М. г.!
Позвольте мне обратиться к посредству вашего уважаемого журнала для указания на некоторый неприятный казус, уже в другой раз повторяющийся со мною в течение моей литературной карьеры.[1] В начале нынешнего года я написал небольшую вещь, озаглавленную «Рассказ отца Алексея». Знакомый мне редактор небольшого парижского журнала «La Republique des lettres», которому я обещал свое сотрудничество, попросил у меня позволения поместить в своем издании перевод этого рассказа. Я согласился; самый же оригинал препроводил в редакцию «Вестника Европы» (он, вероятно, будет помещен в майской книжке этого журнала). И вдруг этот рассказ, переведенный с французского под заглавием «Сын попа» («Le fils du pope»), появляется в фельетоне «Нового времени» – да еще с таким подстрочным замечанием, что читатели могут, пожалуй, принять этот перевод за принадлежащий мне русский текст. Одна газета точно так же поступила несколько лет тому назад с одной моей повестью, немецкий перевод которой появился недели за две до напечатания русского оригинала. Но я не ожидал такой бесцеремонности со стороны г. Суворина. Оказывается, что я ошибался.
Мне остается заметить, что в переводе «Нового времени» совершенно пропал тон рассказа, вложенного мною в уста священника; кроме того, я, уже после напечатания французского текста, прибавил немалое число отдельных штрихов…[2] и потому смею надеяться, что напечатание «Рассказа отца Алексея» в «Вестнике Европы» не покажется лишним.
Позвольте мне кстати прибавить несколько слов по поводу критических замечаний г. Тора (в том же «Новом времени») на переведенную мною легенду Флобера «Св. Юлиан Милостивый». Я не стану входить в препирательство с г. Тором насчет достоинств самого произведения: у всякого свой вкус. Мне хочется только представить несколько возражений против упреков, делаемых г. критиком собственно моему переводу.[3] С двумя из них я готов согласиться: лучше было бы сказать «с пеной у рта», чем «с пеной во рту»; и слово «зияли» следует заменить другим, например, словом «рдели». Но почему «повелевать пространством», или «Если бы я не захотел… однако?», или «сон или действительность – то было» и т. д., или «Его собственная особа ему претила» – галлицизмы? Подобные обороты встречаются и под пером наших лучших писателей и в устах русских людей, в живой речи. Г-н Тор особенно недоволен тем, что у меня сказано «обитать замок», т. е. тем, что я употребил этот глагол с винительным падежом. Я очень хорошо знаю, что это считается у нас галлицизмом, и что глагол «обитать», как глагол действительный, не существует в наших словарях. Но тут я поступил сознательно, преднамеренно, – и вот какие меня к тому побудили причины.