёт в голову мысль о том, что я переросла родные края, но не сегодня. А ты любительница больших городов?

– Не то, что бы… Я не очень люблю шум.

– Тогда это местечко как раз для тебя. Тут мысли приходят в норму.

– Ты где-нибудь учишься?

– Закончила курсы визажистов и колледж по специальности Юриспруденция.

– Не понравилось?

– Иногда понимаешь, что всё это немного не твое. Кто-то может подумать, что работа официантки – это нечто банальное, но это огромный труд. Мы, кстати, уже на месте.

Из-за деревьев начали просматриваться совсем иные виды. Я заметила озеро, которое начало проглядывать сквозь сосны и ели. Оно протянулось на довольное большое расстояние, от чего нельзя было точно определить, где расположен другой берег. Зеленый покров леса уступал место песчаному плату, который, в свою очередь, проглатывала водная гладь озера.

– Невероятно, оно всегда здесь было? – удивилась я, стоя в ступоре и в восхищение одновременно.

– Столько, сколько я себя помню. Летом будет просто волшебно. Вот увидишь.

– И правда впечатляет. Оно дарит мне чувство умиротворенности и, – я призадумалась и наконец вымолвила, – спокойствия.

– Так было не всегда. Хоть это озеро и красивое, что я могу понять, ведь если бы сама его увидела в первый раз, то подумала бы тоже самое, но у него весьма дурная слава.

– Почему?

– Каждые несколько лет здесь кто-нибудь топится. Кто-то по чистой случайности, а кто-то…

– Это ужасно.

– Два года назад произошла ужасная трагедия. Погибла девушка. Она каталась с парнем на лодке и тот начал прикалываться, раскачивать её.

– Она упала?

– Да. Она не умела плавать. И когда он прыгнул за ней, то было уже поздно. Он не смог её найти. Зато нашли водолазы.

– Мне жаль. Ты её знала?

– Немного. Мы не очень много общались.

– Сожалею.

– Так что, если ты не умеешь плавать, то лучше далеко не уплывай. И катайся с теми, у кого присутствуют мозги.

– Запомнила, спасибо.

– Пойдем дальше. Мне нужно купить себе йогурты.

Продуктовый магазинчик находился прямо на выходе из леса: «Работаем 24 часа». Хлеб, масло, десяток яиц, паприка – всё это я набирала себе в корзинку, пока мои мысли были прикованы к загадочному озеру неподалеку.

– А ты с чего вдруг решила переехать? – неожиданно для меня прозвучал вопрос.

Николь обернулась ко мне, держа связку зеленых яблок.

– Здесь моя сестра. Мама пока в отъезде, я должна за ней присматривать. В конце учебного года или чуть позже вернусь обратно домой.

– Жаль. Я думала, ты с нами останешься на более долгий срок.

– Как знать, может здесь меня встретит моя судьба.

– Со мной так и произошло. Я познакомилась со своим молодым человеком, пока училась в средней школе. И это было прямо, как в настоящей мелодраме.

– Если бы я только могла сказать, что люблю мелодрамы.

– Тут всякое может произойти. Нельзя зарекаться. Никогда.

Я взяла себе пачку чая со вкусом малины, подумав несколько секунд, кинула в корзину ещё две, а затем мы с коллегой направились к кассам.

– Как тебе Кира? – не унималась Николь.

– Наш бармен?

– Тот самый.

– Вроде, он весьма отзывчивый.

– Это да.

– Он что-то скрывает?

– Нет, мне было просто любопытно.

Николь ничего мне не ответила, чем вызвала у меня некоторые вопросы, но я не решилась ей задать их. Почему её интересовало моё мнение о Кире, хотя может это было обычное любопытство с её стороны?

Мы попрощались на перекрестке и по картам в телефоне я вернулась домой.

Глава 2 Вино и сестринские связи

Мой первый рабочий день начался в понедельник. На смене присутствовали Кир и Николь. Парень натирал стекло, а моя напарница всё ещё причесывалась перед зеркалом. В красной футболке я смотрелась довольно мило. Больше волновалась за то, чтобы первый день прошел более-менее удачно. Меню я уже знала почти наизусть.

Я не понимала, как так получилось, но нас с Киром ставили вместе на смены. Он помогал мне со всем, что могло вызвать у меня вопросы. Я была удивлена его дружелюбием и открытостью в свою сторону.

– Это хайболы. Для воды и сока, и, если у нас вдруг не останется больше никакого стекла.

Я стала встречать своего коллегу по утрам. Он открывал дверь бара, заведуя ключами. Видимо, управляющий ему полностью доверял. Помощь Кира проявлялась во всем. Я могла ощущать, как он провожает меня взглядом до столика с гостями, до своей барной стойки и до кухни. Возможно, парень просто изучал меня, присматриваясь к новой работнице.

В первые смены он давал мне ощутить аромат различного алкоголя, рассказывал про терпкость, насыщенность и плотность вин. Слушать его было можно столь долгое время, что я не замечала, как день подходил уже к концу. Складывалось впечатление, что он занимается барным делом достаточно давно.

– Это что, библия бармена? – указала я на книгу рядом с кассовым аппаратом.

– Да, новое издание. Это очень интересная книга, которая расскажет тебе всё, что ты должна знать о напитках и даже немного больше.

– Выглядит невероятно огромной.

– А по содержанию-то какая…

В определенные моменты Кира мне что-то подсказывал, где-то подбадривал, когда я в этом действительно нуждалась.

– Отлично справляешься, ученик, – довольно говорил он.

Мы начали по немного узнавать друг друга. Мне было с ним весело. От его тонкого юмора я заливалась неудержимым смехом прямо во время работы. К барной стойке всегда подходило много людей, с которыми он мог начинать, поддерживать и вести разговор на различные темы. Я не обладала подобными способностями.

Кира обладал нескончаемой энергией, которую дарил гостям, выслушивая их проблемы и делясь своим мнением. Он привлекал их своей харизмой, и я поняла, почему сестра была в него влюблена. Думаю, мало, кто мог перед ним устоять. Такому человеку, как он, хотелось излить душу.

Иногда он стучал пальцами по деревянной панели, разговаривая с кем-то. Быстро находил технологические карты напитков, если какие-то рецепты улетучивались из его головы. Ему было достаточно взглянуть на них, как он тут же принимался за работу. И всё так умело, всё так легко. Даже его движения были такими плавными, что я могла бы только позавидовать. Вот Кира кладет в бокал крупный пищевой лед, отмеряет 100 мл апероля, вливает в бокал, отмеряет 100 мл мартини просекко, вливает в бокал, перемешивает всё бамбуковой трубочкой, режет апельсин на дольки и украшает ими напиток.

Мне нравился янтарный цвет Апероля Шприц. Напиток выглядел, как закатное солнце.

– Мне бы научиться так умело со всем справляться, – завидовала я.

– Я сделаю так, чтобы ты умела всё.

– Разве это всё должна уметь официантка?

– Ты универсал, как и я. Я могу отойти выйти покурить. Я же должен быть уверен, что ты справишься без меня и моей помощи.

Мы раскладывали фрукты: яблоки, ананасы и цитрусовые по контейнерам. Последние, я раскладывала в перчатках с крайней осторожностью, заранее выпив лекарство против аллергии.

– Не переносишь апельсины? – уточнил парень.

– Только, когда ем. Но все равно неприятно.

– Хорошо, я буду знать.

Людей по пятницам и выходным в баре было достаточно много, чтобы сказать о том, что я немного начала уставать. Приходили компании молодых людей, взрослые пары, байкеры, взявшиеся непонятно откуда, и многие другие. Некоторые вещи я просто была не в состоянии успеть: заказы шли одни за другими. Я сбивалась со счета, старалась не потерять листок с заказанными блюдами, так как запомнить всю информацию я была просто не в состоянии.

Николь старалась мне помогать всем, чем могла, но она также бегала туда-сюда, чтобы уложиться по времени. Иногда, она подгоняла двух поваров, которые и так старались сделать всё, что было в их силах. Однако проблемы всё равно возникали у нас пути. Какие-то блюда становились «на стоп», то есть для их приготовления не хватало определенных продуктов на кухне и это было совсем не кстати, так как гости начинали злиться, но мы с Николь тут же предлагали им что-нибудь другое, что могло бы удовлетворить их вкус.

Мы редко, когда задерживались с ребятами на работе, но даже, когда это происходило, я всё равно успевала на автобус. Николь жила рядом, а Кира уезжал на своём мотоцикле.

– Красивый крестик, – как-то вечером заметил он.

– Спасибо. Он достался мне от отца.

– Не потеряй его. Ты просто так всегда быстро бегаешь на кухню.

– Всё нормально. Я справлюсь.

– Я в этом и не сомневаюсь.

Так и проходили мои первые рабочие дни. Помимо этого, мне пришлось познакомится с другой официанткой по имени Мередит, которая здесь работала примерно уже полгода.

– Когда я только начинала разносить заказы, то мне казалось, что это не моё, – честно призналась она.

Второй бармен по имени Оливер был немного специфичен, хотя внешне не выглядел отталкивающим. Он до посинения мог отмывать стойку, перебирать лед в ледогенераторе, переставлять бутылки на полках, чтобы они лучше смотрелись вместе. Мередит говорила мне, что Оливер педант, но это даже хорошо, таким образом для неё самой оставалось меньше работы.

Однако иногда это было странно, когда он поправлял меня на мелочах.

