Одна рождественская гирлянда с перегоревшими лампочками практически ничего не весит. А если это упаковка размером с тюк сена? Тогда ее масса – примерно 990 кг. Так говорит молодо выглядящий, но суровый Рэймонд Ли – управляющий компанией Yong Chang Processing, которая занимается переработкой отходов в городе Шицзяо на юге Китая.
Ему виднее.
Я стою между ним и тремя такими тюками – почти 3 т гирлянд, которые американцы выбросили в мусорные баки, отдали через Армию спасения[1] или просто продали кому-то в грузовике с надписью «Покупаем утиль». В итоге все они оказались на свалке, где их спрессовали в куб и отправили на фабрику Рэймонда Ли по переработке гирлянд.
Рэймонд стремится показать мне, как это работает.
Прежде всего он хочет сказать: хотя 3 т американских гирлянд в маленьком китайском городке и кажутся большим количеством, это не так. Середина ноября – не сезон для покупки старых рождественских гирлянд. Сезон начнется после Нового года, а пик будет весной, когда американцы из северных штатов по обыкновению начнут чистить свои дома и гаражи от мешающих украшений. Те, кто приносит гирлянды в местный перерабатывающий центр или продает на местных базах утильсырья, скорее всего, понятия не имеют, куда дальше пойдут их вещи. Но я знаю: прямо сюда, в Шицзяо, с населением, может быть, всего 20 тыс. человек. Компания Рэймонда Ли каждый год перерабатывает примерно 1 млн кг привезенных из-за границы рождественских гирлянд, и, по его утверждению, в Шицзяо есть еще минимум девять фабрик, которые привозят и обрабатывают сопоставимые объемы. По самым скромным подсчетам, выходит 1 тыс. метрических тонн в год.
Как неизвестная деревушка в Южном Китае стала мировой столицей переработки рождественских гирлянд? Вот один из ответов: Шицзяо находится недалеко от тысяч предприятий, которым нужна медь, – для проводов, шнуров питания и смартфонов. У фабрик есть выбор – использовать медь, либо добываемую в отдаленных и экологически уязвимых местах (например, в бразильской Амазонии), либо полученную из ввезенных в Шицзяо рождественских гирлянд.
Однако ответ Рэймонда на вопрос, как Шицзяо достиг своего необычного статуса, намного проще. «Люди хотят делать деньги, – говорит он, смотря мимо меня куда-то вдаль. – Вот и все».
Рэймонд знает эту историю и излагает ее быстро и без украшательств. В начале 1990-х возможности для экономической деятельности в Шицзяо были ограниченными: вы либо занимались сельским хозяйством, либо уезжали. В районе не хватало нормальных дорог, образованной рабочей силы и сырья. Вокруг лишь пространство, пустое колоссальное пространство. Но, оказывается, много места, коробо́к спичек и немножко топлива – все, что вам нужно, чтобы извлекать медь из кучи старых рождественских гирлянд. Просто подожгите провод и попытайтесь не вдыхать дым, пока обгорает изоляция.
Рэймонд ведет меня в тесный офис, мутные окна которого смотрят на производственный цех Yong Chang Processing. Мне предлагают сесть на пыльный кожаный диван. Справа от меня находится Кузен Яо, брат жены Рэймонда – Яо Ей, сидящей напротив. Сдержанный Рэймонд, уроженец Шицзяо, присаживается рядом с женой. По их словам, бизнес семейный и на помощь приходят все.
Я смотрю из окна на цех, но диван низкий, и с него не рассмотреть привезенные несколькими днями ранее другие кучи проволоки (не от рождественских гирлянд), стоимостью в десятки тысяч долларов. Если бы Рэймонду захотелось, он мог бы покупать ежемесячно американский металлолом стоимостью в миллионы долларов. Грандиозная цифра? На самом деле нет. Оборот в мировой индустрии переработки достигает $500 млрд в год (что примерно соответствует ВВП Норвегии), и в ней занято больше людей, чем в любой другой отрасли на планете, за исключением сельского хозяйства. Рэймонд Ли – большой человек в Шицзяо, однако здесь, в провинции Гуандун, которая фактически является штаб-квартирой перерабатывающей промышленности Китая, у него множество коллег.
