Семь

Сообщение о катастрофе на «Альте» было принято космополом, патрули которого с недавних пор бессменно дежурили на орбите планеты Глиф. Одновременно его получили и на платформе «Плюмаж», откуда представитель Миссии Объединения гидроник Болий Капп – на панречи его имя означало «Жажду Утоляющий» – немедленно связался с главой космопола, командором Ибером Дакваном. Вообще-то командор находился сейчас в другом конце галактики, но буйки сот транссвязи, висящие в космическом пространстве, позволяли из любой точки федерации Оси связываться практически с любой другой точкой. Узнав, что происходит, Дакван отдал необходимые распоряжения.

«Пираньи» космопола оцепили баржу, вышедшую к тому времени на орбиту Глифа, и задержали три спас-модуля, на которых находились члены экипажа. В течение пятнадцати часов их тщательно обследовали, но следов бактерий-креаторов не обнаружили и пропустили команду на «Плюмаж». Выяснилось, что на борту находился еще подвергнутый мнемореанимации пиччули, а также два лекаря-сопровождающих. Приживала, судя по всему, в суматохе сбежал и покинул баржу раньше команды, но его модуль не засекли. Получалось, что он сумел проникнуть сквозь орбитальную блокаду и опустился на Глиф. Модуль с двумя лекарями на связь не вышел, хотя и на барже теперь никого не осталось. Скорее всего, решили космополовцы, лекари вернулись в пенаты Клубка.

Некоторое время заинтересованные в безопасности планеты стороны спорили, что делать с баржей. Все склонялись к тому, что лучше всего взять дистанционный контроль над двигателями и уничтожить «Альту», направив ее на звезду, но вскоре возле планеты появился корабль с идентификационными метками Клубка лекарей. Оттуда связались с «Плюмажем» и сообщили, что симбиот-змеерак хочет встретиться с гидроником Болием Каппом.

А еще позже патрулирующая глифский Парник фаланга дзена Заана Ушастого наткнулась на стратостат пиратов.

* * *

Стратостат обнаружили случайно. Контрольный облет должен был завершиться уже два часа назад, но патрульные задержались для помощи врачу-киборгу, попавшему в непростую ситуацию.

Поначалу для управления погодой халгане использовали высотные дирижабли из ткани, преобразующей солнечный свет в электроэнергию, но затем купили у занзибежцев Живосеть – технологию разумного климата. Дирижабли были заменены на биологические атмосферные поплавки. Те имели газовые пузыри, генераторы влаги, термоорганы для нагрева и охлаждения окружающего воздуха. Поплавки являлись, по сути, единым существом, псевдосознание которого состояло из разбросанных в атмосфере кластеров. Ментальной законченностью в обычном понимании Живосеть не обладала, вместо этого биотехники халган прошили в нее сложный набор рефлексов и, кроме прочего, инстинкт самосохранения. Ею можно было управлять с одного терминала; впрочем, в метаболизм поплавков еще при создании ввели команду на поддержание определенного климата: сохранение строго заданных погодных параметров являлось одновременно и способом жизнедеятельности, и целью всего их существования.

Органические блины, висящие в верхних слоях атмосферы, сами себя настраивали, но все же иногда требовалось вмешательство извне. Периодически с «Плюмажа» вылетали врачи-ремонтники, которые приводили поплавки в порядок – то есть лечили их и подстраивали систему внутренней корреляции погодной сетки. Это требовалось для поддержания в районе Парника нужного климата, и всем было наплевать, что для других районов планеты вмешательство оборачивалось невиданными здесь ураганами и бурями.

У врача-киборга не имелось встроенного реактивного ранца, он использовал обычную малогабаритную модель. Прицепившись к поплавку, он отстегнулся, зафиксировал ранец при помощи мономолекулярного тросика и занялся калибровкой органического излучателя аэроионов.

Карабин тросика сорвался, и выключенный ранец канул в облачном слое.

А киборг остался на поплавке.

Так бы ему и висеть: ведь у врача не имелось даже аварийного передатчика. Радиопереговоры в атмосфере были запрещены, но по неведомой причине тропосферная связь, при которой использовалось отражение радиоволн тропосферным слоем, меньше влияла на «самочувствие» кренча. В качестве передатчиков для давно всеми забытой радиорелейной связи использовались очень длинные и тонкие пенометаллические мачты, от которых вверх тянулись тросы-антенны, прикрепленные верхним концом к атмосферным буйкам. Так что у патрульных имелись аварийные передатчики – обычно молчащие, но они могли в критический момент выплеснуть в эфир тревожный сигнал вкупе с координатами места, где находится отбившаяся от фаланги «мурена».

Несмотря на все старания Магазина, к киборгам многие все еще относились как к существам второго сорта, и врачей аварийными передатчиками не снабжали.

Но на удачу киборга сидящий в первой «мурене» пилот каким-то чудом углядел фигурку, прилепившуюся к бледно-желтому телу поплавка. Пока «мурены» совершали сложный маневр, пока на борт одной перетаскивали ошалевшего от испуга и радости заиндевевшего врача, прошло довольно много времени. Из-за этого фаланга задержалась на одном месте дольше обычного, и спустя час сидящий за консолью управления второй «мурены» капитан Заан Ушастый заметил стратостат пиратов.

После того как халган потеснили, а кренч стали делить более справедливо, из всех заинтересованных сторон свою долю не получил лишь Конклав Света. Заан Ушастый помнил, что в последний раз челнок с очередным урожаем достиг орбиты позже, чем положено. Вскоре с «Плюмажа» космополу сообщили, что на Глифе обнаружились пираты, которые, судя по всему, и пытались задержать челнок. Дело было в том, что за два века на планету разными путями успело проникнуть некоторое количество гуманоидов, не прошедших мнемообработку халган. Называли их глифанами. Для халган они всегда были помехой, геноцид против них проводился постоянно – в результате у жителей Глифа, обитающих за границей Парника, теперь не было ни одного постоянного поселения, которое можно было бы с успехом отследить и уничтожить. Сложилась так называемая кочевая культура: небольшие таборы, состоящие из семи-восьми семей, постоянно передвигающиеся по планете. Скорее всего, Конклав Света, стремясь урвать свою долю от урожая кренча, смог договориться с одним из таборов и снабдил его стратостатом, чтобы глифаны попытались ограбить челнок, дистанционно остановив его в атмосфере, состыковавшись и сняв груз клубней.

На фоне перламутровых облаков, прошитых лучами Бенетеша, неподвижно висел вытянутый морщинистый куль с темной цилиндрической кабиной. Расплывчатая тень извивалась по поверхности сплошного облачного слоя далеко внизу. Рядом парил гигантский «спрут», одно его щупальце-переходник почти касалось открытого люка кабины. Космический корабль был раз в десять больше стратостата.

Корабли класса «спрут» намного превосходили своими габаритами и мощностью «мурены», но это были исключительно «штатские» аппараты – транспортные и пассажирские. На них часто оборудовали научные лаборатории, их даже можно было снабдить оружием – но в любом случае конструкция их не предназначалась для быстрых передвижений в атмосфере планет, для стремительных ускорений и маневрирования.

После того как киборг был снят с поплавка, Ушастый на своей «мурене» остался в одиночестве. Он не мог отдавать команды по радио, но, отключив автопилот, проделал несколько воздушных кульбитов. Фаланга давно разработала соответствующую сигнальную систему, так что для его подчиненных движения «мурены» означали приказ о немедленной атаке.

«Спрут» уже всплывал, отцепив терминальное щупальце от стратостата, когда два экипажа открыли огонь из бортовых пулеметов. Часть игольчатых зарядов достигла цели, и «спрут», не успевший включить защиту, взорвался. Огонь накрыл стратостат и мгновенно воспламенил газ, но за секунду до этого цилиндрическая кабина-модуль, отстрелив стропы, начала падать.

«Мурена» Ушастого рванулась следом, мгновенно оставив напарников и горящий космический корабль далеко вверху.