– Тори, лимон лучше положить с правой стороны.

– Это имеет значение?

– Здесь всё имеет значение. Ты не видишь, что гость правша? Ему будет удобнее брать лимон с правой стороны.

– Как скажешь, Оливер.

В остальном работа была не слишком сложная.

Во вторник восьмого числа к нам на ужин зашел Рик, молодой человек Елены, который был ещё мне незнаком. Бабушка Роуз была безмерно рада его видеть, а мне было любопытно посмотреть на человека, который занимался лечением и контролем терапии моей сестры.

– Мне обязательно быть на ужине? – лениво протянула Дана за несколько часов до ужина.

– Ты выпила все лекарства? – уточнила я.

– Я же сказала, что да.

– Тогда да, обязательно.

Рика Беннета, я назвала бы мужчиной, который одним своим взглядом может заставить тебя потерять дар речи. Рядом с ним Елена просто светилась от счастья. Блеск на её губах дал мне знать, что она готовилась к его приходу. И это было всё же удивительно, ведь, по её словам, они встречались уже полтора года. Это было светло-русый мужчина, лет 35–40, с щетиной на лице и поражающими знаниями в области психотерапии.

– Добрый вечер, меня зовут Тори. Рада с вами познакомиться, – поприветствовала я прибывшего гостя на пороге нашего дома.

– Я Рик. Очень много о тебе наслышан. Мне также приятно.

Определенно, он был очень галантен. Дана уже сидела за столом и крутила зубочистку в руках.

– Доктор Беннет, какими судьбами? – сестра показательно цокнула.

– Всё прекрасно, Дана. Как ты себя чувствуешь?

– Словно я могу летать.

– Что, правда?

– Иногда.

– Присаживайся, Рик. Сегодня на ужин индейка, – вмешалась в разговор Елена и как бы подтолкнула мужчину в дом. Мы все заняли свои места за общим столом. Сестра не смотрела на присутствующих, уткнувшись носом в тарелку.

– Так вы психотерапевт, Рик? – я постаралась начать разговор, чтобы сгладить неприятное ощущение от реплик моей младшей сестры.

– Раньше я был педиатром – лечил детские болезни: дифтерию, ларингит, дракункулез.

– Последнее звучит, как что-то страшное.

– Это и правда чудовищное заболевание. Люди заражаются, выпивая сырую или нефильтрованную воду из водоемов. Чаще всего поражаются нижние конечности. Там вырастает подкожный пузырь, который лопается с выделением желтоватой жидкости.

– Ничего себе, – проговорила я с натянутой улыбкой на лице, – надеюсь, это заболевание быстро лечится.

– Спасибо, мы здесь едим, – угрюмо ответила Дана.

Елена окинула мою сестру упрекающим взглядом.

– Рик долгое время жил в Центральной Индии, а там чего только не встретишь, верно?

– Там лучше никому не быть. Кстати, Дана рассказывала о предложение ей вступить в группу поддержки?

– Что за группа поддержки? – я удивленно взглянула на сестру, а та лишь закатила глаза.

– Она ничего нам не рассказывала, – подтвердила бабушка, занимая место рядом со мной.

– Там нет ничего примечательного, – тихо пробормотала себе под нос младшая сестра.

– Может расскажешь?

– Всем надо за ужином говорить о моих проблемах? – Дана громко положила вилку на стол.

– Нет, нам просто интересно, что это такое, но, если ты не хочешь говорить об этом, давайте не будем, – я положила руку на ладонь сестры и та, как показалось мне, слегка успокоилась.

– Я к себе. Спасибо за ужин.

Я ошиблась. Дана вытерла рот салфеткой и вышла из-за стола. Когда мы остались на кухне вчетвером, Елена виновато посмотрела на своего молодого человека.

– Прости, Рик. Она слишком эмоциональна. Ты это и без меня знаешь.

– Нет, что ты. Возможно, это была не лучшая тема для разговора.

– Но нам ты расскажешь?

– Тётя! – перебила я её, – Может не стоит теперь?

– Группа поддержки – это не то, что ты думаешь, Тори, – начал рассказывать Рик, – это как сообщество, где вы все равны, у вас похожие проблемы, есть общие интересы, вы общаетесь и помогаете друг другу преодолеть личные жизненные трудности. Это как новые друзья, которые и в самом деле тебя понимают.

– Ей это действительно нужно? Она никогда не ходила ни в какие группы поддержки.

– Туда приходят разные ребятами с разными историями. Многие становятся друзьями на года. Это хорошая моральная поддержка. Некоторые там раскрываются, так как думают, что в их жизни обычные люди, которые не сталкивались с такими проблемами, как у них, их просто не поймут. В группе ребята поют, рисуют, общаются, обмениваются контактами, фильмы смотрят.

– Похоже, на клуб по интересам.

– Да, только всех связывает одна проблема – болезнь.

– Нам стоит поговорить об этом с Даной, – произнесла Елена и посмотрела на меня в ожидании моего одобрения, – Ведь так?

– Посмотрим. Если она не захочет этого, уговоры будут бесполезны и назойливы. Мы должны дать ей право выбора.

– Разумеется, – ответил Рик, – я пришлю Елене всю информацию о том, где это находится и другие детали на случай, если Дана передумает и захочет рассмотреть моё предложение.

После ужина, я аккуратно постучалась в дверь сестры, но та не ответила мне. Стоило ли мне продолжать это делать? Я решила оставить ей записку по дверью, если Дана всё-таки передумает и решит обсудить со мной предложение Рика. Конечно, я понимала, что вся ситуация получилось не очень красивой, да и вообще Дана не любила обсуждать моменты, касающиеся её здоровья. То было мне совершенно понятно.

Я позвонила маме, но та не брала трубку. Как мы докатились до такого, что никому до друг друга нет дела?

В своей комнате я попросила Господа дать нам сил, чтобы решить все противоречия. Если на кого я могла уповать, так это на Него. И не важно, что у нас происходило сейчас в жизни. Также я продолжала вести тетрадь, в которой записывала свои стихи. Если вы помните, мать спрашивала меня, почему бы мне не пойти в университет и не стать, скажем, писательницей или журналисткой? Я вот о чем. Всё, что мы любим, когда-нибудь нас убьёт. Пожалуй, книги и поэзия были моими любимыми болеутоляющими, но до поры до времени, пока ты не примешь их слишком много. В конце концов всё это будет иметь значение.

Под конец первой недели я почти освоилась со своими должностными обязанностями. Естественно, я могла догадаться, что сфера общественного питания – это одна из самых нервных работ в сфере услуг, но я старалась любыми способами дистанцироваться, чтобы избежать конфликтов с гостями.

Я не была идеальным работником, и я это знала. Оливер продолжал строго на меня смотреть, как на дилетанта, который умеет только кивать да говорить: «Конечно, спасибо за заказ». В точности, всё было именно так. Новый опыт – это всегда определенный стресс. За всё время работы в «Синдикат» я разбила десятки хайболов и роксов (обычно, использовались мной для виски), но, как говорится, если посуда в ресторане не бьётся, то это плохой ресторан. Я забывала передать кухне некоторые пожелания гостей по поводу блюд, из-за чего, конечно, потом собирала себе все проблемы, которые только могли существовать.

«Я же сказала, что у меня непереносимость лактозы. Вы меня вообще слышали?»

Мне с трудом приходилось не закатывать глаза, а исправлять свои ошибки.

«Да, прошу прощения. Мы сейчас исправим для вас это блюдо».

Заведение представляло собой бар, но по ощущениям, мы работали, как настоящий ресторан. В смены, когда меня ставили с Оливером и Мередит, Дана гуляла с Кирой. Это едва могла контролировать Елена, когда находилась дома в свои выходные. После ночных смен она спала мертвым сном, и никто не смел её будить во избежание схлопотать порыв гнева в свою сторону. Пару раз я слышала, как тетя разговаривает с нашей мамой, но она все время прикрывала за собой дверь и голоса становились настолько тихими, что я не могла разобрать ни слова.

Как я могла что-то контролировать, когда всё время находилась на работе? Я начала считать своё пребывание в городке бесполезным в то время пока каждый день переходил в новый день. Прошла всего неделя и я утешала себя тем, что, возможно, в дальнейшем что-то изменится.

С понедельника я начала смотреть на жизнь в более позитивном ключе, так как на небосклоне наконец-то появилось солнце.

– Тори.

Дана стояла в полутора метре от меня, пока я ела сэндвич на кухне.

– Привет, ты в порядке?

– Прости, что тебя проигнорировала. Опять.

– Всё нормально. Ты, главное, не злись на Рика.

– Я получила твою записку.

– Что думаешь?

– Группа поддержка звучит так, будто меня отправляют в детский сад ясельную группу.

– Как мне известно, там многие люди находят себе друзей. Я не знаю, как ты справляешь со всем этим и что тебя сейчас тревожит или мучает, но, возможно, там тебе будет намного легче.

– Иногда просто не хватает тебя.

– Дана, я всегда была рядом.

– Да, так оно и было. Может, я слишком привязана к тебе, что хочу больше не быть привязанной вовсе. Поэтому и кажусь тебе холодной.

– Ты что, правда, это делаешь?

Сестра покорно кивнула.

– Типа того.

– Мне сложно что-то на это ответить.

– А ты и не обязана.

– Не веди себя так. Ты можешь быть со мной откровенна.

– И если откровенно, ты хочешь, чтобы я сходила на собрание группы поддержки болеющих?

