Плач смерти - читать онлайн

Глава 1

15-й год правления эры Дракона

Мулцибе́р

Я провел ладонью по лицу и устало выдохнул. Ненавидел свою сущность всей душой, но с годами научился принимать ее и использовать во благо. Магия отзывалась на любое настроение: стоило заплакать, как багровая поволока заключала тело в нежные объятия, стоило испытать злость или обиду, как острые щупальца тянулись в сторону врага, стараясь поразить его в самое сердце. Но я научился контролировать ее, контролировать свои эмоции. Выражение лица стало нечитаемым – каменная маска безразличия, скрывающая разбитую на мелкие осколки детскую душу. Мне было одиннадцать, когда начался ад.

Я был изгоем среди родных. Тот, чье имя произносили со скрежетом на зубах. Дьявол, которому не суждено было выжить. Однако у Смерти имелось другое мнение на этот счет. Когда я появился на свет, младенческого крика не последовало – лишь хриплое дыхание вырывалось из горла новорожденного. Мать, лежавшая вся в крови, кричала от осознания того, что ее ребенок умирает. Цепляя дрожащими руками кожу, царапая плоть до кровавых рытвин и пытаясь освободиться от хватки лекаря, она дернулась в мою сторону, но упала без сил, потеряв сознание. Отец кинулся к жене, восстанавливая ее здоровье своей магией, не обращая на задыхающегося ребенка никакого внимания. Уже тогда все мое нутро бушевало, желая оказаться по ту сторону Забвения. Душа заведомо знала, что они не примут меня. Не примут истинную сущность некогда желанного дитя.

Дриады, желающие вернуть мою душу из Забвения, балансирующую между жизнью и смертью, не заметили, как в распахнутое окно влетел темный сгусток магии. Любое существо могло благословить каждого родившегося ребенка, но только в том случае, если он сделает первый вздох и закричит. Наяды, которых позвали родители перед родами, стояли в углу комнаты, сложив руки на груди и раздраженно цокая.

– Вы не спасете мальчишку своей грязной магией.

Голос одной из наяд напоминал бурлящий водопад. Она вскинула полный презрения взгляд на дриад, которые, опешив, перестали колдовать над моим посиневшим телом.

– И что же ты предлагаешь сделать? – почти выплюнув слова в лицо наяды, произнесла одна из дриад, попутно смахнув прилипшую ко лбу прядь зеленоватых волос.

– Отдайте нам дитя.

Тем временем темный сгусток магии, который медленно скользил по телу, юркнул в мой раскрытый детский рот. Пока дриады и наяды сверлили друг друга ненавидящими взглядами, детский крик наконец рассек тишину.

Отец, вскинув голову, с застывшим ужасом на лице произнес:

– Дьявол… дьявол… дитя порока и тьмы…

В подтверждение его слов из моей головы начали появляться остроконечные рога, за спиной распахнулись перепончатые крылья, чуть подрагивая в такт хаотичным движениям. Крик, заполонивший комнату, до сих пор отголосками прошлого звучит в голове.

Когда родители узнали, что у них родился дьявол, они отреклись от меня, отослали в один из дворцов, погибающих в болотистой трясине. Мать, умоляя отца этого не делать, падала на колени и ревела, глядя, как дитя увозят. Ее возлюбленный, словно каменное изваяние, распахивал белоснежные крылья и преграждал женщине путь каждый раз, когда она пыталась дотянуться до меня, спрятать, оставить рядом. Для того чтобы сослать сына в неизвестность, им потребовалось десять лет.

Уже три года я жил отшельником вдали от родителей, но разъедающее чувство обиды и горечи не покидало душу.

С самого детства твердили, что я – дитя порока и тьмы, что мне уготованы страшные испытания и муки на предсмертном одре. Но из раза в раз я задавался вопросом – что такого мог сделать десятилетний ребенок, существовавший все эти годы затворником, чтобы родной отец ненавидел его?

