Что ж, начало мы знаем. Пигмаллион был нервным, честолюбивым, фанатичным гордецом. Женщин сторонился, близких друзей не заводил, всю жизнь посвящал искусству и только искусству! Но это окупалось: статуи скульптора были лучшими во всей Греции. Их от живых людей отличала лишь бледность и холодная гладкая кожа. Он создавал из кости и камня тончайшие нити и фактурные ткани, реалистичные кудри, цветочные узоры, вены на руках – материал был подвластен ему. Но может ли сам искренне полюбить тот, кто влюблен лишь в искусство и собственное величие?
Но судьба сыграла злую шутку. Сами боги управляли рукой Пигмаллиона, когда он из слоновой кости вырезал свое лучшее, самое главное творение – скульптуру девушки. Еще ничего прекраснее он создавал: застывший идеал был лучше любой настоящей женщины. Великолепнее самой жизни. Имя он дал ей – Галатея, что значило «молочно-белый», под цвет искусственной кожи.
И сошел тогда с ума Пигмаллион. Правда-правда: скульптор влюбился в своё творение, статую. Он пел ей песни, сочинял стихи, дарил цветы и подарки, укутывал в дорогие одежды, накрывал тёплым одеялом. Выносил в сад, чтобы и она могла насладиться бесконечным морем и нежными цветочными ароматами, наполняющими воздух Кипра. Он прославлял красоту и изящество статуи. Её лицо, взгляд, поворот головы, тонкие руки сводили с ума своего создателя.
Он страдал долгие месяцы, и готов был уже умереть, пока не решился пойти на праздник в храм Афродиты, умолять богиню любви о живой, настоящей девушке, похожей на Галатею, об ответных чувствах. Сжалилась Афродита, пламя на алтаре вспыхнуло трижды. Удивился Пигмаллион.
Дома вместо статуи его ждала ожившая Галатея. Сердце её билось, знакомые черты лица больше не были застывшей маской. Чуть повторно не сошел с ума Пигмаллион, только теперь от счастья. А богиня любви взирала на них с Олимпа и радовалась этим искренним чувствам. Потом была громкая свадьба, праздник, море любви, домашний очаг, рождение сына по имени Пафос. И всё, в-целом, вроде хорошо, но…