– Да, хочу. Если тебе не понравится, ты всегда можешь уйти оттуда.

– Точно также, как и с переездом.

– Ты хочешь вернуться обратно?

– Если честно, то нет. Здесь неплохо. И у меня больше свободы, чем, когда я жила с мамой и нашим отчимом. Я его терпеть не могу.

– Ты стала больше разговаривать.

– Я тоже это заметила.

– Раньше, ты говорила какие-то односложные предложения или вовсе не говорила.

– Есть кое-кто с кем нравится разговаривать.

– Вот оно как. Послушай, Дана, по поводу собрания. Терапия – это хорошо, лекарства тоже хорошо, но общение тебе также необходимо.

– Собрание в четверг.

– Я буду в это время на работе, но, если ты еще не будешь спать к тому времени, когда я вернусь, можем поговорить об этом.

– Ладно, – выдохнула она, – Как твоя работа?

– Хорошо, спасибо. Тот парень, с которым ты общаешься так часто, он отлично разбирается в напитках.

– Это невозможно утаить.

– Я, надеюсь, ты ничего не пьёшь?

– Меня уносит с таблеток, куда мне?

– Прости. Просто спросила.

– А ты?

– Нет. Больше нет.

Вопрос алкоголя всегда серьезно стоял в моей жизни. Если я верила в Господа, не значит, что у меня никогда не было соблазна пойти и выпить. Глупо, звучит. Попробую по-другому.

Я не всегда была строга к себе. Наверное, я хотела всем казаться хорошей и правильной, потому что думала, что так будет лучше, так как со мной жила моя больная младшая сестра.

Для меня было легче прикинуться святошей, чем признать в свое время, что у меня были проблемы. Подростковый возраст – один из самых непростых периодов в жизни человека. Твоя психика неустойчива, настроение скачет от ощущения полной эйфории до полной апатии. С этим тяжело справиться.

Для меня всегда ориентиром была церковь с её устоями: ты должен оставаться чистым в своих мыслях и в своих действиях. Когда я слушала проповеди, то применяла их к себе. Мне хотелось быть лучше, чем я есть. Лучше, чем все остальные. Показать пример другим людям, чего я добилась в своих добродетелях. Звучит эгоистично и отвратительно, но так оно и было.

После проповеди, я заходила в магазин, проходя мимо прилавка с алкоголем, и останавливалась, задаваясь вопросом почему. Стеклянные цветные бутылки сверкали, как пылающие витражи в соборе, и я находила это сравнение просто потрясающим. Я казалась себе самой лицемерной тогда. Как можно клясться перед святынями, а потом идти в соседний ларёк за банкой пива в надежде, забыть, что у тебя плохое настроение?

Сначала, я позволяла себе только одну. Потом покупала две банки и поглубже засовывала их в сумку. Когда сестра лежала в больнице, я распивала 7 % дома на её кровати. В этой истории я не буду выставлять себя хорошей, потому что никогда такой не была.

Две бутылки превратились в три, а три в четыре. Церковь, проповедь, ларек. Церковь, проповедь, ларек. Замкнутый круг. Мама бегала по врачам, расспрашивая про другие лекарства, лечащие от шизофрении. Я навещала сестру, когда у неё случался припадок и галлюцинации становились такими яркими, что она крепко сжимала глаза и закрывала уши руками.

Я сидела в её палате, а сама хотела выпить. Я так страстно хотела напиться, что между строчек Евангелия, я представляла, как пузыриться пена, когда наливаешь пиво в кухонный стакан. Когда становилось легче, тогда мне становилось стыдно. Приходило осознание вины и собственной никчемности. У верующих будут похлеще тараканы в голове, чем у любого атеиста. Но я не хотела быть такой. В школе, где я училась, пили все старшеклассники. Они не видели ничего в этом плохого. А я пила, рыдала, каялась и опять пила.

Однажды, я нашла у мамы бутылку коньяка. Она стояла неполная на полке над антресолью. Я подумала, что если разбавить немного алкоголя в черный чай, то ничего плохого не произойдет, поэтому схватила бутылку и отмерила нужное количество коньяка. Я не чувствовала вины. Хотя нет. Вина сгрызала меня изнутри, поэтому я старалась провести свой ритуал, как можно быстрее.

Добавила коньяка в одну чашку, а потом добавила в другую. Однако существовал побочный эффект – я начинала бегать в туалет нескончаемое количество раз. Могла с него не слезать часами, пока мама была на работе, а сестра в школе. Худшее происходило тогда, когда отчим оставался дома и мне приходилось мочиться в бутылку, ведь двухчасовые посиделки в туалете могли вызвать дополнительные вопросы.

Мораль истории такова: я чувствовала себя ужасно. Поэтому я стараюсь сейчас уделить внимание своей сестре больше, чем тогда. Раньше я делала вид, что забочусь о ней. Я пыталась себя оправдать, что тоже была ребенком с недостатком серого вещества в мозгу. Но что это теперь может изменить? Зачем я всё это рассказываю? Подобное вроде бы принято скрывать. Но иногда вам нужно поделиться своим гнильём, пролить на него свет всеобщего презрения, чтобы очиститься самим.

Я хотела быть хорошим примером для своей сестры. Я перестала пить. Запретила себе подходить к этим прилавкам. Не скажу, что срывов никогда не было, но каждый день – это только ваш выбор, сделать что-то плохое или совершить нечто хорошее. Я выбрала Бога и стараюсь следовать правильному пути, по которому Он хочет, чтобы я шла. Я слишком часто падаю и ошибаюсь, но до тех пор, пока я продолжаю идти, это всё, что будет иметь для меня значение.

В четверг я смотрела на полки с алкоголем и читала этикетки, нервно сглатывая слюну и сдерживая единый поток мыслей в своей голове.

– Доброе утро, Тори, – поздоровался Кир, – изучаешь наш ассортимент?

– Я никогда в жизни не запомню такое количество названий.

– На самом деле, стоит запоминать только ходовые, которые чаще всего используются для напитков.

– Ну и?

– Самый ходовой виски у нас это «Jack Daniels», среди текилы – «Reposado». Мне нравится её бутылочка, кстати. Если берем коньяк, то это «Hennessy».

– А какой именно?

– У всех разные вкусы. Кто-то любит «Very Special», кто-то «Extra Old». Редко, конечно, но бывает и его берут.

– Хорошо, это я запомню.

– Если тебя попросят налить джин, то можешь взять «Bombay Sapphire» или «Beefeater».

– А что насчет «Monkey 47»?

– Хороший джин, мне нравится. Можно и его налить, если придётся. Внизу, вина и шампанские. Здесь красные, тут белые, рядом розовые.

– In vino veritas, – задумчиво произнесла я.

– По-моему, у Плиния есть ещё другие высказывания насчет вина.

– Я других, к сожалению, не знаю.

– Самое лучшее вино – это то вино, которое больше всего нравится тому, кто его пьет.

– Справедливо. Прогонишь меня по винам? Я тоже не очень хорошо в них разбираюсь.

– Да, конечно. Давай после двенадцати? Мне надо кое-что закончить по отчетам.

– Да, договорились.

Работа продолжалась, и я сама не понимала, почему мне так нравится разговаривать с ним об алкоголе. Кира это действительно увлекало. Когда молодой человек говорил о нем, его глаза увлеченно горели.

– Ты можешь обслужить вон тот столик у окна? – мягко попросила меня Николь, оторвав меня от собственных мыслей.

– Без проблем.

У окна сидела молодая пара: девушка по возрасту чуть старше меня, уткнувшаяся носом в телефон, и парень, время от времени мрачно на неё поглядывающий.

– Доброе утро, вы готовы сделать заказ?

– Да. Один салат цезарь с креветками, бефстроганов, шоколадный фондан, девушке зеленый чай, а мне бокал вина.

– Какое вино вы предпочитаете?

– Какое подходит к говядине, такое и принесите.

– Напитки вам сразу подать или всё вместе с блюдами?

– Сразу.

– Хорошо. Позвольте мне повторить ваш заказ: один салат цезарь с креветками, один бефстроганов, шоколадный фондан, зеленый чай и один бокал вина. Всё верно?

– Да. Сколько времени это займет?

– Примерно двадцать пять минут. Для вас постараемся сделать быстрее.

Складывалось ощущение, что оба гостя находились сейчас не в том настроении, чтобы вести любезную беседу, поэтому я устремилась на кухню отдать заказ повару, находившемуся на смене – Сэму. Тот, прочитав его, показал мне большой палец и принялся доставать необходимые продукты. Мне же предстояло разобраться с выбором вина к говядине.

– Кира, я знаю, что ты занят. Можешь мне помочь?

– Да, что случилось?

– Парень заказал бефстроганов и попросил к нему вина, но не сказал, какого. Дал мне право положиться на свой выбор. Как ты думаешь, что лучше ему подать?

– Так… Бефстроганов – это говядина. Значит, возьми «Cabernet Sauvignon». Это Франция. У него очень насыщенный вкус. Он отдает спелой вишней и пряностями. Это красное вино. Можешь предложить «Zinfandel», тоже красное вино средней степени насыщенности. Там присутствует клубника, ежевика и немного специй.

– Так, что?

– Давай возьмём «Zinfandel». Надеюсь, у этого парня такие же вкусовые предпочтения, как и у меня.

– Ты нальешь мне?

Кира удивленно посмотрел на меня, выгнув бровь дугой, как бы спрашивая: «С какой стати?»

