Вторник, 21 августа, 7 часов 12 минут
Отель «Ридженси»
Балтимор, Мэриленд
Первые лучи солнца только начали пробиваться между тяжелыми гостиничными шторами, а Генри уже сидел за письменным столом из орехового дерева и разглядывал ряд найденных вместе с мумией артефактов: серебряное кольцо, обрывок выцветшего пергамента с неразборчивыми надписями, две испанские монеты, ритуальный серебряный кинжал и тяжелое доминиканское распятие. Генри чувствовал, что ключ к судьбе священника таится в этих нескольких предметах. Вот только бы соединить их вместе…
Качая головой, Генри потянулся и потер глаза под стеклами очков. Наверное, у него ужасный вид. Профессор по-прежнему сидел в помятом сером костюме, хотя и сбросил пиджак прямо на незаправленную постель. Весь вечер он изучал находки, лишь в полночь оторвавшись от них, чтобы немного вздремнуть. Однако артефакты настойчиво тянули к письменному столу, а также к стопке книг и журналов, позаимствованных в библиотеке Университета Джонса Хопкинса. Генри никак не мог выбросить из головы загадку, особенно после своего первого открытия.
В сотый раз он взял в руки серебряное кольцо монаха. Он уже успел осторожно очистить поверхность от грязи и обнаружить едва заметные буквы вокруг геральдического знака в центре. Подняв лупу, профессор прочел на кольце фамилию доминиканца: «Де Альмагро». С помощью этого крошечного фрагмента мозаики мумия превратилась в мыслях Генри в реального человека. Имя снова вернуло ему плоть и кровь. У него была своя история, прошлое, даже семья. В одном лишь имени, оказывается, заключается так много.
Опустив лупу на стол, Генри взялся за ручку и принялся добавлять к своему наброску эмблемы с кольца заключительные детали. Часть ее, очевидно, представляла собой фамильный герб де Альмагро, но рядом виднелось распятие со скрещенными над ним шпагами. Герб почему-то показался Генри знакомым, однако он никак не мог его вспомнить.
– Кто же ты, монах де Альмагро? – пробормотал профессор, не отрываясь от работы. – Что ты делал в затерянном городе? И почему инки тебя мумифицировали? – Покусывая от усердия нижнюю губу, Генри завершил на рисунке последний росчерк, затем взял бумагу и поднес ее к глазам. – Вот так.
Он взглянул на часы. Было почти восемь. Очень не хотелось звонить в такую рань, но ждать он тоже больше не мог. Профессор развернул кресло, дотянулся до телефона и, убедившись в том, что портативный факс в порядке, набрал номер.
Ответили официально и кратко:
– Офис архиепископа Керни. Чем могу быть полезен?
– Это профессор Генри Конклин. Я звонил вчера по поводу доступа к архивам вашего ордена.
– Да, профессор Конклин, архиепископ Керни ждет вашего звонка. Одну минуту, пожалуйста.
Генри слегка озадачил подобный прием. Конклин ожидал, что его соединят не с самим архиепископом, а с каким-нибудь мелким служителем архива.
С того конца линии послышался твердый, хотя и радушный голос:
– Профессор Конклин, ваша новость о мумифицированном священнике наделала у нас много шума. Очень интересно. Что вы узнали и чем мы можем помочь?
– Спасибо, но мне вовсе не хотелось беспокоить ваше преосвященство.
– На самом деле я заинтригован. Перед поступлением в семинарию я защитил диссертацию по европейской истории. Возможность участвовать в подобном исследовании – скорее честь, чем беспокойство. Поэтому прошу вас, говорите прямо, в чем вы нуждаетесь.
Генри внутренне улыбнулся тому, что по счастливой случайности нашел в среде духовенства любителя истории.
– Благодаря помощи вашего преосвященства и доступу к церковным архивам я надеялся сложить воедино прошлое этого человека, возможно, пролить свет на то, что с ним произошло.
– Весьма вероятно. Я полностью в вашем распоряжении, поскольку если мумия – действительно монах доминиканского ордена, то ее следует предать земле. Если потомки этого человека еще живы, полагаю, следует вернуть его останки для подобающего захоронения.
