Весь день Вера Сергеевна ждала окончания рабочей смены Кати. Очень хотелось поговорить, просто выжигало всё внутри ярким пламенем – так хотелось. С сыном Сашей не виделись уже девять лет, как началась братоубийственная война, так он ни разу из Киева и не приехал. Не разделил политических взглядов матери. Ненасытная злодейка-война разделила многие семьи. А после того, как Вера Сергеевна получила желанный российский красный паспорт и сообщила об этом Саше, тот и вовсе истерично крикнул в трубку, что у него больше нет матери. Потом поменял номер, а после и вовсе вся украинская связь в республике исчезла.
Поплакала несладко, решила, что мыкать старость ей хоть так, хоть эдак, а придётся в одиночку. Но не за себя тревогою рвала сердце Вера Сергеевна. За сына. Где он сейчас, чем занят, не пошёл ли по зову американских ястребков на войну против братьев своих и сестёр, против матери своей и вопреки завещаниям деда-ветерана, прошедшего в Отечественную и сталинградский огонь, и днепровскую воду и берлинские медные трубы.
Катя зашла в квартиру Веры Сергеевны без стука и звонка. У неё был свой ключ, даденный ей на всякий пожарный случай. Пожара никогда не случалось, но ключ пригождался часто, особенно когда Веру Сергеевну сбивали с ног мучительные боли в спине, и нужно было возвращать её к жизни.
– Как прошло занятие? – из прихожей защебетала Катя, лицо хоть и расписано правильными чертами, но посеревшее – устала.
– Ой, Катенька, да как обычно, всё слышит, но ничего не запоминает, сложный мальчик. А ты как отработала?– засуетилась Вера Сергеевна.
– На позитиве. Чего расстраиваться, моего пивца, как всегда, нет. Свобода, дыши – не хочу! Хоть домой не возвращайся, считай, что не с мужем, а с соседкой живу.
– Может, поужинаем вместе, – предложила Вера Сергеевна.
– Давайте. Вы сидите, я сама что-нибудь приготовлю, – Катя скользнула на тесную кухню в пять квадратных метров, где практически всё пространство занимала газовая плита, холодильник, кухонный стол и высокая полупустая пластиковая ёмкость для воды.– Воду не качали сегодня?
– Да от них дождёшься, скоро лягушки заведутся, – ответила Вера Сергеевна, медленно переставляя ноги по пути на кухню. – Я тут, Катенька, сегодня попала в непонятную и странную ситуацию. Приходил ко мне какой-то мужчина, неопрятный, грязный, одет как шпана беспризорная, по-видимому, больной, рука у него что ли плохо работает, голос шипящий, и взгляд такой туманный, как у наркомана. Мне показалось, что это кто-то из моих учеников. Но не узнала, кто именно.
– Так спросили бы, – удивилась Катя.
– Да не успела я, – оправдывающимся голосом буркнула хозяйка. – Сначала испугалась его, потом задёргалась, у меня ж занятие, а в машине контролёр сидит – Василий Васильевич. В общем, как-то неловко с этим мужчиной вышло. Дверь у него перед носом закрыла. А теперь сижу и думаю, кто это был – ума не приложу. Назвался Славиком, Станиславом, вроде как…И чего приходил – не знаю…
– Станислав?– переспросила Катя.
– Да. Точно Станислав.
– Хм…Так альбомы выпускные надо посмотреть, может, узнаете его. Где у вас альбомы хранятся?
– Там, Катенька, в спальне, на шифоньере в коробке от новогодней ёлки. Только аккуратно доставай, стул уже сто лет не знал ремонта, весь шатается.
Катя вернулась на кухню с толстой стопкой школьных альбомов и фотографий разных лет.
– Станислав, говорите? Помню я одного Станислава, на год старше меня учился, была с ним у меня одна история. Но, судя по вашему описанию, вряд ли это он. Тот Станислав сейчас, наверное, где-то в Москве стольной, ходит по дорогим бутикам, ест в шикарных ресторанах. Но давайте всё-таки с него и начнём. Мало ли… Это был выпуск, сейчас скажу, тысяча девятьсот девяносто четвёртого года. Ищем.
Вера Сергеевна, надев очки в толстой пластмассовой оправе, внимательно вглядывалась в каждую фотографию найденного альбома выпуска 1994 года. Из глубины чёрно-белых фотоснимков далёкого беззаботного прошлого смотрели наивные глаза будущих врачей, учителей, военных, инженеров – отличников и хорошистов, добрых и дерзких, таких близких и уже таких далёких.
– Ну, узнаёте Станислава?– нетерпеливо спросила Катя, уже тянущаяся пальцем показать его фотографию. – Вот. Станислав Воскресенский, тот, про которого я вам говорила. Узнаёте? Он или нет?
– Ты знаешь, Катенька, очень похож, наверное, он. Но я не уверена, – тягуче и задумчиво протянула Вера Сергеевна. – Давай мы с тобой поужинаем, а я посижу, посмотрю повнимательней, подумаю. Тут ведь так просто и не скажешь. Воскресенского я вспоминаю. Тихий такой был мальчик, худенький, личико маленькое, светящееся, фотография этого не передаёт. Кажется, в футбол играл, помню, что постоянно его отпрашивали с уроков на какие-то соревнования. А этот, что приходил, не такой. Черты грубые, суровые, взгляд тяжёлый, угнетающий. Неужели жизнь могла так человека изменить?
– А другие Станиславы в нашей школе ещё учились?