По пути ко дворцу труда Снегирев думал о беспартийном и его вопросе про сталинизм.
О сталинских репрессиях говорили вполголоса, и не так чтобы говорили – судачили, потому что никто ничего толком не знал. Хрущев, по слухам, хотел развернуть какую-то масштабную компанию против Сталина, но не успел – его сняли. Сторонники программы Хрущева все же остались, их прозвали хрущевцы. Они, якобы, искали доказательства вымышленных репрессий.
Компартия боролась с хрущевцами, беспощадно нападая на них в печати, по телевизору то и дело доказывали смехотворность предъявленных Сталину обвинений. Никто из окружения Снегирева не поддерживал хрущевцев, к тому же в колхозе «Красный путь» их не было. Арсений слышал о репрессиях, но не много. Большинство считало хрущевцев бездельниками и дармоедами, которые выдают свою бесполезную деятельность за важное дело; считало, что если репрессии и были, то Сталин не имел к ним никакого отношения и все это перегибы на местах; считало, что если пострадавшие и были, то они пострадали за дело.
– Ты что, хочешь общаться с этим некультурным? – удивленно спросила Сталина, когда студенты подходили ко дворцу.
– Он перевоспитать его решил! – ответил Маркс.
– Ничего я не решил просто уточнил, можно ли разговаривать. – защищался Снегирев.
Он смутился от того, что попал в такое глупое положение, и переживал о том, что теперь Сталина будет о нем думать.
– А что, у вас в колхозах вы с ними общались? – спросила Искра.
– У нас в колхозе нет беспартийных. – ответил Снегирев. – Но я знаю, что они есть в городе. А вы разве с ними совсем не разговариваете? – спросил он Искру.
– В нашем дворе живет один. – ответила она. – И с ним никто не общается.
– Даже в целях перевоспитания? – просил Снегирев.
– Их не перевоспитаешь. – проговорил Биробиджан.
– Мало того, что некультурный, так еще и политически неграмотный. – заметила Лаиля. – Слышали, что он про Сталина сказал?
– Неужели у них не ведется политинформирование?
– Должно вестись, – ответил Биробиджан, – иначе они быстро превратятся в идеологических врагов.
– Арсений, а вы и вправду никогда не видели беспартийных? – спросила Лаиля.
– Ну видел, мельком.
– Удивительно даже.
– Удивительно, что при развитом социализме нет беспартийных, а при коммунизме есть. – заметил Биробиджан.
– Это от того, что в колхозах верят в коммунизм. – заключила Сталина. – Ну вот и пришли.
Студенты оказались в огромном холле, тот был набит до отказа.
– Так много первокурсников.
– Да, в этом году набрали две тысячи студентов, – ответил Ким, – тысячу юношей и тысячу девушек.
Собравшиеся отправились в амфитеатр – огромный зал с рядами сидений, расположенными полукольцом. Первокурсники рассаживались в первых рядах. Студенты старших курсов занимали ряды наверху.
На сцене стояли несколько стульев, а комсорги, и среди них Ким, готовились к чему-то.
Минутка агитпропа, или по-другому минутка агитации и пропаганды, обычно длилась час. Снегирев привык к ним, такие мероприятия были обязательными для всех, начиная со старших классов школы. Пропуск хотя бы одного вызывал сомнение в верности партийца заветам Ленина, Сталина и партии. Во время минутки сообщали сводки с фронта, политинформацию и мотивировали рабочих к самоотверженному труду, а школьников к прилежной учебе.
Когда все заняли свои места, комсорги устроились рядом со своими группами, а на сцену вышел ведущий – спортивного вида студент старшего курса.
– Первокурсники! – обратился он.
Студенты зашумели.
– Вас не слышно!
Студенты начали громко аплодировать.
– Вот теперь я убедился, что вы с нами. Добро пожаловать! Кто знает зачем мы здесь собрались?
– Для политинформации.
– Точно!
– Мотивации.
– Да, все верно. Но давайте подумаем вот о чем, что нужно человеку для жизни?
– Воздух.
– Вода.
– Пища.
– Так, а еще?
– Труд.
– Однозначно. А что еще?
Ответы закончили, студенты раздумывали, что еще предложить.
– Итак, – подвел итоги ведущий, – человек – живой организм: он нуждается в кислороде, воде, энергии, которую получает из пищи, и, конечно, в отдыхе. Восьмичасовой сон необходим нашему мозгу. И конечно труд. А что насчет мечты? У вас есть мечта?
– Да! – начали отвечать первокурсники.
– Пусть каждый из вас скажет своему комсоргу, о чем мечтает.
Ким начал расспрашивать группу Снегирева. Кто-то мечтал вступить в партию, окончить с отличием университет, выиграть путевку.
– А у тебя? – спросил Ким Арсения.
– Я мечтаю полететь к звездам. – просто ответил Снегирев.
– Отлично! Выходи на сцену.
Снегирев опешил.
– Выходи, не робей! – подбодрил его Ким. – Расскажешь о своей мечте.
Снегирев на глиняный ногах побрел к сцене. Огромный зал следил за всеми его движениями. Еще несколько студентов присоединились к нему.
