С бандитами Лысого расстались по-братски или, точнее, по-братански, как у подобного контингента принято. Доехали с ними до поворота на Тошковку. Там должна была ждать связь от контрабандистов Сто первого. С машиной. С чистыми украинскими номерами.
Самый напряжённый момент был при пересечении украинского блок-поста. Хотя Лысый сделал всё, как обещал, и за рулём бусика, а также рядом с водителем сидели его хорошо проинструктированные «замом» Лысого бандюжата, достаточно было любой случайности, чтобы всё сорвалось.
Алексей Кравченко не любил случайностей. И ещё он не любил доверяться незнакомым людям в боевой работе. А здесь было именно это: на задание – с незнакомыми людьми, которым не доверял…
Но вот теперь Буран сидел в глубине лысовского бусика, из всех сил изображая беззаботность, пока сопровождающий их бандит обменивался приветами со сторожащими блокпост «укропами». Приветы, надо полагать, носили вполне финансовый характер, поскольку звучали слова: «Да, сам обещал… Как обычно, двадцатого… Не, ну я-то не лезу в такие дела… Моё дело – пропуск на машину получить… Ладно, пучком, давай, сам не пропадай!»
Чёрт его знает, какие смыслы могли таиться в этом диалоге. Может, сейчас рванут дверь в сторону, наставят оружие и потребуют выходить. И – амба. Жизнь-то свою они продадут дорого, это без вопросов. И шушеры этой блок-постовой ляжет много. Но задание останется невыполненным.
Алексей старательно улыбался, слушая совсем распоясавшегося в артистизме Шрека, который рассказывал очередную байку из своего богатого опыта криворожского «пацана».
Было и впрямь смешно, как он прямо в лицах изображал одного из своих бригадиров. Тот, дескать, чуть ли не в тапочках и домашних трениках вышел вынести ведро с мусором. А мимо проезжали его приятели. Сослуживцы, так сказать, по банде… И предложили ему с ними в Крым поехать. Развеяться с тёлочками. Он возжелал. Домой уже не вернулся, а ведро им в багажник кинул, да и поехал. На два месяца загулял. А по возвращении дикий скандал жене закатил, с битьём, что она, вестей не дождавшись, отпевание заказала и сороковины отметила…
Так и миновали блок-пост, со смехом. Бандиты Лысого уверились, что везут «своего». И законно предположили, что второй, с подозрительно тяжёлыми сумками, тоже из своих, контрабандистов. Прикинуты мужики нормально, по-пацански. Да, спасибо МГБ, со знанием дела спроворили им в одежонку…
Группа тихарилась за кустами на обочине за деревней, дожидаясь контрабандистов – всё же доехали быстрее, чем рассчитывали. Оно и к лучшему. Поглядим, те ли явятся. И так ли, как договаривались.
Наконец вырос и затих неподалёку шум мотора. Алексей одним взглядом срисовал номера остановившейся на обочине «буханки». Всё было правильно: те самые, которые ему довели перед выходом.
На дорогу вышли Шрек с Юркой. Убедительные во всех смыслах («Буран на бандита не тянет, у него через минуту разговора офицерская закваска выходить начинает», курносый Еланчик «простоват, видно, что не бугор»). На условный сигнал оба сидевших в «буханке» человека среагировали тоже правильно: вышли наружу и показали пустые руки.
Две пары сошлись, поздоровались. Обменялись несколькими словами. Потом Шрек обернулся, махнул:
– Нормально всё!
Буран с Еланцем поднялись. Всё было действительно нормально. Обычная стрелка деловых ребят без претензий друг к другу. Просто парни из некой команды встретились с «контрабасами» во исполнение приказа своих боссов. А какие там замыслы-умыслы у этих самых боссов – не их, исполнителей, дело.
В общем, всё то, как и передали Мешков с Митридатом. И здесь правильный номер машины, правильные документы. Даже страховка на имя Вовки Селиванова – Володимера Селюченко из города Винницы. И некий пропуск под лобовое стекло, с которым, как обещано, на обычных блок-постах не останавят.
Деньги на Украине по-прежнему творят всякие мелкие чудеса. А иногда и крупные.
Это ж сколько успели сделать гэбэшники за те три часа, что прошли между изменением плана операции и отработкой мелочей – очень не мелких мелочей! – для обеспечения довольно авантюрного начинания. Ему-то казалось, главное – тихо войти. А там – раствориться в зелёнке, отловить пленного, аккуратно порасспросить… Обычный выход, только с заменой громкого захода на тихое проникновение под личиной бандитов Лысого.
Как же велика разница между обычной военной разведкой и разведкой ГБ! Холодок время от времени пробегал по кишкам: справятся ли они, обычные армейцы, с такой задачей? Тут ведь особый уровень оперативной работы под прикрытием. Чему его, армейского боевика, не учили.
Научили, правда, в охранном предприятии «Антей-М».
Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест. У них с Юрь Анатоличем, он же товарищ Злой, определённый опыт в этом деле есть. Да ещё в самом кубле – в Москве! Плюс у них Витька Еланчик, пластун уральский, который ввинтится в любую щель незамеченным. Будет лежать посреди голой степи под ногами у врагов, а те и не в курсе, что он тут есть. И напарник у него замечательный, с фантастической реакцией и с внешностью, просто созданной для работы под прикрытием! Шрек по внешности незабываем, но еще труднее предположить, что под нею таится умный и умелый диверсант, быстрый, сильный и хитрый, как медведь.
Шрек (и Злой вторым номером) были назначены на роль основных бандитов ещё в Луганске. Злой – потому что умел вести себя с той неуловимой криминальной грацией, которой отличаются люди, прошедшие школу российского (и украинского тоже, впрочем) беспредела. А то, что он настоящий опер, на лбу у него не написано.