Мы разговариваем об истории Шицзяо, о тех, кто утилизирует здесь провода, и как изменилась жизнь тысяч бывших сельскохозяйственных работников. Затем внезапно Кузен Яо заявляет о своем высшем инженерном образовании, полученном в одном из лучших университетов. Он, однако, не стал работать на традиционном производстве, а вернулся в Шицзяо и присоединился к бизнесу Рэймонда по переработке металлолома. Он мог бы идти куда угодно, мог бы заняться другими вещами. В конце концов, в Китае хватает возможностей для инженеров. Однако Яо знает, где возможности лучше, и выбрал металлолом. Экономика Китая быстро развивается, а государственные планировщики и бизнесмены отчаянно ищут медь, сталь, бумажную массу и другое сырье, чтобы снабжать заводы, обеспечивающие рост. Медные шахты – это здорово, но у Рэймонда и его семьи нет денег или связей на открытие медной шахты. И опять же, зачем им связываться с этим, когда свалки и мусорные баки Америки являются бесконечным источником превосходной меди, пригодной для повторного использования – стоимостью в миллиарды?
Рэймонд закуривает сигарету и рассказывает: у него, в отличие от шурина, не было выбора. Пятнадцать лет назад, тогда ему исполнилось 27, он работал на химической фабрике и вообще не видел перспектив. «Я хотел стать богатым и успешным, – объясняет он. – Поэтому я взялся за отходы». Семья его жены уже занималась металлоломом в небольших масштабах. Они знали, как и где можно получить пригодный для утилизации лом, и – что еще важнее – они понимали потенциал заграничных отходов, который должен сделать семью богатой – намного богаче, чем если б они были производителями риса, владельцами магазинов или офисными работниками.
После судьбоносного решения Рэймонда потребности Китая в сырье только росли, а с ними развивался и бизнес. Возьмем, к примеру, китайский спрос на нефть. Еще в 2009 году приезжающие в Шицзяо сталкивались с облаками черного дыма, поднимающегося от гигантских куч горящих проводов (не только рождественских гирлянд). Изоляция мешала: тогда требовалась только медь, а сжигание было самым быстрым способом до нее добраться. Но с тех пор произошли важные события. Китайцы стали покупать автомобили, разгоняя цены на нефть и вещи, изготовленные из нефтепродуктов, – например, на пластик, применяемый в изготовлении рождественских гирлянд. По мере роста цен на пластмассы китайские производители стали рассматривать альтернативы «первичному» пластику, получаемому из нефти. Самое очевидное решение получилось самым дешевым: нужно не сжигать пластик от медной проводки, а сдирать его и перерабатывать. Изоляция – пластмасса не самого лучшего качества, однако она достаточно хороша для производства простых товаров вроде подошвы для обуви. Сегодня крупнейшими клиентами Рэймонда, покупающими изоляцию с гирлянд, являются производители подошв.
Конечно, переход от рождественских гирлянд к подошвам непрост и неочевиден. У инженера Яо ушло больше года на отладку системы по утилизации гирлянд в компании Yong Chang Processing. Я оглядываю комнату и спрашиваю, можно ли на систему посмотреть. Рэймонд кивает, и мы выходим в цех.
Процесс начинается с того, что работники, получающие целых $500 в месяц, бросают гирлянды в небольшие измельчители, которые похожи на дробилки для щепы. С оглушительным уханьем измельчители превращают путаницу проводов в кусочки пластика и металла миллиметрового размера и выплевывают массу, похожую на грязь. Рядом с измельчителями стоят три трехметровых вибростола. По мере того как рабочие выкладывают резаные гирлянды на их поверхность, на них попадает тонкая пленка воды. Вода формирует отчетливые зеленую и золотую полосы. Я подхожу ближе: зеленая полоса – пластмасса, она смывается с края стола; золотая полоса – это медь, она медленно двигается по всей длине стола, пока не упадет с его конца в корзину. Она на 95 % чиста и готова к переплавке.
Принцип работы прост: представьте русло, покрытое песком и камешками. Протекающий поток поднимает меньшие кусочки и быстро несет их, а более крупные камешки остаются на месте и двигаются только изредка. Та же самая физика работает и на столе Рэймонда, только вода уносит не песок, а изоляцию от гирлянд.
