Очнулся я через три часа у себя в каюте. Жутко болела голова. Чувствовал я себя разбитым. Первое время мысли были расплывчатыми и никак не хотели складываться в единый образ. Наконец я вспомнил все произошедшие события, включая первичную цель визита к дяде. Я сел на кровати и потрогал затылок. На нем красовалась крупная шишка. Похоже, когда я падал, то задел головой один из шкафов с книгами. Я поднялся на ноги, собираясь идти к профессору. Мир еще шатался и не желал вставать в естественное положение. Я, держась за стену, пробирался по коридору к кабинету дядюшки, шатаясь из стороны в сторону. Когда я доковылял до кабинета, двери распахнулись сами собой и гостеприимно впустили меня во внутреннее пространство дядюшкиной каюты.
Я вошел в безупречно белое помещение, с такого же цвета стеллажами у правой стены. Рядом с ними простиралась обширная цифровая хронотека путешествия. В центре комнаты стоял замысловатый резной стол белого мрамора, окруженный несколькими стульями из снежного дерева, выведенного в Антарктиде. На стене висели старомодные часы с двенадцатичасовым циферблатом, они показывали шесть часов вечера. У самой дальней стены устроился металлический лабораторный стол, весь уставленный всяческими пробирками и склянками, с самым разнообразным содержимым. В кучах бумаг зарылся компьютер, один из лучших на корабле. Все, что было нужно, присутствовало в каюте дяди, кроме его самого.
Я тщетно огляделся несколько раз, но опять никого не обнаружил. И уже собирался уйти, но все-таки не удержался напоследок позвать:
– Дядя, Вы здесь?
Сразу за моими словами что-то упало, стукнулось о металл, раздался громкий треск, освещение погасло, и кто-то неразборчиво выругался. Как только снова забрезжил свет, из-под стола высунулось недовольное лицо профессора. Волосы у него на голове дымились, а на лбу зрел крупный синяк. Дядюшка очевидно собирался устроить выволочку первому попавшемуся. У меня сразу появилась ассоциация с кипящим чайником. Я, потихоньку пятясь назад к двери, совершенно некстати понял, отчего у дяди дымятся волосы.
– Очевидно, его ударило током, – подумал я.
Впрочем, мои опасения были напрасны. Увидев меня, дядюшка очень удивился и раздраженно спросил:
– Что ты здесь делаешь?
– Дядя, – отважно начал я. – У меня к Вам есть один разговор.
– И слушать даже не буду! – замахал руками дядя, – тебе нужен покой!
– Но я хотел рассказать Вам про марсианский грунт у себя в кабинете.
– Правда? А что с ним? – спросил профессор, выбираясь из-под стола.
Вид у его одежды был, прямо скажу, неважный. Белый лабораторный халат по своему цвету напоминал одеяние шахтера, но никак не ученого. Остальной одежды было не видно, но я подозревал, что брюки, пиджак и галстук в таком же состоянии. Впрочем, это было не удивительно. С техникой профессор не дружил. Любое их взаимодействие, как правило, заканчивалось аннигиляцией какого-нибудь прибора.
– А если так подумать… – протянул дядя, – ведь не важно, где отдыхать… Давай я сейчас переоденусь, и мы продолжим разговор.
Я кивнул. Дядя мне улыбнулся и скрылся в соседней комнате. Ждал я его недолго. Прошло не более пяти минут, но даже за этот короткий срок дядюшка успел не только привести себя в порядок, но и договорился с мисс Браун насчет ужина. Однако ужином это можно было назвать с горем пополам. Кухарка принесла лишь чай и несколько печений, сославшись на то, что через час будет общий прием пищи в кают-кампании. И что она, мисс Браун, не позволит никому перебить аппетит!
Мы с дядей сидели за столом, а мисс Браун, явно не торопясь уходить, стояла как сторож возле двери. Профессор начинал нервничать. Ему очень хотелось поговорить о чем-то важном, он то и дело поправлял галстук и холодный компресс на лбу. И всеми силами демонстрировал, что кухарка здесь лишняя.
Наконец, так и не дождавшись нашего разговора, мисс Браун хмуро удалилась. Дядюшка поспешно заблокировал дверь и спросил:
– Как твое самочувствие?
– Хорошее, – ответил я.
– Хорошее… – задумчиво повторил дядя. – Знаешь, мне кажется, что нам надо вернуться на Землю. Обстановка внутреннего космоса не очень-то хорошо влияет на процесс выздоровления. А тут еще образцы бактерии с Марса… Как не кстати… – профессор покачал головой и вздохнул.
В принципе, такой расклад событий был мне даже на руку, потому что основной целью моего визита к дяде являлась попытка убедить его вернуться на Землю до Рождества. На это было две причины. Первая. Команда, включая капитана, решительно не хотела провести этот праздник на орбите Марса. И очень просила меня хоть как-то повлиять на дядю. И вторая. Если не прилететь до Рождества, то «Форшер» застрянет на таможне на целую неделю! Праздники знаете ли!
Я решил подыграть дяде, чтобы узнать истинную причину дядюшкиного беспокойства.
– О каком выздоровлении Вы говорите? Я прекрасно себя чувствую!
– Дело в том, что у тебя космическая цинга! – вынес свой диагноз мне дядя.