Мои родители были ангелами – душами умерших богов, вымолившими у Смерти второй шанс. Хлоя смилостивилась и даровала им жизнь, но в обмен они пожертвовали всеми воспоминаниями, которые хранили их разум и сердце. Лишь любовь осталась в их душах и помогла найти друг друга на земле. Родители испытывали то самое чувство, которое не было подвластно дьяволу: он мог управлять лишь пороками и желаниями смертных и чудовищ.

Что такое любовь? Я пытался найти ответ, но из раза в раз натыкался на непроходимую стену, которая омрачала сердце. И лишь в тот вечер, когда сбежал из дворца, смог получить ответы на свои вопросы.

Родителям все равно. Им было все равно, когда проснулся мой дар, было все равно, когда я впервые опробовал силу, убив стаю Стимфали́йских птиц. За несколько дней до случившегося я узнал, что родители ждут ребенка. Девочку-ангела. Аста́рту. Чувство радости, которое испытал сначала, сменилось на презрение и ненависть, но не к новорожденной сестре, а к тем, кто бросил меня. Отец, который до этого изредка все-таки мог заговорить со мной, теперь просто игнорировал мои слова, считая порочное дитя пустым местом, не стоящим никакого внимания. Мать оказывала чуть больше внимания, а затем полностью переключилась на сестру, которая улюлюкала и дергала ногами на руках женщины. Родители так были рады рождению дочери, что не заметили, как аура окутывала ее нутро, как голубого оттенка глаза покрывались темной поволокой. Они не чувствовали запаха разложения, исходящего от тела младенца. Белоснежная кожа, золотистые локоны, небольшие крылья с бирюзовым вкраплением, вторившие оттенку волос. Ангел во плоти, дьявол по происхождению.

Я не мог смотреть на любовь родителей и сестры, чувствуя себя лишним. С момента рождения сестры я стал изгоем, которому оставались считаные часы, дни, недели до того, как отошлют, словно прокаженного, прочь, чтобы не мешал идиллии, воцарившейся в семье. Отец стал часто поднимать на меня руку, когда я оказывался рядом с сестрой, чтобы почувствовать и попробовать истребить тьму, разрастающуюся в детском теле с каждым днем все сильнее. Мать не возражала мужу, боясь попасть под горячую руку. В такие моменты она лишь брала сестру в свои объятия и уходила из комнаты, неслышно прикрывая дверь.

Но в одну из ночей я услышал детский плач, смешивающийся с хриплым смехом – настолько жутким, что по коже пробежали мурашки. Прислушавшись, понял, что в доме все спали. Я слез с кровати и вышел из комнаты, направившись в покои сестры. Лунный свет сквозь окна освещал темный коридор, на стенах висели гобелены с изображением богов, истребленных во время войны и имена которых приписали к лику святых. Афродита, Дионис, Фемида, Гермес и многие дети Олимпа – все они лишь картинки, застывшие, натянутые на раму полотна с краской, без души. Смерть не дала им шанс на возрождение, посчитав, что они будут нужнее в ее царстве, подобно лучу солнечного света. Я осторожно, но уверенно продолжал идти вперед под пристальными взглядами умерших богов, хотя все тело тряслось от волнения и какого-то ужаса, к которому уже был готов.

Дойдя до комнаты сестры, трясущимися руками обхватил дверную ручку и резко распахнул створку, застыв на пороге. Темная материя, напоминающая волкообразную дымку, нависла над Аста́ртой и питалась ее страхом. Тварь, оскалив прогнившие зубы, с которых стекала темная жидкость, издала лающий смех, когда девочка вновь всхлипнула и попыталась прикрыть глаза маленькими ручками. Мое тело трясло от страха, но я нашел в себе силы и вошел в комнату, споткнувшись об игрушку, чем привлек внимание твари. Она медленно повернула голову в мою сторону и улыбнулась. Пар вырвался из ее ноздрей, обдав комнату запахом смрада и разложения. Острые когтистые лапы вцепились в стену и начали драть краску, которая летела на сестру, хороня под слоем пыли. Тварь издевалась, зная, что я не представляю для нее никакой опасности. Моя магия еще не пробудилась в полную силу. Сестра завозилась и вновь издала протяжный крик, который в этот раз разбудил родителей. Тварь, прижав обезображенную лапу ко рту, приказала молчать и скрылась в распахнутое окно.

