Выходить Михаил не торопился. Как, впрочем, и убегать. Перед ним был не половец. В этом никаких сомнений. Светлые волосы острижены под горшок, окладистая борода, явно европейское лицо. Ноги вытянуты. Правая штанина красных портков выпростана из сапога. И вроде как темнее левой.
До него метров десять, но Романов отчетливо рассмотрел мертвенную бледность. И вообще такое впечатление, что перед ним мертвец. А нет. Дышит. Но все одно, видок у него – краше в гроб кладут. Вывод напрашивается однозначный. Ранен. Причем серьезно.
Ну и как быть? Выходить или обойти его стороной. Нынешнее племя то еще. Здоровьем не обижено ни разу. Даже будучи при смерти, может оказаться опасным дальше некуда. Но с другой стороны. Если он реально сможет помочь раненому, то, глядишь, обретет покровителя. А воин – это не крестьянин какой. Конечно, придется побыть какое-то время на побегушках. На иное рассчитывать глупо. Зато спина получится куда серьезней.
Приняв решение, Михаил решительно вышел из кустов и приблизился к обеспамятевшему. Едва оказался рядом, как почувствовал неприятный запах. Сбросил вершу и, присев, закатал окровавленную таки штанину. На бедре повязка из грязной холстины. Едва размотал, как в нос ударил смрад гниющего тела. Нога распухла и стала лиловой. Края раны, скорее всего от стрелы, вывернулись наружу, и из нее течет гной. Ее пытались прижечь. Но, как видно, местная медицина в этот раз дала сбой.
Картина маслом. Михаил ни разу не врач. И вообще в медицине нечто, стремящееся к нулю. Но сразу подумал о гангрене. М-да. План по спасению раненого и его благодарность трещал по швам.
Осмотрел воина на предмет поживиться. Вообще-то тот носил на себе целое состояние. Кольчуга до середины бедра, усиленная на груди стальными или железными пластинами. Рядом лежит сферический шлем с полумаской вроде тех, что Романову приходилось видеть в фильмах о викингах. По правую руку прямой меч в кожаных ножнах. На поясе пара явно не пустых кошелей и внушительный такой нож. По левую руку топорик, и вновь ассоциация со скандинавами. Ручка ухватистая, но короткая. Скорее всего, оружие как для ближнего боя, так и для метания. Колчан с болтами и арбалет. Наполовину заполненный сидор с развязанной горловиной.
Словом, всего того, что надето на этом здоровяке, а мужчина был поистине богатырского сложения, хватило бы на хорошую такую деревеньку. Одна беда. Мальчишку с таким богатством оберут и имени не спросят. Еще, глядишь, и в воровстве обвинят. Не по Сеньке шапка, чего уж там. Так что нет даже смысла надрываться и тащить все это. Если только по мелочи.
Хотя-а-а… Если в слободе уцелеет кто-то из взрослых да вернется на пепелище, то есть вариант, что удастся все это пристроить с выгодой. Однозначно ценная находка. Осталось только, чтобы хозяин побыстрее отошел в мир иной. Дабы завладеть всем этим, так сказать, с чистой совестью.
Михаил откинулся назад, уходя в перекат и вскакивая на ноги. С лезвием топора ему удалось разминуться только благодаря слабости воина. Иное объяснение ему на ум просто не приходило. Ведь даже при этом он едва сумел избежать знакомства с отточенной сталью.
– Ты чего, мужик? Не балуй, – понимая, что раненому до него не дотянуться, произнес Романов.
– Ты кого мужиком назвал, с-сопля, – зло обронил воин.
И Михаилу вновь пришлось уворачиваться. На этот раз раненый метнул топор. И ведь не будь ослаблен, попал бы, сволочь! Нет. Не успокаивается. Потянул нож. Хищный обоюдоострый клинок сверкнул на солнце и так же отправился в полет. И снова мимо. Хорошо, хоть арбалет у него разряжен. Рука нащупала меч. Ножны полетели в сторону. Воин попытался подняться, зарычал, закатил глаза и завалился на бок.
Хм. А ведь говорил он с акцентом. Бог весть, может, Михаил и ошибается, но ему почудился именно что скандинавский. Да нет. Не почудился. Он без труда извлек из памяти короткую фразу и прокрутил ее по новой.
Стоп! Получается, он может пользоваться памятью реципиента, как жестким диском на компьютере? Прокрутил все, случившееся с ним за последние сутки. Ч-черт! Так и есть. Со своей прежней памятью он ничего поделать не мог. Зато эту мог использовать в полной мере. И кто лежит перед ним, стало понятно сразу. Варяг.