– Полностью согласен. Я пытался добыть как можно больше сведений самостоятельно, но мне понадобится доступ в ваши архивы. Пока удалось установить только фамилию – де Альмагро. Скорее всего, он был монахом испанского ордена доминиканцев, восходящего к тысяча пятисотым годам. Кроме того, у меня есть копия семейного герба этого человека, которую я хотел бы послать вам факсом.
– Хмм… тысяча пятисотые годы… такие старые записи нам, наверное, придется поискать в архивах аббатств. Потребуется время…
– Я так и предполагал, но надеялся приступить к работе до возвращения в Перу.
– Да, и это навело меня на мысль, откуда начинать поиски. Разумеется, я направлю ваши сведения в Ватикан, но в Куско, в Перу, есть очень старая доминиканская территория, которой управляет, по-моему, аббат Руис. Если священника направляли миссионером в Перу, в местном аббатстве могли остаться какие-нибудь документы.
Генри выпрямился в кресле, от волнения забыв про усталость. Ну конечно! Жаль, что не додумался сам.
– Отлично. Благодарю вас, архиепископ Керни. Смею надеяться, что ваша помощь в разгадке тайны окажется решающей.
– Я тоже на это надеюсь. Мой секретарь даст вам номер факса. Жду послания.
– Сейчас же его отправлю.
Генри почти не заметил, как его снова соединили с секретарем, который продиктовал номер факса. В голове профессора закрутились различные возможности. Если отец де Альмагро долгое время прожил в Перу, наверняка сохранились его письма и доклады в аббатство Куско. Вероятно, в этих письмах найдется и ключ к затерянному городу…
Онемевшими пальцами Генри положил трубку, просунул в аппарат рисунок и, набрав номер, услышал привычное жужжание.
Затем он заставил себя подумать о другой окружающей мумию тайне. Всю ночь он прослеживал прошлое этого человека, а сейчас позволил себе остановиться на последней загадке мумии. На том, чего не сказал архиепископу. Генри отчетливо вспомнил, как череп мумии взорвался и из него выплеснулось золото.
Что же все-таки случилось? И что вырвалось наружу? Генри знал, что архиепископ не в силах ответить на этот вопрос. Помочь может только один человек – тот, для звонка которому он уже придумывал предлог. Спустя тридцать лет после первой встречи Генри никак не мог выбросить эту женщину из головы.
Мелодичным звоном факс объявил о завершении отправки. Генри поднял трубку и набрал еще один номер. После пяти длинных гудков послышался запыхавшийся голос:
– Алло?
– Джоан?
В ее голосе почувствовалось недоумение.
– Да?
Генри представил тонкое лицо Джоан, обрамленное водопадом смоляно-черных волос. Время почти не коснулось ее, прибавив к портрету лишь чуть-чуть седины, очки и несколько новых морщинок. Но все самое восхитительное осталось: загадочная улыбка, насмешливые глаза. Годы не притупили ни сообразительности, ни острого любопытства Джоан.
Генри вдруг стало трудно говорить.
– Это… это Генри. Я… извини, что беспокою в такую рань.
Голос заметно потеплел.
– Рань? Я только что вернулась из больницы.
– Ты ночью работала?
– Да, просматривала результаты компьютерной томографии твоей мумии и… в общем… – она смущенно помолчала, – потеряла счет времени.
Взглянув на свою измятую одежду, Генри улыбнулся.
– Я тебя понимаю.
– Ну как, узнал что-нибудь новое?
– Так, кое-что. – Он быстро рассказал о том, как обнаружил имя монаха, и о своем звонке архиепископу. – А ты?
– Надо спокойно сесть и как следует подумать. Состав в черепе получается совершенно необычным.
Прежде чем Генри успел осадить себя или взвесить свое решение, он выпалил:
– Позавтракаем сегодня?
Задав вопрос, он весь подобрался. Профессору не хотелось показаться таким нетерпеливым. Его щеки вспыхнули от неловкости.
Повисло долгое молчание.
– Боюсь, с завтраком ничего не получится.
Генри мысленно пнул себя за неуклюжесть. Конечно, Джоан видела его насквозь. После смерти Элизабет он разучился ухаживать за женщинами. Впрочем, до сих пор его это и не интересовало.
Джоан продолжила:
– Но что, если мы поужинаем? Я знаю один итальянский ресторанчик на берегу реки.