Отец вбежал в комнату первый и, увидев, как дочь кричит и пытается отдышаться от клубов пыли, отшвырнул меня в стену и прижал локоть к горлу, перекрыв дыхание. Я пытался ослабить хватку, но он лишь сильнее надавил на кадык, заставив рвано задышать. Мать, вбежавшая следом, вскрикнула и побежала к дочери, разгребая руками засохшую краску со стен.

– Ты пытался убить мою дочь, никчемный демон, – прошипел отец.

– Я б… бы никог… гда не прит… тронулся…

– Врешь! – закричал отец и резко убрал руку от моего горла.

Я рухнул на пол и схватился пальцами за шею, пытаясь сделать глубокий вдох, от которого закашлялся. Затуманенным взглядом наблюдал, как ревущая мать прижимала к себе сестру, всхлипывающую на ее руках и смотрящую на меня темным, почти что озлобленным взглядом, где таилась ненависть всего мира. Я почувствовал в этот момент удар в грудь, болезненно отозвавшийся по всему телу.

Отец, стоя напротив меня, воссоздал из магии хлыст, который рассекал воздух при каждом взмахе. Не веря в происходящее и посмотрев на свою грудь, я сглотнул горькую слюну, увидев, как через разорванную рубашку проявилась полоса крови. Отец замахнулся еще раз и еще, нанося удары. Я крепко сжал челюсти и вскинул голову вверх, приказывая самому себе не плакать.

Тринадцать ударов плетью пришлось по моему телу. Рубашка напиталась теплой жидкостью, стекающей к ногам, образуя на полу алые разводы. Мать крепко прижимала сестру к груди, стараясь не смотреть в нашу сторону. Отец откинул плеть и с ревом приказал мне выметаться.

Чтобы выплеснуть магию, бурлящую под кожей, я сбежал в лес, где на поляне выклевывали язык и глаза Стимфали́йские птицы существу, которое напоминало ламию, – лишь кончик хвоста, лежащий чуть поодаль, подтвердил мои догадки. Они синхронно вскинули головы, почувствовав запах моей крови, и яростно захлопали крыльями, готовясь к нападению. Это послужило последней каплей. Плотина, которую я столько лет возводил, удерживая магию, дала трещину. Крылья, распахнувшись, с корнем вырвали пару кустарников. Алая дымка заволокла глаза, откуда теплой струйкой начала стекать кровь. Руки сжались в кулаки, и ударная волна магии пробежалась по поляне, заставляя птиц биться в агонии. Их тела с треском разламывались, ребра прорывались сквозь перья, распахиваясь, словно цветок. Я не принадлежал себе, магия взяла контроль над моим телом и силами. Лишь когда разум начал проясняться спустя долгие минуты, я вскрикнул и рухнул на землю, окинув поляну затуманенным взглядом. Пять распотрошенных птиц лежали рядом друг с другом, головы и крылья были вывернуты под углом, широко распахнутые глаза устремлены в небо. Спустя мгновение меня вырвало. Наутро отец нашел умерщвленных птиц, и бо́льших причин ему и не надо было – я стал убийцей, который может уничтожить не только монстров, но и собственную сестру. Мне было всего десять лет.

Я не позволил воспоминаниям взять верх, мчался сквозь сгущающиеся сумерки и редко кидал беглый взгляд назад, убеждая, что за мной никто не следует. Уханье сов, шелест деревьев, потрескивание веток под моими ногами – звуки должны были успокаивать, убаюкивать в лесных объятиях, но страх только сильнее проникал в душу и обхватывал сердце своими щупальцами. Легкие горели огнем, бок кололо. Прислонившись к дереву рукой, я чуть нагнулся и попытался отдышаться. Только сейчас понял, что все звуки стихли, даже ветер не играл с листвой. Моя неокрепшая магия бурлила по венам, создавая щит. Тихий трескучий голос послышался за спиной. Я резко повернулся и вскинул руку, направляя силу на источник звука. Дерево, стоящее поодаль, вспыхнуло багровым пламенем, затрещало и повалилось. За ним в лохмотьях стояла женщина лет сорока – руки опущены, босые ноги, волнистые волосы пшеничного цвета, скрывающие половину лица.

