Когда в кабинет градоначальника вошла группа решительно настроенных именитых горожан во главе с Златоустом, единственным адвокатом в этом небольшом малославском городке, мэр не удивился: о том, что к нему направляется делегация и по какому именно поводу, он узнал еще задолго до посещения – в маленьких городках всегда и всё всем известно.
– Господин градоначальник, кровь мучеников взывает к отомщению! – патетически начал Златоуст. – Богом проклятые джуи загубили наших юношей, надежду и опору нашего города, превратили в вечное страдание жизнь их родителей и невест. Мы требуем принятия самых решительных мер. Это чудовищное преступление не должно оставаться безнаказанным.
– И в чем же состояло это чудовищное преступление? За что именно мы должны покарать джервов? Кстати говоря, Иоанн Митрофанович, мы с вами люди в каком-то смысле официальные, а потому давайте придерживаться официальных терминов. Расскажите, пожалуйста подробно, в чем вы этих джервов обвиняете?
– Они убили троих наших замечательных мальчиков – Виктора Задерюхина, Василия Прыгуна и Федора Остроухова. Безутешные родители…
– Вы это уже говорили, Иоанн Митрофанович. Однако, прошу вас, продолжайте.
– Кроме того, они избили, изувечили и ограбили еще восемнадцать весьма достойных юношей.
– Насколько мне известно, среди них было несколько человек в таком возрасте, который никак не отнесешь к юношескому. А не скажете ли вы, где и при каких обстоятельствах все это происходило? Понимаете ли, для возмездия, тем более для справедливого возмездия, а я уверен, что вы требуете именно справедливого возмездия, надобно знать все обстоятельства. Так где же именно произошла эта трагедия?
– В местечке Любавино, господин мэр.
– И что же они, я хочу сказать, наши замечательные молодые люди, там делали?
– Как вам наверняка известно, господин мэр, по всей Великославии поднимаются люди на защиту веры, государя-императора и отечества от этих… джервов, – выговорил Златоуст. – Ну и наши молодые люди, являясь патриотами Земли Великославской, тоже решили показать джуям, то есть я хотел сказать джервам, их место.
– Ага, понятно. И каким же именно образом наша молодежь показала джервам их место?
– Ну, видите ли, господин мэр, конечно не обошлось без эксцессов, кое в чем они немного перестарались, погорячились, можно сказать… Однако, намерения у них были самые что ни на есть патриотические. Поэтому, как я уже сказал, мы настаиваем на суровом наказании виновных в гибели и надругательствах. Особенно много бед наделал ихний предводитель, Мойша Гольдберг.
– Это какой Гольдберг? Это тот, чью невесту пытались изнасиловать?
В кабинете градоначальника воцарилась мертвая тишина. Мэр порылся у себя в столе, достал какую-то бумагу явно официального вида, и надев очки стал ее внимательно читать.
– Так вот, Иоанн Митрофанович, ко мне поступил официальный документ, кстати составленный вашим коллегой, в котором излагается жалоба джервов на погром, учиненный нашими замечательными юношами. – Мэр стал читать про себя, – Вот-вот, ага, вот здесь, – он отчеркнул синим карандашом, пожалуйста: «…сожжено четыре дома. Убито девять человек, в том числе трое малолетних детей и две старые женщины. Изнасилованы молодые женщины и девушки, а также несколько пожилых дам, серьезные ранения получили…» Ну дальше идут фамилии, иски по материальному ущербу. «Предварительным дознанием установлено, что наиболее активное участие в погроме приняли…» ну тут список на семнадцать человек, включая безвременно усопших Задерюхина, Прыгуна, Остроухова. Все это подтверждается показаниями задержанных на месте… хм, происшествия участников акции. Я читать всего этого не буду: в иске больше двадцати страниц.
– Это все гнусная клевета!
– Хорошо, Иоанн Митрофанович. Вы собираетесь обратиться к суду со встречным иском, или вы имеете ввиду какие-то иные действия в защиту уважаемых граждан нашего города? Являясь вашим мэром, я готов поддержать любые действия, при условии, что они не будут нарушать требований Уложения об уголовно-наказуемых деяниях.
– Я считаю, что эти так называемые показания были вырваны под угрозой расправы и с применением физического насилия, а потому они никакого значения не имеют! Кроме того, от имени всех граждан нашего города я должен заявить, что мы разочарованы вашим поведением, господин мэр. Нам непонятно ваше равнодушное отношение к нашим страданиям. На следующих выборах это вам безусловно зачтется.
– Чем богаты, тем и рады, господин Златоуст.
Ну вот что прикажете с этой упряжью делать? Нет, надо с хозяином серьезно поговорить. Через неделю в извоз, а ничего не готово! – Зря Моисей Гольдберг, прозванный Медведем за громадную физическую силу и соответствующую стать, клепал на сбрую и остальное извозное хозяйство – все было в отменном порядке. Просто он отгонял от себя тревожные мысли о том, что происходило по всей Малославии, где, как во времена старинной анархической самостийности, стали полыхать пожары погромов: власти, не в силах справиться с предреволюционным брожением, выпускали пар из котла, натравливая чернь на джервов – извечных козлов отпущения. Однако главной причиной тревоги, в чем он не хотел признаваться даже самому себе, был приезд на каникулы пятнадцатилетней гимназистки, Наташки, дочери хозяина извоза, Аврума, с которой Моисея связывали очень непростые отношения. Еще маленькой девочкой прилепилась Наташка к Медведю. Прибегала к нему, если ее обижали соседские мальчишки, или кто дома сказал неласковое слово. Он всегда находил, чем утешить маленькую подружку, то посадит на колено и споет с Наташкой детскую песенку, то свистульку или какую-нибудь другую игрушку из дерева вырежет. Никогда не забывал Моисей привезти своей маленькой сестренке, как он ее называл, подарок из извоза. Конечно, со временем отношения изменились. Наташка стала взрослой барышней, гимназисткой. Однако, приезжая на каникулы, она спешила навестить Моисея, отдавала ему свои прошлогодние учебники. А если он был в отъезде, то подолгу разговоривала с его матерью, сорокалетней вдовой, когда-то одной из первых красавиц в местечке, еще и сейчас сохранившей свою красоту. Аврум относился к их дружбе благосклонно: не имея других детей, кроме боготворимой им Наташи, он намеревался со временем передать все хозяйство толковому молодому приказчику, и считал, что Наташа будет за Моисеем как за каменной стеной.