Капитан, как явствовало из его имени, принадлежал к универсалу Заанов с ледовитого побережья планеты Дзен. В Оси за дзенскими универсалами закрепилась репутация школ, воспитывающих лучших бойцов и оперативников, продающих свои таланты тем, кто готов хорошо заплатить. Заан еще со времен Бунта Глифа работал на космопол. Прозвище ему дали после Бунта, из кровавой мясорубки которого он выбрался хотя и в чине капитана, но с начисто отсутствовавшим левым ухом и жалким огрызком, оставшимся от правого.

«Мурена» пронеслась сквозь незримую пелену тропопаузы и в считаные мгновения достигла облачного слоя. Наполненное солнечными лучами голубое пространство исчезло, сменившись серыми красками Глифа. Модуль скрылся в хаосе кучевых облаков, где и выпустил резонансный разрядник, а Заан допустил ошибку, следуя за пиратами строго по вертикали. Направленная волна резонанса предназначалась для мелких целей и не могла принести «мурене» заметного ущерба. Но Ушастый, весь экран обзора перед которым заполняла плотная пелена бушующих ледяных кристаллов и капель влаги, врезался в разрядник.

Взрыв на некоторое время ослепил внешнюю оптику. Когда Заан вновь обрел возможность видеть окружающее – фрагментарно, потому что часть систем так и не заработала, – корабль уже миновал облака и продолжал падать. Кабина стратостата, снабженная, как выяснилось, простейшим реактивным двигателем, снижалась по касательной к поверхности планеты далеко в стороне. Руки Ушастого замелькали над консолью, пробуждая вспомогательные контуры. Приборы донесли, что двигатель горит и противопожарная система не работает. Заан кое-как стабилизировал курс, направив корабль вслед за модулем, и попытался задействовать бортовой пулемет.

В ролике подвижной турели застрял обломок взорвавшегося разрядника: пулемет функционировал, но не мог двигаться. Ушастый позволил автоматике вспрыснуть в догорающий двигатель большую часть оставшегося топлива, затем изменил направление полета так, чтобы нос «мурены» обратился в сторону пиратов. У «мурены» все-таки отличные летные качества, а цилиндрическая кабина – штука громоздкая, так что расстояние между ними постепенно уменьшалось.

Тонкие зеленые линии координатной сетки и карта полушария на экране слева от дзена уже безмолвно сообщили ему, куда стремятся пираты.

Они понимали, что, даже если удастся уйти от «мурены», их все равно найдут и уничтожат после того, как об инциденте узнают на «Плюмаже». И потому пираты направили модуль к единственной ценности планеты – к горам Стигес и Парнику.

Ушастый нахмурился. Именно ради сохранности Парника он и его подчиненные уже несколько третейских лет совершали ежедневные рейды в атмосфере Глифа. Заан локтем выдавил защитный колпак и дернул короткий рычаг, открывая боковой аварийный люк.

В кабину ударил ветер, но шлем защитил глаза. Дзен, схватившись за края люка, до пояса высунулся наружу. Пулемет был рядом, виднелись сглаженные очертания стойки и рваный кусок металла, торчащий из роликов турели. Ноги оставались в кабине; дзен распластался по обшивке, понимая, что воздушный поток в любое мгновение может сдуть его, протащить вдоль борта и бросить прямо в огненные объятия реактивных струй, вырывающихся из дюз. Дотянувшись до турели, он кулаком ударил по металлическому обломку. Ничего не произошло; в этот миг пронзительный сигнал донесся до него сквозь распахнутый аварийный люк.

Сжав зубы, Ушастый выпрямился, с трудом преодолевая сопротивление смерча, что закручивался вокруг «мурены», нагнулся и обрушил на металл оба кулака. Одна перчатка порвалась, когда в нее впился зазубренный край, но обломок вылетел из-под ролика, ударил дзена в плечо и исчез. Заан втянул тело в кабину, упав в кресло, глянул на консоль. Содрав перчатку с руки, протянул ее к оружейному пульту.

Мелькающие цифры показывали примерное время до взрыва двигателя. Проснувшийся процессор пулемета, определив, что препятствие исчезло, переместил ствол. В электронном прицеле перекрестье совпало с символом движущегося далеко впереди объекта. Ушастый пристегивался торчащими из подлокотников и спинки ремнями, потому процессор оружия самостоятельно дал сигнал, и пулемет открыл огонь.

Когда последняя скоба страховочных ремней вошла в паз, в крыше кабины разошлись сегменты и кресло катапультировалось. Мир стремительно завращался, в поле зрения промелькнул обтекаемый корпус «мурены», от которой к горизонту тянулись светящиеся черточки игольчатых зарядов. Свинцовый панцирь облачного слоя, серая поверхность планеты… Потом кресло включило стабилизационно-тормозную систему, и вращение прекратилось.

Над головой распахнулся купол парашюта; Заан повис между небом и землей. Далеко впереди пулемет продолжал стрелять, пока «мурена» не взорвалась.

Кресло опускалось медленно, чуть покачиваясь. Ушастый полусидел-полулежал, потирая раненое плечо. Механический паук-лекарь, до того спящий в специальном кармане его брони, активировался и пополз к плечу, чтобы оценить нанесенный плоти ущерб и вспрыснуть лекарства.

Огонь исчез, а дым – все, что осталось от «мурены», – ветер медленно относил в сторону гор у горизонта.

Там виднелось тусклое световое пятно. Оставляя за собой размытую молочную полосу инверсионного следа, модуль пиратов, поврежденный, но до конца не уничтоженный, по пологой дуге падал в сторону этого пятна.

– Парник… – пробормотал Ушастый, поморщившись, когда паук вколол болеутоляющее. – Принимай гостей.

Три десятка живших в Парнике половинок являлись прапраправнуками первой группы, завезенной на планету халганами. В плане развития они окончательно отстали от федератов. Их общественный строй был подобен древнему общинному, о настоящей космологии Вселенной они не знали ничего. Для них была специально создана примитивная псевдорелигия: кренчики – избранный народ, в противоположность диким глифанам, обитающим за Вечной Стеной. Еще есть Властные – боги, живущие на небе, поля с золотым кренчем, куда каждый послушный кренчик-избранный попадает после смерти… Избранные должны любить – друг друга и всех без разбору, даже диких, но особенно они должны любить кренч, который для чего-то требуется Властным. Вся их жизнь и срок смерти были строго регламентированы, за всем следил Мастер-жрец, на самом деле – халганин, переправляющий каждый вновь собранный кренчиками урожай на орбиту.

Раньше дикие глифаны никогда не приближались к Парнику, потому что почти сразу после того, как наступило Затемнение, халгане провели беспрецедентную в своем роде акцию. С орбиты на планету запустили несколько тысяч миниатюрных зондов. Некоторые зонды угодили в места, где никто не жил, но другие замерли над кочевыми таборами глифанов.

Низкорослые аборигены услышали, как хорошо поставленный звучный голос торжественно и холодно оповестил, что если кто-то попытается проникнуть в горы Стигес, то будет уничтожен. Властительная Халге, сказал голос из маленьких блестящих шариков, терпит таборы, пока их не видно. Но стоит им пересечь границу – и в течение одного сезона все кочевники планеты погибнут в мучениях. Глифаны осыпали шарики бранью на искаженной панречи, стали бросать в них палки и комья влажной земли… А зонды взорвались – все вместе, одновременно.

Ученые халган долго выводили газ, который был бы опасен для глифан и безвреден для сверхчувствительного кренчика. Часть белкового яда бесследно рассеялась в атмосфере, но другая опустилась на таборы. Прионная взвесь проникала в нервные ткани, белки атаковали нейроны, изменяя их и превращая в свою копию, что приводило к ускоренному старению и гибели мозга.