– Кто ты? Что тебе надо? – громко спросил я, игнорируя голос разума, заставляющий молчать и бежать со всех ног.

– Подойди ко мне, мой мальчик, я не обижу тебя.

Глазами я начал искать пути отступления, но болотного цвета магия стрелой достигла и сковала тело. Закричав, я почувствовал, как что-то мягкое коснулось рта. Мои глаза расширились в ужасе от увиденного.

Эхса́. Паук, достигающий двадцати сантиметров в длину. Его белоснежное пушистое тело было покрыто острыми волосками, с которых стекал яд. Четыре пары глаз устремились на меня. Паук, не обращая внимания на мои мычания и попытки вырваться, плел паутину вокруг рта и спрыгнул на землю лишь после того, как убедился, что я не смогу издать ни звука. Незнакомка щелкнула пальцами, и насекомое осело на траву кучкой пепла.

Женщина бесшумно направилась в мою сторону. Вместо ног у нее было облако золотистого пара, на котором она чуть покачивалась в такт движениям.

Джинн.

Остановившись в нескольких сантиметрах, она осторожно обхватила мое лицо руками, будто боялась причинить боль.

– Мальчик, так отчаянно веривший в любовь. Мужчина, чье сердце так отчаянно будет требовать покоя. Дьявол, которому уготована великая судьба. Не бойся меня, я всего лишь хочу помочь. – По-матерински нежно проведя по моей щеке большим пальцем, она тихо спросила: – Могу ли я доверять тебе?

Моргнул, поняв, что незнакомка хочет, чтобы я молчал. Та тепло улыбнулась, схватила паутину и дернула на себя. От неприятных ощущений я сморщился и поводил губами в стороны, прогоняя боль. Я посмотрел на женщину, задавая немой вопрос.

– Я боялась, что ты вновь закричишь. Прости за это, – джинн провела подушечками пальцев по моим воспаленным губам и тихо выдохнула, понурив голову, – прости. Ты мог разбудить Аба́асы.

– Что вам нужно? – проигнорировав предостережение женщины, с упреком спросил я.

– Я всего лишь хочу помочь.

– Разве я нуждаюсь в помощи?

– Да. Каждый нуждается в этом, но боится признаться сам себе. Мы можем найти спасение друг в друге. Твой дар не позволит мне солгать. Проверь, если так будет угодно.

– Я окутан вашей магией, словно ядовитой паутиной, – процедил сквозь зубы я, стараясь не смотреть в глаза в попытке оставить незамеченным стыдливый румянец, окрасивший лицо.

– Прости, – спохватившись, женщина рассеяла магию, и я рухнул на колени. Зашипев, посмотрел на нее исподлобья, но промолчал. Я с силой надавливал на рот, стараясь стереть остатки паутины тыльной стороной ладони. Женщина протянула свою руку, желая, чтобы я узнал ее истинные мотивы и мысли. Долю секунды изучал ее серебристую кожу. Мотнув головой, встал с колен и обхватил пальцы женщины в приветствии, не призывая магии. Та улыбнулась кончиками губ и обхватила мою ладонь, чуть сжав.

– Мы так с тобой похожи.

– Не вижу сходства, – вырвав руку из хватки, я воссоздал вокруг себя щит и пошел дальше вглубь леса, желая провести эту ночь в одиночестве. Спиной чувствовал, что женщина последовала за мной.

– Я желаю, чтобы меня любили, чтобы во мне нуждались. Разве мы не похожи, Мулцибе́р?

На долю секунды я замедлил шаг, но, спохватившись, мотнул головой и направился обратно в сторону замка, и вправду боясь потревожить Аба́аса. Пройдя несколько метров, не услышал характерных шагов за спиной и, обернувшись, увидел, что джинн парила над землей, пристально глядя мне вслед. Фыркнув, протянул руку и кивнул головой в сторону выхода из леса, который прямой дорогой вел ко дворцу.

– Идете? Не оставлять же вас здесь одну посреди ночи.