А Шреку и уметь не надо было: в прошлой, довоенной жизни, он хвататнул настоящей бандитской «романтики», вытрясая «лишнее» из разных бизнесменов с подмоченной деловой историей. Иной раз в кубрике он делился воспоминаниями о своей полной приключений жизни, ни в чём, кажется, не раскаиваясь из содеянного. И кое-что из этих воспоминаний было, на вкус Кравченко… скажем прямо, неприемлемо.
«А что ты, командир, так смотришь? – однажды как-то прервался Вовка, заметив обращённый на себя жёсткий взгляд Алексея. – Ты не думай, ни одного трупа на мне нет. Христом Богом поклянусь. Кривой Рог, конечно, тот ещё зверинец, но вот лично у нас, начиная с босса, был принцип: честных не трогать. Вот да: по принципу. Хочешь верь, а хочешь – нет. И никакой мокрухи. Напугать до полусмерти – это да, это делали. Так ведь и трясли бизнесов, которые сами грабители были те ещё. А их мне, знаешь, как-то и сейчас не жалко, хотя давно отошёл от тех дел».
Безгрешных ангелов в подразделении вообще не было: война так или иначе окунает руки солдата в чужую кровь самым принудительным образом. Но одно дело – убивать эти самые вражеские приставки к оружию, как говорил Ященко. А другое – честного коммерса жечь паяльником за то, что честно заработанным не хочет с бандитами делиться…
Кравченко тогда взгляд свой выключил. Он и сам не заметил, как глаза его пожестчали по ходу смешного поначалу рассказа. И испытал немалое облегчение: ему самому крайне не хотелось, чтобы прекрасный и по-человечески очень порядочный, даже добрый этот дядька оказался со следами невинной крови на руках. Слова Шрека было вполне достаточно – Вовка не врал никогда. Как он сам сказал, хватило одного чужого примера, чтобы закаяться ему следовать. В их мафии (или как там это у них называлось) от такого быстро отучали. Тем более недопустимо это в разведке, где от полной и безусловной правдивости зависят жизни всех – и прежде всего своя собственная.
В общем, Шрек был из благородных бандитов. Но настоящих. Или из настоящих, но благородных – не суть. Главное, что отошёл он от тех дел ещё в начале нулевых. Как раз из-за того, по его словам, что банду их самим ходом дел начало уводить от мелкого рэкета против криминальных бизнесменов к более вредным делам.
То есть бизнес приходил в систему, а вместе с ним приходил в систему и организованный криминал. «Вольные лесные стрелки», подобно их древнему предтече Роберту Локсли из Шервудского леса, уже не имели шансов в условиях, когда бизнесмены слились с чиновниками. И все вместе – с «шерифами».
В этих условиях небескорыстным, но благородным Робин Гудам оставалось либо работать на тех же криминальных бизнесменов, либо заказывать себе заочное отпевание. Про каковое у Вовки тоже была отдельная история.
Потому Шрек ушёл сначала в охранники, потом в водители-охранники. Возил бизнесов, защищая на месте и «расплетая забивы» после. Возил спортсменов, каких-то ингушских борцов, от которых сбежал вскоре по-тихому. Возил даже какого-то лихого батюшку, про которого рассказывал уморительнейшие истории. Наконец, создал с бывшими друзьями по своему «шервудскому лесу» фирму, в составе которой стал перегонять автомобили из Европы. Отлично, говорил, дело шло: сами себе бизнесмены, сами себе водители, сами себе охранники. И разруливальщики – тоже.
При Яныке, правда, этот бизнес начал сам собою затухать. Европа с её машинами сама стала приходить на Украину. Но зла на президента Шрек не держал, понимая, что не в нём дело, а в общем. В тенденции, как сказал бы более образованный человек.
По идее, он должен был поддержать майдан, как некоторые из его товарищей по бизнесу, захотевшие, чтобы всё вот так, как в Европе, и немедленно, и сейчас! Вроде даже в автомайдане кто-то мелькал из них.
Но бурливший на майдане нацизм русского Вовку Селиванова, с его двумя дедами, погибшими на войне, причём одним – от рук «мельниковцев», отвращал на самом глубинном уровне. И он просто держался в стороне от всего этого и ждал, что коричневая пена схлынет.
Но потом случилась Одесса, и пена совершенно обезумела от безнаказанности и пошла расплёскиваться по всей стране. Последней каплей стало, рассказывал Шрек, когда его вечером прижала к стене у «Пирамиды» на Косиора компания молодых гопников с девками. И потребовала, чтобы он немедленно заговорил по-украински. Ну, как потребовала? Как обычно: сначала заорали «Славу Украине!», тут же взбесились, что не последовало ожидаемого ответа. Начали наскакивать, зажимать.
Отчаянные, видать, были щенэвмэрлики. Вовке Шреку с его внешностью героя всем знакомого мультика достаточно было нахмурить красную морду, чтобы развеять иллюзии неразумного. Или те глупые нацики лица его не разглядели в темноте?…
Как бы то ни было, закончилось всё плохим для гопников образом. Кто-то стукнулся сильно, до бессознанки и сотрясения того дерьма, что было в голове. Кто-то руку неожиданно поломал, а потом и вторую. Ещё один не скоро сможет удовлетворить естественным образом свою шалаву. Которая тоже влетела носом на недешёвую косметическую операцию, когда коготки крашеные решила распустить…
Да уж, Шрек в гневе бывает весьма необходителен!