Подобные акции повторялись шесть раз с промежутком в пятнадцать глифанских циклов. Халгане могли бы и продолжать, но, во-первых, это дорого обходилось, во-вторых, Ибер Дакван, став главой космопола, пообещал лиге солнцепоклонников, которая правила планетой Халге, что лично направит крейсер-«касатку» на эту планету, – и неизвестно, сможет ли орбитальная оборона противостоять мощи корабля класса «планетарный разрушитель». Однако халгане добились своего. За четыре поколения, каждое из которых несколько раз подвергалось прионной атаке, убивающей треть населения, у остатков кочевого народа выработался стойкий условный рефлекс. Кроме того, вокруг Парника установили излучатели. Они окружили поселение кренчиков стеной репрессивного поля.

Глифаны никогда не приближались к Парнику – но для пиратов он был единственной возможностью спастись.


Когда инверсионный след падающего модуля уже почти растворился в атмосфере, внимание Заана привлек какой-то предмет, ворвавшийся сквозь облака в серый мир Глифа. Оставляя за собой шлейф дыма, этот предмет упал примерно на половине расстояния между катапультировавшимся креслом и горным массивом Стигес. По некоторым признакам дзен определил, что стал свидетелем аварийной посадки спасательного модуля. Гораздо позже он узнал, что модуль нес в себе последнего пиччули федерации Оси.

* * *

Общественная орбитальная платформа «Плюмаж» состояла из базового корпуса – Шлема – и трех отходящих от него стержней-коридоров – Перьев. На каждом из Перьев располагались наружные взлетно-посадочные площадки в форме плоских овалов. Стержни назывались Центральным, Первым боковым и Вторым боковым. Базовый корпус сконструировали в форме широкого конуса, который сужался там, где от него отходили стержни. Тому, кто был знаком с историей Земли, конструкция действительно могла напомнить увенчанный перьями шлем.

Председатель Миссии Объединения, гидроник Болий Капп с водной планеты Гидроника как всегда вне родного мира обитал в емкости, которую наполняла насыщенная минеральными солями и планктонной массой вода. Емкость, удерживаемая генератором гравитации, висела над полом. Гидроник выставил наружу голову, его короткие ласты опирались на край емкости. Перед ним стоял Виши, властный хан домена Хелицеров, коренной халганин. Он говорил – громко и возбужденно, – но мысли гидроника витали далеко от словоформ халганского хана.

Нации и расы – вот о чем размышлял Болий Капп. Гидроники не делились на нации. На их планете, состоящей из гигантского океана, небольших атоллов и лишь одного крупного острова в районе полюса, аборигены принадлежали к какой-нибудь одной из множества водных обителей, и это являлось единственным различием между ними.

В свою очередь, акрулосы-птицоиды имели гнезда, сульканцы – стаи, симбиоты змеераки – клубки, но все это было разделением по профессиональным и сословным принципам. На нации себя не делил никто, нации – изобретение землян. Когда Болий Капп занялся изучением истории Земли, то с некоторым удивлением обнаружил, что по национальным признакам земляне разделялись еще до выхода в пангалактику, и основную роль в этом почему-то играли не генные различия, которые варьировались не слишком значительно, но внешние признаки: пигментация кожи, форма зрительных органов и даже цвет волосяного покрова. После первого и второго Роев эмиграции национальное деление на самой Земле постепенно сошло на нет. Образовалась единая раса гуманоидов-людей, в которую входили нации землян и потомков тех, кто окончательно осел на других планетах. Их физиология несколько изменилась из-за иной среды обитания. Были мальты, низкорослые, ширококостные – тяготение их планеты почти в два раза превышало земное. Были гуманоиды с Дзена – эти, наоборот, отличались высоким ростом и худобой. Жители Максвелла… особые шишковидные отростки на их головах служили естественным приемником радиоволн; максвелониты давно зарекомендовали себя как лучшие в Оси изобретатели-конструкторы. А еще либерийские культуры Эко, Алголь, Сканца. Наконец, халгане…

Те же мальты, внешне суровые и бескомпромиссные, или дзены, давно занявшиеся взращиванием наемников для всей Оси, разве способны были они на протяжении почти двух столетий уничтожать глифанов? Или осуществить беспрецедентную в своей холодной жестокости мнемообработку, а потом насильно поддерживать в группе кренчиков инфантильную недоразвитость, почти слабоумие? А халганские рудники с их стопроцентной смертностью? А умерщвление тех детей глифанов, которых кочевники попытались в свое время отправить с планеты на барже, той самой, что сейчас подверглась атаке бактерий-креаторов?

– …Карантин… – донеслось до гидроника, и он вернулся к происходящему.

Хан Виши, будучи официальным декларантом на «Плюмаже», привычно использовал суконный язык дипломатических протоколов Хелицеров, главенствующего домена Властительной Халге.

– Во времена, когда властные ханы повелевали здесь мобильными отрядами, ни о какой эмигрантской барже, подвергшейся заражению креаторами, не могло быть и речи… – говорил халганин. – Даже если бы подобное произошло, такой объект мы бы немедленно уничтожили…

– На сохранности баржи настаивает уполномоченный Клубка, – указал Болий Капп. – Он вскоре прибудет сюда.

– Вы позволяете змееракам руководить вами! – обвинил Виши. Его лицо, покрытое толстым слоем светоотталкивающего лака, с подведенными синей тушью глазами, напоминало маску. Руки от плеч до запястий прятались в широких узорчатых рукавах светло-желтого церемониального халата, а ниже запястий их скрывали тонкие, но очень прочные полимерные перчатки. Короткие толстые пальцы нервно перебирали крупные четки. Все это – и халат, и узоры на халате, и четки, и лак на ланолиновой основе – было частью церемоний и ритуалов, из которых состояла жизнь властных ханов Халге, управляемая церемониалами доменов.

– Это я попросил доставить сюда пиччули. Хотел увидеть последнего приживалу Оси, – откликнулся гидроник. – А заодно, раз уж к лекарям попала проба креаторов, изучить бактерии и…

– Пиччули! – перебил халганский декларант. – Еще и потерявший имя! Какая теперь от него может быть польза? Последний представитель паразитической расы, прославившейся тем, что именно из нее вышли все отбросы Оси! Разве могло во времена главенства на Глифе Властительной Халге произойти такое – чтобы презренный приживала, убийца, вор и насильник опустился на поверхность планеты? Что будет, если он достигнет Парника? – Рука с четками поднялась, рукав сполз, обнажая запястье, точки от уколов нейростимуляторов и полоску фатального браслета. Своей нежно-розовой плотью тот напоминал свернувшееся в кольцо живое, но вряд ли разумное существо. Утопленный в фат-браслет световой датчик, похожий на бессмысленный равнодушный глаз, еле заметно мерцал.

– Что будет, если приживала достигнет Парника? – продолжал Виши, потрясая четками. – Эта извращенная, злобная личность, набравшаяся дурных наклонностей от своих предыдущих доминант? Смертельно опасная для невинных половинок, как она повлияет на них?!

– Оно, – поправил гидроник. – В этой фазе пол приживал еще не определен. И если оно их растормошит… Как я понимаю, память пиччули полностью стерта. Возможно, именно в этих обстоятельствах эксперимент Клубка и станет успешным? В окружении «невинных половинок» приживала может переродиться как личность, найдя себе подходящую доминанту. Что у вас? – Болий Капп повернулся в сторону подошедшего к ним землянина, из подразделения мониторов-связистов, которые с недавних пор постоянно дежурили на «Плюмаже».

– Не переродится, – сказал тот.

– Что?.. – властный хан с презрением воззрился на сорвиголову.

Посмотрел и гидроник, хотя во взгляде его прозрачно-зеленых глаз презрения не было – всего лишь вежливое внимание.