– Пожалуйста! – взмолилась я.

– Ой, ладно. Хорошо. Подай тогда сюда большой бокал. Средние это для белого вина, если что.

Я не могу припомнить сколько раз, Кира спасал меня из сложных ситуаций, где я не знала, что делать или мне попросту не хватало знаний. Отнеся заказ через определенное время, я удалилась к натирке стекла, как через двадцать минут к барной стойке подошел тот самый парень, что сделал у меня заказ. Я тут же откликнулась, как только заметила его рядом.

– Что-то не так с вином? – уточнила я, пытаясь понять по его лицу в чём же заключалась собственное проблема.

– Дело не в вине. Моя девушка жалуется, что с её десертом что-то не так.

– А что с ним не так?

– Внутри начинка должна быть жидкой, а она не жидкая.

– Вот как, – эта претензия немного замедлила ход моих рассуждений, – давайте я проверю блюдо вместе с поваром.

– Да, замените.

По пути к их столику, Кира вопросительно посмотрела на меня, но я старалась скрыть своё разочарование. Девушка за столиком сидела с недовольным выражением лица, не произнеся ни слова. Когда я принесла блюдо на кухню, то Сэм посмотрел на него и спросил:

– Ты шутишь? Оно жидкое внутри, видишь?

– Для гостей оно не слишком жидкое.

– А какое оно должно быть?

– Я не знаю!

– Тогда отнеси им это и скажи, что повар сказал, что всё в порядке. Я, вообще, не в курсе, что им надо.

Однако, как вы можете понять, гости не были в восторге от услышанного ответа.

– Вы походу не поняли? Вы не услышали, что я сказал? – молодой человек агрессивно задал мне два вопроса.

– Я услышала. Однако повар, приготовивший блюдо, подтвердил, что с десертом всё в порядке.

– Вы будете ещё со мной продолжать спорить? Я виноват, что у вас головой всё плохо?

– Простите?

– Прощаю. Мы не будем за это платить.

– Но блюдо было приготовлено правильно.

– Ты долбанутая или что? Я могу тебе показать, как выглядит нормальный шоколадный фондан, а не то, что ты мне здесь суёшь.

– Извините, я…

– Хорошо, мы понимаем Ваше недовольство. Вы можете не платить за десерт. Мы приносим Вам глубочайшие извинения. Оплата будет произведена в соответствие с учетом новых изменений. Мы также проведем беседу с поваром о качестве приготовленного блюда, – уверенно произнес Кира, придя ко мне на помощь уже в который раз. Я вздохнула с облегчением и поспешила удалиться в служебное помещение на пару минут. Но не успела я даже побыть немного времени наедине с собой, как мой коллега тут же нарушил моё одиночество.

– Ты как?

– Нормально.

– Не обращай внимания. Придурки везде бывают.

– Я знаю.

– А фондан был нормальный, он просто придирался.

– Слушай, Кира, не надо сейчас меня успокаивать, ладно? Я в порядке. Правда.

– Прости, я хотел тебя поддержать, – его лицо стало выражать еле заметное чувство вины.

Я прикоснулась рукой к его плечу.

– Я ценю это. Просто сама должна привыкнуть к хамству со стороны гостей.

– Такое будет часто происходить.

– Надеюсь, что не очень.

– Я через часик освобожусь и расскажу тебе дальше всё про вино, договорились?

– Да, хорошо.

– Не будешь грустить?

– Нет, у меня ещё полно работы. Спасибо.

Мой коллега вышел из служебного помещения, а я так и продолжала смотреть в дверь. Раньше, когда я работала в кофейне, проблемы встречали меня на каждом шагу. Иногда приходилось переделывать одно и то же кофе по несколько раз, а в другой, пробовать его у себя на лице.

«Кофе – это важный элемент утра людей, которые заняты важным делом». Важный элемент утра, чтобы оно прошло незаметно для тебя, пока ты спишь. Однако утро мне нравилось относительно своим спокойствием.

К часу дня в зале почти не было гостей, а знакомый мне бармен стал обучать меня винным терминам.

– Существует несколько характеристик, которые помогут описать вино. Первое – это танины. Если после глотка вина, ты почувствуешь сухость во рту или некую вязкость, как будто ты съела незрелый апельсин, значит в этом вине содержится большое количество танинов. Его можно как бы «пожевать».

– А если в вине нет такой сухости, то в нем танинов нет?

– Есть, но очень мало. Оно водянистое.

Я отмечала некоторые моменты в своем блокноте.

– Далее. Представим, что ты купила бутылку вина своей подруге на день рождение, – начал Кира издалека, – а она попробовав его, сказала, что это кислятина. Какая это будет характеристика?

– Кислистость?

– Почти. Кислотность. Она помогает оттенять вкуса вина и придает ему характер. Это не всегда плохо. Попробуй представить, если в яблоке убрать кислотность, оно станет пресным.

– Поняла. Кислотность – это важно.

– Следующее: это тело вина.

– Тело?

– Это не про вкус или аромат. Здесь больше идет речь про осязание, то, как именно ты ощущаешь вино. Плотность вина позволяет тебе определить полнотелость вина. И чем более выражена плотность, тем более полнотелым становится вино. Если ты ощущаешь во рту меньшую плотность, то ты пьешь легкотелое вино, если более высокую плотность, то полнотелое.

– Это надо запомнить.

– Ты можешь дома попробовать вот, что: поддержи во рту воду и запомни это ощущение. Потом поддержи вино. Оно будет более осязаемым, чем вода.

– Хорошо, я попробую.

– Что ещё… Ах, да, мне стоит упомянуть про финиш вина, то есть послевкусие. Оно может быть долгим – это очень здорово, а можем им и не быть – это и не плохо, с одной стороны, а с другой стороны – интересного мало.

– Это я знаю.

– Отлично. И если у тебя после вина остаются приятные ощущения, то можно сказать, что ты попробовала сбалансированное вино.

– Почему?

– Там сбалансированное количество танинов и кислотности. Это как идеальная рубашка из модного бутика на первое свидание. Разбалансированное вино, как рубашка твоего отца, которая тебе не по размеру.

– Подходящее сравнение. Или как неправильно подобранный крем для рук?

– А он может быть неправильно подобран?

– Да. Вдруг у тебя начнется аллергия после него?

– Я обязательно запомню и буду обращать на это внимание, – ухмыльнулся молодой человек.

В таком формате мы провели очень много смен. С каждым разом я узнавала новые вещи, которые не знала раньше. Николь аккуратно на нас посматривала, но я не видела ничего плохого в нашем с ним общении. По крайне мере, у меня был человек, к которому я всегда могла обратиться за помощью.

Дана время от времени заходила в бар после школы. Кира выходил на улицу, и они разговаривали друг с другом какое-то непродолжительное время. Парень курил свой вейп «Charon baby», а моя сестра не спускала с него глаз, как зачарованная. Только слепой мог не понять, что она была им безмерно увлечена.

Я желала, чтобы у них всё сложилось наилучшим образом, так как у Даны никогда не было отношений. У неё даже и времени не было, чтобы думать о парнях. Всё время занимала болезнь.

Она целовала его в щеку, обнимала, нехотя махала мне в окно рукой и уходила домой. Кира возвращался обратно на рабочее место. Я начала к нему приглядываться, чтобы знать наверняка, стоит ли доверять этому молодому человеку свою сестру.

В конце смены, бармен предложил довезти меня до дома на мотоцикле.

– Я, пожалуй, откажусь, – сказала я.

– Точно? Сейчас уже достаточно темно.

– Всё нормально. Я не люблю такие механизмы.

– Ты про мотоцикл?

– Да.

– Поездка заняла бы минут пятнадцать от силы. Сейчас дороги свободны.

– Нет, пожалуй, я на автобусе доеду.

– Как скажешь. Тогда, до завтра.

– До завтра. Доберись аккуратно.

– Постараюсь. Ты тоже.

Кира тронулся с места на своем железном коне и умчался прочь, оставив меня одну. Я направилась к автобусной остановке, переводя дыхание после тяжелого дня. Ощущала себя безмерно усталой и хотелось поскорее лечь спать.

Дома было тихо. Елена ушла в ночную смену, оставив мне на столе записку про содержимое холодильника. Бабушка уже давно спала в своей комнате. Она довольно рано ложилась спать. Большую часть времени у неё болели ноги, ломило суставы, поэтому гулять она выходила редко. В молодости её бывший муж опасался того, что у него откажут ноги. Это было его навязчивой идеей. С ним этого не случилось, на моё удивление, а вот у бабушки Роуз как раз. От постоянного стресса.

Кошка моей сестры, Лея, сидела на кухне около пустой миски для корма и жалобно выпучивала на меня свои глазки. Другую кошку, которую Дана подобрала на улице, я так и не видела. Может быть она её просто выдумала?

– Не переживай. Я тебя сейчас покормлю.

Я подсыпала ей сухого корма и села рядом на пол. Мне оставалось только принять душ и лечь спать.

– Ты чего сидишь на полу?

Дана вошла в кухню в одних трусах и майке.

– А ты не должна уже спать крепким сном?

– Я слышала, как ты вошла.

– Как прошло собрание?

– Было даже неплохо.

– Ты завела друзей?

– Да. У них прекрасные имена. Эллой, Спенсер и Мадина. Одна компания. Проводят время вместе, куда-то ходят.

– Ты нормально себя чувствуешь?

– Голова болит.