После этого случая он из города ушёл, подался на Донбасс. Здесь помотался, хлебнул уличных боёв в Шахтёрске, позже сидел два месяца в окопах у Мариуполя, потом как-то оказался в Луганске и прибился к роте Бурана. Воевал прилично, хотя опыт имел только от давней армейской срочки на Украине.
О семье только волновался, которая осталась с матерью под нацистами.
В общем, судьба судьбою и выбор выбором, но бандитский период Вовкиной биографии бывал подчас – вот как сегодня – весьма полезным. На укровском блок-посту, когда расхристанный воин всё же заглянул в глубь салона, характерная Шрекова морда показалась ему убедительнее всяких документов.
Впрочем, они-то были в порядке – спасибо МГБ. «Состарить» паспорт до убедительной стадии не было проблемой.
…Постояли, покурили. Вовка завёл одну из своих бесчисленных баек. На этот раз по поводу второй машины контрабандистов, на которой те должны были уехать, – солидного, но старого, как бивень мамонта, «мерседеса»-126 кузова. В котором, уверен был Кравченко, расположилась при встрече своя группа прикрытия.
Дело было с донецкими бандитами, рассказывал Шрек. Дескать, ехали по Артёма, никого не трогали. А у тротуара вот такой же «мерс» стоит. И как раз перед ними у него дверь водительская открывается. И ничего уже не сделать. Так и снёс он, Вовка, ту дверь. Ну, остановился, чё, мол, за хрень такая, бампер помял, крыло. А из «мерса» братки вываливаются и уже свои предъявы кидают: попутал, чё ли, фраерок, не видишь, люди стоят, объехать надо. А он, Вовка, уже тогда был честный пацан с Кривого Рога, со своими же и ехал. Тоже предъявы двинули – мол, смотреть надо, когда двери открываешь. Права купил, что ли, или начальник ДАИ подарил? Косяк ваш, чистый. Те, крутые, тон сбавили, когда им предъявили, под кем криворожские ходят. Короче, не ментов же вызывать. Слово за слово, стрелу из-за какой-то двери забивать не стали, договорились. Дальше встали у обочины, дверь водительскую открыли. Те сдали назад, разогнались, снесли её на хрен, а себе не только бампер, но и фару разбили. Дверь-то Вовка не совсем настежь открыл, а наискосок чутка. Те вышли, за фару не спросили, типа, ну всё, без претензий, пацаны? Да, закрыли тему. Так и разошлись…
Посмеялись, докурили. Вовка с Еланчиком окурки свои затоптали. Сразу же, повинуясь знаку командира, отошли в сторону, оттянули за собой контрабандистов. Алексей остался на пару с их главным.
Не то чтобы «контрабасов» использовали совсем втёмную – вождь их, Сто первый, естественно, был в курсе, что надо помочь ГБ. Митридат посвятил. Но лишняя информация и есть лишняя. И дальше Сто первого она не пошла. Теперь всё выглядело и играло так, будто представитель одной группировки обговаривал с представителем другой время, место и характер взаимодействия в целях переправки некоего ценного груза. От имени, естественно, Лысого.
Партнёр переговоры вёл соответственно. Всё проходило в рамках тех взаимовыгодных отношений, когда «трансграничники» делают свой бизнес со сторонними криминальными структурами. В данном случае, с «риэлторами» Лысого. Это если дойдёт до тех, кому не надо много знать о настоящем содержании акции.
С новообретённым партнёром договорились быстро. Не в первый раз такие переговоры велись и, надо надеяться, не в последний.
Контрабандисты готовы были работать сегодня ночью. Оставалось только согласовать порядок связи и опознавания. Там, у Лобачово, будут ждать исполнители, перевозчики. Ваш груз со своим заложат – и нормаль!
Согласовали и порядок прикрытия от возможных нежеланных свидетелей. Если в СБУ каким-то образом ушла утечка, не поможет. Но это вряд ли – Сто первый со своими людьми в подобном сотрудничестве не замечен, да и не заинтересован. А сама СБУ на Луганщине основательно была разгромлена ещё весной. Списки её агентуры вдумчиво изучили и сделали нужные выводы.
Всё нужное обговорили, можно приступать к «телу» операции.
Проводили взглядами контрабандистов, погрузились, поехали.
Добрались до Лисичанска, здесь уже можно было позвонить, не привлекая особого внимания тех, кто слушает эфир. Во всяком случае, не того внимания, которое обратили бы на изолированный звонок с поля под Тошковкой.
– Ну чё, кис, я в Лисике. Мукой затарился. Где, ты говорила, огурцы дешёвые? – за эти месяцы здесь он просто на автомате вернулся на с детства родной местный округлый говор с мягким гэканьем. Хоть мать в своё время приложила немало усилий, чтобы вбить рефлекс на произношение твёрдого московского «г». Так, мол, культурно.
– Только не в Севере! – зачастила Настя на том же «недосуржике». Ей от своего крымского акцента избавиться было тяжелее, но она старалась. – Там дорого, говорят. Баб Ганна с утра за пенсией до банка ездила, на рынок заглядывала, так говорит, в Новоайдарске тоже всё дорого. Так что смотри сам. Да, чуть не забыла! Она, старая, так домой торопилась, что не успела к племяннику завернуть. А у него для неё одеяло ватное есть…
Не опасно было слово с корнем «вата» произносить? Хотя присутствие россиян зашифровано – лучше не придумаешь!
– Может, просит теперь, твой заедет, заберёт? Всё равно, мол, на машине и по пути. Он в Счастье, племянник-то, прям у станции. Работает там. Адрес запишешь?