Ладно. Это дело будущего. А нужно решать, как быть в настоящем. Добивать раненого он не хотел. Категорически. Хотя тот и был уже одной ногой в могиле. Мало того, желание подружиться только усилилось. Как пришло и понимание того, насколько серьезно он его оскорбил. Назвать воина мужиком… За такое и головы лишиться можно.
Прибрал в сторону выпавший из руки меч. И колчан с арбалетом прибрал. А то мало ли. Оттянул в сторону сидор и начал выгружать содержимое. Свернутые в полотно сухари, по шмату сала и солонины. Три торбы с гречкой, сечкой и мукой. И зачем ему последняя, пирожки печь, что ли. Мешочек с солью. Медный котелок. Запасные чистые рубаха, портки, портянки и смена белья. Пеньковая веревка, увязанная в бухту.
Предательски засосал желудок. Михаил непроизвольно сглотнул набежавшую слюну. Дело уже к вечеру, так что ничего удивительного в том, что ему захотелось есть. Рыбой надолго насытиться не получается. В этом плане сало и мясо куда как предпочтительней. Но есть чужие припасы Романову показалось неправильным. Вот если бы владелец этой еды был бы мертв… Впрочем, об этом уже говорилось.
Приметил берестяную флягу. Добротная такая, литра на два, не меньше. Потянулся к ней и тут же разочарованно вздохнул. Пустая. Раненый вылакал всю воду. Глянул в сторону реки. Плохая затея. Но, похоже, выбора особого нет. Придется опять лакать прямо из нее.
Доел свою рыбину, тут же почувствовав себя куда лучше. Спустился к берегу, напился. Установил вершу. Отмыл котелок, потому как его чистота вызывала серьезные такие сомнения. Набрал воды и вернулся к раненому, все еще не пришедшему в себя. Разложил костерок, запалив его своими «спичками».
Сомнений в том, что в одном из мешочков найдется все необходимое для розжига, никаких. Но вот не хотелось тянуть руки к чужому, хоть тресни. Хм. Правда, при этом без угрызений совести пользовал тот же котелок и собирался использовать флягу. Да и в сидоре полазил. Отметил странные выверты своего поведения, вздохнул и отмахнулся от этих мыслей.
Вопрос встал ребром – как быть дальше. Пока обдумывал ситуацию, отправился на поиски ножа и топора. Как ни странно, нашел довольно быстро. Помогло то, что он запомнил траектории, по которым полетело оружие.
Когда вернулся, вода в котелке уже закипела. Отнес к реке, остудил и перелил во флягу. Попить пока есть. Правда, все одно теплая. Но это меньшее из зол. В любом случае пить теперь он будет либо кипяченую, либо из ключа. И никаких других вариантов. Если только не припечет.
– Ну что, варяг. Будем тебя лечить. Выживешь или помрешь, это как боженька положит. При любом раскладе ты уже не жилец. Так что, может, еще и повезет. Опять же, здоровье у местных должно быть богатырским. По идее. Ладно, чего уж. Приступим.
Раненый все еще был без памяти, поэтому Михаил ворочал бесчувственное тело. Впрочем, доверять этому состоянию он не собирался. Поэтому для начала связал руки, заведя их за ствол липы. Потом снял пояс и уже с его помощью прихватил к дереву торс, чтобы раненый лишний раз не дергался. Вырубил два кола. Один вбил в землю так, чтобы к нему привязать отведенную левую ногу. Второй под правую, согнутую в колене. Пока вязал, варяг издал стон, но в себя так и не пришел. Рана сквозная, так что нужно обеспечить к ней доступ.
Вырезал ветку, прикинув, чтобы диаметр был не меньше арбалетного болта. Очистил от коры. Быстро орудуя ножом, сделал круговые насечки елочкой на четыре яруса. Вроде должно хватить. Обжег ее на огне, чтобы хоть как-то обеззаразить. Хотя и сомнительно, что он как-то может усугубить положение. Потому как хуже уже некуда.
Заканчивая подготовку к предстоящей операции, прошел к реке и из высохшего камыша срезал четыре трубки. Так, чтобы с запасом, уж больно хрупкий материал. Прочистил полость, избавляясь от всей трухи. И под конец помочился в котелок.
Подступившись к ране, истово перекрестился. В отличие от Звана Михаил никогда не был набожным. Верил в Бога, но в церковь не ходил. На дух не переваривал попов. Хотя и признавал их пользу. Не суть важно. Главное, что сейчас он молился по-настоящему, хотя и неумело. Он очень хотел спасти этого человека. И в то же время понимал, что без чуда тут не обойтись.
Вооружившись веткой с насечками, он вогнал ее в рану, протолкнул насквозь и протащил, выгребая «елочкой» скопившийся там гной. Тот выпадал на землю тошнотворными сгустками, усиливая и без того изрядную вонь. Раненый в себя так и не пришел. Только издал стон и дернул-таки ногой. К счастью, не в полной мере, а так, на уровне судороги. Что только радовало.