– Не переродится, – повторил космополовец сухо. Он с виду был совсем молод, но смотрел на халганина и гидроника безо всякого уважения, с холодным безразличием. – Ему не дадут. Жажду Утоляющий, только что пришло сообщение от патрульной фаланги. Они атаковали неизвестный «спрут», который состыковался со стратостатом, принадлежащим, по некоторым данным, пиратам-глифанам. «Спрут» взорван, стратостат тоже, но от него успела отделиться модульная кабина. Капитан Заан в одиночку преследовал ее на «мурене», сенсоры остальных засекли взрыв и пиковую резонансную волну в облачном слое. Потом смогли отследить два объекта, которые летели в район Парника. Один – судя по изотропной метке, это была «мурена» – взорвался. Хотя Заан катапультировался. Другой объект, видимо кабина-модуль, также опустился… В районе Парника.

Шелест заставил гидроника обернуться. Властный хан домена Хелицеров стремительно удалялся по коридору, полы его халата развевались.

– И еще, – добавил монитор, – в сопровождении трех «акул» прибыл уполномоченный Клубка лекарей. Он ждет вас.


Когда емкость вплыла в занимаемую Болием Каппом жилую секцию, уполномоченный Клубка лекарей уже поджидал там, неподвижно возвышаясь возле стены. Одежду змеерак не носил, только широкий многофункциональный ремень.

Ротовые жвала рака разошлись, снаружи показалась лоснящаяся плоская голова. Змеи привыкли жить в разряженной атмосфере, которую обеспечивала физиология их симбиотов, и предпочитали без крайней необходимости не покидать ее. Говорить – в пангалактическом понимании – они не могли, так что симбиот, показавшись гидронику и отдав таким образом дань вежливости, скрылся.

Жвала рака сомкнулись, он чуть качнул изогнутой хитиновой конечностью и вновь замер. Повинуясь ментальному сигналу, гигантское ракообразное зашипело, забулькало, и прикрепленный к ремню ретранслятор произнес:

– Это во многом все еще территория халган, и Клубок предпочитает использовать здесь узаконенную терминологию. Правом Клубка присутствующая пара задекларирована на орбите Глифа. Присутствующая пара является… декларантом Клубка лекарей… это правильно сформулировано, личность-гидроник?

– То есть присутствующая пара-декларант имеет право выступать от имени лекарей. Кажется, именно такими прерогативами обладает декларант, как это понимают халгане, – уточнил Болий Капп.

В прямом общении со змеераками всегда присутствовала некая условность. Местоимений они почти не употребляли, а имена собственные – редко и только с определенными дополнениями. Кроме того, они не воспринимали себя как отдельных личностей, лишь в паре со своим раком – хотя те являлись замкнутыми малоразумными особями, – и резко отрицательно относились ко всяким попыткам обращаться к ним как к самостоятельным, «единичным» персонам. К этой их особенности все относились снисходительно, потому что змеи были лучшими в Оси, не имеющими соперников докторами. Их не хватало, и примерно два десятка лет назад Клубок решил включать в свои ряды тех гуманоидов, которые получили соответствующее образование, прошли медицинскую практику у симбиотов и дали Клятву. Произнесение определенного набора звуков и сложное упражнение, чем-то напоминающее движения из старинной земной школы хатха-йоги, означало, что гуманоид становится полноправным членом Клубка. Хотя некоторых из «новобранцев» Клятва ввергала в продолжительное коматозное состояние, чаще всего заканчивающееся смертью. Змеераки объясняли, что такие претенденты оказались нечистыпомыслами – по мнению же других федератов, клятва являлась психосоматическим тестом, процедурой, отсеивающей скрытых шпионов Конклава Света, корыстных или просто не лояльных к Клубку.

– Две одиночные личности были включены в Клубок, – заявил голос из ретранслятора. – Они сопровождали пиччули… стертую не-личность… на «Плюмаж» к присутствующей личности-гидронику. Произошла утечка креаторов глетт-класса. Личность-мальт и личность-круля вернулись в пенаты Клубка. Где не-личность пиччули?

– Приживалу не нашли, – сказал гидроник.

В разговоре наступила пауза. Рак застыл как изваяние. Что делал змей с непроизносимым именем внутри своей «легочной пазухи» – пространства между двумя мембранами, где обычно располагались симбиоты, – оставалось неизвестным.

– Возможно ли это? – наконец произнес ретранслятор.

Болий Капп качнул из стороны в сторону плоским хвостом, вдумываясь в скрытый смысл сказанного змеераком.


На Гидронике имелось кое-что ценное. В ее огромных, достигающих невероятной глубины океанах под чудовищным давлением жили диковинные моллюски с хрупкими, изящными раковинами. Не было точно известно, разумны ли они. Моллюски мигрировали, неизвестным способом передвигаясь по дну океанов, обменивались сигналами, а иногда из своих раковин создавали что-то вроде конусовидных городов со сложной архитектурой. И еще они производили светящиеся жемчужины, обладавшие в Оси фантастической ценностью. Лишенный жемчужины моллюск быстро погибал, ну а гидроники заботились о своей гидросфере и добывали жемчуг лишь из тех моллюсков, которых прибой выбрасывал на атоллы, – все равно они должны были сгнить.

Незаконная добыча светящегося жемчуга считалась занятием прибыльным, но смертельно опасным. И не потому, что на орбите имелась сильная техническая оборона, – оборона как раз была слабой. Но гидроникам удавалось отлавливать мародеров еще в атмосфере… Потому что они слушали свою атмосферу.

Их способность оставалась загадкой для всех других рас, но не для симбиотов. Змеераки и гидроники считались двумя самыми старыми и мудрыми расами пангалактики – поэтому симбиоты знали этот секрет.

И, так же как и гидроники, они обладали способностью к ментальной диффузии. Основная причина, по которой Болий Капп поселился на «Плюмаже», заключалась в том, что он лучше всех – орбитальной защиты, фаланги космопола под командованием Заана Ушастого и любой автоматики – контролировал поверхность и атмосферу Глифа.

– Присутствующая личность-гидроник не слышит пиччули, – сказал Болий Капп. – Присутствующей паре должно быть ясно…

– Поправка! – донеслось из ретранслятора. – Необходимое обращение: «присутствующая пара-декларант». Точный смысл всегда крайне важен. Присутствующая личность-гидроник принимает определение «пара-декларант»?

– Конечно, – согласился гидроник.

– Присутствующая пара-декларант просит продолжать коммуницировать.

– Так вот, сознания… – он замялся, пытаясь адаптировать свою речь под восприятие змеерака. – То есть личности гуманоидов не всегда определимы. Более развитые личности, к примеру, космополовцев – более заметны. Геноцид халган привел к тому, что личности глифанов развиты хуже, и присутствующая личность-гидроник различает их слабее. Личности кренчиков – совсем просты. Присутствующая личность-гидроник почти не различает их. А стертая не-личность приживалы расплывается на общем фоне планеты, который крайне высок из-за биологического излучения клубней. Его просто невозможно распознать. Только если он покинет фазу одиночного эго, сознание стертой не-личности обретет форму. Две «пираньи» находятся в боевой готовности. Если до того, как пиччули попадет в район Парника, ему дадут имя, я немедленно обнаружу его и сообщу примерные координаты месторасположения приживалы. Его подберут и доставят к паре-декларанту. Но если это случится в Парнике, будет поздно. Впрочем, возникает сомнение, что стертая не-личность приживалы сможет преодолеть репрессивное поле…

Вновь наступила пауза. Круглые серебристые глаза рака, похожие на два стальных шарика, бездумно пялились перед собой.

– Объяснение принимается, – сказал голос из ретранслятора. – Возвращение стертой не-личности не является принципиальным. Но стертая не-личность действительно сейчас на Глифе?

«Для него неважно возвращение приживалы?» – с некоторым удивлением подумал гидроник. Вслух он сказал:

– Скорее всего, стертая не-личность сейчас уже на планете. Но всех личностей, присутствующих на «Плюмаже», больше волнует проблема креаторов и возможной эпидемии.

Они помолчали.