– Хрена се, по пути! – возмутился Алексей. – Это мне какой крюк делать? И поздно уже, скоро закроют всё на ночь! У него, что ли, ночевать мне? Подумаю, но не обещаю. Позвоню тогда. Всё, целую…
Не стоит говорить больше тридцати секунд. Не верится, конечно, что у хохлов столь тотальное прослушивание всех мобилок организовано, но бережёного Бог бережёт. Да и ясно уже всё: парней наших завезли в Счастье. А там где их держать как не на ТЭС?
И как такую точную дислокацию определили? Вроде там в пределах соты только может быть. Хотя, смотря какую аппаратуру гэбэшникам шефы передали. Вон, у тех же «артельщиков» – такие есть средства определения цели по месту, что чуть ли не отдельный укровский «Поднос» в состоянии засечь. В общем, повезло им с участием гэбэшников в операции…
– Давай, Вова, – сказал он. – Верти баранку к Счастью, пока не стемнело. Нам ещё вокруг станции осмотреться надо…
За дверью протопали, что-то пробубнили. Раздался короткий вскрик, потом послышалась возня. Кого-то проволокли по коридору. Может быть, даже кого-то из двух ребят из писательской делегации. На допрос. Как в гестапо.
А что? Даже воображения напрягать не надо, чтобы представить, как оно тогда было. Может, и в войну гестапо в этом же здании располагалось – каратели обычно вольно или невольно демонстрируют преемственность друг у друга.
Всё остальное сходится. Холодный подвал, стянутые за спиною руки, завязанные глаза. Избитое тело… Грамотно избитое, без синяков и переломов. Эти характерные звуки за дверью камеры.
Фашисты в допросной. Такие же фашисты. Разве что говорят не по-немецки, а на мове своей хуторской.
А что? И на той войне бандеровцы с удовольствием исполняли роль допросчиков и переводчиков при гестапо. Легко представить, что гестаповцы просто ушли спать, предоставив заключённых произволу своих местных подручных…
Мешки сняли, пригнув головы, и завязали глаза тряпками. В промежутке Александр смог увидеть помещение. Пол в виде неровно залитого и растрескавшегося бетона. Стены в кафеле, замызганном, потрескавшемся, частью обвалившемся. Очень похоже на какое-то предприятие. Промзона? Или ТЭС? Стоят же айдаровцы на ТЭС!
Если это она, есть шанс на спасение. По ту, нашу, линию фронта не раз слышал Александр разговоры о том, что между айдаровцами и персоналом станции отношения далеко не идиллические. А даже прямо враждебные. Щемят каратели сотрудников, называя такими же «сепарами», что и «на той стороне». Часто избивают, отбирают что понравится. К женщинам пристают. В общем, ведут себя как натуральные оккупанты или полицаи в войну. Постоянные подозрения в саботаже и работе на противника, а потому – регулярные репрессии. А по пьяной лавочке просто терроризируют людей.
Разговорам таким можно было верить, потому что общение между людьми на гражданском уровне не прекращалось, несмотря на разделившую их линию фронта. Оставались родственники, друзья, бывшие теперь уже сослуживцы. Наконец, просто земляки, которые ходили друг к другу прикупиться товаров – у кого что дешевле, – или снять денег с карточки, поскольку украинские банки в ЛНР не работают. А старики элэнэровские – ещё и пенсию получить на украинской стороне, в дополнение к той, что только в декабре начали кое-как платить в Луганске.
Надежда на «своих» была, конечно, призрачной. И всё же таять не хотела, несмотря на трезвые уговоры. С ней было легче, особенно, когда с них, задержанных, снимали обувь, срывали верхнюю одежду, обыскивали, отпуская глумливые замечания. Вокруг веселились «айдаровцы», обмениваясь людоедскими замечаниями на тему, что надо бы сделать с пленными москалями, да ещё и нагло напавшими на их товарищей. Да не просто москалями, а с писаками, главными путинскими холуями и создателями путинской пропаганды. Передёргивали затворы, пугали.
После этого их снова затолкали в машину. Отвезли недалеко, по асфальту. Вытряхнули, спустили по ступенькам и развели по разным помещениям. Как по камерам. Руки вновь заковали сзади, так, чтобы посильнее болели в суставах. Ноги перетянули стяжками. И оставили лежать на холодном бетонном полу.
Так прошло ещё несколько часов. Время висело, как бревно на ногах у поднятого на дыбу. То, что оно существовало, проявлялось лишь в нечастых звуках снаружи.
Кого-то протащили по коридору, тот невнятно мычал. Что же за место такое? Про Половинкино говорили так, будто там их тюрьма, «Айдара». А здесь? Изолятор временного содержания? Что-то вроде частной тюрьмы этого урода? Вряд ли. У нацбатов, конечно, та ещё махновщина, но чтобы собственную тюрьму содержать…
Хотя, что он знает о тюрьмах нацистских батальонов? Вот Голощёкин, прежний корреспондент, тот да, реально успел тут многое узнать, понять, успел во многое вникнуть. Может, вернут парня сюда, когда его, Молчанова, больше не станет…
Интересно, чем-нибудь наградят посмертно? Как этих, ребят с ТВ. Вообще-то телевизионщики воспринимаются с куда большим пиететом, нежели они, простые агентские журналисты, фактически неизвестные широкой публике. Хотя именно их сообщения зачитывают телевизионные дикторы в новостях. Может, медаль какую? Нет, не для себя. Ему-то будет всё равно. Для семьи. Для Маришки и Павла. Льготы не льготы, но хоть какое участие со стороны государства… На худой конец похоронят за счёт агентства, сколько-то деньжат подкинут. Должны ведь?