Обтер ветку от гноя, насколько это возможно, и протащил во второй раз. Потом в третий. И в четвертый. В последний проход гноя оказалось совсем немного, только и того, что соскребли с краев раневого канала насечки.
Посчитав эту часть операции выполненной, Михаил вооружился камышинкой и, опустив один конец в котелок с мочой, ко второму приложился губами. Втянул ее в трубку. Потом ввел конец камышинки в рану и выдул в нее содержимое. Так он повторял раз за разом, пока из раны не начала вытекать чистая моча.
Так себе промывание. Да и обеззараживающий раствор весьма сомнительный. Но они с ребятами в детстве всегда мочились на порезы, и ни разу не было загноения. Конечно, то еще сравнение. Но в любом случае это куда лучше, чем тыкать в рану раскаленной железякой.
Под конец взял одну из нательных рубах варяга. Не на себя же, в конце-то концов, он ее пользует. Нарезал на ленты. Сделал два тампона и, смочив их все в той же моче, перевязал рану. Вот и все, что он может.
Раненого Михаил развязал только после того, как приготовил бульон и скормил ему его весь до последней капли. Пришлось поизголяться с берестой и воронкой. Мясо съел сам. Ну а что делать. Не выбрасывать же, в самом-то деле. А больному явно пока не до такой пищи…
Утро выдалось, как говорится, добрым. Он выспался у тлевшего всю ночь костра на достаточно удобной постели из лапника. Открыл глаза и таращится в ярко-голубое утреннее небо. Оно, конечно, не с первыми петухами. Но и он не прежний Зван. Вполне нормальное время. Судя по положению солнца, часов семь.
Ему еще и сон приснился. Да… Странная у него теперь память. В прежнюю свою бытность он зачастую не мог вспомнить, что ему, собственно говоря, приснилось. А тут нате вам, здрасте. Все в мельчайших подробностях.
Как-то сидели они со знакомым, и он рассказывал о том, как во время чеченской, за неимением медикаментов, боевики лечили огнестрельные ранения медом. Брали и закачивали его шприцами прямо в рану. Михаил тогда еще усомнился в возможности этого, но товарищ доказывал правдивость этого с пеной у рта[6].
Нет, ему приснился вовсе не этот разговор, а вариация на тему, как он спасает варяга, в результате оказывающегося эдакой красавицей, с которой у него в итоге ничего не получилось. Банально не хватило времени, чтобы ухаживания переросли во что-то более интересное. Повалила целая толпа раненых, которых он спасал от неминуемой гибели, а она все звала его и звала, мол, хватит уже заниматься ерундой… Словом, бредятина, что порой снится после пережитого напряжения.
Признаться, он не проверял целебные свойства меда в деле заживления ран. Однако утопающий хватается за соломинку. Он, конечно, не тонет, но в лежащем без сознания воине все же нуждается. К тому же точно знает, где припрятан берестяной туесок с лакомством. Они с ребятами нашли дупло с новым пчелиным роем, до которого еще не добрался их слободской бортник дядька Охрим.
Ох и покусали же их. Вроде и дымом обкуривали, а все одно досталось. Один туесок с сотами они преподнесли девчатам в тот же вечер. Второй припрятали до срока. А оно вон как получилось.
Поднявшись, пошел глянуть, как дела у раненого. Он его на всякий случай привязал к вбитым в землю кольям. Во избежание, так сказать. А то еще с дуру пришибет к нехорошей маме. С него станется. Опять же, ни один воин не позволит постороннему прикоснуться к его оружию. А уж Михаил-то его излапал. В особенности топор, который пользовал направо и налево.
– Ну-у-у, варяг, с печки бряк, что же ты так-то…
А чего он, собственно говоря, ожидал. Что обеспамятевший, да еще и связанный будет ходить по нужде в кусты. Вот он и напрудил под себя. И, судя по вони, еще и нагадил. Придется разбираться с этим дерьмом. Вот же. Трое детей, ни одного никогда не подмывал и не пеленал. А тут…
Пришлось полностью разоблачать воина. Думал, намучается с доспехом, потому что ни с чем подобным ни сам Михаил, ни Зван не сталкивались. Но на деле оказалось все просто. С непривычки и учитывая бесчувственное тело, конечно, повозился. Но в общем и целом все прошло успешно.
Принес в котелке воду и подмыл бедолагу, не прекращая браниться и поминать всех святых. Переодел в чистое. Проверил рану. Бог весть, может, моча поработала, а может, просто освободился путь для гноя, но на тампонах его оказалось изрядно. Сменил повязку. После чего отправился стирать вещи. Вот оно ему надо? Хм. А вот надо. Как ни странно.