Обработка отходов[2]. Целое поколение американцев определяет ее так: деятельность по разделению металлических банок, бутылок, картона, газет, а затем выставление их на обочину или к мусороприемнику, чтобы кто-нибудь все это забрал. Это акт веры, ставка на то, что местная перерабатывающая компания или сборщик мусора будут действовать настолько же экологически ответственно, как и человек, который рассортировал утиль. Но так ли это? И действительно ли можно назвать переработкой отходов отправку ваших тщательно рассортированных газет, банок и бутылок в Азию?
Определения важны, и с точки зрения перерабатывающей промышленности то, что большинство американцев называют обработкой отходов, на деле больше похоже на сбор урожая. То есть сначала кто-то собирает картон из вторсырья, а бумажная фабрика перерабатывает бывший в употреблении картон в новый. Реальная переработка происходит после отъезда контейнера с вторсырьем от вашего дома. Домашняя обработка отходов – то, что вы, скорее всего, делаете, – всего лишь первый шаг. Тем не менее это ключевой шаг: ни одна машина не может выбрать из вашего мусора вещи, годные на переработку, так дешево и эффективно, как вы сами.
Фактически реальная переработка по сравнению с такой сортировкой – часто более простая вещь. В конце концов, процесс превращения старой бумаги в новую имеет вековую историю; превращение старых компьютеров в новые труднее, но исключительно из-за сложной разборки. Однако можно ли собрать достаточно бумаги для работы целой бумажной фабрики? Это будет трудно. Можно ли найти достаточное количество компьютеров, чтобы оправдался бизнес по их повторному использованию или переработке? Возможно, еще труднее.
Цель этой книги – объяснить, почему скрытый мир глобализированной переработки и восстановления – самая логичная (и самая экологичная) конечная точка в длинной цепи, начинающейся со сбора мусорных контейнеров у вашего дома или на местной базе металлолома. Здесь нельзя быть совсем уверенным, но одно гарантируется: если вещь, выброшенную вами в мусорный контейнер, можно использовать, то международный бизнес по переработке отходов доставит ее к тому человеку или той компании, которые смогут сделать это оптимальным образом. Обычно (но не всегда) самый выгодный вариант будет и самым экологически благоприятным. Конечно, не каждый утилизатор является сторонником защиты окружающей среды и не каждое предприятие по утилизации – то место, куда вам захотелось бы взять детишек на экскурсию. Но в эпоху демонстративного потребления мировой бизнес по переработке отходов взял на себя ношу очистки того, что вам не нужно, и превращения его в то, что вам не терпится купить.
На следующих страницах я расскажу историю о том, как простейшая человеческая деятельность – повторное использование предметов – превратилась в международный бизнес, сыгравший ключевую роль в глобализации мировой экономики за последние три десятилетия. Это темная история, неясная даже для тех, кто весьма заботится о том, что произойдет с выброшенным им в мусорные баки. Подобно большинству историй, хотя бы частично скрытых от глаз, история глобализированной переработки отходов открывает неудобную правду и необычных, порой блестящих бойцов невидимого фронта, ведущих здесь борьбу от нашего имени.
Большинство этих людей, подобно Рэймонду Ли, обладают способностью находить ценность в том, что другие выбрасывают. В Америке колониальной эпохи Пол Ревир[3] продемонстрировал такой талант, покупая металлолом у соседей для переплавки в своей кузнице. В Америке конца 1950-х годов этим стали зарабатывать на жизнь, перерабатывая десятки миллионов автомобилей, брошенных по всей американской глубинке. Сегодня эта способность применяется в повторном использовании редких и ценных элементов, спрятанных внутри смартфонов, компьютеров и прочих высокотехнологичных устройств, которые люди среднего класса выкидывают, словно фантики от конфет. Однако действует здесь гений чаще коммерческий, а не технический. Сегодня переработка не менее рискованна и выгодна, чем любой мировой бизнес. Колоссальные, умопомрачительные состояния – состояния масштабов Кремниевой долины – были созданы путем определения того, как переместить старые газеты из вашего мусорного бака в ту страну, где они более всего востребованы.