– Клубок лекарей возлагает на себя ответственность за начавшийся кризис, – поведал ретранслятор. – Присутствующая пара-декларант переместилась в эту точку, чтобы Правом Клубка решить проблему креаторов. Три «акулы» уже окружили баржу. Личности-гидронику предлагается повелеть, чтобы блокаду космопола сняли. На одной из «акул» Клубка установлена вирусная катапульта. Искусственные вирусы созданы по нашей последней нанотехнологии, с большой вероятностью они уничтожат штамм. После этого еще трое суток «акулы» Клубка будут поддерживать карантин. Бактерии с минимальной долей вероятности могут выжить. Потом, когда будет установлено, что креаторы погибли, свободный доступ на баржу восстановится. Однако Клубок полагает, что объект, определяемый словоформой «Альта», теперь не имеет ценности?

– Лишь историческую, – подтвердил гидроник. – На ней когда-то глифаны пытались спасти своих детей от ищеек халган, вывезти их с планеты. Скорее всего, это и так был ее последний рейс…

– В таком случае, хотя Клубок и не использует здесь свое Право, он рекомендует направить баржу на ближайшую звезду. Пара-декларант останется на «Плюмаже» в ожидании дальнейших событий. Личность-гидроник и пара-декларант еще встретятся в роли обоюдных коммуникантов…

Закончив беседу этим не то вопросом, не то утверждением, симбиот развернулся и покинул помещение. Некоторое время после его ухода гидроник размышлял, что в том варианте панречи, который использовали змеераки, произошло как минимум одно изменение. Раньше они не употребляли словоформу «Клубок лекарей». Вместо этого звучало обычно что-то несуразное вроде «коммуникативная общность пар, объединенных процессом по накоплению познания и облегчению существования одиночных личностей» или нечто похожее. Клубок по мере своих сил пытался подстроиться под окружающий мир. «Все дело в том, – думал Болий Капп, – что на своей планете змеераки обитают в огромных живых городах. Рак, который только что удалился, является чем-то вроде малогабаритного органического модуля, мини-подобием настоящего Города, специально выращенным почками одного из них. Клубок – семья змей, живущая во внутренностях исполинского Города, – пребывает в таком тесном взаимодействии, что вообще не использует ни одну из известных в пангалактике коммуникативных систем».

От этих мыслей Болия Каппа отвлек сигнал, донесшийся с консоли на стене его секции. Гидроник дистанционно включил экран связи и увидел лицо землянина, того самого молодого космополовца-монитора, который чуть раньше сообщил о прибытии симбиота.

– Знаю, – сказал Болий Капп, не давая монитору открыть рот. – «Акулы» Клубка заняли позиции вокруг баржи.

– И они что-то готовят, – добавил монитор.

– Снимайте свою блокаду и уходите оттуда, – велел гидроник.

– Жажду Утоляющий, вы представитель Миссии Объединения на орбите Глифа, но у нас своя субординация, мы подчиняемся напрямую…

Болий Капп перебил:

– Это не приказ. Это совет. Лекари собираются забросить на баржу свои вирусы-агрессоры. И они никого не станут дожидаться. Снимайте блокаду и возвращайтесь на платформу, если не хотите, чтобы молекулярные машины змеераков поселились в ваших телах. Свяжитесь с командором Дакваном и передайте, что я посоветовал сделать это. В конце концов, пусть он сам свяжется со мной…


Пока в жилом отсеке Болий Капп вел переговоры с симбиотом-лекарем, хан Виши сел в вагон магнитной дороги. По пути, тянувшемуся вдоль окружности Шлема, он достиг той части базового корпуса, от которой расходились Перья – три коридора-стержня, ведущие к наружным взлетно-посадочным площадкам. До того как Властительная Халге потеряла абсолютный контроль над Глифом, Виши прожил на платформе долгое время и хорошо знал «Плюмаж».

Вагон, следуя изгибам магнитной подвески, неторопливо приближался к конечной остановке. Хан разглядывал проплывающие за круглым окном металлические стены периметра, гуманоидов, идущих по своим делам, и дежурных, попарно патрулирующих коридоры на реактивных одноколесных моноциклах.

На конечной станции он сошел и зашагал в сторону пункта общественного питания, предназначенного для наций земного корня. В этот час третейских суток пункт был почти пуст, лишь за дальним столом молча обедали два мальта. Хан быстро, скрывая отвращение, съел порцию синтетической пищи и прошел в дальний угол помещения, к кабинке внутренней связи. На каждой более или менее крупной космической станции, базе или платформе имелась своя информационная паутина. Через нее передавались общие объявления и осуществлялась связь между находящимися в разных местах гуманоидами. В кабине имелись стандартное коммуникационное гнездо и экран с универсальной клавиатурой.

Вставив усики своего чойзена в пазы гнезда, Виши отправил сообщение. Набор кодовых позывных, заархивированный в точечный сигнал, стремительно пронесся сквозь многовекторную электронную амебу – информационную паутину платформы «Плюмаж», – достиг механического адресата, вспыхнул микроскопической сверхновой и исчез, уничтожив самого себя. Электронные макрофаги, предназначенные для очистки паутины от мусора и вирусов, этого не заметили. Зато в одном из вспомогательных регистров из ниоткуда возник новый подключ. Цепочка внештатных сигналов была настолько коротка, что макрофаги не заметили и ее, но в результате пластиковая панель под экраном в стене информационной кабины отодвинулась, открывая узкое отверстие, освещенное лишь светом, падающим из кабины. Через четыре секунды, когда подключ самоуничтожился и цепочка оборвалась, панель бесшумно вернулась на место. К тому моменту властного хана Виши в кабине уже не было.

Какое-то время он полз в полной темноте, потом впереди замерцал тусклый свет. Там диаметр трубы уменьшался; Виши, путаясь в полах халата, согнулся, цепляясь головой за шершавую поверхность. К выходу он добирался на животе и задом наперед. Это было мерзко и унизительно, ханы не должны заниматься подобным – на то есть низшие; он, властный крупнейшего домена Халге, ползает здесь как презренный дзен или мальт!

Случайно правая щека коснулась внутренней поверхности трубы. Давно въевшийся в плоть и кровь рефлекс заставил хана с внезапным уколом ужаса отдернуть голову.

Он достиг конца трубы и спрыгнул, на мгновение зависнув в точке, где изменялись векторы гравитации. Желудок скрутило, когда верхняя часть тела еще оставалась там, где действовала постоянная Шлема, а нижняя уже достигла области, где была включена искусственная гравитация «Перьев».

Мелькнула мысль: говорят, часто переходить из одного гравитационного поля в другое вредно, расшатывается вестибулярный аппарат, нарушается координация, и пока что даже лекари-симбиоты ничего не могут поделать с этим. В следующую секунду он мягко опустился на узкую решетку – с сюрреалистическим ощущением, что раньше ходил по стене.

В базовом корпусе-Шлеме гравитационные вектора направлены радиально, от условного центра конуса к внешней кольцевой поверхности, а в Перьях – продольно, в сторону взлетно-посадочных площадок. Теперь Шлем располагался «вверху», тысячетонной громадой зависнув над головой хана. Центральный стержень, в верхней точке которого он стоял, тянулся «вниз» на полторы мили. Под ногами сквозь ячейки решетчатого пола виднелся круглый колодец, заполненный переплетениями кабелей и световодов, трубками атмосферной системы, проводами и пенометаллическими распорками.

Каждый стержень состоял из двух труб, вложенных одна в другую. Между внутренней поверхностью более широкой трубы и наружной поверхностью более узкой в наполненной атмосферой полости тянулись винтовые лестницы и автоматические подъемники для грузов и гуманоидов, попадающих сквозь шлюзы со взлетно-посадочных площадок. А все пространство более узкой трубы отдали под коммуникации и технические системы, сделав его нежилым. По переплетению кабелей, похожему на узловатый маслянисто-черный ствол гигантского дерева, вдоль которого тянулись ковши элеватора-подъемника, ползали лишь автономные пауки-ремонтники – они следили за исправностью изоляции и поддерживали в норме другие параметры. Все это освещали люминофорные трубки.