– Ложись тогда спать быстрее.

– Ты продолжишь сидеть на полу?

– Да.

Младшая сестра присела рядом со мной, поджав под себя ноги.

– Я не сказала, что ты должна присесть со мной, – напомнила я ей.

– Я сама захотела. Что было на работе?

– Узнавала про тело вина.

– А что с его телом?

– Оно бывает плотным.

– Да ты что, вау.

– Я должна всё это знать. А ещё какому-то парню не понравился шоколадный фондан. Он сказал, там внутри должно быть жидко!

Дана прыснула со смеха.

– Интересно, а когда он в туалет ходит, у него там не…

– Дана!

– Я просто пошутила!

Сестра не умела шутить, а если и пыталась, то это выглядело весьма неуместно.

– Тебе сейчас лучше?

– В школе я думала, что у меня случится припадок.

– Почему?

– У меня был физкультура. Парни играли в волейбол, а я сидела с девочками на матах. В какой-то момент мне стало казаться, что мяч раздваивается. Потом их стало уже три.

– Ты говорила про это Доктору Беннету?

– Я стараюсь всё рассказывать. У нас назначен сеанс с ним в эту субботу.

– Ты ходишь к нему раз в неделю?

– Да. Обычно, это суббота, но бывает ещё и четверг.

– Он тебе нравится?

– Я зря на него наехала из-за группы поддержки. Я уже извинилась, а так, да, он лучше, чем прошлый терапевт.

– Как её звали?

– Колли. Дженет Колли.

– Колли прям, как собака.

– Не то слово. И был ещё какой-то другой мужчина, но его фамилии я не помню.

– Ты скажешь мне, где второй кот, которого ты нашла на улице?

– Я его отпустила на следующий же день, как только его сфотографировала тебе.

– Значит, ты соврала мне.

– А было бы здорово, если бы я взяла себе второго кота.

Я вытянула ноги вперед и опрокинула голову назад.

– Тори, что ты думаешь об Оливере? – спросила сестра.

– Втором бармене?

– Да. От него все шарахаются.

– Как тебе сказать…

Если так подумать, то Оливер Мейсон не мог сделать что-то неправильно, а если и совершал ошибку, то это становилось катастрофой. У него была добрая мать, которую многие мужчины вожделели, но её сын вырос нервным, наблюдая за её многочисленными любовниками. Пока мать была занята своими делами, Оливер перебирал сервиз: всё должно стоять красиво и четко. Это ценный сервиз в их семейной коллекции. Скажем честно, отнюдь странное занятие для девятилетнего мальчика – каждый день перебирать сервиз своей матери.

В его жизни была девочка по имени Валери, но Оливер ей совсем не нравился. Хоть они и общались иногда в школьном кафетерии, Валери нравился Леонардо Ди Каприо, снявшийся в фильмах «Полное затмение» и «Дневник баскетболиста». Когда назойливый мальчик пригласил её к себе домой, чтобы вместе сделать домашнее задание по английскому, Валери пришлось согласиться прийти к нему, потому что накануне мать Оливера позвонила девочке и попросила её к ним зайти. Если она позанимается с её сыном, то получит много банановых кексов и купон в косметический магазин.

И знаете, что? Валери пришла. Оливер был так любезен, что, решив удивить свою, возможно, потенциальную девушку, показал ей все фотографии из своего детства, включая ту, где он скачет на пони. А потом, ту, где пони скинула его в лужу. Я даже не знаю, для чего это вообще фотографируют?

Валери натянуто улыбалась, а Оливер всё больше продолжал шокировать свою потенциальную подружку. Вместо занятий по английскому языку, Мейсон спросил у одноклассницы, любит ли та музыку. Валери ответила, что да, конечно. И из колонок тут же раздалась песня Celine Dion «My heart will go on», когда мальчик нажал на пульт управления. Она поняла, что надо бежать и при чём срочно.

Назойливый мальчик попытался её поцеловать, но та размазала пирожное по его лицу и Оливер с удовольствием вкусил заварной крем, который валил отовсюду и из всех щелей, а особенно из ноздрей.

«Ты пожалеешь об этом! Ты будешь рвать на себе волосы, Валери!»

Когда ребенок вам угрожает, то это может показаться вам смешным, ведь он такой милый. Как он может оказаться таким злым? Оливер хотел превратить жизнь Валери в ад, но его мама сказала ему не заниматься глупостями, а пойти снова перебрать сервиз.

Назойливый мальчик превратился в назойливого парня. Он не терпел отказов, неподчинения других своей воле, а особенно критики в свою сторону. По натуре, он был нарциссом: всегда считал себя лучше других, хотя другие этого, естественно, не видели и не замечали. Придумал ли это всё сам себе Оливер или нет, скорее всего, абсолютно да, но переубедить его никто в этом не мог, ведь он был нарциссической натурой.

Так как Оливер не преуспевал ни в чем другом, кроме как в посуде, то увлечение разными типами бокалов, а затем алкоголем и барным делом, можно сказать, было весьма очевидным. Его логика была проста: если он не может преуспеть в любви, он преуспеет в баре; если другие не видят его превосходства (что для них хуже), то он покажет и докажет всем им, что достоин всеобщей любви и уважения через барное дело.

Посещая всевозможные курсы и встречи, касающиеся барного дела, Оливер и правда стал профессионалом, но он не перестал быть засранцем. Да, он прекрасно знал, как смешивать тот или иной коктейль и помнил наизусть десятки рецептов, но он не был коммуникабельным по отношению к своим коллегам. С ним было сложно общаться. Бармен мог отпускать косвенные сексистские шуточки, на которые ни Николь, ни Мередит не обращали никакого внимания. Глупо было что-то доказывать не умному человеку, как мы все считали.

Оливер считал профессию бармена своим призвание, и я была рада за него, если бы он не был столь заносчив. Он был просто занудой. Гости могли сидеть за стойкой и разговаривать друг с другом о том, что именно им интересно, как вдруг из-под земли появлялся Оливер и начинал вещать людям различные истории из своей жизни и рассказывать про особенности алкоголя. Особенно ему хотелось поделиться с гостями информацией о текиле «Patron». Парень повторял одни и те же сведения около двадцати с лишним раз за день.

– Никому даже не интересно про это слушать, – прошептала мне Мередит, – а он всё равно думает, что он центр вселенной.

– Может, так Оливер поднимает себе самооценку?

– Если бы он молчал, всем работалось бы только спокойнее.

И в душе мне где-то было жалко бармена, от того, как к нему относились. Если бы они могли знать, что Оливер просто хотел любви и обычного человеческого тепла, то, наверное, относились бы к нему совершенно по-другому, но и я этого тогда не знала, а значит, моё мнение продолжало оставаться о нём на мертвой точке. Оливер Мейсон был занудой.

– Он немного специфичный, – ответила я Дане, – совсем чуть-чуть.

– С крупицу, да? Славно, я тогда буду ложиться спать. У меня завтра контрольная по литературе.

– Что читаете?

– Шекспира. Макбет.

– И тебе нравится?

– Мне по душе больше Ромео и Джульетта.

– Это же классика.

– Так и Макбет классика. Спокойной ночи, Тори.

– Спокойной ночи, куколка, – я так давно уже её не называла, но мне было приятно снова произнести это прозвище.

Глава 3 Листья травы и мокрая земля

В пятницу бар открывала Мередит в весьма скверном настроение. Я заметила это по тому, как она поджимала губы.

– Прости, что вмешиваюсь не в свое дело, у тебя что-то случилось?

– Может это и правда не твое дело, – мрачно пробормотала она себе под нос.

– Ладно, извини.

Позже, моя коллега принесла мне свои извинения в комнате для персонала, сказав, что сейчас переживает не самые лучшие времена. Я могла ей только посочувствовать. Её рыжие волосы скрывали грустные глаза, но как можно скрыть то, что было в них?

Мередит Линкольн не приходилась родственницей Аврааму Линкольну, но она прекрасно умела держать себя в руках и ставить Оливера Мейсона на место. Может поэтому именно её всегда ставили с ним в одну смену?

Ей рано пришлось повзрослеть и взять ответственность и за себя, и за свою сестру, которая выросла в детдоме. Несмотря на все испытания судьбы, жизнь Мередит наладилась, когда их с Тарой забрала к себе приёмная семья. Элайджа и Лола заменили сестрам весь мир и у Мередит появилась надежда на то, что жизнь может ещё наладится, стоит только поменять угол своего зрения.

Девушка делала всё ради того, чтобы Тара забыла о трудных временах, проведенных в детдоме: о бесконечном одиночестве, тоске по дому, ранних подъемах и тусклых глазах ребят: остальных обитателей большой норы.

Мередит была скрытная, уж такой её сделали всевозможные обстоятельства. Она была осторожна, но несмотря на это, имела тайную связь с владельцем бара «Синдикат» Робертом Паком. Существовало несколько причин, по которым они не хотели афишировать свои отношения:

1. Рабочие отношения, должны были оставаться, сугубо рабочими отношениями и личные взаимоотношения никак не должны были на них влиять.

2. Роберт был намного старше девушки, из-за чего последняя опасалась осуждения со стороны окружающих. Младшей сестре рассказывать об этом было не обязательно, а коллегам знать лишние факты, просто не к чему. Вдруг, их отношение к ней изменится?

Последний факт был почему-то известен Оливеру, но тот не выдавал официантку и не говорил о том, что был в курсе всех событий.