Генри сглотнул, силясь что-то выговорить. Смел ли он надеяться, что Джоан предполагает нечто большее, чем просто встречу коллег? Возможно, возобновление старых отношений?.. Все было так давно. После студенческих лет, казалось, прошла целая жизнь. Конечно, та искорка, что когда-то вспыхнула между молодыми людьми, давно погасла. Или он ошибается?
– Генри?
– Да… да, было бы здорово.
– Ты остановился в «Шератоне»? Я могу заехать за тобой часов в восемь. Если ты, конечно, не против такого позднего ужина.
– Конечно нет. Я часто ем поздно, так что все в порядке. И… между прочим… э-э…
К счастью, еще один звонок прервал его лепет. Генри смущенно кашлянул.
– Извини, Джоан. Мне тут звонят. Я сейчас.
Он опустил трубку, сделал глубокий вздох и переключился на другую линию.
– Да?
– Профессор Конклин?
Узнав голос, Генри наморщил лоб.
– Архиепископ Керни?
– Да, я только хотел сообщить, что получил ваш факс и просмотрел его. То, что я увидел, явилось настоящим сюрпризом.
– Что вы имеете в виду?
– Знак скрещенных шпаг над распятием. Как бывшему историку этот символ мне хорошо известен.
Генри поднес к свету серебряное кольцо монаха.
– Мне он тоже показался знакомым, но я не смог вспомнить.
– Неудивительно. Рисунок довольно древний.
– Что это?
– Символ испанской инквизиции.
Дыхание застряло у Генри в горле.
– Что?
Перед мысленным взором профессора возникли камеры пыток и разрываемая раскаленным железом плоть. За столетия казней и мучений, совершаемых от имени религии, жуткое церковное судилище давно распустили и заклеймили позором.
– Судя по кольцу, наш мумифицированный монах был инквизитором.
– Господи! – вырвалось у Генри, на минуту забывшего, с кем он говорит.
Архиепископ усмехнулся.
– Я подумал, что вы должны это знать. Я передам вашу информацию в Ватикан и аббату Руису в Перу.
Разговор с архиепископом закончился. Генри сидел как громом пораженный, пока его не напугал звонок, раздавшийся в трубке, которую он так и держал в руке.
– О боже, Джоан…
Профессор переключился на линию Джоан, которая все еще ждала.
– Прости, что так долго, – извинился он. – Позвонил архиепископ Керни.
– Что он хотел?
Генри передал то, о чем услышал, все еще потрясенный новостью.
Джоан ненадолго замолчала.
– Значит, инквизитор?
– Похоже на то, – подтвердил Генри, приходя в себя. – Еще один элемент в нашей мозаике.
– Поразительно. Похоже, сегодня за ужином нам будет о чем поразмышлять.
У Генри на минуту вылетело из головы, что они собирались встретиться.
– Да, конечно. Увидимся вечером, – проговорил он с искренней радостью.
– Договорились.
Джоан поспешно попрощалась и повесила трубку.
Генри медленно сделал то же самое. Он не знал, чему удивился больше: тому, что мумифицированный монах оказался испанским инквизитором, или тому, что договорился о свидании.
Гил взбирался по лестнице единственной гостиницы в окруженном лесом городке Виллакуача. Деревянные ступеньки скрипели под тяжестью посетителя. Поздним утром от жары было трудно спрятаться даже в гостинице. Утирая с шеи пот разорванным рукавом, Гил вполголоса ругался. После ночной пробежки по джунглям ему досталась куча царапин и отвратительное настроение. Договорившись о встрече, он успел лишь немного подремать.
– Хоть бы он не опоздал, – проворчал Гил, поднимаясь к третьей лестничной площадке.
Убежав из палаточного лагеря американцев, охранник с восходом солнца вышел на дорогу, где, по счастью, наткнулся на местного индейца с мулом и кособокой тележкой, который за несколько монет согласился доставить его в деревню. Попав туда, Гил связался по телефону с человеком, который помог ему внедриться в группу американцев. В полдень они условились встретиться в гостинице.
Гил похлопал по спрятанному в кармане золотому кубку и подумал, что торговец антиквариатом выложит за такую диковинку кругленькую сумму. И хорошо: если нанимать бригаду для раскопок, ему понадобятся наличные.