Властный хан разглядел шесть фигур в фиолетовых комбинезонах. Пятеро клонов-спичи сидели на корточках под круглой стеной внутреннего колодца. Низший халганин стоял возле них. Рядом возвышался куб электронагревателя с широким раструбом термальной тарелки. Над фигурами потолок изгибался – полость имела форму колокола. В верхней его точке находилось вентиляционное отверстие, а ниже медленно вращались широкие лопасти вентилятора. Воздух дрожал от тяжелого мерного гудения.

Когда хан приблизился, низший халганин по имени Элеандр опустился на колено и склонил голову, как предписывал церемониал Хелицеров. Спичи никак не отреагировали, они вообще не шевелились и, казалось, даже не дышали. На шее каждого виднелась тонкая полоска ошейника, от внутренней стороны которого сквозь кожу, слизистую и гортань тянулся волосковый рецептор. Он заканчивался в подкорковой части мозга.

Элеандр негромко хлопнул ладонями по своей груди, начал поднимать голову, и тут хан ощутил легкий зуд на коже лица. Он сунул руку в изящную сумочку на груди, выхватил овальное зеркальце, поднес к глазам.

На правой щеке, в том месте, где пенометалл трубы соскреб светоотталкивающий лак, белело пятно. Хорошо, что здесь очень слабое люминесцентное освещение, иначе последствия могли бы оказаться ужасными… Проклиная себя за то, что перед выходом из жилой секции гидроника не нанес дополнительный слой лака, Виши достал плоскую перламутровую коробочку и открыл ее. Пальцем в перчатке провел по густой полупрозрачной субстанции, затем, действуя очень тщательно, нанес новый слой лака на лицо. Специальной кисточкой подновил синюю эмульсию на веках. Зуд на правой щеке превратился в легкое жжение, но ничего более страшного не случилось.

Все это время Элеандр стоял в той же позе, опустив голову. Хан, закончив процедуру, посмотрел на него. Испугавшись, он упустил из виду низшего. Если тот осмелился хоть краем глаза взглянуть… Стоило немедленно очистить его, но замены сейчас не было. Виши успокоил себя мыслью, что подвергнет Элеандра Последнему очищению, когда после окончания акции они вернутся в домены Властительной Халге. Старший звена еще пожалеет, что не подвергся обычному быстрому очищению на месте!

– Этзи зклашг норгх-гаре… – произнес хан на языке Халге. – Згрешг.

«Этзи» означало «тебя». Интонация, с которой были произнесены эти слова, подразумевала, что хан отказался от смертной формулы. Одновременно фат-браслет на запястье Виши чуть сжался и вновь расслабился. Низший вскочил, но не выпрямился, продолжая глядеть себе под ноги.

– Посмотри на меня, – приказал хан.

Он с удовлетворением заметил в глазах Элеандра испуг. Тот не принадлежал к властным, не боялся света, и потому его кожу не покрывал защитный лак, а на руках не было специальных перчаток. По лбу стекала крупная капля пота, густо-белая из-за недостатка рибофлавина в организме халган.

– Что у вас? – спросил хан мягко. Незачем намекать, какого рода судьба ожидает Элеандра в случае удачного завершения акции и возвращения в домены.

– Пять спичи – это и много и мало, властный, – произнес Элеандр, вновь опуская глаза. – Нам нужно еще…

– Как минимум в два раз больше, – закончил Виши. – Адепты Конклава запрашивают непомерную цену за каждого клона даже с нас, своих союзников в этой операции. Сумма уже уплачена, но доставка клонов на платформу тоже является проблемой. Мы можем провозить их единственным путем. В связи с усугублением кризиса ожидается прибытие новых гуманоидов от космопола и администрации Объединенной Земли. Лига беспошлинной торговли и купцы наверняка тоже пришлют своих наблюдателей. Значит, увеличится количество потребляемой пищи. На «Плюмаже» протеиновые фермы устаревшей конструкции, они не справятся, и транспорты станут курсировать чаще. В ближайшие сутки мы рассчитываем доставить всех спичи. Двенадцать должно хватить для акции на платформе. Однако, по нашим сведениям, «касатка» командора Даквана может в ближайшее время выйти на орбиту Глифа. Мы делаем все возможное, чтобы задержать командора. Но недавно стало известно, что модуль пиратов-глифанов мог попасть в Парник. Это вызовет много шума и привлечет дополнительное внимание космопола и Даквана. Если командор все же появится на орбите, акция на «Плюмаже» может провалиться. Второй насущной проблемой является переправка в домены Властительной Халге груза клубней, который спрятан в трюме «Эгибо». Этим займется другая группа.


Тот дежурный, который сообщил Болию Каппу о появлении симбиота, а затем связывался с ним из «пираньи», что конвоировала подвергнувшуюся атаке креаторов баржу, являлся штатным сотрудником космопола. Командор Дакван отправил его на орбиту Глифа после того, как обстановка там ухудшилась.

При правильных, идеальных для молодого мужчины-землянина чертах лица он имел удивительно непримечательную манекенную внешность. Волосы, смолисто-черные и короткие, были настолько густы и так ровно подстрижены, что напоминали отлитую из черного пластика форму.

Его звали Динас Форте. Неожиданно он оказался не у дел, потому что группе мониторов, в которую он официально входил, некого и не с кем стало связывать. Блокаду баржи взяли на себя «акулы» лекарей-симбиотов, все остальные, чтобы случайно не подвергнуться атаке агрессивных наноассембелеров лекарей, спешно отступили на «Плюмаж». А там каждый мог запросто связаться с кем угодно через местную паутину, и помощь мониторов пока что никому не требовалась.

Динас, получивший увольнительную до дальнейших распоряжений, отправился шататься по платформе, благо форма и идентификационная карта штатного сотрудника космопола давали ему пропуск практически в любую точку «Плюмажа».

Амбиции и жажда карьерного роста являлись основной побудительной причиной большинства его поступков – состояние вынужденного безделья угнетало Динаса. Он пешком добрел до «Перьев», пережил краткий миг изменения гравитационного вектора и понаблюдал через экраны диспетчерской рубки Второго бокового стержня, как на посадочные площадки опускаются два транспортных «кашалота» Унии купцов, имеющей постоянный подряд на доставку съестного на «Плюмаж». «Кашалоты» торопились, так как в последнее время пункты питания платформы работали сверхурочно, протеиновые фермы не справлялись с нагрузкой и в морозильных камерах остался лишь минимальный запас пищи. Динас поболтал со знакомыми таможенниками, как раз отправлявшимися на досмотр «кашалотов», и покинул стержень.

И наткнулся на халганского хана со странным именем Виши.

Он бы тут же позабыл о хане, но его насторожила одна мелочь. На щеке властного виднелось едва заметное пятно, чуть более светлое, чем остальной слой защитного лака, коркой покрывший лицо. Обычный гуманоид-землянин вряд ли обратил бы внимание на подобную мелочь. Но Динас не был обычным гуманоидом-землянином. По долгу службы он изучал особенности физиологии халган, их жесточайшие социальные отношения, которые вот уже пять столетий регламентировали существование доменов Властительной Халге. Он знал про ритуал очищения – оба его варианта, для низших и для властных халган, – и потому пятно недавно нанесенного лака повергло его в изумление. Вначале он даже приостановился, пялясь на хана, который так спешил, что не заметил этого взгляда и нырнул в распахнутые дверцы вагона.

Динас Форте не мог сказать, что он по каким-то причинам не любит халган или любит гидроников, что, к примеру, тех же землян он предпочитает адептам Конклава Света, которых большинство других обитателей пангалактики называли не иначе как фанатиками-сектантами. Он не мог даже с уверенностью утверждать, что предпочитает добро злу или справедливость несправедливости. Из всего сущего в этой Вселенной он предпочитал себя самого всему остальному. И моменты, когда возникала потенциальная возможность улучшить свое положение, не упускал никогда.