На днях моя младшая сестра обмолвилась словечком о выставке, которую собирался организовать центр по культурной деятельности и делам с молодежью, приглашая поучаствовать в специальном мероприятие и ребят из группы поддержки различных лечебных учреждений. Дана располагала большим портфолио работ, и я всячески поощряла её желание присоединиться к предстоящему событию.

«Каждый человек должен иметь право на то, чтобы выразить себя даже если у него имеются особенные проблемы». Так гласила надпись на буклетике центра.

– Кто выпускает эти буклеты? – действительно заинтересованно спросила я, рассматривая брошюру со всех сторон.

– Говорят, что женщина по имени Лассе. Она там дольше всех в этой поддержке тусуется и сотрудничает с данным центром.

– Лассо?

– Лассе. Она гиперпозитивный человек и постоянно говорит ободрениями.

– Как с табличек?

– «Знайте, что после дождя всегда выходит радуга, так и вы будьте этой радугой посреди ваших невзгод».

– Я бы точно сбежала, куда подальше.

– Лассе считает, что нам всем не хватает оптимизма.

– Понимаю. Так какие работы покажешь на выставке? И как это вообще будет проходить, я что-то не услышала?

– Она называется «То, чем мы дышим» и будет проходить в начале апреля.

– Будешь рисовать воздух? – знаю, это ни капельки не было смешно. Простите.

– Не в прямом же смысле этого слова. Надо изобразить, что дорого нашему сердцу: семью, какие-то вещи, любимые игрушки, что угодно. То, что нравится.

– А тебе?

– Посмотри, там разное есть.

Сестра передала мне папку, перевязанную лентой, в которой лежали её работы формата А2.

– Очень большие.

– Я старалась.

– А какого числа будет выставка?

– В конце апреля в последнее воскресенье должно быть.

Перебирая лист за листом, я осознавала, что Дана изображает на бумаге свои видения. Там были нарисованы разные животные: олень с тремя внеземными глазами, бурый медведь с двумя головами, рычащий прямо на меня с листа, огромный волк похожий на оборотня, стоящий на задних лапах посреди туманного поля.

– Ты хочешь сказать, что этим ты дышишь?

– Это то, что я вижу. Это со мной каждый день. Рик сказал, что арт-терапия – это хорошее средство, чтобы облегчить последствия болезни в моем случае.

– Я думала, на такую тему обычно рисуют красивые места или любимые вещи.

– Посмотри дальше.

За яркими угольными рисунками, последовали портреты моего коллеги – бармена: в анфас, в профиль и в три четверти. Одна работа, вторая и даже третья была посвящена ему. Я начала засматриваться на него и мне казалось, что молодой человек смотрит прямо мне в душу. Она выбрала уголь для его изображения. Используя правильно приемы светотени, его глаза словно светились на плотной бумаге. Она действительно хорошо его изобразила. Именно таким образом на плечи спадают его волосы, именно так он поднимает бровь, когда удивляется, и даже именно так приподнимает уголки губ, когда пытается сдержать уже рвущуюся наружу улыбку.

– Ты нарисовала Киру?

– Да.

– Не слишком ли много для одного человека?

– Я хочу, чтобы он знал, что я чувствую к нему.

– Вы же не встречаетесь, так?

– Пока нет. Но мы нравимся друг другу и это очевидно.

– Я просто предупреждаю, что другие люди увидят его портреты и будут знать об этом.

– Ну и пусть.

– А если он не чувствует к тебе того же, что и ты?

– Это ещё как понимать?

– Просто нужно смотреть на всё с разных сторон. Хорошо, если Кира оценит, но он может и не оценить.

– Тебе надо сейчас мне настроение испортить?

– Ладно, я замолкаю. Прости.

Последние работы в папке были посвящены озеру, на которое совсем недавно водила меня Николь. Пейзажи с разных ракурсов, но красота водной глади была безупречна, как и дремучий лес на заднем фоне. Изображения были похоже на старинные гравюры или иллюстрации из средневековых книг.

– Ты, кстати, не знаешь, как называется это озеро? – спросила я младшую сестру, показывая ей заинтересованное меня место.

– Оно безымянное. Даже на картах никак не обозначается. Но я знаю, что у него плохая репутация. Мне что-то Кира рассказывал про это.

– А в интернете есть какая-либо информация на это счет?

– Не смотрела, но ты можешь поискать.

Позже я залезла в браузер и набрала своё местоположение, однако про озеро никакой подробной информации не было, точнее не было вообще ничего. Обычный незаметный водоем, потерянный в лесах.

В среду в свой первый выходной, я обнаружила рассыпанные таблетки клоназепама на кухонном столе, как будто банка взорвалась и высыпала наружу всё своё содержимое. Даны рядом нигде не было.

– Что тут произошло? – тетя Елена вошла на кухню вся заспанная с ещё не расчесанными волосами.

– По-моему, кошка обронила лекарства Даны. Я приберу тут всё.

– Я думала, у неё что-то случилось.

– Она обычно всё аккуратно складывает, на неё не похоже. Она сейчас в норме.

– С группой поддержки разобрались?

– Дана сходила туда и вроде как ей нравится. Там витает творческая атмосфера, как я слышала. А ты выспалась?

– Чувствую себя разбито. Заварю себе кофе и пойду ещё полежу.

– Много работы было ночью?

– Не спрашивай меня. Люди как будто сами специально себя калечат, а ты давай лечи их, пожалуйста.

Остальную половину дня я прокрастинировала около своего самодельного алтаря, изучая карту города. Недалеко от собора Святой Екатерины, я обнаружила местную маленькую библиотеку, копицентр, магазин бытовой техники и электроники, а также рынок овощей и фруктов. По большей мере, как я уменьшала карту, зданий становилось всё больше и больше, поэтому сил запоминать всю специфику городка у меня не осталось и я, накинув, верхнюю одежду, взяла с собой паспорт и отправилась записываться в обитель знаний и науки.

В церкви в этот день поминались мученик Одран, Юлиан, Публий, мученица И Женьмей (Лукии) и другие. Последняя была обезглавлена римским военачальником. Читать такие истории было всегда для меня непросто, учитывая то, как тяжело люди страдали за Христа в своё время. Они умерли за него, но не отреклись от собственной веры.

По дороге я купила пару хризантем в цветочном магазине и завернула на кладбище для того, чтобы возложить их на могиле одного своего близкого человека. Да, правильно. В этом городке спал мой отец. Патрик Экман. Вот уже как пять лет он отдыхает здесь, не ведая забот. Иногда я говорю с ним, когда сижу рядом. Рассказываю о своих проблемах и мне кажется, что он слышит меня. Время от времени отвечает, даря мне легкий ветерок, что играется с моими длинными волосами.

Его могила находится вдалеке от остальных. Здесь много свободного места. Растут сосны, прикрывая своими ветвистыми руками кладбище. Надсмотрщик внимательно наблюдает за мной, но я не обращаю на него никакого внимания.

Между тем, мне хочется оставаться сидеть с отцом больше, чем я могу. У меня нет столько времени, чтобы поведать ему о всём, что меня волнует, но надеюсь, что сейчас он находится с Господом на небесах.

Я выхожу с кладбища и возвращаюсь на свой старый маршрут. В небольшом сером здании в два этажа располагалась центральная библиотека. По ощущениям, его не ремонтировали с тех пор, как городок пережил свое основание. Признаюсь, я немного страдала от нехватки общения в подростковые годы, но честно сказать, сейчас мне всегда лучше было находиться одной в окружение книг. Да, со мной всю жизнь бок о бок шла Дана, но с того времени, как ей поставили диагноз, я стала проводить время в гордом одиночестве.

Младшая сестра не любила рассказывать о своих видениях и редко, когда ими делилась. Поэтому большую часть ею пережитого я могла обнаружить в её альбомах. Теперь, я снова была привязана к Дане и мне не удавалось двигаться вперед. Я не знала, чего хочу от жизни. Я понятия не имела о том, кто я. Но думаю, это нормально в столь юном возрасте не иметь представления о том, что ждёт тебя впереди да разве это и нужно? Я сама себе противоречила и ничего не могла с этим поделать.

Женщина в преклонном возрасте зарегистрировала мой читательский билет и показала книжные ряды, объяснив стандартные правила библиотеки. Зал для выбора был не очень большой, поэтому я не спешила уходить, рассматривая внимательно каждую попавшуюся мне книгу и читая аннотации.

Как объяснить любовь к чтению? Я даже сама не могу ответить на этот вопрос. В моей семье, кроме Елены и бабушки, не было больше тех, кто бы имел медицинское образование, поэтому и про шизофрению мне приходилось узнавать именно из книг. Если книги – это другой мир, то большую часть своей жизни в нашем материальном мире меня попросту не существовало. И как было велика моя радость, учитывая, что Библия была тоже книгой, главным условием которой было то, что её нужно читать.

Я нашла себя у Шекспира и Ницще, у Данте и Уитмена, у Рембо и Бронте. К нынешней эпохе совсем не испытывала нежных чувств, словно я была для неё врагом. Она безразлична к моей судьбе, как и я к её. Думаю, однажды, эта эпоха просто выплюнет меня на берег, как старый никому ненужный якорь. Мне кажется, что у нашего современного, технологичного и продвинутого века должно быть определенное лицо, как и у любого столетия. Античность, Ренессанс, темные века. Кажется, что и у нас должно быть свое лицо, но что бы мы не делали, различить его лик не удаётся. Черт, его знает, есть ли оно вообще…

Однако в первый же вечер я не хотела нагружать себя серьезными историями, в которые надо было бы вчитываться, а вместо этого, решила поискать себе сборник стихов. В школе у меня была подруга по имени Эрин, которая просто терпеть их не могла.

