Глава 3.
Федя тянул Милу по освещённой солнцем улице красивого Порту. Девушка не переставала улыбаться, иногда игриво сопротивлялась, но, получая короткий поцелуй, успокаивалась и шла смирно.
Часто говорят, что любовь в поступках, но на самом деле она в каждом слове, движении, жесте.
В том, как Федя притормаживал на каменистой дороге, чтобы Мила могла угнаться за ним на каблуках.
Как избегал местности, где особенно сильно гулял ветер, зная особенность возлюбленной заболевать от лёгкого дуновения.
Как нежно сжимал руку и часто оборачивался, следя за любым изменением в выражении лица, чтобы успеть считать негативную эмоцию. С Милой это было необходимо – она могла уйти в минор за секунду.
Он всё это знал, ценил и любил. А поступки… они оба способны на них. Иначе это не работает.
– Монастырь? – удивлённая девушка всматривалась в некогда шикарное строение. Теперь оно выказывало лишь остатки былой роскоши, спрятанные в обшарпанных стенах, строительных лесах и облепивших его людях. – Хочешь пожениться прямо тут?
Федя посмеялся, понимая шутку сразу же.
– Мы оба атеисты, поэтому церковь для церемонии не потребуется, – даже это пожелание Милы он запомнил и учёл. – Да и не уверен, что тут до сих пор женят. Серра-ду-Пилар уже давно не работает в качестве монастыря, хоть в церкви всё ещё и проводятся воскресные мессы.
– Спасибо за урок истории, милый, – рассмеялась, на самом деле, умиляясь его вовлечённости в любое место, которое они посещали.
– Прости, – машинально извинился, но разглядел чудесную улыбку позади – кажется, ей нравилось слушать даже это. Порой неважно, что именно говорит любимый человек. Главное – слушать его. – Мы почти пришли.
Мила больше не лезла к нему, доверяя себя целиком и полностью.
К этому пришлось идти долго. Лишь недавно она вздрагивала от неожиданных прикосновений и задерживала дыхание, стоило услышать повышенный тон.
Теперь всё чаще получалось расслабляться.
Выйдя на смотровую площадку, Федя тут же снял с себя просторную куртку и накинул на плечи спутницы, чтобы ни один ветерок не заставил её заболеть.
– Как красиво, – проговорила она, смотря перед собой.
Вид на Порту открывался просто потрясающий! Небольшие по сравнению с мегаполисом домики, необычные сооружения, река, шикарнейший мост.
– Я как в сказке… – пробубнила себе под нос, по привычке засовывая руки в карманы куртки, сразу же нащупав в одном из них кубический предмет.
Можно было подумать на пачку сигарет или зажигалку, но Федя бросил курить ещё лет в двадцать, с тех пор к дурной привычке не возвращался.
Не стоило вытаскивать то, что принадлежит другому человеку, но Мила сделала это попросту машинально, вскоре уставившись на очень явную коробочку.
– Кольцо? – спросила в никуда, но через секунду уже видела довольное выражение лица напротив.
Федя широко улыбался, забирая коробочку из тонких пальцев и присаживаясь на одно колено.
– Милена Жарикова… – заговорил так официально, что в итоге оба не сдержали улыбок. – Согласна ли ты стать моей женой? По-настоящему и бесповоротно.
Момент, который Мила не ждала… неожиданно растрогал до слёз. Возможно, не ждала она с кем-то другим, но не с ним.
– Да, – практически не произнесла этого, будто бы просто выдохнув, но Федя понял.
Улыбнулся ещё шире и в волнении надел кольцо на безымянный палец правой руки. Успел и чмокнуть обратную сторону ладони девушки перед тем, как подняться.
– Оно прекрасно, Федь… – всё ещё выдыхала больше, нежели говорила, пока смотрела на кольцо.
Простое прямое кольцо из сверкающей платины, достаточное широкое, чтобы поместилась целая дорожка из чёрных бриллиантов! В этом была вся Мила. Не любила стандартного, но и отказывалась от излишней роскоши, не для неё это.
Федя нашёл выход, выбрав идеальное кольцо.
– Ты так знаешь меня, – на глазах появились слёзы, которые хотелось скрыть, поэтому Мила быстро приблизилась к мужчине, целуя того.
Так самозабвенно, будто пыталась раствориться в нём. Перестать существовать… хотя бы в своём одиночестве.
***
– Мама, почему мы должны терпеть это… – заливалась слезами маленькая Мила, улегшись головой на колени матери.
Та выглядела плохо. Будучи довольно молодой, родившей старшую дочь в восемнадцать лет, она производила впечатление женщины средних лет, а то и того больше.
Потрёпанное старенькое платье – именно такое, какое и представляется при упоминании глухой деревни. Несменяемый обляпанный фартук. Ранняя седина и проявившиеся уже в тридцать лет морщины.
Тридцать три года! Да многие начинают жить в этом возрасте!
Вероника Степановна, кажется, похоронила себя ещё до тридцати лет. А, возможно, в те же восемнадцать, когда вышла замуж по залёту за тирана старше себя почти на десяток лет.
– Папа любит вас по-своему, и очень переживает, – произносила, как мантру, ничего не значащие слова.
– Он Мише руку сломал! – пятнадцатилетняя Мила хотела кричать, но захлёбывалась в слезах. – Ему всего десять.
Больше просто не могла.
– Будет лучше вести себя.
– Мама! – воскликнула и подняла голову так, чтобы заглянуть в стеклянные глаза матери. – Он тиран!
– Просто нужно слушать его, и всё, – всё повторяла и повторяла.
Каждый год.
Каждый месяц.
Каждый день.
– Ты всё делаешь для нас, – это было правдой, даже перехватывала его злость, чтобы защитить детей. – Но это не жизнь!
– Другой у нас нет, – сказала куда твёрже, нежели раньше. – Когда-нибудь ты сможешь построить свою жизнь, милая. Твой мужчина будет любить и уважать тебя. Но сейчас… – она тяжко сглотнула. – Нужно просто слушаться его.