– А вот и наши мечтатели. Поприветствуем!
Зал разразился аплодисментами.
– О чем ты мечтаешь? – спросил ведущий первого студента.
– Я мечтаю ступить на Марс.
– А ты?
– Я мечтаю отыскать неизвестный науке минерал.
– Я мечтаю полететь к далеким звездам – ответил Снегирев, когда пришла его очередь.
Последний студент-кибернетик мечтал создать мощный искусственный интеллект.
Зал снова зааплодировал.
– Сейчас две тысячи шестнадцатый год, а наука наша продвинулась настолько, что мы колонизировали Луну, а скоро колонизируем Марс. Что касается искусственного интеллекта, то он создается.
– Да, но еще очень примитивный. – пояснил кибернетик.
– Вопрос времени! Ступим на Марс, а потом и с искусственным интеллектом справимся. Мечты у нас хорошие, – продолжил ведущий, – а что же делать, чтобы они исполнились?
– Труд.
– Учеба.
– Самоотверженность.
– Цель!
– Верно! – ответил ведущий. – Нужно найти цель и идти к ней, но как к ней приблизиться?
Несколько минут в зале было тихо. Снегирев следил за лицами первокурсников, они выражали сосредоточенность и готовность отвечать. Но ответов не следовало.
– Идеи, как это сделать. – проговорил Снегирев.
Его голос не было слышно со сцены, но ведущий расслышал его.
– Повтори свой ответ! – приказал ведущий и подал Снегиреву микрофон.
– Идея.
– Верно! Чтобы мечта исполнилась, нельзя сидеть сложа руки, нужны идеи. Но разве одна идея поможет?
– Нет.
– Нужно много идей! – ответили из зала.
– Но ведь так и запутаться можно! – воскликнул ведущий. На какую идею равняться, если их тьма?
– Сверхидея! – крикнул кто-то.
– В точку! Чтобы достигнуть цели, нужна сверхидея, которая и будет направлять нас всех. Идея, которой можно посвятить всю жизнь, за которую не жаль отдать ее!
Арсений стоял завороженный, в зале все ликовали, некоторые не могли сдержать слез.
– Наша партия удовлетворила все наши нужды: мы получаем все по потребностям. Но способны ли мы достичь целей, который она перед нами поставила?
– Да!
Студенты пришли в исступление: кричали, рыдали и аплодировали. Шум зала скоро заглушил речь ведущего. Снегирев смотрел на первокурсников: еще минуту назад размышлявшие над вопросами, они словно потеряли разум, с глазами, полными неистовства, студенты кричали:
– Да-да-да!
После собрания все выходили из зала молча. Снегирев был очень взволнован, сердце его учащенно билось. Он чувствовал себя способным на все, всесильным, и если бы ему сейчас приказали лететь к звездам, он полетел бы не раздумывая.
Маркс выглядел отстраненным, его рыжие волосы были взъерошены, на лбу выступила испарина. Биробиджан улыбался, глаза его блестели. Лицо Сталины выражало тайный восторг, Лаиля и Искра вытирали слезы.
Комсорги повели свои группы в парк на воздух, где первокурсники разбрелись и ходили в одиночестве.
Снегирев вынул свой КПК, чтобы прийти в себя после агитпропа. Он зашел на почту и увидел, что от отца пришло письмо. Отец писал:
«Привет, студент! Письмо мы твое получили, только открыть не можем. Вася сказал: ты аудиосообщение прислал, а у ЭВМа нет динамиков и звук не идет. Сейчас, как уборочная закончится, так мы в город с матерью съездим и там послушаем. Ты напиши нам, как доехал, а то мать волнуется.»
Снегирев вздохнул. Динамики у ЭВМ действительно не работали, он забыл об этом, записывая сообщение. Он быстро набрал ответ: вкратце описал город, прикрепил фотографии города, которые сделал на КПК.
Написав отцу, Снегирев немного успокоился. После агитпропа, он помнил со школы, часто кто-нибудь плакал или клялся взяться за учебу. Снегирев и сам приходил в состояние исступления и необъяснимого счастья, но через день-два этот восторг проходил. Не все минутки агитпропа влияли на него, однако эта оставила сильное впечатление. Снегирев все еще слышал в голове рев зала, он пошел к автомату для воды, чтобы заглушить его.
У автомата стоял студент-старшекурсник. Высокий и широкоплечий комсомолец, по виду увлекающийся тяжелой атлетикой, из тех в кого легко влюбляются девушки, с карими глазами и светлыми волосами. Он глянул на Снегирева немного свысока. Когда подошла очередь Арсения, он подошел к экрану, такого экрана он никогда не видел. Старшекурсник заметил его растерянность и спросил с издевкой:
– Что, из резервных?
– А тебе то что?
– А то, что вас по квоте набрали, вы из своих деревень по общему конкурсу сюда никогда бы не поступили. Через год тебя здесь не будет.
– Посмотрим. – хмуро ответил Снегирев.
– Посмотришь, я то уже посмотрел. – ответил старшекурсник и ушел прочь.