«В них же нет смысла. Зачем их тогда читать?»

Я нашла сборник стихотворений Уолта Уитмана. К нему я питала особую любовь, если так могла назвать чувство, которое вызывало во мне его творчество. Меня всегда нравилось задавать обычные вопросы, на которые невозможно сразу ответить однозначно: считал ли кто-нибудь счастьем родиться или что застывает в глазах кошек, когда они видят ливень и грозу? Звучит, глупо, но нам иногда стоит об этом поразмышлять.

Я читала Уитмана в четырнадцать лет и снова была рада окунуться в его мир бесконечных вопросов и таких же нескончаемых ответов.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – раздался с левой стороны мужской голос. Я поспешила обернуться.

– Кира? Что… Что ты тут делаешь?

Встретить его здесь было подобно тому, как лицезреть комету с её ярким хвостом, пролетающую в небесной вышине. Сначала, не веришь своим глазам.

– Похоже, как и ты выбираю, чем бы убить себе вечер.

– Ты читаешь?

Парень улыбнулся, выпучив глаза. Видимо, он счёл мой вопрос за оскорбление.

– Вообще-то, да. А я не должен? Выгляжу словно неуч какой-нибудь?

– Прости, я ничего не имела в виду. Так… Что-нибудь выбрал?

Он слегка потряс книгой в воздухе.

– «Пьяный корабль», – провозгласила я наименование литературного произведения на обложке.

– Сборник. Давно хотел освежить в памяти.

– Тебе нравится Артюр Рембо?

– Да. Я думаю, он был гениален.

– Я читала «Одно в лето в аду» и это было увлекательное путешествие.

– «Однажды вечером я посадил Красоту к себе на колени. И нашел её горькой. И я ей нанес оскорбленье».

– Ты ещё его и цитировать можешь… – Я опустила взгляд на свои не слишком чистые ботинки.

– Я произвел на тебя впечатление?

– Если ты знаешь стихотворение «В семнадцать лет серьезность не к лицу», то…

– Я помню только первые четыре строчки.

– Как жаль, значит, впечатление произвести не удалось.

– Да ладно тебе, а ты сама что читаешь?

Кира сделал шаг вперед и посмотрел на обложку мной выбранной книги.

– «Листья травы». Тоже сборник, как я вижу.

– Да. «Прочь затворы дверей и самые двери долой с косяков»!

– Я тебя смущаю?

– Нет, я просто… В каком-то анабиозе нахожусь, вот и всё.

– Хорошо. Ты что-то ещё будешь брать?

– Нет, я нашла всё, что искала.

Признаюсь, я считала Киру симпатичным парнем. Привлекательный молодой человек, который знает творчество Уолта Уитмена и цитирует Артюра Рембо. До этого я встречала лишь девушек, которые интересовались творчеством данных поэтов.

Наступили сумерки. Мы с парнем вышли из библиотеки и тот остановился у фонарного столба.

– Ты не против, я покурю?

– Нет, всё нормально. На каком автобусе ты ездишь?

– Я? Мне не нужен автобус. Я на мотоцикле.

– Серьезно? Точно, я забыла. Это здорово.

– Он стоит рядом с той красной тачкой.

– Понимаю.

– Да.

– Как твои дела?

– У меня всё в норме. В следующем месяце предстоит операция.

– Что-то серьезное?

– Будут удалять гланды.

– А почему ты тогда куришь?

– Потому что не могу не курить.

– Но тебе же станет хуже, как я знаю, если ты продолжишь.

– Я нервничаю часто. Это помогает мне успокоиться.

Я замолчала, подумав, что опять лезу не в своё дело.

– Хочешь? – Кира протянул мне свой вейп.

– Нет, спасибо.

– Религия запрещает?

– Что, прости?

– Дана сказала, что ты не пьешь и не куришь, потому что строго следуешь каким-то правилам.

– Это не совсем так.

– Я вообще против этих правил, если эти вещи помогают тебе жить, то почему бы и нет?

– Просто у всех разные взгляды на жизнь.

– Поправимо.

– Ты не даешь моей сестре курить?

– Она вроде не маленький ребенок.

– Это значит, да?

– Пару раз было, но Дана сама не очень-то горит желанием начинать курить. Поэтому думаю, тебе не стоит беспокоиться за неё так сильно.

Я перевела дух.

– Хочешь я всё-таки тебя подвезу? – предложил он, подойдя ко мне чуть ближе.

– Домой?

– Куда скажешь. Тебе ещё куда-нибудь нужно?

– Мне на автобусе спокойнее.

– Мне есть смысл тебя переубеждать?

– Думаю, что нет.

– Я тогда, кстати, не успел закончить рассказывать про вино и остальное.

– Давай на следующей смене, хорошо? Я пока прошлую информацию всё ещё перевариваю.

Кира замолчал и безмолвно продолжил на меня смотреть, выдыхая дым из носа. Мне постепенно становилось зябко.

– Хорошо. В следующий раз. Тогда я домой.

– Рада была встретиться.

– И я. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Кира направился по направлению к мотоциклу, устроившись на сиденье.

– Слушай, а можно ещё вопрос? – крикнул он издалека.

– Да?

– Тори это же от полного Виктория?

– Да.

– Почему тогда не Вика или Вики?

– Меня так папа называл, поэтому и прикрепилось.

– Хорошо, тогда и я тебя так буду называть, если ты не против.

– Я этого бы и хотела.

Молодой человек помахал мне на прощание, завел мотоцикл и тронулся с места. Через пару секунд, он скрылся из вида, а я продолжила стоять на месте, расстроившись, что не согласилась поехать вместе с ним. Странное чувство поселилось в моей душе. Кира был весьма дружелюбным по отношению ко мне, хотя иногда внешне создавал впечатление отстраненного человека, конечно, не учитывая рабочую атмосферу, когда тот входил во вкус и становился душой компании и лучшим собеседником для всех гостей.

В понедельник утром я с неожиданным для себя трепетом ждала предстоящей смены. Так происходило, что первый рабочий день я проводила в компании Киры и Николь, а второй в окружении Оливера и Мередит.

– Знаешь, мне кажется, чтобы продолжать обслуживать посетителей, мне нужно выпить чего-нибудь покрепче, – призналась мне Николь, ожидая на кухне ванильный чизкейк с подносом под мышкой.

– Как и всем нам, – лениво протянула я. Коллега оценила мою реплику, и мы вошли в русло рабочего дня.

– Есть ли кто-нибудь ещё раз спросит полное ли у нас меню на столе или нет, то я его тресну этим подносом по голове!

– Может, они ожидают здесь элитную французскую кухню с десятками блюд и высшим уровнем сервиса?

– Тогда им изначально надо было идти в другое заведение. Не по адресу.

С самого утра бармен был сам не свой. Кира молча проверял наличные средства в кассе и что-то нажимал на панели задач.

– Доброе утро, – неспешно произнесла я, пряча руки за спиной.

– Доброе утро, – всё, что ответил мне парень, не отрывая взгляда от экрана. Добавить что-то ещё я не решилась. Вдруг, Кира плохо себя чувствует, а я не знаю об этом или он просто не выспался и стоит дать ему время, чтобы тот пришел в себя?

Я начала расставлять чайные чашки с блюдцами: белые для чая отдельно, черные для кофе рядом. Протерла кофе-машину, проверила этикетки срока годности на молоке. Соевое, миндальное, кокосовое в порядке. Безлактозное стоит уже поменять. Чистые чайные ложки кладу в стаканчик, грязные откладываю на мойку.

– Так видно, что у меня плохое настроение? – спросил бармен, наконец-то удостоив меня взором своих очей.

– Немного. Всё в порядке?

– Знаешь, если бы это не касалось твоей сестры, а ты всё-таки сестра своей сестры…

– Чего, прости?

– Да так. Повздорили с ней немного.

– Ничего серьезного?

– Вроде нет, а настроение упало.

– Я могу что-нибудь сделать?

– Нет, но спасибо, что поинтересовалась моими делами.

– Сегодня будем учиться?

– Да, я в принципе сверял кассу. Всё подходит. Можем, немного пройтись по остальным критериям.

– Я готова.

Между нами снова оказалось меньше метра. Я взяла блокнот в руки и принялась внимательно слушать. Полки с алкоголем ярко подсвечивались приятным бледно-оранжевым цветом.

– Бывает, что, когда гости просят тебя посоветовать им что-нибудь, особенно это касается выбора вина, тебе будет нужно его как-то описать.

– Для бара это важно?

– Бар – это не какая-нибудь забегаловка и Роберт, к тому же, так не позиционирует своё заведение, поэтому не путай, пожалуйста. Да и не похожи мы на какой-то притон.

– Я не то имела в виду.

– Важно, конечно, важно. Итак, есть понятие строгое вино: когда вкус самого вина не слишком хорош. Не хватает чего-то. Оно может не иметь особых ароматов и обычно так говорят про молодые вина. В разговоре с клиентом, вместо строгий, скажи лучше, что это вино достаточно терпкое без пряного аромата и фруктовых ноток.

– Хорошо. Значит, это пустое вино, ничем не примечательное.

– Грубо говоря, да. Есть ещё жёвкое вино.