Он провел рукой вдоль длинного ножа за поясом. Если надо будет, он убедит торговца согласиться с предложенной ценой. Гил не позволит чему бы то ни было становиться между ним и его сокровищами, тем более после того, какую цену ему пришлось заплатить.
Поднявшись по лестнице, Гил поправил повязку на обожженной щеке, решительно стиснул зубы, прошел по темному коридору, отыскал нужную дверь и постучался.
Ответил твердый мужской голос:
– Войдите.
Гил толкнул дверь – она оказалась незапертой. Едва он вошел в комнату, как его поразили две вещи. Во-первых, освежающая прохлада. Под потолком медленно вращался вентилятор, создавая легкий ветерок. Двойные застекленные двери были широко распахнуты и вели на маленький балкончик, выходивший в зеленый гостиничный двор. Откуда-то издалека сквозь душное тепло джунглей в комнату залетал прохладный бриз: белые кружевные шторы трепетали, а тонкая москитная сетка вокруг односпальной кровати колыхалась, словно паруса.
Однако больше, чем ветерок, Гила поразил хозяин комнаты, с которым ему впервые довелось встретиться лично. Спиной к балконной двери, небрежно закинув ногу на ногу, перед Гилом сидел в ротанговом кресле высокий мужчина. Одетый во все черное – от ботинок до застегнутой на все пуговицы рубашки, он держал в руке бокал с позвякивающим льдом. Судя по смуглому цвету лица, в жилах этого человека текла испанская кровь. Из-под черной шляпы на Гила оценивающе смотрели темные глаза, над верхней губой тянулись тонкие усики. Не улыбнувшись, хозяин номера лишь показал глазами на второе кресло, приглашая садиться.
Одетый в изодранную, пропотевшую одежду, Гил чувствовал себя, словно крестьянин перед особой королевской крови. Он ощущал в этом человеке жесткость, до которой самому ему было слишком далеко.
– Я… я принес то, о чем мы говорили.
Антиквар еле заметно кивнул:
– Тогда осталось только обсудить цену.
Медленно опустившись в кресло, Гил обнаружил, что примостился на самом краешке и не может откинуться на спинку. Неожиданно ему больше всего захотелось поскорее закончить сделку, какой бы ни оказалась цена, покинуть прохладную комнату и очутиться в привычной духоте шумного городка. Не в силах даже встретиться с собеседником взглядом, Гил уставился в окно – на шпиль городской церкви, тонкий белый крест, четко вырисовывавшийся на фоне синего неба.
– Покажи мне находку, – сказал антиквар и осторожно покачал бокалом.
Лед зазвенел, привлекая внимание Гила.
– Да, конечно.
Он проглотил сухой комок в горле, извлек из-за пазухи зубчатую чашу и положил на стол. На фоне золотой оправы ярко сверкнули изумруды и рубины. Глядя на драгоценного дракона, обвившегося вокруг чаши, Гил набрался смелости.
– И… и это еще не все, – добавил он. – С людьми и нужными инструментами к концу недели я мог бы достать в сто раз больше.
Не обращая внимания на его слова, «испанец» поставил бокал на стол, потянулся к кубку инков и принялся внимательно его разглядывать.
Гил стиснул руки от нетерпения. Пока антиквар изучал работу мастера, Гил не отрывал взгляда от вмятины на краю сосуда. Он боялся, что из-за этого дефекта цена резко упадет. Этот человек требовал, чтобы артефакты доставлялись только в хорошем состоянии.
Когда антиквар наконец опустил чашу обратно на стол, Гил решился взглянуть ему в глаза, но увидел в них только злобу.
– Эта вмятина… она… она уже была там, – пролепетал Гил.
«Испанец» молча встал и подошел к небольшому бару за спиной Гила. Было слышно, как он добавляет в бокал еще льда.
Гил не смел обернуться. Он пристально смотрел на свое сокровище.
– Если она вам не нужна, я… я не настаиваю.
Не оглядываясь, он догадался, что к нему наклонились. Волоски на его затылке зашевелились, тронутые инстинктом пещерных предков. Гил ощутил на своем ухе дыхание антиквара.
– Всего лишь обычное золото. Безделушка.