Форте позволил себе лишь несколько секунд на размышления. В результате вся доступная информация аккуратно рассортировалась в его мозгу.

Вывод, пока еще не подтвержденный фактами, напрашивался сам собой.

Хан что-то готовит.

Монитор кивнул своим мыслям и нырнул в следующий вагончик, автоматически выкатившийся на конечную станцию, после того как властный хан Виши уехал вдоль окружности базового корпуса.

Лицо Динаса, так же, как и лицо хана, напоминало маску, но вовсе не потому, что он пользовался светоотталкивающим лаком. Ему лак был ни к чему. Просто лицевым мускулам монитора Форте редко приходилось напрягаться. Иногда он совершенно серьезно пытался вспомнить – и ни разу так и не вспомнил ни единого случая в жизни, – когда ему пришлось бы улыбнуться.

* * *

Механический паук закончил необходимые процедуры и убрался обратно в карман брони. Чувствуя неприятную ноющую тяжесть в плече, Заан Ушастый саперной лопаткой с вибрационной лопастью вырыл во влажном грунте яму, сбросил туда кресло, накрыл его парашютом и закопал. Запрещено предоставлять глифанам даже мизерную часть пангалактических технологий. Хотя Заан придерживался иного мнения, тем более что за три столетия в местные таборы разными путями из космоса кое-что попало и без его участия.

Он пристегнул лопатку к ремню, проверил оружие. Кроме стандартного полевого силовика и громоздкого устройства, генерирующего коконы защитной плазмы, у Заана имелись бинокль и короткий сонический нож – соник. Впрочем, Ушастый надеялся на сочувственное отношение со стороны глифанов. В конце концов, во время Бунта Глифа – попытки кочевников вырваться с поверхности планеты – он им помогал. На барже, той самой, что сейчас добавилась к находившимся на орбите искусственным объектам, он пытался спасти их детей, которых ищейки халган одного за другим отлавливали, замораживали и продавали как органические запчасти в клонарии Конклава. То, что несколько юных глифанов тогда спаслись и, повзрослевшие, жили сейчас где-то на просторах Оси, – его заслуга.

Ушастый оглядел ландшафт, который в последний раз видел много лет назад.

Ничего не изменилось за прошедшие третейские года. Болотистая земля, лужи стоячей воды, кочки и кривые стволы карликовых деревьев. В сером мире Глифа не было солнца и прямых солнечных лучей. Размытый тусклый свет просачивался сквозь сплошной облачный слой, беспрерывно нагнетаемый висящими в стратосфере метеопоплавками. Под ногами Заана, обутыми в высокие армейские ботинки с вакуумными застежками и толстыми магнитными подошвами, ковер бурого мха чуть пружинил, словно готовый в любой миг провалиться.

Дзен пригляделся к полосе гор, чуть дрожащей в мареве испарений, что поднимались над болотами. У подножия их располагался кренчикский Парник, защищенный излучателями репрессивного поля, но сейчас Заан почему-то не мог разглядеть мерцания ионизированного воздуха вокруг излучателей. Вспомнив об осторожности, Ушастый поспешно опустил руку к ремню, пошарил в сумке и сунул в ноздри два мелкоячеистых фильтра. Болота вырабатывали летучий галлюциноген. Хотя его доля в атмосфере и мала, у не обладающего иммунитетом гуманоида он мог вызвать странные видения.

Дзену нужна была мачта радиорелейной связи. Он достал карту, отыскал нужный район и ближайший к нему красный флажок. Нахмурился, прикидывая расстояние: выходило, что до мачты идти около половины условных местных суток.

Он еще раз попробовал разглядеть вторичное мерцание излучателей.

Разноцветный технологический мир федерации Оси, мир транссотовой связи, орбитальных платформ и станций, кораблей и платформ, остался вверху, в недосягаемости. Покров насыщенного влагой воздуха плотным одеялом окутывал планету. Других красок, кроме всех оттенков серого, здесь не было.

Стерев со лба теплые капли, Ушастый повесил на плечо тяжелый рюкзак с генератором защитной плазмы и пошел почти в противоположном от массива Стигес и Парника направлении, туда, где над болотом возвышалась мачта радиорелейной связи.

Через третейский час он засек движение далеко впереди. Дзен остановился, вглядываясь, потом зашагал быстрее.

Наперерез ему по болоту двигался кочевой табор глифанов, заметивших падение спасательного кресла.

Три «акулы» Клубка лекарей заняли позиции вокруг баржи «Альта». По словам симбиотов, на одном из кораблей имелась вирусная катапульта. Результатов ее действия никто, естественно, увидеть и услышать не мог, но вскоре пара-декларант Клубка связался с гидроником Болием Каппом и космополовцами. Он сообщил, что атака произведена. Через трое суток искусственный вирус размножится и уничтожит бактерии, после чего, подчиняясь заложенной в него программе, самоуничтожится. «Акулы» снимут карантин, и баржа вновь окажется в распоряжении федератов.

Еще до того, как «акулы» окружили «Альту», все «пираньи», получив через соты транссвязи распоряжение находившегося в другом конце галактики командора Даквана, покинули зону карантина и опустились на «Плюмаж».

Сейчас платформа как раз входила в зону «Эгибо». На мониторах «Плюмажа» возникла сверкающая в лучах Бенетеша спираль станции, окруженная двумя десятками утыканных орудиями агрессивных дронов.

Освещенный желтым карликом «Плюмаж» парил над серой планетой, постепенно обгоняя «Эгибо». Станция и дроны вскоре исчезли из виду. Теперь под платформой сквозь серую пелену и воронки атмосферных циклонов проступали темные пятна, ограниченные закругленными линиями берегов. Южный архипелаг островов лишь немного возвышался над морем болот, из которых в основном и состояла поверхность Глифа.

Через острова протянулся горный массив Стигес. Там располагались Парник и селение кренчиков-половинок.

Далеко под орбитальной платформой, покинув разбившийся спасательный модуль «Альты», к Парнику шел пиччули – последний приживала пангалактики.

* * *

Его одежда состояла из коротких штанов и рубахи без пуговиц, перехваченной узким поясом. Рубаха открывала грудь, коричневую морщинистую кожу, покрытую короткой щетиной, в которой сейчас блестели капли влаги. На спине, где рос уродливый горб, материя натягивалась при каждом движении, и казалось, что она может в любой миг разорваться. Шея, непропорционально длинные ступни и широкие, мощные запястья тоже заросли волосами, но более редкими и короткими.

Перескакивая через лужи, пиччули фыркал, глубоко вдыхая теплый воздух. Разбитый, наполовину погрузившийся в болото модуль с эмигрантской баржи «Альта» остался далеко позади. Приживала уже несколько часов передвигался длинными прыжками. Он искал того, кто дал бы ему имя.

Горы приблизились. Из дымно-серой стены, возвышавшейся над плоским ландшафтом, они превратились в барельеф, грубо вырезанный на каменной поверхности.

По контрасту с застывшим, никогда не меняющимся блеклым пространством вокруг во внутреннем пространстве последнего из расы приживал царил мерцающий хаос. В мозгу его сменялись образы, всплывали из небытия и уплывали в никуда; извивались под ментальным ураганом полотнища красок; картины, словоформы, звуки и запахи прокручивались с бешеной скоростью, накладываясь на окружающее и иногда затмевая его. Острая боль пульсировала в такт шагам. Судороги уже несколько раз настигали приживалу: он валился на спину, ударяясь горбом о землю и дергая конечностями.

Когда очередной приступ прошел и боль отступила, он побежал, чувствуя успокаивающую пустоту в сознании. Лужи почти исчезли, мшистый ковер стал тверже, все чаще сменяясь участками твердой желтоватой почвы. Из теплого воздуха выступил холм, невысокий и пологий. Позади него виднелись склоны гор. Приживала остановился, крутя головой и шумно дыша. Затем двумя длинными прыжками взбежал на холм – и оттуда увидел реншу.