Конечно, для большинства американцев и других людей, живущих в богатых развитых странах, переработка отходов – насущная потребность в деле охраны окружающей среды, а не бизнес. С этой точки зрения переработка требует меньшего числа деревьев, меньшего количества скважин и меньшего потребления энергии, чем производство из первичных материалов (пивная банка из вторичного материала требует в производстве на 92 % меньше энергии, чем такая же банка из исходной руды). Однако без финансовых стимулов никакая этическая система не станет трансформировать старую пивную банку в новую.
Мировой бизнес переработки отходов – неважно, насколько он «зеленый» и экологически безопасный, – на 100 % зависит от пользователей, потребляющих товары, сделанные из других товаров. Эта неразрывная связь между спросом на сырьевые материалы, потреблением и переработкой – одна из доминирующих тем на следующих страницах книги. Расчет здесь прост: единственная причина, по которой вы можете перерабатывать, – вы что-то потребили, а единственная причина вашей возможности потреблять какие-то продукты – потому что кто-то занимается переработкой. По всему миру мы перерабатываем то, что мы покупаем, а покупаем мы много.
Тем не менее, вопреки заявлениям некоторых перерабатывающих компаний, одни товары – например, смартфоны – можно переработать только частично, а другие – например, бумагу – только ограниченное число раз. В этом смысле переработка – всего лишь средство немного дольше оттянуть появление мусорщика, который отвезет вещи к захоронению на свалке. Если вы в первую очередь заботитесь об охране природной среды, то переработка – третий по порядку вариант в хорошо известной пирамиде, ее изучают американские школьники: сокращение, повторное использование, переработка[4]. Увы, большинство людей проявляют мало интереса к уменьшению потребления или повторному использованию своих товаров. С учетом этого переработка становится худшим лучшим решением.
Но каким! Согласно американскому Институту промышленной переработки отходов (ISRI) – торговой группе, расположенной в Вашингтоне (округ Колумбия), в 2012 году в США было переработано 46,35 млн тонн бумаги и картона, что сохранило 1,53 млрд кубических ярдов (1,17 млрд кубических метров) пространства в захоронениях; 75,19 млн тонн[5] переработанного железа и стали сэкономили 85 млрд килограммов железной руды и 47 млрд килограммов угля (примерно 60 % американской стали выплавляется из металлолома); 5,45 млн тонн переработанного алюминия сэкономили более 76 млн МВт·ч электроэнергии. В Китае, где промышленность гораздо сильнее загрязняет окружающую среду, чем в США, величины еще более поразительны и, можно сказать, еще более важны. По данным Китайской ассоциации промышленности цветных металлов, переработка металлов (без железа и стали) между 2001 и 2011 годами сэкономила Китаю 110 млн тонн угля и потребность в добыче 9 млрд тонн руды. В течение того же самого десятилетия стремление Китая использовать переработанный алюминий не дало попасть в печально известные своей загрязненностью небеса страны 552 млн тонн двуокиси углерода. Сегодня Китай – крупнейший потребитель меди в мире, и добрых 50 % потребностей в этом металле покрывается переработкой. Везде, где есть перерабатывающая промышленность – то есть повсюду, – найдутся подобные примеры, включающие все виды вторсырья, от одежды до автомобильных аккумуляторов.
Эта книга не обязательно убедит вас принять суровую реальность перерабатывающей промышленности, но она, безусловно, поможет вам понять, почему свалки выглядят так, как они выглядят, и почему это не так уж и плохо. По моему опыту, самая худшая, самая грязная утилизация лучше, чем самый лучший начисто вырубленный лес или самый современный мусорный полигон под открытым небом.
Примечательно, что у Рэймонда Ли в компании Yong Chang Processing нет синих или зеленых мусорных контейнеров, нет плакатов, призывающих людей снижать потребление, повторно использовать и перерабатывать вещи, а рядом с копировальными аппаратами нет картонных коробок, заполненных использованной офисной бумагой. Это грубая фабрика в грубом промышленном городке посреди старых сельскохозяйственных участков, на ней работают мигранты, ищущие лучшей жизни. На первый взгляд, во всяком случае, компания Ли вовсе не соприкасается с аккуратно рассортированными банками, бутылками и газетами, которые многие американцы выставляют на обочины или тщательно сортируют в своих домах.