Лицо женщины сначала исказилось в недоумении, но затем на нем расцвела полная благодарности улыбка, так что уголки моих губ непроизвольно дрогнули. Джинн, подплыв и чуть подрагивая, оказалась рядом и крепко обхватила мои пальцы, чуть сжав.

– Спасибо.

Я пожал плечами и пошел вперед, подстраиваясь под темп женщины, стараясь не сильно ускорять шаг. Вопрос о том, откуда незнакомка знала мое имя, я так и не задал.

Джойс

Я безмолвно следовала за мальчиком. Была близка к тому, чтобы покончить жизнь самоубийством, обратить магию против себя, дабы она пропитала тело ядом, который медленно и мучительно уничтожил бы все изнутри. Но страх, исходящий от ребенка, заполонил собой всю поляну и не дал совершить опрометчивый шаг. Не в силах сделать свою жизнь лучше, я обязана помочь тому, кто этого заслуживает.

Маленькое хрупкое тельце металось меж деревьев, ярко сияющие сапфировые глаза искали кого-то в темноте. Магия ребенка багровой дымкой струилась и обволакивала мальчика, стараясь воссоздать невидимый щит. Но я прожила достаточно, чтобы понять, что страх, наполняющий сердце и душу ребенка, был вызван не чем иным, как одиночеством. Мальчик боялся вновь оказаться ненужным, выброшенным на берег, словно рыба, хватающая жалкими рваными вздохами воздух. Он способен продлить существование на несколько мгновений, после чего наступит тьма, поглощающая всецело.

Все, ради чего жила, было обманом. Все, ради чего прислуживала, оказалось не чем иным, как рабством. Меня заманивали ласковым словом и теплым объятием в свои капканы те, которым нужно одно – моя магия, способная исполнить самые заветные желания.

Но этот ребенок… я чувствовала, как растет его сила, слышала ее зов, но мальчик противился, считал себя чудовищем, которому не место среди других существ. Лишь призвав магию, обнажавшую истинную сущность и природу, с ужасом осознала, что на нем была метка Смерти. Вопреки всем законам, дитя должно было умереть – его душа несколько долгих минут пребывала в Забвении, что сказалось на ребенке. Он должен был родиться ангелом, но Смерть решила обыграть всех, сделав мальчишку своим прислужником.

Я двинулась чуть ближе, скрываясь меж деревьев. Мягко ступая по траве, на ощупь продвигалась дальше, стараясь дышать как можно тише. Внезапный звук ломающейся сухой ветки заполнил собой поляну. Я почувствовала, как мальчик остановился, со страхом вглядываясь в темноту.

– Ну же, призови магию, покажи, чего ты на самом деле стоишь, – произнесла я одними губами, выпрямилась и собрала магию в кулаки, зная, что мальчик воспользуется своей силой. Но не для демонстрации могущества, о котором он пока не догадывался. Им двигало одно – сохранить жизнь любой ценой. Даже если для этого придется убить.

Багровая магия, похожая на остроконечные стрелы, пронзила дерево, где я скрывалась. Передо мной стоял испуганный мальчик лет тринадцати с угольно-темными волосами, сквозь которые прорывались небольшие рога. Сапфирового оттенка глаза бегло рыскали по моему телу, пытаясь почувствовать опасность, пухлые губы были плотно сжаты, отчего ямочка на подбородке выделялась еще сильнее.

Он так был похож на моего ребенка. Я не смогла спасти собственное дитя, но считала себя обязанной помочь тому, кто потерялся в темноте и одиночестве.

– Мы почти пришли, – пробормотал мальчик и зевнул, прикрыв рот кулаком. Его шаги замедлялись, он то и дело спотыкался.

– Ты утомился, – констатировала я и сбавила шаг, поравнявшись с мальчиком. Хотела было прикоснуться, чтобы приободрить, но он отпрянул от меня, как от огня, который может уничтожить, но не согреть. Мулцибе́р обхватил свое хрупкое тельце руками и спрятал голову в приподнятые плечи. Я прижала ладони к себе, чтобы побороть желание вновь прикоснуться к ребенку, – прости, не должна была…

– Все хорошо, просто я не привык к… подобному.