– Что, что у меня?!! – я откровенно опешил.
– Космическая цинга!
– А разве такая болезнь существует?!
– Понимаешь, Альберт… Когда космонавты перестали во время полетов испытывать перегрузки, их уровень подготовленности резко упал. Тогда и был внесен термин «космической цинги». Причина заболевания − длительное пребывание в космосе. Ее симптомы: головокружение, нервозность, потеря ориентации и обмороки. Если не вернуть пациента вовремя на Землю, последствия могут быть необратимыми.
– Но ведь раньше космонавты проводили годы на космических станциях! – возразил я.
– Да, – согласился дядя, но тогда и готовили к полету месяцами! А сейчас летают все кому не лень! Поговорю с капитаном о скорейшем возвращении на Землю! Решение о досрочном окончании экспедиции принято! Тем более, все материалы, какие я искал, у меня.
Я был рад столь удачному стечению обстоятельств, но не сдержался от восклицания:
– Я же не болен! – но осекся, поняв что могу все испортить. Но было уже поздно.
– Позволь узнать, почему ты так считаешь?! Я так не думаю! Ты ворвался без спроса в мой кабинет. Услышав о в целом безобидной бактерии, упал в обморок! У тебя все симптомы космической цинги! – победоносно закончил профессор.
– Да нет же! Позвольте я Вам все объясню!
– Изволь, – задорно отозвался профессор.
И я пустился в рассказ всего того, что вы уже знаете. Начиная от встречи с Препиралкиным.
Дядюшка слушал меня очень внимательно, и по мере продвижения разговора лицо его менялось. Сначала глаза смотрели насмешливо, потом недоверчиво. Когда мой рассказ дошел до намерений робота, брови у профессора поползли наверх. К концу рассказа лицо дядюшки выражало испепеляющий гнев. И как только я закрыл рот, профессор сорвался с места, разблокировал дверь и скрылся в хорошо мне известном направлении.
Через непродолжительный промежуток времени из коридора раздались удары чем-то тяжелым по металлу, крики и ругань. До меня доносились обрывки фраз:
– Я тебе дам! – кричал дядя.
– Я хотел помочь! – раздавался в ответ голос робота.
– Прибью!!!
– Профессор, мне придется обороняться!
Тут я услышал глухой удар и грозный вопль дяди:
– Прямо в лоб!
Я вышел в коридор и увидел катающийся по полу клубок из рук, ног, гаечных ключей и разных других подручных предметов. Из-за спины у меня выглянул русский, пришедший на шум схватки. Разглядев в этой мешанине дядю, он воскликнул:
– Наших бьют! – и бросился в самую гущу боя.
Увидев русского, размахивающего кулаками и мчащегося на него, Препиралкин побледнел, что металлу не свойственно, и с криком:
– Помогите! Убивают! – бросился в обратном от ученых направлении.
Те с криками:
– Куда?! Стой! Мы с тобой еще не договорили! – пустились в преследование. И с грохотом скрылись за поворотом коридора.
Я погнался за ними. Во-первых, мне было интересно досмотреть, чем закончится эта потасовка. Во-вторых, на случай, если забияк придется разнимать. Пройдя дальше, я обнаружил уже четырех участников драки. Кухарка, не замечая ничего вокруг, героически сражалась на стороне единственного на корабле механика, чинившего кухонную технику. Она размахивала во все стороны половником и самозабвенно выкрикивала лозунг:
– Долой МОНАРХИЮ!!!
По-видимому, у нее были свои претензии к дядюшке. Пока мисс Браун размахивала во все стороны половником, Препиралкин гонялся с электрошокером за русским.
Я осмотрел поле боя и не без интереса обнаружил, что мы оказались у капитанского мостика. То есть мы прошли с боем 66 метров. Я в задумчивом оцепенении переваривал свои умозаключения, как вдруг до меня дошло, что если капитан увидит эту картину, достанется всем – и правым и виноватым. Ни минуты не думая, я начал оттаскивать дядю от робота, за что получил кулаком по уху. Я снова повторил маневр, но на сей раз попытал счастья с русским. Тот хоть бить и не стал, но бросил:
– Дружище, не мешайся в драке! Целее будешь!
В целом он был прав. Но я хотел прекратить затянувшуюся потасовку. И когда я снова попытался разнять дерущихся, с мостика вышел капитан. Увидев такую картину, он вскричал:
– Это еще что такое?!
– Драка, – ответил я.
– И без тебя вижу, – огрызнулся Грай. – У меня складывается впечатление, что я не у себя на корабле, а на пиратском фрегате, с бандой отъявленных бандитов! – возмутился капитан. И, спустившись вниз по лестнице, крепко встряхнул дядю. Тот мигом опустил кулаки и умолк.
Орлов тоже капитулировал быстро, как и дядюшка. Препиралкин не посмел ослушаться капитана и застыл с самым невинным светло-зеленым выражением глаз. Кухарка, оставшаяся в меньшинстве, не слушая капитана, быстро скрылась с глаз долой. Что тут началось! Вспомнить неприятно!
– Кто начал драку?! – рычал обычно спокойный капитан.
– Эвард Бернне, – ответил Препиралкин.
Я и русский воздержались от ответов. Мы оба знали, даже если мы соврем, дело это не поправит. Армейские роботы никогда не врут начальству.