Слишком поздно почувствовав опасность, он потянулся к ножу на поясе. Но пальцы нащупали только пустые ножны. Прежде чем он успел что-либо сделать, его голову резко рванули назад за волосы. Гил увидел в руке антиквара собственный нож и даже не успел удивиться, как это получилось. Одно движение – и кинжал распорол горло от уха до уха. Затем Гила отшвырнули вперед, и он упал на пол, заливая его кровью.
Перекатываясь на спину и захлебываясь собственной кровью, Гил увидел, что его убийца возвращается к бару за оставленным бокалом.
– П-прошу… – с бульканьем выдавил Гил, умоляюще поднимая руку, когда перед ним стал меркнуть свет.
Хозяин номера не обратил на него внимания.
С глазами, полными слез, Гил снова повернулся к открытому окну и яркому кресту в синем небе. «Пожалуйста, не так…» – беззвучно взмолился он, однако и здесь не нашел спасения.
Осушив бокал, мужчина взглянул на неподвижное тело. На фоне белого пола лужа крови казалась почти черной. Он не почувствовал удовлетворения от убийства. Просто чилиец выполнил то, что от него требовалось, и стал скорее угрозой, чем помощником.
Убийца со вздохом пересек комнату, стараясь не запачкать кровью начищенные до блеска ботинки, и взял со стола сокровище инков. Подбросил его в руке, прикидывая, сколько ему дадут, после того как из чаши вытащат драгоценные камни и переплавят ее в брусок. Черноволосый и его люди надеялись найти кое-что другое, но годилось и это. Судя по рассказу Гила о подземном склепе, оставалась надежда на более крупную добычу. Отступив к кровати, «испанец» поднял кожаный мешочек и, спрятав в него чашу, осмотрел комнату. К ночи ее нужно было освободить.
С мешочком в руке мужчина вышел из номера в духоту узкого коридорчика и лестниц. Лоб быстро покрылся капельками пота, но он даже не потрудился их вытереть, так как вырос в этих влажных высокогорьях и привык к жаре. Человек в черном был полукровкой – наполовину испанцем, наполовину местным индейцем. Несмотря на эту печать бесчестия, ему удалось пробить себе дорогу наверх и завоевать уважение других.
Миновав вестибюль отеля, мужчина вышел прямо под лучи полуденного солнца. Блестящие ступеньки ослепляли. Заслонив глаза рукой, он чуть не налетел у подножия лестницы на индианку с ребенком.
Одетая в груботканое платье и шаль женщина испугалась, и мужчина принялся извиняться. Но она упала перед ним на колени, ухватила за ногу и подняла к нему ребенка, завернутого в яркое одеяло из шерсти альпаки. Женщина о чем-то умоляла на местном языке кечуа.
Милостиво улыбнувшись и кивнув в ответ, человек положил мешочек на нижнюю ступеньку, потянулся к шее и достал из-под одежды серебряное нагрудное распятие. Оно четко выделялось на фоне черного одеяния. Мужчина поднял руку над головой ребенка, быстро благословил его, поцеловал в лобик и, забрав мешочек, по деревенской улице продолжил путь к церкви, держа курс на шпиль.
Маленькая индианка крикнула вслед:
– Gracias! Спасибо, отец Отера!
В темноте разрушенного храма время тянулось бесконечно. Мэгги казалось, что прошло несколько дней, но, если верить ее часам, еще не кончилось утро. Студенты находились в плену меньше чем полдня.
Мэгги наблюдала за своими друзьями, стоя чуть поодаль от них, в главном коридоре, со скрещенными на груди руками. Сэм с винтовкой на плече остановился возле груды камней, прижав к губам рацию. С самого рассвета техасец периодически выходил на связь с Филиппом, пытаясь помочь аспиранту в оценке разрушений.
– Нет! – рявкнул Сэм в переговорное устройство. – Если ты попробуешь откопать старую шахту, то обрушишь все прямо на нас. – Наступило молчание, во время которого Сэм слушал ответ Филиппа. – Черт, да постой же! Я тут, внизу. И я вижу, что опорные стены лежат на завале из камней. Ты нас прикончишь. Найди, где эти мародеры рыли к раскопкам туннель. Так будет лучше всего.