– То есть его хочется жевать?

– Да. Ты часто могла услышать, что после выпитого глотка вина, рот сушит. Тебе хочется после выпить либо воды, либо чая, чтобы смочить горло. Если же с этим ощущением, у тебя возникает желание пожевать напиток, чтобы появилась слюна, значит, оно попросту жёвкое.

– А сколько всего ещё этих описаний?

– Ты уже устала?

– Нет, мне просто любопытно.

– Примерно, восемь или десять, но они краткие.

– Поняла. Вещай, мастер.

– Благодарю. Есть такой эпитет, который обычно используют для описания не очень хороших вин – жирное. В таком вине отсутствует определенное содержание кислотности, поэтому оно лишь делает вид, что является вином.

– Вот это сложно понять.

– Как и мне было раньше. Дальше проще. Землистое вино наполнено нотами, как ты могла догадаться, земли, деревьев, почвы, листьев и всем, что с этим связано.

– Наверное, самое вкусное?

– Мне не по душе. Итак…

Телефон бармена вдруг приглушенно оповестил своего владельца о том, что тот получил сообщение.

– Прости, я отвечу, ладно?

– Да, конечно.

Однако, как только Кира взял в руки телефон, он тут же обернулся на вход в заведение. Как и он, я могла лицезреть Дану, стоящую на пороге за стеклянной дверью с недовольным выражением лица.

– Что ей понадобилось в такое время? Она же должна быть в школе, – пробормотала я.

Молодой человек закатил глаза, тихо произнеся ругательства себе под нос.

– Я не поняла, что происходит?

– Я пойду и поговорю с ней, договорились? Это займет всего пару минут.

– Ты не скажешь мне, что случилось? Я сама сейчас подойду тогда к ней.

– Тори, давай ты успокоишься, хорошо? Я тебе потом расскажу всё. Не ругай сестру.

Кира вышел из бара, Дана ждала его снаружи. Она выглядела разъяренной. Я не отводила от них своего взгляда и не могла понять, в чем заключалась суть их размолвки, но была уверена, что они прямо сейчас вошли в зону конфликта. Я дала себе слово, что после сразу же расспрошу младшую Экман, почему в это время она находится не на занятиях.

Ребята активно жестикулировали, но слышать, о чем они разговаривали, было невозможно. Они старались как можно дальше отойти от бара, чтобы не дай Бог, управляющий не увидел, чего лишнего. Я размышляла над тем, что послужило поводом для конфликта, но мне не удалось долго рассуждать на данную тему, так как в следующий момент произошел для меня совершенно неожиданный поворот событий.

Дана выплеснула большую часть воды из бутылки прямо парню в лицо и моему душевному спокойствию пришел конец. Кира пару секунд стоял без движения, просто обтекая в полном молчании. Стоял конец февраля. Я не смогла продолжать дальше резать лимон на дольки за барной стойкой, а нож так и повис в моей правой руке.

– Отойди от меня! – крикнул бармен моей младшей сестре, – я сказал тебе, отойти от меня!

– Ты ещё меня обвиняешь в этом?! Ты же сам обещал мне! – кричала она в ответ, но звуки всё равно доносились приглушенными.

– Дана, иди к черту!

Кира быстрым шагом прошел мимо гостей, которых, к счастью, было всего пару человек и те не заметили всего недоразумения, только что произошедшего прямо на моих глазах, а также из-за легкой музыки, играющей в баре. Решительно направляясь к служебному помещению, молодой человек не обращал ни на кого внимания.

– Кира, прости, она…

– Тори, не сейчас!

Я сгорала от стыда. У меня была такое ощущение, что это я совершила данный поступок, а не моя сестра. У меня возникло резкое желание подойти и ударить Дану по лицу. Сердце колотилось, как бешеное.

– Что случилось с Кирой? – прошептала мне Николь, оборачиваясь назад в сторону подсобки, – он такой злой…

– Тебе лучше не знать. Я пойду проверю, как он.

– Давай минут через пятнадцать. Мне кажется, сейчас он не хочет никого видеть.

Я с трудом дождалась, пока пройдет хотя бы десять минут, и можно сказать, ворвалась в служебное помещение, потому что все мои мысли были о парне, которого, в прямом смысле, оскорбила моя сестра. Кира закрылся в туалете, и я могла слышать только, как течет вода из-под крана. Я не могла осмелиться постучать, поэтому присела на скамеечке рядом.

Когда парень вышел из уборной, на меня было жалко смотреть. Он сразу же заметил моё присутствие, не произнеся ни слова. Открыв платяной шкаф, Кира достал кожаную куртку и надел на себя.

– Я съезжу домой переодеться и вернусь. Максимум на час. Если Роберт будет спрашивать, объясни ему ситуацию, но я сейчас сам ему тоже напишу, – он даже не обернулся в мою сторону, пока давал мне указания, что и как делать.

– Мне очень жаль. Я не знаю, что на неё нашло.

– Конечно, ты не знаешь. Тут нет твоей вины.

– Ты не расскажешь мне?

– На самом деле, я не хочу об этом говорить сейчас.

– Ты злишься.

– Да ты что! Я весь в чем-то…

– Разве это не обычная вода?

– Какая-то сладкая газировка, я без понятия. Вся футболка начинает слипаться в какую-то кашу.

– А у тебя нет здесь запасной?

– Вторая фирменная футболка дома.

– Возьми пока свою одежду.

– Не положено.

– Ты же сейчас на мотоцикле своём поедешь, да? А, если разобьешься?

– С чего вдруг?

– Ты на данный момент очень агрессивный.

– Ладно, у тебя же есть ручка, так?

Черная капиллярная ручка была прицеплена к моей футболке на любой случай внезапного заказа. Я подала её Кире.

– И блокнотик дай, пожалуйста.

Я не очень видела логику в его действиях, но тут парень начал быстро писать цифры одну за другой.

– Вот мой номер. Если я не приеду через час, позвони мне, чтобы проверить, что меня не сбила машина на полной скорости.

– Слушай, это же не шутки всё.

– Так, а кто сказал, что я шучу? Позвони.

Кир вышел из бара через черный ход, а я поспешила обратно к Николь. Оторвав страницу с номером парня, я засунула листочек себе в карман. Как он и обещал, парень вернулся меньше, чем через час, но оставшуюся половину дня, мы с ним совсем не разговаривали.

Позднее, мне так и не удалось поговорить с Даной, так как она в который раз заперлась в своей комнате, но той ночью мне не спалось, и я вышла в гостиную, чтобы немного посидеть на диване. Я полностью на него залезла и выглянула в окно. Мой взгляд блуждал по сырой земле, на которой я заметила человеческие очертания. Во мне всё встрепенулось, и я присмотрелась более внимательно. Не может быть.

Дана лежала на холодной земле около дома, раскинув в стороны руки. Она смотрела в темное небо и даже не моргала, как мне показалось. Не думая, я выбежала из дома подобно сумасшедшей и подбежала к ней, быстро пытаясь её поднять.

– Ты зачем лежишь на здесь? Простудишься ещё! А ну, живо вставай!

– Тори, перестань.

– Хватит мне тут зубы заговаривать! Вставай немедленно, – я со всей силы потянула её за руку, – Сейчас глубокая ночь! Ты сумасшедшая?

– Да.

– Вставай!

– Я просто хочу здесь полежать. Можно я полежу?

– Нет! Ты меня слышала?

– Я устала.

– Я тоже устала, что ты меня не слышишь! Мы сейчас всех разбудим, ах ты, дрянь!

В конце концов мне удалось поднять сестру с земли и отвести в дом. Говорить об этом Дана не захотела, в который раз запершись в своей комнате.

– Чудно! Игнорируй меня дальше!

Конечно, чуть позже, я пожалела о сказанном, но было уже поздно. Была ли я строгой сестрой? Нет, не думаю. Я просто старалась позаботиться о Дане, чтобы та не простудила почки. Кто знал, что с ней произойдет там снаружи? Меня всю трясло от злости. Я понимала, что Дана сожалела о содеянном поступке раннее, но пока что изменить ничего не получалось.

Вернувшись на чердак, я легла на кровать и представила себе место, в котором смогла бы ни о чем не думать. Мне бы упасть в свой сон и больше не просыпаться. Я вытащила из кармана джинсов свернутый в двое листок с номером возлюбленного моей сестры. Уставившись на неподвижные цифры, я взяла в руки мобильный телефон и добавила один новый контакт.

Мне совершенно не хотелось новых проблем, но я была уверена, что состояние сестры скакало как сердечная кардиограмма. Мне хотелось поговорить с лечащим Дану психотерапевтом, то есть с Риком, а также с Еленой, с мамой, потому что казалось, что всем вокруг было абсолютно наплевать.

Что такого натворил Кира, заставив Дану выплеснуть воду ему прямо в лицо? Я до сих пор не понимала, какие именно взаимоотношения их связывают друг с другом. Романтические или же иные?

Веки тяжели от огромного количества мыслей. «Завтра будет легче, завтра обязательно будет легче», продолжала повторять про себя я. Закрыв глаза, я растворилась в тишине. Ночь сменяла день. Февраль начал отступать, забирая с собой остатки холодов и всё, что он успел натворить за это время.

Я привыкала к городу N. С мамой мы стали говорить в два раза меньше. Дана уходила в свой мир, пока я оставалась один на один со своими мыслями.

Так закончилась наша скоропостижная зима. Наступила долгожданная весна.