Важно помнить: успех Рэймонда Ли состоит не в том, что он эксплуатирует своих работников больше, чем какая-нибудь американская база. Просто Рэймонд Ли сумел воспользоваться возможностью, давно признав простой факт: превращение Китая в крупнейшую мировую экономику создает аппетит, который можно удовлетворить только за счет импорта отходов – металлических, бумажных и пластмассовых. Если Китай не импортировал бы эти ресурсы, ему пришлось бы добывать их в шахтах и скважинах.
Когда я стою на фабрике Рэймонда Ли и смотрю, как его рабочие добывают медь из рождественских гирлянд, мне в голову немедленно приходит вопрос: почему никто не может утилизировать гирлянды в Соединенных Штатах?
Я разбирался в этом больше десяти лет, посещая перерабатывающие предприятия по всему миру, и причина не в технологии (водяной стол Рэймонда Ли – всего лишь более причудливая версия лотка золотоискателей для отделения самородков от песка). Проблема скорее в бизнесе: по состоянию на 2012 год на быстро растущий Китай приходилось 43,1 % мирового спроса на медь. Между тем медленные темпы развития США требовали всего 8,5 %. В этом и состоит разница между страной (Китай), которая имеет растущий средний класс и которой еще предстоит построить много зданий и инфраструктуры, и страной (США), где рост доходов стагнирует, а траты на инфраструктуру прошли пик еще десятилетия назад. Если вы сегодня строите где-нибудь в мире медеплавильный завод, то, вероятнее всего, это происходит в Китае. Если вы строите фабрику по переработке отходов для обеспечения такого плавильного завода, она, возможно, окажется в Шицзяо.
Однако мои слова не означают, будто в Соединенных Штатах нет надежды на переработку. На самом деле американские производители (по общему объему производства уступающие только китайским) по-прежнему используют примерно две трети всех переработанных материалов, производимых внутри США. Проблема (если вы хотите рассматривать это как проблему) в том, что американцы покупают не только товары, произведенные в США; они также импортируют колоссальные объемы промышленных товаров. В результате американская экономика потребляет – и выбрасывает – намного больше, чем производится на внутреннем рынке. Избыточные отходы нужно куда-то девать. Один вариант – экспорт, второй – захоронение. Поэтому никого не должно удивлять, что Китай – одновременно и крупнейший экспортер новых товаров в США, и крупнейший импортер американского вторсырья.
Вот из-за чего Китай стал предпочтительным местом, куда идут американские отходы, и почему это в целом полезно для окружающей среды. В конце концов, Китай и другие развивающиеся страны готовы и способны переработать то, что не будет (или не может) делать индустрия утилизации в США – перерабатывать собственные отходы страны (рождественские гирлянды – лишь маленький пример). Когда Китай перестает закупать американское вторсырье, оно начинает течь на свалки для захоронения; в огромных масштабах такое происходило в 2008 году, когда из-за мирового финансового кризиса в Китае остановились фабрики. В результате большая часть моей книги говорит о Китае и Соединенных Штатах. Но есть и исключения: мировая индустрия переработки поистине всемирная, и потому дальнейшее повествование затрагивает многие страны, особенно развивающиеся.
Отрасль переработки и утилизации появилась раньше глобализации; на самом деле она возникла еще тогда, когда человек впервые перековал меч на орало (лемех плуга), а затем попытался его продать. Одна из причин в том, что переработка проста: ей может заняться любой. В развивающихся странах утилизация бутылки или банки из мусорного бака – одна из немногих предпринимательских возможностей, доступных людям без капитала. У этой отрасли есть реальные негативные стороны – загрязнение, опасность для здоровья, однако по сравнению с альтернативой (возвращение к сельскому хозяйству, невозможность оплатить школу детям) они часто воспринимаются справедливыми, пусть и неприятными компромиссами. Для переработчиков в богатых развитых странах компромиссы такого рода нельзя представить, однако в Индии, Китае, в бедных частях Лос-Анджелеса они намного менее важны, чем стремление к хорошему питанию, безопасной пище, чистому воздуху и чистой воде. В подобной ситуации переработка чужого мусора – не самая плохая вещь. На следующих страницах я рассмотрю такие компромиссы.
Бизнес по переработке охватывает все сектора, где есть вещи, которые люди потребляют и выбрасывают. Рассказывая об этой отрасли, я в течение десятка лет посещал предприятия, занимающиеся покупкой, продажей и переработкой металла, бумаги, пластика, нефти и текстиля. У меня была возможность посещать как самые современные перерабатывающие заводы в мире, так и примитивные. Многие из них предназначены для восстановления и переработки конкретных продуктов – от автомобилей до телевизоров, от японских автоматов патинко[6] до индийских учебников.