Сэм покачал головой и пояснил Мэгги:
– Он там обделался со страху.
Мэгги ответила ему вымученной улыбкой.
Ральф и Норман жались к единственному источнику света – фонарику Денала. Ральф держал фонарь так, чтобы Сэм мог осмотреть разрушения и состояние крыши. После короткого сна Норман отснял несколько кадров и теперь стоял со свисающей с пояса камерой, готовясь представить миру впечатляющие доказательства своих приключений. Впрочем, судя по бледному лицу фотографа, Мэгги не сомневалась, что тот охотно отдаст свою Пулитцеровскую премию за возможность выбраться из передряги живым.
– Берегись!
Оклик сзади напугал Мэгги. Она замерла, но чья-то рука резко толкнула ее вперед. Девушка, спотыкаясь, сделала несколько шагов, и тут за ее спиной рухнула на пол огромная гранитная глыба. Весь храм содрогнулся.
Отгоняя рукой пыль, девушка оглянулась и увидела засыпанного землей Денала, который медленно поднимался на ноги. Их разделял кусок обвалившейся скалы. Мэгги онемела от ужаса, сообразив, что ее чуть не раздавило.
Тем временем подоспел Сэм.
– Поглядывай за потолком, – посоветовал он.
– Да пошел ты со своими шуточками. – Уцепившись за глыбу, Мэгги повернулась к мальчику. – Спасибо, Денал.
Тот пробормотал что-то на родном языке, пряча взгляд. Если бы было светлее, Мэгги наверняка заметила бы, что Денал покраснел. Она взяла его за подбородок и поцеловала в щеку. Когда Мэгги отстранилась, то увидела огромные, словно блюдца, глаза подростка.
Чтобы больше не смущать его, она отвернулась.
– Сэм, пожалуй, нам стоит спуститься на следующий уровень. – Девушка махнула рукой на свалившийся камень. – Ты прав, тут и правда все еле держится. Чуть в стороне будет безопаснее.
Сэм задумчиво снял шляпу и, разглядывая потолок, запустил в волосы пятерню.
– Да, наверное.
Осветив фонариком потолок, вперед выступил Ральф.
– Смотрите, потолочные плиты сместились.
Мэгги изучила потолок. У Ральфа оказался острый глаз: из-за взрыва часть квадратных каменных глыб на несколько сантиметров отодвинулась от других. Пока студенты смотрели, один из блоков съехал еще на сантиметр.
Наверное, Сэм тоже это заметил. Его голос дрогнул.
– Ладно, ребята, спускаемся.
Ральф с фонариком возглавил группу. Следом за ним пошел Норман.
– Сейчас я бы не отказался от стакана лимонада, да чтобы льда побольше.
Сэм кивнул:
– Если ты принимаешь заказы, Норм, мне, пожалуйста, чего-нибудь пенистого. Например, бутылочку пива «Корона» в запотевшей кружке с капелькой сока лайма.
Догоняя Нормана, Мэгги вытерла со лба пыль и пот.
– В Ирландии мы пьем теплое пиво… хотя сейчас я бы даже уступила вашей американской привычке пить его холодным.
Ральф, подошедший к лестнице, засмеялся.
– Вряд ли инки оставили там холодильник, но я готов поискать.
Он помахал Мэгги фонариком, приглашая ее на лестницу.
Улыбка девушки померкла, едва она очутилась в полумраке следующего уровня. Бравада перед лицом опасности не смогла рассеять страх. Темнота напомнила студентам о шаткости их положения.
Поджидая остальных, Мэгги задумалась над словами Ральфа. Интересно, что же все-таки приготовили внизу инки? Что находилось в той комнате за запечатанной дверью и что случилось с двумя напарниками Гила?
К тому времени, когда все подтянулись к подножию лестницы на второй уровень, любопытство Мэгги достигло предела. К тому же, размышляя над загадками, она могла ненадолго отвлечься от ужасной мысли, что может оказаться погребенной в храме на глубине пятидесяти футов. А если тревога разрастется…
Мэгги покачала головой, твердо намереваясь не терять самообладания. С легким чувством вины девушка наблюдала, как по ступенькам карабкается Сэм. После ночного приступа она не раскрыла ему всей правды и не стала объяснять, что припадки начались после того, как девочка стала свидетельницей смерти Патрика Дугана в придорожной канаве в Белфасте. Впоследствии врачи не обнаружили ни одной физиологической причины для болезни, хотя единодушно пришли к выводу, что приступы, вероятнее всего, являются следствием сильной тревоги. Мэгги подавила растущее недовольство собой. Сэма эти подробности вовсе не касались.