По-любому, уйти нужно достойно. Никакого сотрудничества. А если будут болью терзать, как обещал этот подонок с хвостиком? Сломают? Заранее не скажешь. А значит, надо извернуться, что-то придумать, чтобы убили сразу. Упросить, например, чтобы руки развязали. Да накинуться на их главного. Может, тогда пристрелят? Или оскорблять его, выводить из себя, чтобы тот приказал расстрелять наглого пленника? Думай, голова, думай! Не обращай внимания на боль. Пусть она, боль эта проклятая, мобилизует, а не отупляет…
Глухо раздались два выстрела. Кто-то закричал. Господи, уж не писателей ли моих казнят? Нет, вряд ли. Нужны мы.
Кого-то ещё за дверью проволокли…
«Хвостатый», когда Александра наконец привели к нему, первым делом самодовольно поинтересовался:
– Слышал выстрелы?
Александр подтвердил кивком головы.
– Террорист. Отказывался говорить, вообще сотрудничать не хотел. Надеюсь, ты окажешься умнее, Молчанов.
Если ты, дурашка, думал этим испугать, то, наоборот, – дал надежду. Только бы руки развязали!
Нет, тоже не лыком шиты. Перековали в наручники уже спереди. Александр попросился в туалет, пригрозив, что иначе наделает прямо тут, в комнате. Боевик, который отводил в замызганный клозет, заявил, что пусть сам достаёт свой грязный отросток. Не баба он, мол, чтобы сепару штаны снимать и щупать.
Некий тактический выигрыш был налицо: ноги оказались свободны, а руки… Пусть и закованы, но спереди, ими можно многое совершить, чтобы нарваться на смерть…
Вот только с этим пришлось погодить. Уж больно интересный разговор завёл «хвостатый».
– Знаю, о чём ты думаешь, Молчанов, – сказал он. – Мол, сейчас изображу покорность, а на пресс-конференции выскажу, что думаю. Знаем, бывали случаи. Только зря ты на это надеешься. Мы записи с вашим признанием здесь заготовим. Не здесь конкретно, в другом помещении. Но всё равно под нашим контролем. Сегодня же ночью. Чтобы завтра с утра был материал для демонстрации. Поэтому всё равно скажете всё, что мне надо. А как там, в Киеве, вас дожимать будут, мне уже неважно. Главное, что здесь я буду с эксклюзивом на вас. И здесь, и в Киеве, и даже в Москве.
– «Даже»? – язвительно поинтересовался Александр. – В Москве? Вы ж её ненавидите.
– И что? – лениво парировал боевик. – Москва всё равно большой информационный рынок. Ежели там прозвучишь – здесь горизонты расширяются. До войны так было. Сейчас-то вы агрессоры, с вами всё порвано. Но масштаб остаётся. Если я здесь что-то сделаю, что на уровне Москвы перетранслировать будут, – я тут на коне, в общеукраинском масштабе, понял? Раз-другой – и европейские контракты подвалят…
Александр усмехнулся:
– Ну-ну, свежо предание…
– Дурак ты, – констатировал боевик-журналист. – Вы там, в Москве, ни хрена наших раскладов не знаете. У местного быдла всё равно Москва центром остаётся. По ней всё сравнивают. Смог зацепиться за Москву – тут пановать будешь. А с таким материалом, как вы, меня и в Москве на руках носить станут, когда вашего Путина скинут.
– А-а, вот тут я понял, – ещё более издевательски ухмыльнулся Александр. – То-то ваши в Киеве такую пургу несут, что смех и слёзы. Это они в московские выпуски новостей попасть стремятся.
«Хвостатый» встал, подошёл к нему, несильно, но хлёстко ударил по щеке.
– Ты не борзей, – посоветовал он почти равнодушно. – А то зачтётся тебе борзота. Один хрен, я тебя сломаю. Даже без применения силы. Ты хоть знаешь, благодаря кому ты здесь оказался?
– Благодаря вам, – буркнул Александр.
– Не-а! – торжествующе возгласил боевик. – Благодаря своим!
Молчанов изобразил удивление:
– Как это?
На самом деле головоломка в его мозгах уже сложилась. Почти. Просто он… Боялся? Нет, не боялся, а… не хотел сформулировать окончательный ответ!
– А так, что даже в вашем агентстве есть люди, сочувствующие нашему делу. Считающие нашу борьбу правой. Ненавидящие вашего Путина. Не будь дураки, сами нарисовали нам эту красивую операцию: корреспондента РИА ловят возле линии фронта за тем, как он вместе с террористами-казаками ставит мины в полосе украинских войск. Прикинь, корреспондент РИА – настоящий террорист! Мы и убитых найдём, что на ваших минах подорвались. Осудит тебя наш демократический суд, потом обменяем на Надежду Мавченко. Вот тебе ваша агрессивная Россия, засылающая корреспондентов-диверсантов, – раз!
– Белыми нитками шито, – покачал головой Александр. – У меня биография известная. Все знают, что я – чистый журналист.
– Ну, это вопрос толкования, – мотнул своим хвостиком командир боевиков. – Вот заснимем вас завтра, как вы на нашей территории мины ставите, – и порядок. Мы ж с тобой журналисты, мы прекрасно понимаем, что публика схавает то, во что хочет верить. А в агрессивную и террористическую Россию хочет верить весь мир. И вы даёте к этому все основания! Да и ты сам написал столько всякой хреновины про «русскую весну» и гадов-хохлов, что собственное начальство задолбал до смерти! А ты думаешь, отчего тебя сюда отослали? Чтобы ты там не отсвечивал, не мешал умным людям агентство твоё правильно преобразовывать.
Это Молчанов и так давно понял. Вот только на Донбасс напросился сам. Здесь творилась история, где настоящая Россия возрождалась, стряхивая с себя уродливый и уродующий её либеральный кокон.