Моя книга затрагивает все сектора, но основной упор в ней делается на металлолом. Я выбрал эту область сразу по нескольким соображениям; наиболее важным из них является тот факт, что самый перерабатываемый товар в мире (если считать по массе) – не бумага, не ноутбуки и не пластиковые бутылки, а американские автомобили, большая часть которых из металла. В 2012 году Соединенные Штаты отправили в переработку почти 11,9 млн автомобилей (год спада, поскольку из-за ослабленной экономики американцы стали держать автомобили дольше), и из миллионов тонн металла машины быстро и эффективно превратились в ряд новых товаров (главным образом в детали для новых автомобилей) по всему миру. В отличие от газет, банок с колой и компьютеров, автомобили редко заканчивают жизнь на свалке. Они почти всегда попадают на перерабатывающие предприятия, вследствие чего для автомобилей обеспечивается почти 100 %-ная степень переработки – такого показателя не достигает ни один другой продукт (например, уровень переработки бумаги и картона в США и Европе составляет относительно скромные 65 %).
Так было не всегда. В следующих главах книги я расскажу, что всего 50 лет назад утилизировать автомобили почти не представлялось возможным, и в результате миллионы брошенных машин загромождали американские города и сельские районы. В итоге это привело к одному из самых серьезных экологических кризисов в Соединенных Штатах, но впоследствии проблема была решена благодаря инновациям на свалках металлолома. Сегодня методы, применявшиеся в США для решения проблемы брошенных автомобилей, стали использовать Китай и другие развивающиеся страны, где появились активные покупатели машин.
Делая акцент на металлоломе, я также хотел вывести обсуждение проблемы утилизации за рамки домашнего мусорного контейнера; в то же время я подчеркиваю, сколь много общего у методов и рынков переработки содержимого домашних мусорных баков и ваших грязных драндулетов, буксируемых на местную свалку. Статистика говорит, что в реальности объем утиля, собираемого по американским домам и офисам, часто составляет совсем небольшую долю от всего объема пригодных для переработки отходов в Соединенных Штатах.
Возьмем, к примеру, алюминий. По последним данным Агентства по защите окружающей среды США, в 2010 году американцы собрали в домах и офисах 680 тыс. тонн этого металла – в основном в виде банок от пива и безалкогольных напитков. Звучит солидно, но составляет всего лишь 14,7 % от общего количества алюминиевого лома, собранного в Соединенных Штатах в том году! Остальная часть – еще 3,92 млн. тонн, согласно данным ISRI, – была получена на фабриках, шахтах и фермах; от линий электропередач, автомобилей, старой техники и из бесчисленного количества других источников, которые не имеют ничего общего с домашними или офисными мусорными контейнерами. Чтобы понять, куда и почему уходит алюминий из вашего мусорного бака, нужно понять, куда идет и этот прочий алюминий.
Наконец, я сосредоточился на металле и по личной причине: я сын владельца базы металлолома. Этот бизнес (до сих пор скромно действующий в северном Миннеаполисе) и индустрия в целом (работающая по всему миру) серьезно повлияли на мой взгляд на жизнь. История, которую вы прочитаете, отчасти является моей – приключенческой историей, где маленький мальчик со свалки ушел из дома и отправился путешествовать с помощью мусора, который его семья отправляла в Азию.
Кажется, уже вполне очевидно: я люблю то, что моя бабушка назвала «мусорным бизнесом». Некоторые из моих самых ранних и самых счастливых воспоминаний – о рыскании по семейной базе-свалке в поисках сокровищ, часто вместе с бабушкой. Когда я в отпуске и поблизости есть база, открытая для посетителей, я до сих пор так делаю (приношу извинения своей жене). Когда я оказываюсь в подобных местах – неважно, в Бангалоре, Шанхае или Сан-Паулу, – я чувствую себя дома. Поверьте мне, я знаю о проблемах в этой отрасли, и они будут рассмотрены на страницах моей книги. Но при всех проблемах – а их множество – мир без свалок был бы более грязным и не таким интересным.