Между тем Сэм опробовал связь: радио еще работало, но на большей глубине помехи усилились. Он сообщил Филиппу о том, что группа перешла в другое место.
Когда сеанс связи закончился, Мэгги подошла к Сэму и, облизав сухие губы, сказала:
– Я бы хотела взять твою ультрафиолетовую лампу.
– Зачем?
– Схожу посмотрю, что там натворили с раскопками Гил и его приятели.
– Я не могу позволить тебе разгуливать одной. Нам надо держаться всем вместе.
Он отвернулся было, но Мэгги схватила его за плечи.
– Всего пару минут.
В нескольких шагах от них стоял Денал.
– Я… я пойду с вами, мисс Мэгги.
Оглядев их, Сэм понял, что Мэгги настроена решительно.
– Отлично. Но не задерживайтесь больше чем на четверть часа. Мы должны беречь батарейки, и мне совсем не хочется потом гоняться за вами.
Мэгги кивнула.
– Спасибо.
– Я тоже иду с вами, – заявил Норман, вешая на шею камеру.
В глазах Ральфа загорелся огонек, однако Сэм сразу погасил его.
– Идите втроем. Мы с Ральфом пройдем этот уровень с фонариком и оценим, насколько сохранилась конструкция. – Он вытащил из кармана свою лампу и передал ее Мэгги со словами: – Пятнадцать минут. Будьте осторожны.
В его суровом голосе чувствовалась забота, и Мэгги расхотелось огрызаться.
– Хорошо, Сэм, – тихо проговорила она, принимая из его рук лампу. – Не волнуйся.
Он усмехнулся и снова поднес к губам рацию, чтобы продолжить споры с Филиппом.
Включив ультрафиолетовый свет, девушка дала знак своей команде следовать за нею к лестнице. Вскоре их окутал полумрак храма. Впереди в освещенных синеватыми лучами глыбах гранита мерцал кварц, отчего все выглядело немного нереальным. Спутники Мэгги старались держаться к ней поближе.
По мере того как они спускались по лестницам на самый глубокий уровень раскопок, сердце Мэгги стучало все громче и громче. Внезапно ей стало казаться, что стук доносится откуда-то снаружи.
– Что это за шум? – спросил Норман, сходя со ступенек последней лестницы.
Денал прошептал:
– Я уже слышал его раньше. Когда сеньор Сала прокрался за ту дверь.
Мэгги поняла, что шум долетает снаружи или откуда-то из глубины храма. Звук отдавался даже от камня под ногами.
– Такое впечатление, будто тикают огромные часы, – заметил Норман.
Мэгги подняла фонарь.
– Пойдемте дальше.
По сравнению с шумом снизу ее голос прозвучал словно мышиный писк.
Пройдя последние туннели, Мэгги остановилась перед взломанной дверью. Оторванные скрепы указывали места, откуда были сняты затворы. В грязи по бокам дверного проема валялись три гравированные гематитовые полосы, погнутые и попорченные ломом, который потом прислонили к стене.
Денал наклонился, поднял лом и взглянул на Мэгги. Та кивнула: оружие им не помешает.
Дверной проем был загорожен свалившимся камнем, который раньше запечатывал вход в дальнюю часть храма. Норман опустился на колени в нескольких шагах от входа, поправил очки и попытался заглянуть внутрь.
– Ничего не видно.
Мэгги придвинулась к нему. Никому не хотелось приближаться к двери. Девушка вспомнила ужас в глазах Гила и кровавый пузырь на его щеке. Что ожидает их впереди?
Норман и Мэгги переглянулись. Пожав плечами, она шагнула вперед, выставив вперед фонарик, словно пистолет. В дверном проеме девушка остановилась и вытянула руку. Слабый свет проник совсем недалеко. Там тикало гораздо громче. Мэгги спокойно проговорила:
– Похоже, впереди большое помещение. Свет туда не доходит.
Она оглянулась через плечо на Нормана.