Дурак? Может быть. Как говорится, разумное начало в любом человеке всегда есть. Это факт, а не вопрос веры. Проблема в том, что разумного окончания может не быть…
– А отсюда следует второе, – продолжал «айдаровец». – Дискредитация всех вас, россияков патриотствующих. Патриотизм – последнее прибежище негодяя, верно сказано. Вот он, патриот россиякский, – злоупотребляя своим журналистским статусом, мины ставит на солдат, которые свою родину защищают от террористов. Под это дело наши друзья в вашем агентстве хор-рошую чистку проведут! Только представь, что начнётся, когда тебя на пресс-конференции в Киеве покажут! А у вас выборы близятся. Нужен для правильной, антидиктаторской России такой инструмент, как главное информационное агентство? Конечно! А кто мешает? Вот такие, как ты. Занимают должности, которые могут и должны занять правильно настроенные люди. Так что попал ты конкретно, попал грамотно! Вернее, грамотно сдали тебя…
Он оборвал себя на полуслове. Но, собственно, договаривать ничего и не надо было. Пазл сложился. Главный редактор лично засылает корреспондента поближе к линии соприкосновения. О том предупреждаются руководители нацистского батальона, которые куда более свободны в своих действиях, нежели командиры ВСУ. В итоге командование «Айдара» проводит операцию по захвату подставленного собственным же начальством журналиста, на чём ещё и зарабатывает пропагандистские очки и соответствующие бабки.
Хорошо придумано, надо признать. Интересно, напрямую Филимонов с этим уродом договаривался или через более высокий уровень действовал?
Скорее первое. Иначе этот нацик не пытался бы сделать бизнес на их захвате. И для чего надо было ему продавать нас иностранцам? Спросить? Хуже не будет… Вернее, пусть будет хуже!
– А наёмники иностранные при чём? – как мог презрительнее задал вопрос Александр. – Им-то ваша пропаганда по боку. И самим светиться ни к чему…
Айдаровец тяжело, со значением, посмотрел на него. Потом сказал медленно:
– Догадливый, значит… Вот только тут ты подписал себе смертный приговор этими словами. Наёмников здесь нет. Есть добровольные военные советники. Обучают овладевать своей военной наукой. А заезжали мы к ним зачем… Может, сам догадаешься? Если угадаешь, будем договариваться. Я ведь могу не просто тебя отпустить, но и помочь тебе отбиться от своего начальства.
– С хрена ли? – поинтересовался Александр. Догадываться ему ни о чём не хотелось: боль в плечах и запястьях мешала сосредотачиваться. – Тебе ж надо агентство наше дискредитировать?
– Ха! – победно воскликнул «хвостатый». – Мне, патриоту украинской нации, ещё выгоднее, чтобы вы все там друг друга сгрызли. А потом мы к вам пришли бы и восстановили единое государство – Киевскую Русь!
– Во как? – неподдельно поразился Молчанов. – По Копчинскому прямо!
– За это многие истинные патриоты выступают, – отрезал нацист. – Это вы, мордва поганая, у нас, настоящих русских – руських – и название отняли, и историю, и земли. Настала пора вернуть всё по исторической принадлежности – в Киевскую Русь.
Кажется, появился шанс раздразнить этого урода. Историю Древней Руси Александр знал неплохо – детское ещё увлечение.
– У вас-то? – хохотнул он. – Да кто вы такие?! Киевская Русь под татарами кончилась! Не удержала государственности, скончалась. И вообще Киевской её назвали только историки, в XIX веке. А была она просто Русь или Русская земля…
– Давай не свисти тут! – лениво процедил «айдаровец». – Всем известно, что столицей Руси был Киев. Ты не смотри, что сам, мол, московский, а мы тут вшивые селюки. Что, мол, спорим только, что лучше – Полтава или Мариуполь. Мы тоже историю знаем. У меня специальная рубрика в газете была – про подлинную историю Украины…
– Ту, которая от укропитеков? – нарочито издевательским тоном осведомился Молчанов, вспомнив забавный памфлет, вычитанный где-то в сети. И, изобразив серьёзность на лице, пересказал историю о том, как английские учёные якобы нашли у села Великие Геевцы на Западной Украине древнейшую в Европе стоянку прачеловека – укропитека, или Великогеевской обезьяны. Отличался он особо малым объёмом черепа, способностью высоко скакать и кистью руки с развитой способностью хватать. Он же первым преодолел животный страх перед огнём, что объясняет недавние факельные шествия по городам Украины. А каменный уголь Донбасса – не что иное, как отложения с укропитековских стоянок.
Он нарывался, конечно. Упрямо. Как, должно быть, солдат, вызвавший огонь на себя в отчаянной ситуации. Решивший, что всяко лучше умереть быстро от собственного осколка, чем попасть в руки фашистам или душманам.
Вот только солдат тот наверняка всё равно в глубине души надеется, что произойдёт чудо, и его не заденет осколком. Или заденет, но не убьёт. Разумом солдат понимает, что поступил правильно, что выхода иного нет – или есть очень поганый. Но душа солдата всё же до конца надеется и молит, чтобы враги все пали, а он уцелел…
У Молчанова не было теперь даже этого теневого страха и даже этой последней надежды. Он уже вполне увидел тот самый поганый вариант – который ещё похуже будет, нежели смертные муки тела в руках исламистских фанатиков: смертные муки души. И душа тоже это увидела. А потому не просто смирилась с близкой гибелью, но полностью приняла её. Как необходимую и даже желанную меру. Меру того положения, в котором он, Александр, оказался. Меру выхода из него.