Верша одарила его двумя рыбинами, из которых он сварил наваристую уху. Правда, из специй только одна соль. Ну да хоть она имеется, и на том спасибо.
Покончив с завтраком, отправился к заветному тайнику. Шел осторожно, все время вслушиваясь в шумы леса, стараясь вычленить необычные. Долго сидел у опушки, просматривая открытый степной участок, пока наконец не решился перебежать через него. Тело уже полностью оправилось, а потому бежал он легко. Да еще и подстегиваемый страхом.
Добежав до березняка, остановился и начал внимательно осматривать оставшийся позади открытый участок. Ну вот что ему мешало обождать и отправиться за медом ночью. Вооружился бы топором, и никакие хищники ему не страшны. Нет. Нужно было прямо сейчас.
Убедившись, что все в порядке, направился в сторону сожженного поселения. Вроде и не так далеко, но шел не меньше часа. Причем еще час подкрадывался к пожарищу, от которого так и несло гарью. Что, в общем-то, и неудивительно. Поселок на берегу мыса, образованного изгибом реки, выгорел полностью. От частокола остались только обгорелые пеньки, торчащие на валу. Живых никого. Только каркающее воронье.
Хм. Вот же дурень. И чего, спрашивается, осторожничал. Ведь слышал этих черных предвестниц смерти. Не сказать, что трупов так уж много. Но этим тварям есть чем поживиться. Тем более что хищники не спешат приближаться к пепелищу. Время не голодное, чтобы пересилить свой страх перед огнем.
Туесок, как и полагается, оказался в тайнике. Там же обнаружилась берестяная коробочка с солью. А то как же готовить рыбу да без соли. Все мальчишки по чуть-чуть таскали ее на общие нужды. Здесь же обнаружился кожаный мешочек с кремнем и трутом. За кресало ножи, чай, не мальки уже.
Переложив свою добычу в сидор, направился в поселок. Нет, хоронить павших он не собирался. Во-первых, боязно, чего греха таить. Во-вторых, уж больно их много. Не меньше двух десятков. А тут и могилу выкопать нечем. Да и чужие они ему. Жалко, конечно, и сердце екает, но, признаться, не больше.
Прошел к пепелищу, где был дом Звана. Отыскал крышку в подпол. Надо же, обгореть-то обгорела, но выстояла. Поднял и спустился по ступеням. Возможно, дом загорелся еще при штурме, потому подпол и остался неразоренным. Не сказать, что припасов у них оставалось много. Все же май месяц. Все зимние заготовки уже подъедены. Вон у стены стоят пустые кадки из-под капусты, огурцов да маринованных грибов. Но его, признаться, интересовали не они.
Подошел к кадке, в которой хранилось сало. Осталась всего-то пятая часть. Но ему и этого много. Взял пару шматов, прикрыл крышку. Из другой достал солонину. Все, как и сам подпол, пропахло гарью. Но это мелочи. На питательности вонь не сказалась. Нашелся и берестяной туес с солью, обнаружилась и крупа.
Этими продуктами припасы, ясное дело, не ограничиваются. Но ему больше и не нужно. По чуть-чуть всего, и сидор наполнился под горловину. И вес вышел изрядный. А ведь его еще тащить бог весть куда. Своя ноша, понятно, не тянет, но и надрываться совсем необязательно.
Выбравшись из подпола, попытался найти хоть какой-то инструмент или оружие. Если вы́ходит варяга, то все железо принадлежит ему. Нужно бы своим обзавестись. Но металл стоит дорого. Так что подмели половцы все подчистую. Если организовать серьезный поиск, то что-то непременно найдется. Но оставаться в этом гнетущем месте желания никакого. Потому ограничился поверхностным осмотром, который ничего не дал.
Пока осматривался, все время смещался к мосткам, на которых бабы занимались стиркой. Там же, на песчаном берегу хранились и лодки. Пламя до них не добралось. Половцам они и даром не нужны. Вот и лежат себе кверху дном. Перевернул отцовскую. Широкое весло ожидаемо обнаружилось под ним.
Плыть пришлось по течению. Да еще и веслом помогал. Тело быстро вспомнило нужные навыки, и управлялся Михаил достаточно сноровисто. Так что сплавился до нужного места куда быстрее, чем добирался пешком до поселка.
На полянке все оставалось без изменений. Воин так и лежал без чувств. Посторонние не появились. Михаил по новой обработал рану, на этот раз уже медом, после чего занялся приготовлением обеда. А пока суд да дело, озаботился шалашом. Дни вроде бы стоят погожие, но, как говорится, готовь сани летом. Он-то, может, и не заболеет, а вот раненому много не нужно. Да он вообще, считай, балансирует на грани, если уже не покатился под кручу.