– Тебя не обнимают?

В ответ была тишина, оказавшаяся красноречивее слов.

Спустя пару минут мы вышли на поляну, посреди которой расположилась крепость. Ее колонны выстроены из темного мрамора, пологая крыша сплошь усеяна остроконечными пиками, спасающими от незваных гостей. Окна покрыты темным материалом, не позволяющим разглядеть то, что происходило внутри. Тонкая дымка багровой магии клубилась по земле, устилая каждый участок. Сила Мулцибе́ра струилась вокруг дворца, уходя вдаль.

Я чуть повернула голову и встретилась глазами с Мулцибе́ром, наблюдавшим за мной с примесью лукавства и опасения.

– Для чего это?

– Чтобы знать страхи, желания и пороки каждого. Я дьявол, и в этом моя сила, – Мулцибе́р пожал худощавыми плечами и пошел дальше. Магия, струившаяся вокруг него, на мгновение задержалась в воздухе, чуть колыхаясь. Была готова поклясться, что она изучает меня.

– Домой, – повысив голос, произнес Мулцибе́р.

Дымка чуть встрепенулась и стремглав нагнала дьявола, зашипев от удовольствия. Она любила своего хозяина, оберегала его, несмотря на то что тот считал ее своим проклятием. Я побрела в крепость, по пути гадая, кому были адресованы последние слова Мулцибе́ра – мне или магии, которая готова уничтожить любого, кто посмеет обидеть ребенка.

Без малого полгода пришлось выстраивать доверительные отношения с мальчиком. Его косые взгляды в мою сторону, плотно сжатые губы, некая скованность в движениях говорили о том, что он не верил мне и не мог осознать до конца, кто я такая и что делала в ту ночь в лесу. Я была благодарна Мулцибе́ру за то, что он не задавал лишних вопросов, позволяя проживать в его доме. Все в крепости оказалось чуждо – стены, потолки и ковры, устланные полы не выражали уюта, поленья в камине потрескивали с некой злобой, будто им претила сама мысль дарить свет и тепло чужим.

Мулцибе́р выделил мне комнату рядом со своей. Большие панорамные окна выходили на лес, скрывающий внутри сущий кошмар и непроглядную тьму, которую не мог пробить ни один солнечный луч. Кровать из ясеня, покрытая лаком, стояла напротив окна, по обе стороны висели бежевые плотные шторы. Туалетный столик был усеян различными колбочками и склянками, названия веществ внутри которых написаны на неизвестном мне языке. Небольшое трюмо расположилось в углу, на нем стояла тарелка с нарезанным сыром и вяленым мясом и кувшин со свежей водой. Больше в комнате ничего не было.

Когда я впервые оказалась в крепости, нестерпимо хотелось окунуться в железную лохань с горячей водой и смыть с себя остатки дурных мыслей, которые лезли в голову. Мулцибе́р, как и полагается хозяину, проводил меня до комнаты, приоткрыл дверь и впустил внутрь. На мой умоляющий взгляд и безмолвный вопрос о том, где можно искупаться, он сухо ответил:

– Крепость чувствует любое желание, которое испытывает гость в тот или иной момент. Стоит лишь подумать, и оно тут же исполнится.

– Ты сотворил эту магию сам? Один?

– Да.

Не сказав больше ни слова, Мулцибе́р развернулся на пятках и стремительно начал исчезать в темном коридоре. Прикрыв за собой дверь, я тихо ступала по прохладному полу, произнося едва слышно:

– Мне необходима лохань с горячей водой, чтобы выкинуть все мысли из головы.

В ответ на просьбу одна из стен начала слабо подсвечиваться лиловым отблеском, после чего появилась небольшая деревянная дверь. Приоткрыв ее, ахнула – в несколько метров железная лохань, до краев наполненная горячей водой, откуда шел пар, несколько небольших баночек, внутри которых колыхалась жидкость серебристого, золотистого и янтарного цветов, кусочек лавандового мыла, лежащий на краю.

– Спасибо.

Пол подо мной немного дрогнул. Дом принял благодарность. И меня.