Вот только задача у него посложнее, чем у солдата. Ему надо вызвать огонь на себя не от своих даже, которые всё поймут. Огонь надо вызвать со стороны врага. Который как раз убивать-то и не хочет, а изо всех сил стремится сохранить ему жизнь. Такой вот парадокс…
В Интернете всякие свидомые уроды подобных дискуссий с ним не выдерживали и переходили на жалкий матерный вой. И отфренживали. Может, этот «знаток истории» тоже сорвётся и «отфрендит» его пулей из пистолета?
Но тот, сука, словно читал его мысли и психовать не собирался. Наоборот, развалился на компьютерном кресле и вальяжно заговорил:
– История Украины – это последние три тысячи лет. А миллион лет до того – это праистория Украины. Об том недавно один наш академик сказал. Черное море копать или там горы насыпать – это для дебилов, для вас вот, чтобы ядовитой слюной исходили, не ведая, что это мы так над вами издеваемся. А три тысячи лет истории – это наше точно, отдай и не греши. А вы, москали, – финно-угры, которых мы в своё время покорили, оцивилизовали, язык свой дали. А потом вас ещё азиатские дикари отатарили. Поэтому как раз мы – русские.
Александр засмеялся вызывающе:
– Дурашка, комзомоль тебя обмануль! Русскими вы стали, когда русский князь Олег из Новгорода в Киев пришёл. А то так и сидели бы по лесам племенами древлян диких да волынян. А через века кто избавил вас от турок да крымчаков? Москва. Потому как сами вы, уроды…
Задел он нацика! Щёку ожёг новый хлёсткий удар. Айдаровец глядел зло и остро. Но взял себя в руки:
– Провоцируешь? Считай, добился своего. Ответишь… Но не сейчас. Пока ты мне целеньким нужен. И дружки твои. Вот завтра заснимем вас за постановкой мин, а там уж начнём ломать по-настоящему. И ты у меня наглость свою с собственными кишками глотать будешь. А пока я с тобой ещё побеседовать расположен.
– О чем с тобой беседовать? Вам же историю свою начинать с 92-го года никак не хочется. Вот вы и пытаетесь её вычленить из нашей общей истории. Из истории, кстати, собственного народа, единого тогда! Да ты хоть знаешь, что былины про Владимира Красное Солнышко сохранились на берегах Белого моря? Не здесь. Предания – это ж душа народа. А тут у вас – гуляй-поле с перекати-полем!
– Да здесь у нас цивилизация была, пока вы не явились! Про битву на Синих Водах слышал, журналюга кацапская? Или у вас в школах про это не рассказывают? Пока ваши князья зады ханам да мурзам лизали, мы под Литвой свободными людьми жили. Почти за двадцать лет до вашей хвалёной Куликовской битвы татар разгромили! А вы ещё сто лет дань им платили, холуи москальские!
– Мы-то дань платили, зато к себе чужаков не пускали. Князья у нас распоряжались – свои. А вас в Речи Посполитой свои же, ополяченные, холопами сделали, веру чужую навязали, нагнули так, что до сих пор не разогнётесь. Только и прикидываете, под кого бы лечь.
– Да уж не под вас, москалей клятых! Качайте там свою нефть в своих болотах. Ничего другого не умеете. И еще ползать будете у нас под ногами, чтобы в Европу пробраться. А ей лет десять-двадцать, чтобы с вашей нефтегазовой иглы слезть, нужно. И тогда она всё вам припомнит. А мы поможем. У нас память хорошая. И злые мы.
– Это мы, видать, слишком добрые. Отродье бандеровское по лагерям раскидали, а потом выпустили вместо того, чтобы в расход пустить.
Нацик не обиделся, а словно обрадовался:
– Во! Вот это самое потом повторишь на пресс-конференции! Вот тебе украинцы спасибо скажут – просветишь, что их ждёт, если русские придут!
– С украинцами столько лет жили мирно и будем жить. В России вообще никого чужими не считают. Живут все, как хотят. Татар, что ли, к ногтю прижимают? Веры лишают, языка родного? Запрещают по-татарски говорить? С чеченами – воевали, а как те опомнились, в состав России вернулись – живут себе спокойно, никто им в душу и в дом не лезет. Захотите строить себе нацию с Бандерой во главе – стройте! Только не на нашей общей земле. В Канаде вон вас уна-унсошные недобитки ждут не дождутся!
– Ишь, раздухарился москалик! – хмыкнул айдаровец. – Ты ещё со своей Москвы нас тут делить будешь. Да мы всегда украинцами были и всегда с вами, москалями, раздельно жили.
Всё же странно… Вроде, ярится нацик, но на нервы не выходит. Вместо того чтобы пистолетом махать, чуть ли не академическую дискуссию ведёт. Ладно, позлим его ещё…
– Опять врёшь! Даже под поляками население этих земель считало себя русским и православным. Только верхушка из кожи вон лезла в шляхту попасть. Как сейчас лезет в Европу. Это правители ваши – предатели собственного народа. Так что Россия по всему имеет право вымести всех вас отсюда. Вопрос чисто в цене. Но у вас при этом раскладе нет даже права голоса. Тем более после того, как начали стрелять и жечь…
– Нет? Ха! Украина – полноправный член ООН и признанное всем миром государство, – презрительно процедил «айдаровец». – Причём признанное в тех границах, которые Россия нарушила. А то, что Российская империя существовала хрен знает с каких времён, – тут, если следовать даже твоей кацапьей логике, ваша нынешняя эрэфия вовсе не имеет права на, скажем, Калининград, Сахалин и Курилы. Это если только по верхам пройтись.
– Э-э, вот тут стоп! Законы ООН, как показали ваши нынешние хозяева американцы, существуют только для слабых! Для сильных своё, отдельное право. И Россия, перешедшая в лигу сильных, просто делает на своей территории то, что считает нужным. Но – на своей! Вот так! Даже Сталин в 39-м только земли Российской империи вернул, чужого не взял. Не говоря уж о 45-м.