Она сидела лицом к пиччули, прямо на земле, поджав под себя ноги. Подол длинного широкого балахона был расправлен, в нем лежали мелкие клубни.

Пиччули остановился, прижимая руки к груди. Пышные ресницы помаргивали, коричневый нос шевелился, раздувались узкие ноздри.

Большие антрацитово-черные глаза, казавшиеся пустыми и мертвыми, смотрели на половинку, которая сосредоточенно перебирала клубни. Казалось, что она сидит позади некоего рубежа, протянувшегося широкой окружностью вокруг предгорий и проходящего у подножия этого холма. Дальше ковер мха становился сплошным и очень пышным, будто за ним специально ухаживали, а кусты – до того усохшие, стелившиеся по земле, – росли ровными рядами. Среди них можно было заметить мелкие, пропущенные сборщиками урожая клубни. Ноздри пиччули раздулись сильнее, уловив новый запах. Он медленно повернул голову из стороны в сторону.

Холмы, вроде того на котором стоял он, окружали поля с окультуренным кренчем. Возле соседнего – блестела металлическая конструкция, перевернутый набок большой цилиндр. Он частично погрузился в землю.

Увлеченная своим занятием, девушка-ренша не замечала приживалу. Пиччули нагнулся, внимательно вглядываясь в почву под своими ступнями. Вытянув руку, вцепился сильными пальцами в мох и дернул, оторвав участок бледного зелено-коричневого ковра.

Под ним открылись вкрапления стальных жгутиков и проволочек, перекрученных друг с другом и присыпанных землей. На краю обнажившегося участка торчал толстый прут, усеянный выпуклыми стеклянными кружками. Он изгибался, обоими концами уходя в холм. Пиччули мозолистой пяткой наступил на него.

В застывшем воздухе раздался треск, приживалу подбросило над землей. Не издав ни звука, он кубарем скатился по склону и упал навзничь, головой возле колен ренши. Пальцы на ногах судорожно дрожали, в шерсти трещали искры.

Над холмом вспыхнул и тут же погас купол белого света. Волна озона разошлась вокруг. В обе стороны по дуге, незримой линией соединявшей одинаковые холмы, вдоль земли пробежала цепочка расплывчатых огней, над ними взлетали пучки мха, мягкий грунт вспучивался пузырями и опадал. Цепная реакция пронзила полукружье холмов до самых предгорий. В низкое небо вонзились пики белого свечения, каждый вырвался из своего холма, несколько секунд вибрировало и гудело, вспоров облачный слой, в разрывах которого мелькали голубые фрагменты. По поверхности металлического цилиндра зазмеились голубые молнии. Дрожь от включившихся излучателей разлилась по окрестностям и исчезла вместе с гулом. Остаточное мерцание ионизированного газа поднялось вверх – и стена репрессивного поля вновь окружила район Парника.

Пиччули встал, глядя поверх головы ренши. Мертвые глаза его были похожи на черные дыры.

– Кто ты? – спросила она без испуга. Словоформы принадлежали обычной панречи, но произносились с сильным акцентом.

Пиччули присел на корточки, схватив девушку за подбородок, повернул ее голову из стороны в сторону, разглядывая. После электрического удара в сознание приживалы вернулся хаос, лица и фигуры замелькали цветной мозаикой. Он выгнулся, показывая незащищенную шею, давая понять, что подчиняется.

– Меня зовут Глата, – произнесла ренша, отстраняясь. – А тебя? Ты похож на…

Рот пиччули открылся, когда он понял, что она сама начала ритуал доминирования. Язык заскреб по нёбу, он пошевелил темными губами, силясь что-то сказать. Потом неразборчиво фыркнул:

– Гла… та…

– Похож на пса! – заключила она обрадованно. – Мастер рассказывал нам о псах. Ты – пес?

Он замотал головой, вскочил, крутясь на месте, вновь сел и, видя, что она не знает, как продолжить ритуал, прорычал:

– Назови… меня…

– Я не понимаю, – с сожалением произнесла Глата, отводя глаза. – Назвать? Ты хочешь поиграть?

Пиччули схватил ее запястье и дернул. Девушка поморщилась, высвободила руку и стала гладить его по лбу. Попробовала потрепать густые волосы за ухом, но он досадливо зафыркал, неразборчиво произнося слова:

– Скажи… мое имя… Поможет…

– Но я же не знаю твоего имени, – возразила она. – Ты… пес?

– Пес – нет. Псы – помню… Это название, не имя… Дай имя. Важно, важно, важно! Надо имя. У каждого есть. Очень важно!

– Это игра, да? Но ты… мужчина или женщина?

– Ты?..

– Ну конечно, я женщина.

– Тогда – мужчина. Дай имя!

– Ну, значит, ты… тебя надо назвать… – она замялась, вглядываясь в его лицо. – Лед?

Он взвизгнул, как от удара, и затряс головой:

– Нет, нет, нет!

– Но что-то такое в тебе есть… Может быть… Бед?

Вновь раздался визг. В голове пиччули нарастал гул, подстегнутая двумя неправильными звуковыми комбинациями боль толчками выплескивалась в мозг. Под черепной коробкой в диком хороводе кружились бредовые образы-воспоминания, искаженные кривым зеркалом почти стертой памяти.

Он зашатался, и Глата вскочила, рассыпав клубни. Пиччули тоже поднялся, девушка стала рассматривать его, медленно обходя вокруг.

– Бат? – предположила. – Бад? Бед? Бет!

Он замер, прислушиваясь к своим ощущениям, несколько раз прошептал: «Бет… Бет» – перекатывая слово на языке.

В мертвых черных глазах заплясали золотые искры.

Под воздействием трех произнесенных вместе правильных звуков наплыв шизофренических образов отступил, но не исчез. Чувствуя, что от боли мозг вот-вот растечется внутри черепа пузырящейся жижей, пиччули вновь затряс головой.

– Мало! – тявкнул он в изнеможении. – Скажи еще! Этого мало! Бет… дальше?..

Ренша сделала шаг в сторону, он повернулся, позволяя ей хорошенько разглядеть себя.

– За… – сказала она. – Нет – Зе… Зен? Нет, подожди! – крикнула Глата, видя, что он начал медленно заваливаться на спину, вернее, на свой горб. – Зэна? Зена?

Пиччули упал, дергая ногами в конвульсии, с лицом, искаженным болью.

– Зана! – уже почти плача выкрикнула она. – Бет-3ана!

Искры в его глазах вспыхнули золотым фейерверком. Ренша отпрянула, не понимая, что происходит, – глаза нового знакомца наливались цветом, чернота исчезала.

Шея пиччули выгнулась дугой, затылок уперся в землю. Тело приподнялось так, что горб перестал касаться мха, руки раскинулись, и длинные пальцы вытянулись. Очень громко, с хрипом и сипением, он вдохнул воздух, затем, ощерив матовые клыки, выдохнул.

Что-то похожее на прозрачную, почти неразличимую в сером воздухе дымку вылетело вместе с выдохом из разинутого рта. Оно напоминало пар, какой возникает при дыхании на морозе. Секунду видение держалось, стремительно меняя очертания, затем, приняв определенную форму, колыхнулось и исчезло.

Тело обмякло. Пиччули скрючился, прижав колени к животу, а руки к груди, не шевелясь и почти не дыша.

Половинка подошла ближе, осторожно коснулась его плеча ступней, отскочила, когда он резко сел и, поймав ее за ногу, легко похлопал по колену.

– Это была хорошая игра, – произнесла она с облегчением.

Длинные ресницы дрогнули, и ренша Глата тихо ахнула. Глаза горбуна больше не были непроницаемо-черными и мертвыми, их насыщал новый, чистый цвет. Ритуал завершился.

Тот, кого теперь звали Бет-Зана, медленно поднял голову. Длинные ресницы затрепетали, поднялись, и сияющие золотом глаза взглянули на его новую доминанту.

Загрузка...