Горячая вода помогла вынырнуть из водоворота воспоминаний. Обтеревшись полотенцем и намазав кожу отваром ромашки и мака для крепкого сна, прошлась вдоль кровати, едва касаясь пальцами мягкого одеяла. Могла спокойно принимать облик смертного, используя вместо дымки ноги. С ними чувствовала себя незащищенной, но в крепости я была в безопасности.

Вздрогнула от внезапного стука в дверь. Сердце бешено забилось в груди, но я нашла силы подойти и открыть ее. Дернув на себя створку, увидела на пороге Мулцибе́ра, который сонно потирал глаза и зевал. Встретившись со мной взглядом, он стыдливо произнес:

– Не могу уснуть.

Я улыбнулась и отодвинулась в сторону, пропуская мальчика в комнату. Тот несколькими шагами пересек ее и залез на кровать, укрывшись одеялом почти что с головой. Лишь глаза светились противоестественным блеском.

– Вы… вы расскажете мне… сказку? – запинаясь, произнес ребенок. Я чувствовала стыд, исходивший от него, словно голодный зверь. Он хотел иметь друга, ощущать поддержку, но боялся признаться в этом самому себе.

– Конечно, мой мальчик. Про что ты хочешь услышать?

Я прилегла рядом и по-матерински опустила одеяло с лица, подтолкнув его под шею. Магия ребенка замурчала, принимая мою заботу. Она так же, как и Мулцибе́р, изголодалась по чувствам, которые окрыляли и давали надежду, помогая пережить самые темные времена.

– Мне без разницы. Что сами захотите.

– Что ж… – Я укрыла ноги одеялом, облокотилась спиной о кроватный щиток и притянула мальчика к себе, чуть приобняв за плечи. – Незадолго до того, как Зевс и Посейдон воссоздали континенты, на свете жила маленькая фея, которая питалась пыльцой и пила росу. Ее магия была сильнейшей из всех, что знал свет. Сердце феи, полное отваги, доброты и милосердия, служило светом для тех, кто потерялся во тьме. Она помогала богам воссоздавать континенты, наделяла души людей и чудовищ светом, которые они сами же и сгубили своей жестокостью, алчностью и завистью. Две расы, так отличающиеся, но до боли похожие, начали истреблять друг друга, ведомые злым роком судьбы. Фея металась, словно загнанный в клетку зверь, силясь помирить людей и чудовищ, но все было напрасно. Каждое ее движение, каждое слово было приравнено к предательству. Единственное, что фея могла сделать для предотвращения войны, – спасти невинную жизнь, а затем умереть. Обратившись к богам, она попросила изменить внешность и сделать ее сиреной, чтобы перед смертью она смогла познать, каково это – стать частью моря. Ее молитвы и просьбы были услышаны. Боги даровали ей такую возможность, но ограничили во времени. Фея в облике сирены направилась в море, нашла корабль, который попал в шторм, и спасла дочь купца, путешествующую вместе с отцом. Смертный рассказал об этой вести на своем континенте, тем самым доказав, что чудовища – не враги, что среди них, равно как и среди смертных, есть милосердные создания. Спустя час фея, добравшись до суши и приняв истинный облик, погибла. Но ее свет, который, подобно тысяче фейерверков, ослепил собой все континенты, даровал надежду на светлое будущее.

– А еще? Можно еще одну сказку? – Мулцибе́р чуть подался вперед, вглядываясь в мое лицо с той наивностью, которая присуща всем детям.

– Отдыхай, а я посижу рядом, пока сон не примет тебя в свои объятия. А завтра, если захочешь, расскажу еще одну сказку.

И он захотел. Он прибегал ко мне неделю, слушая сказки о чудовищах, жертвовавших собой ради благой цели или любви, которая была им непостижима. На третий день мальчик спросил, как меня зовут, и я ответила, осознав, что так и не представилась.

На девятый день Мулцибе́р попросил рассказать еще, но я, сглотнув ком, образовавшийся в горле, тихо произнесла:

– Девятая история еще не дописана, мой мальчик.

– Кем? Кем не дописана, Джойс?

– Самой жизнью.