С теми Сахалином и Курилами – вообще дерьмо вопрос! Сахалин и Курилы были российскими по праву первооткрывателей и, так сказать, первозанимателей. По части Курил можно ещё спорить, но японцы в этом споре никто и звать их никак. Им не надо было начинать войну в 1904 году – были бы Курилы их. Но полезли на Россию – огребли ответку, хоть и не сразу, а только в сорок пятом. Но огребли же! Вот и потеряли территории в наказание за агрессию.
– Тогда Украина аж до Кавказа все земли имеет право занять. В ответ на вашу агрессию и аннексию Крыма…
– Это вам сначала победить надо Россию. Давайте, дерзайте. Но я не о том. Нынче на каждый правовой аргумент в международных делах найдётся с десяток контраргументов. Но один факт неоспорим – что нынешняя ваша хунта пришла к власти в ходе незаконного государственного переворота, к тому же в опоре на фашистов. Уже бывало такое. Но только после фашистского переворота сидеть и хныкать, что у тебя что-то отняли, – не получится. Или иди, как Гитлер, до Сталинграда – а остановят тебя гораздо раньше, – или сиди молча. А то сил на бабу взлезть имеешь, а вот чтобы с бабой что сотворить – соседа зовёшь.
– А чего звать-то? Весь цивилизованный мир и так против вас. Мы – только начало ответки. Это к вопросу о нашей победе над Рашкой – когда весь мир против вас поднимется, посмотрим, как вы запоёте.
– Ну да. И за Наполеоном вся Европа шла, и за Гитлером… А в Париже и в Берлине мы стояли. Только жаль, не добили прихвостней фашистских у себя дома.
– Ты, кацап, хоть разницу знаешь между фашистами и националистами?
– Да по фиг! То, что миллионы людей на Донбассе повидали, они зовут фашизмом. И относятся к вам как фашистам. И конец вам будет такой же.
Ударит? Должен! Нет, собака, только ухмыляется:
– Дурак ты! И дурь это пропагандистская! Мы – не фашисты. Мы – за Украину. Где вот сейчас, здесь, нашими руками и кровью павших героев создаётся новая украинская нация. В том числе и русские в этом участвуют. Я сам – русский по крови. Но – украинец по нации. И ты тут хоть изойди дерьмом на фашистов, но мы – не они. Мы – националисты в самом благородном значении этого слова. Недаром здесь, на Донбассе, целая куча русских воюет против российской агрессии и бандитского сепаратизма…
– От национализма до нацизма – меньше скока воробьиного. Можешь сколько угодно доказывать, что на Украине фашистов нет, а воюют против собственного населения ангелы в солдатском обличье. Скажи, жители села Сокольники сами дома свои подорвали и сами себя расстреляли в знак раскаяния, что участвовали в референдуме о независимости?
– Ангелы, говоришь? А хочешь, я тебе предъявлю видео, где сепары местные или приезжие из Ухты на камеру признаются, что убили десятки пленных украинцев? Или это тоже пропаганда?
– Тухлый номер, – возразил Александр. – Ты ж меня самого завтра выгонишь мины расставлять. Убеждай кого другого, я-то – профессионал. Что ваши ангелы творят на Донбассе, своими глазами повидал. Предположим, я тебе поверил, что ваших пленных расстреляли. И вот что скажу: мне лично погибших украинских ребят ничуть не менее жалко, чем луганчан, донецких или ухтинских. Я про тех из ваших, кого забрили в армию и бросили в эту мясорубку. Но вас, сволочь идейно-нацистскую, я бы сам расстреливал.
Удар ногой по рёбрам свалил его с табурета. Кажется, на секунду он потерял сознание, но очнувшись, новой боли не почувствовал. То ли адреналин действовал, то ли общее возбуждение. Ну теперь-то, падла, вытащи пистолет! Давай, гад!
Нет, справился с гневом нацик.
– Ладно… – неожиданно хладнокровно сказал «айдаровец». – Забить я тебя всегда смогу. И болтал только для того, чтобы выяснить, насколько ты упоротый.
– Выяснил?
– Упоротый, куда там! Просто по ходу выяснил, что не журналист ты. Не объективный потому что. Ты должен быть sine ira et studio, без гнева и пристрастия. А ты мне тут целую лекцию прочитал про право России вторгаться и убивать по праву сильного. Ещё исторически обосновал. В общем, спасибо тебе, сам себя ты из журналистов изгнал, а значит, стал тем самым россиянским агрессором. И те, кто запись разговора нашего прослушают, придут к тому же выводу…
«…Ах ты, сука! – выругался про себя Молчанов. – Думал, спровоцирую, а вместо этого сам на провокацию попался. Как щенок. Смонтируют запись, и готово – московский журналист с целой программой антиукраинских взглядов и вызовов»…
– В общем, ты попал, – словно прочитал его мысли айдаровец. – Ты в моей власти, усеки это. Это – моя операция, и отчёта с меня за вас никто не спросит. Прикажу вас завалить здесь – никто не чихнёт, а чихнёт – война всё спишет. Подложим вас с оторванными ногами возле Попасной, зафильмуем, как вы мины ставили, да сами на них подорвались, когда мы стрелять начали. То есть всё будет то же самое для вашей дискредитации – только вы жить уже не будете. И ни при каких обстоятельствах героями вам не стать. Сами не захотите, так тушки ваши будут сотрудничать. Мёртвые не сопротивляются…
Он зло осклабился, склонившись к пленнику:
– Так я в последний раз мирно спрашиваю: будешь сотрудничать?
Прошипеть «пош-шёл ты…» Александр не успел…