Слыть прогрессивным отцом в Германии несложно. Вот вы приходите на воскресный рынок с двумя детьми, чтобы купить клубники, и неожиданно продавец начинает нахваливать вас, будто вы – спелый тропический фрукт: «Всего четыре евро за две горсти! Совсем один и с двумя детьми? В других странах такого не увидишь! Для вас за три отдам!» – кричит он через всю площадь и добавляет, что немецким женщинам повезло с такими мужчинами.
Рыночный торговец не единственный, кого поражает, что я регулярно провожу время с детьми или даже (!) успокаиваю свою четырехлетнюю дочь, когда она падает лицом на землю. Моя мама и свекровь восклицают почти с восхищением: «Ты так много делаешь!» Однажды подруга похвалила меня перед своим мужем за то, что я заранее подумал взять беговые носки своей дочки на прогулку. Даже федеральное правительство одобрительным тоном говорит о том, что отцы стали принимать больше участия в воспитании детей[25]. Единственные, кого поведение современных пап не впечатляет, – их жены, мамы наших детей. И кто тут прав?
«Дети всегда были частью моих планов на будущее, причем не один и не два. У меня двое братьев и сестер, и дом, где я рос, был открыт для всех. Друзья всегда заходили в гости, обедали с нами. Постоянно что-то происходило».
Порой и у меня возникает ощущение, что мои отношения с детьми другие, более тесные, чем у предыдущих поколений отцов. Но иногда, возвращаясь из офиса в 18:00 (ну, может, 18:37), громко звеня ключами и с порога приветствуя домочадцев криком: «А вот и я, мои дорогие!» – я чувствую себя главой семейства из начала ХХ века, самозванцем, который только прикидывается современным отцом, а на самом деле ведет себя ровно так же, как это делали поколения мужчин до него. То, какое чувство во мне одержит верх, зависит от планов, продолжительности сна и количества дел на день. Поэтому я нахожусь в постоянном колебании между полюсами самодовольства и чувства вины, не находя себе места.
Общение со мной легче от этого не становится. Например, когда жена говорит, что собирается поехать на пару дней в другой город, чтобы встретиться с подружками. Почему они не могут приехать сами? «У них семьи, они не могут вырваться». Ага, ясно. Значит, со мной у тебя есть такая возможность? И это притом, что еще я вожу детей в садик и к врачу, а еще частенько готовлю? «В таком случае я уже делаю больше, чем многие другие».
И что же?
По подсчетам Немецкого экономического института, в 1997 году мужчины еженедельно проводили со своими детьми по 17 часов. К 2007 году эта цифра выросла до 22, а к 2017-му – до 26 часов в неделю[26]. Даже если я и многие мои знакомые приблизимся к показателю в 35–45 часов, останется вопрос: можно ли считать почти 20-процентное увеличение за десятилетний срок стремительным изменением, как заявляет министерство по делам семьи, или это скорее черепаший шаг?
В 2017 году опрос журнала The Economist среди жителей восьми стран показал: около половины отцов в Германии считают, что обязанности в их семье распределяются справедливо. И только каждая четвертая мать разделяет эту позицию[27]. По оценкам Организации Объединенных Наций за 2020 год, при нынешних темпах развития пройдет еще 250 лет, прежде чем мужчины и женщины смогут получать одинаковую оплату за одну и ту же работу, и еще какое-то время, чтобы достичь настоящего равенства в других областях – государственном управлении и семейной жизни[28]. Или до этого уже никогда не дойдет?
В следующих главах я более подробно рассмотрю отдельные темы, такие как отпуск по уходу за ребенком, совместимость семьи и карьеры или феномен материнского контроля. Но для начала важно прояснить, какова ситуация на сегодня. Оправданно ли ощущение морального превосходства и прогрессивности, которое мы – я и другие так называемые современные отцы – испытываем по отношению к другим?