– Давайте подождем остальных, – шепотом предложил фотограф.
Мэгги собиралась сказать то же самое, но Норман опередил ее, и она заупрямилась. Девушка представила, как будет ухмыляться Сэм, если она даже не заглянет внутрь. Не зря же троица так долго тратила батарейки фонарика!
– Я полезла, – объявила Мэгги, двигаясь вперед, пока ее не успел остановить страх.
Она твердо решила, что не позволит парализующему ужасу из детства снова овладеть ею.
– Тогда пойдемте все вместе, – предложил Норман, приближаясь к Мэгги сзади, когда она начала переползать через поваленную каменную дверь.
Преодолев препятствие и оказавшись в коридоре, девушка выпрямилась. К ней присоединились Норман и Денал.
– Взгляните, – предложила она, указывая фонариком. – Что-то вдали отражает наш свет.
Подгоняемая любопытством, Мэгги медленно тронулась вперед.
– Подожди, – остановил ее Норман. – Давай сначала посмотрим, что там.
Оглянувшись, она увидела, как фотограф поднимает камеру.
– Не смотри прямо на вспышку, – предупредил он.
Едва Мэгги успела отвернуться, как фотоаппарат на секунду вспыхнул. Она онемела от изумления. От долгого пребывания в темноте такая яркость ослепила. Однако девушку поразила не резь в глазах. Выхваченная на какую-то долю секунды из мрака комната запечатлелась на сетчатке.
– Т-ты видел? – спросила она.
Охваченный суеверным страхом, Денал произнес что-то на родном языке. Норман откашлялся, прочищая горло.
– Повсюду золото и серебро.
Мэгги подняла фонарик, фиолетовое сияние которого казалось теперь слабым.
– И статуя… ты ее видел? Должно быть, метра два высотой.
Мэгги снова двинулась вперед, следом за ней – Норман. Денал с ломом держался поблизости. Норман прошептал:
– Два метра. Не может же она быть золотой…
Мэгги пожала плечами.
– Когда сюда впервые прибыли испанцы, они оставили описание найденного в Куско храма Солнца. Там говорилось, будто комнаты были выстланы толстыми золотыми плитами, а в самой глубине храма размещалась модель кукурузного поля в натуральную величину. Стебли, листья, початки, даже сама земля – все из золота.
К этому времени группа достигла входа в комнату. Опустившись на колени, Мэгги осторожно провела рукой по золотой пластине под ногами.
– Поразительно… Наверное, мы нашли еще один храм Солнца.
Норман застыл на месте.
– Что там? Вон, на полу.
Мэгги выпрямилась.
– Где?
Он показал на темную тень, дальше которой свет фонарика уже не проникал. Девушка подняла фонарь повыше. Электрические лучи отражались от золота и серебра, словно лунный свет от глади пруда. Там, словно рябь на воде, темнел какой-то островок. Мэгги шагнула с фонариком ближе, наступив одной ногой на краешек металлического пола.
Денал остановил Мэгги:
– Нет, мисс Мэгги. Здесь плохо пахнет.
– Он прав, – согласился Норман. – Что это за вонь?
Теперь Мэгги тоже обратила внимание на неприятный запах, перебивающий терпкий аромат влажной земли и плесени. Девушка кивнула в сторону камеры.
– Попробуй еще раз, Норман.
Кивнув, фотограф поднял камеру, и Мэгги отвела взгляд. Комнату осветила резкая вспышка.
– Боже правый! – воскликнула Мэгги и отпрянула, прикрывая рот рукой.
Девушка не сводила глаз с темного островка на полу. Перед ее мысленным взором все еще стояло искаженное мукой лицо. Истерзанное тело, широко раскрытые от смертного ужаса глаза и кровь… много крови. Позади, ближе к дальней стене, лежало еще одно тело.
– Хуан и Мигель, – пробормотал Денал.
Все надолго замолчали.
– Это ведь не Гил убил их из-за золота? – спросил Норман.
Мэгги медленно покачала головой. Изуродованный труп Хуана снова принял неясные очертания. По сокровищнице по-прежнему разносилось громовое сердцебиение какого-то гигантского зверя. Теперь Мэгги догадалась: за стенами и под полом комнаты гудит огромный механизм.